[Bleach icon's 100*100]

[зая-изая]

все здесь~

@темы: Аватары

---

[-Ame-]

Название: без названия
Автор: <Ame>
Жанр: виньетка
Рейтинг: PG
Персонажи: Ичиго, Бьякуя
Пейринг: Бьякуя/Ичиго (скорее преслэш)
Дисклеймер: Кубо – Кубово
Состояние: закончен
Саммари: Первая встреча Бьякуи с Ичиго за два года
Примечание: написано для morgarata. Условие - Ичиго в очках.
Предупреждения: ООС
Размещение: с моего разрешения

дальше

Бьякуя нажимает кнопку звонка. Из-за двери слышится тихая трель. Секунды тишины и недолгого ожидания.
Будь на месте капитана Кучики кто-нибудь другой, например Ренджи или Рукия, они бы наверное испытывали нетерпение. Другим знакомым Куросаки из Готей 13 скорее всего было бы любопытно – как никак, после войны с Айзеном мало кто видел временного шинигами, а ведь прошло уже два года. Но Бьякуе в общем-то все равно. Он не считает два года большим сроком, за который Куросаки мог измениться хоть сколько-то.
Щелканье замка, и дверь распахивается вовнутрь квартиры.
- Бьякуя? – скорее утверждение, и даже без удивления. Голос все тот же, только чуть ниже, чуть глубже, а еще хриплый, как после сна. Хотя время уже ближе к полудню, вряд ли Куросаки спал так долго…
Кучики смотрит на и.о. шинигами и внезапно понимает, что смотрит снизу вверх. За два года Ичиго перерос Бьякую. Пожалуй, он почти догнал Ренджи.
Но все те же рыжие волосы, сейчас совершенно растрепанные, та же морщинка между нахмуренных бровей, и то же лицо. Разве что его черты стали менее мальчишескими.
- Заходи, - Куросаки посторонился, впуская визитера. Сегодня было прохладно, и на нем был уютный белый свитер крупной вязки, с широким горлом, в узорах из параллельных синих волн.
- По делу? – опять скорее утверждение, чем вопрос. – Давай на кухне поговорим, у меня там как раз кофе варится.
Ичиго, не дожидаясь согласия, поворачивается спиной, и Кучики вынужден следовать за ним, недовольный такой бесцеремонностью. Нет, не изменился. Совсем не изменился. Бьякуя думает, что лучше бы послали кого-то другого, но сотайчо решил, что оптимальной будет именно кандидатура рокубантай-тайчо. И Кучики, после визита к Урахаре за гигаем и адресом Куросаки в Токио, после утомительного пути на электричке и долгих поисков нужной улицы, должен еще и выдержать разговор, который обещает быть тяжелым.
***
Кофе разлил в две кружки, одну подвинул Кучики, сел напротив него за маленький стол, сдвинув в один угол какие-то бумаги, исписанные неровным почерком, книги с торчащими из них белыми язычками закладок и включенный ноутбук.
Взял кружку обеими руками, сделал глоток и замер, глядя на блестящую темную поверхность. Молчал, не торопясь ничего спрашивать. Бьякуя уже отметил некоторую утомленность во всех его действиях и дымку усталости в карих глазах.
Ичиго заметил изучающий взгляд, усмехнулся, кивнул на бардак на столе:
- Не спал всю ночь, делал курсовую - не хотел упустить возникшую хорошую идею.
Почти закончил, кстати.
- Понятно, - Бьякуя кивнул, может, чуть удивленный тем, как Куросаки отдает себя учебе.
- Бьякуя, - перебил его мысли Ичиго. На Кучики он опять не смотрел, только в кружку с кофе. – В Сейрейтей что-то нужно от меня, да? Ты бы не пришел просто так, чтобы навестить меня.
Бьякуе послышался в этом слабый упрек. Наверное, почудилось – с чего бы Куросаки ждать от него дружеских визитов?
- Все так же прямолинеен,- сухо констатировал Кучики. Ичиго пожал плечами.
- Я сейчас такой сонный, что если ты начнешь ходить вокруг да около, просто усну. Выкладывай уже.
- Хорошо. Если ты настаиваешь. Собрался новый Совет 46, и они хотят видеть тебя. Как одного из сильных союзников Готей 13.
- Просто увидеть? – Ичиго моргнул, посмотрел на Кучики с недоумением.
- Так же они хотели бы увидеть демонстрацию твоей силы… - нехотя процедил тот. Он уже ожидал взрыва эмоций от Куросаки – после победы над Айзеном Маюри под каким-то предлогом заманил его в лабораторию и попытался добиться от него принятия резурекшн формы. Ичиго в ярости, без всякого резурекшена, разнес всю лабораторию и скрылся. Его не могли найти четыре дня, а Маюри получил суровый выговор от сотайчо. Но приказ Совета 46 – другое дело. Ямамото Генрюсай вынужден его выполнить. И он почему-то из всех капитанов послал именно Бьякую уговаривать Ичиго.
- Ладно.
Кучики подумал, что не расслышал.
- Ты, похоже, удивлен? – хмыкнул Куросаки. – Думал, я отбрыкиваться от этого буду?
- Учитывая прошлый раз…
- Просто ничего страшного, если я покажу всю свою силу.
- Что? – Бьякуя действительно был удивлен.
- Именно свою. Его силу я использовать все равно не смогу.
Бьякуя понял, что Куросаки говорит о своем пустом.
- Почему? – он должен был знать.
- Он… спит. Очень глубоко. А проснется только если я буду на грани жизни и смерти. Надеюсь, до этого не доведут? – вопросительно приподнятые брови. – Я не хотел бы его будить без надобности.
- Вот как… дело в этом. Урахара не упоминал об этом…
- Урахара и не знает. Я как-то никому не говорил. Может, он думал, что я перестал надевать маску, потому что не было сильных врагов.
- Хорошо. Раз ты согласен, мы должны сегодня прибыть в Сейрейтей, а твое представление Совету состоится завтра.
- Сегодня? – Ичиго знакомым жестом взъерошил волосы на макушке. – Черт, тогда мне надо успеть закончить работу… Осталось не так много, мне нужен час или два – осталось дописать всего несколько страниц. Ты можешь подождать?
Бьякуя подумал немного и кивнул. Лучше бы вернуться в Сообщество душ вместе с временным шинигами.
***
- Можешь посидеть тут, - это была, видимо, жилая комнатка: шкафы с книгами, платяной шкаф, кресло. Скорее всего, спит Ичиго на футоне, который днем убирается, чтобы не занимать место.
- Возьми что-нибудь почитать. Я постараюсь побыстрее.
Ичиго вернулся на кухню, а Бьякуя выбрал сборник японской поэзии и устроился в кресле. Минут через десять снова заглянул Ичиго.
- Ты не стал пить кофе, я подумал, ты захочешь чая… - Ичиго поставил чашку на нижнюю полку шкафа (вся мебель в комнате стояла почти впритык, и Кучики легко мог взять ее оттуда). Бьякуя поднял взгляд, чтобы поблагодарить. Ичиго был в очках. На лице Бьякуи, видимо, мелькнула искорка интереса, потому что Ичиго смущенно пробормотал:
- Я не ношу их постоянно, как Исида. Просто я слегка испортил зрение, еще когда готовился к выпускным экзаменам и вступительным. Глаза стали уставать… Одеваю их, если приходится долго работать за компьютером.
- Вот как, - Бьякуя взял чашку, отпил, снова вернув внимание книге. Ичиго покачал головой и ушел обратно.
***
В какой-то момент Бьякуя отвлекся от чтения, нахмурился. Что было не так? Через пару секунд он понял – больше не слышно постукивания клавиш. И очень тихо. Куросаки закончил? Бьякуя подумал, что стоит узнать, долго еще осталось. Времени, кажется, прошло достаточно.
На кухне он застал такую картину: открытый ноутбуку, мигающее на его экране сообщение о том, что письмо было успешно отправлено, недопитый кофе в кружке и Ичиго, спящий подпирая голову ладонью. Очки сползли на кончик его носа и могли вот-вот свалиться.
Бьякуя помедлил, сделал шаг к парню и аккуратно стащив с него очки, положил их на стол. Ичиго, кажется, не проснулся. Бьякуя со вздохом потрепал его по волосам.
- Мальчишка, - выговорил он вполголоса, убирая руку. И вздрогнул, когда ее перехватили. Ичиго, не открывая глаз, сжал его ладонь.
- Теперь я уверен, что и в тот раз мне не приснилось… - сказал он тихо. – Тогда, когда я прятался в твоем особняке… Ты так и не спросил, почему, сбежав от Маюри, я пришел именно к тебе. Даже Рукия не знала, где я был все то время.
- А ты так и не спросил, почему я пустил тебя и не выдал, - отозвался Бьякуя.
- Угу. Но я был благодарен за то, что ты заботился обо мне.
Ичиго отпустил его руку, вместо этого повернулся и обнял, прижавшись щекой к груди Бьякуи.
- Интересно, тогда… ты же правда беспокоился обо мне?
- Может быть, - Кучики чуть улыбнулся, несильно сжал плечо парня.
- А я, оказывается, скучал, - с искренним удивлением признался Куросаки то ли Бьякуе, то ли себе.
- Мальчишка, - Бьякуя коснулся губами рыжей макушки.
- Я хотел, чтобы ты знал, что у меня все в порядке.
- Теперь знаю.

@темы: Ичиго, Виньетка, Бьякуя, PG, Слэш, Фанфики

---

Фотография на память-2, ч.2., гл. 3

[crazy belka28]

Часть первая здесь

Фотография на память-2

АВТОР: Яся Белая
БЕТА:  bezjalosny_fossy
ФАНДОМ: Bleach
РЕЙТИНГ: R
ПЕЙРИНГ: Бьякуя/Хисана, Урахара/Йоруичи, Сенбонзакура/Содэ но Шираюки *не убивайте аффтара, он сам))))*
ЖАНР: драма/экшн
ДИСКЛАЙМЕР: всех героев придумал Кубо, остальное – плод моей больной фантазии
САММАРИ: Когда весь мир (вернее — все миры) против вас двоих, остается одно – любить
КОММЕНТАРИИ: действия фика — AU по отношению к филлерам о восстании занпакто. Возможен ООС героев.
БЛАГОДАРНОСТИ:
Дорогой  Чероки Иче за желание сотрудничать и помощь в поиске обоснуев

Милой  Pixie. за веру в меня

И конечнно же моей несравненной бете за качественный и очень душевный таппинг. Спасибо, дорогая, без тебя этот фик был ООСнее и безобоснуйнее

РАЗМЕР: макси
СТАТУС: не закончен

По-прежнему посвящается Пикси ))))

Часть 2. СВЕТ ПАМЯТИ

Пролог.
Глава 1. Запах тайны
Глава 2. Капли...

Глава 3. Слезы богини

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: сюрреализм и авторские тараканы; наверное, ООС и по-прежнему фривольное обращение с матчастью))))

БЛАГОДАРНОСТЬ: Главка написана в соавторстве с  Чероки Иче, за что той честь, хвала и ведро хурмы :)

Глава 3. Слезы богини

Тоска прячется за гобеленами с танцующими журавлями. Вздыхает в занавесях. Грациозно изгибается в икебане, похожей на осень. Дым от многочисленных курильниц делает мысли невесомыми. Из-за этого в голове пусто. И как-то предательски хорошо. Он лежит на мягком футоне и тупо глядит в потолок. Это — комната принца. А хотелось — в камеру узника. Ведь здесь есть только печаль — воздушная и прекрасная, как пение флейты… И никакого отчаяния. Он встряхивает головой и упрямо пытается думать, с каждой мыслью понимая все отчетливее: выбрать не сможет. Никогда. Но от осознания этого почему-то не стыдно. Может быть оттого, что размышления неотступно соскакивают на Хисану: он представляет ее во всех мелочах; все их дни из тех пяти лет.

Цветы увяли.
Сыплются, падают семена,
Как будто слезы...

Глаза слипаются. Сознание тонет в сладковатом дурмане благовоний. Дракон на запястье словно урчит. Довольный.

Нет сил противиться сну. Дремота невесомо трогает лоб и ласково шепчет: «Все будет хорошо». Он засыпает почти счастливым.

Сновидение — картинная галерея. Полотно первое — монументальное. На переднем плане — величественное дерево. Его крона подпирает небо. Его ветви могучи, раскидисты и совершены в своей наготе. Дерево стремится все выше: ему нет дела до суетных вёсен. Но эта царственность — внешняя. Миг, приближение — и зритель внутри: под корой омерзительно. Здесь снуют черви, обращая в труху древесную плоть. Еще ближе, и заметно — не жизненные соки бурлят в этом исполине, а трупный яд. А если спуститься ниже и глубже, то станет видно, как гниют корни. Дерево уже давно не приносит плодов. Небо над ним бессолнечное, а земля под ним — растрескавшаяся пустыня. И первый же ветер — вольный и бесцеремонный — легко повергнет этого титана. Просто здесь нет ветров. Вот к дереву спешит мужчина. Он прикрывает ладонью хрупкую веточку. На ней — весело перешептываются молодые, еще клейкие, листочки. Молодой человек прививает черенок к одиноко склоненной ветке. И тоненькая пришелица благодарно улыбается ему первым цветком. Но ненадолго. Дурная кровь дерева отравляет ее, цветы облетают, листья вянут. А сама она сгибается и чернеет. Тихо, без жалоб и просьб. А дерево — только надменно скрипит ветками, осуждая неудавшегося селекционера. Рядом с этой картиной пусто и холодно. И тяжко смотреть на согбенного человека, сжавшегося в комок у корней.

Бьякуя стонет и пытается вырваться из сна. Не получается. Но картина меняется. Теперь он видит вереницу людей. Они горды, высокомерны, невозмутимы, они созерцают действительность с холодным превосходством сильных мира сего. Они делают лишь то, что правильно и проверено веками. Процессия бесконечна, и у крайних не видно лиц. Но каждый шаг этих людей выверен и исполнен достоинства. И, кажется, сами их фигуры выражают брезгливое пренебрежение к слабакам, позволившим сердцу взять волю над разумом. И напрасно ждать от них понимания желаний и порывов живого, они умерли слишком давно. Один человек останавливается.

Дедушка.

Гинрей лишь качает головой, с сожалением и укоризной. Словно говорит: «Да как ты вообще можешь сомневаться»…

И будто подтверждая его немое нарекание, на холсте судьбы прорисовываются весы. Все предки, один за другим, заполняют одну чашу. На другой — лежит та самая хрупкая ветка с молодыми листочками и шариками бутонов. Ну где ей перевесить!

И он почти облегченно вздыхает, оттого, что зрелище тонет в тумане. Розоватом. Утреннем. И чудится нежный смех, скрытый в ароматах рукавов. И зонтики оминаэси¹⁸ на фусума — будто живые — дрожат на ветру. Протяни к ним руку, и ладонь наполнится душистым золотом. Сердце осветится легкой улыбкой. И уляжется беспокойство. А потом и вовсе охватит радость, когда вместо ропота предков, он услышит:

— Привет.

Он вздрагивает и открывает глаза. Она сидит у его ног, светящаяся, в рыжем платье. Совсем как та, которую он оставил в парке. Улыбается ему, чуть наклонив голову.

— Ты? — не веря, шепчет он.

Она просто кивает. И мужчина не удивлен. По чести, ему все равно галлюцинация это или призрак. Но он все же протягивает руку, касается ее пальцев. Странно — теплая.

Она отвечает на рукопожатие и тихо произносит:

— Не думай о прошлом, там только боль.

— О чем же мне думать? — он в недоумении.

— О будущем, это легко, — и смеется, серебряно и свободно, как полевые колокольчики. — Глупый-глупый Бьякуя, разве ты забыл: меня не стереть. Я — это другое ты. Сердце обязательно вспомнит, оно вспоминает всегда…

Они сидят рядом прямо на полу. Вокруг клубится сумрак, а им светло. Они молчат. Но когда ей приходит пора уходить, он сжимает ее руку, крепко, наверное, до синяков, и говорит:

— Я верю.

— Я сохраню, — отвечает она. И в тот же миг огромные белые крылья обнимают его, пеленая и баюкая. Он тянется к ней, чтобы поймать и удержать, но она — еще мгновенье назад материальная — тенью проскальзывает сквозь объятья, и милый образ исчезает в вихре золотых искр. На футон сыплется желтый цветочный дождь. Бьякуя просыпается еще раз.

Свет. Такой яркий, что он инстинктивно закрывается рукой. Клеймо вспыхивает огнем, будто дракончик хочет вырваться из пут, связывающих его с человеком. Мужчина душит стон, замечая новую гостью.

Она парит у его лежанки. Крылатая. Прекрасная. Слишком солнечная, чтобы ночь могла победить ее сияние.

— Аматэрасу? — он вскакивает, по-детски трет глаза и глупо хлопает ресницами.

— Как ты посмел явиться в мой храм, шинигами?

— Простите, госпожа, — но смотрит упрямо, глаза в глаза. — Мне нужны были ответы.

— Ты лжешь, — слова холодные и резкие, словно взмах Кусанаги-но цуруги¹⁹.

Он не отводит взгляд. Его сердце еще помнит тепло ее улыбки, и поэтому он может открыто глядеть в лицо даже самому великому божеству. Говорит тоже уверенно:

— Я бы никогда не решился нарушить ваше спокойствие, не имей я на то веских причин. Моя жена, она не совсем обычная. У нее есть крылья. Но в Обществе Душ никто не помнит о крылатых. Я знаю цену своей дерзости и готов ее заплатить.

И с легкой усмешкой ловит ее удивление: тонкие брови богини ползут на лоб, большие глаза округляются. Но через секунду она вскидывает точеный носик и хмыкает, мол, соблюдай субординацию. Затем снисходит до ответа:

— Ну что ж, иди за мной, и никаких вопросов, пока я не разрешу тебе говорить.

Он кивает, понимающе и благодарно.

***

Коридоры… Запутаннее лабиринта. Кажется, им не будет конца. Она летит впереди, и следовать за ней приходится едва ли не в шунпо. Хранители в масках, крылатые женщины, челядь обоих полов — все, завидев ее, простираются ниц и не решаются поднять головы. И Бьякуе крайне льстит, что он больше не пленник, и что сама владычица Равнины Высокого Неба благоволит ему. Мог ли он подумать, что испытание Верховного Хранителя так обернется?

Очередная дверь распахивается, как по волшебству. На пороге, преклоняя колено и касаясь рукой пола, — длинноволосый мужчина в жемчужно-белых одеждах. Аматэрасу проходит мимо, словно он — тень, едва задевая слугу краем своего сверкающего платья. И потом, не оборачиваясь, поясняет удивленному Бьякуе:

— Это — Микуратанано-но, мы в Священном Хранилище. Тут покоятся величайшие знания. Микура, дорогой, — с легким пренебрежением в голосе, — принеси нам Скрижаль Света.

Мужчина поднимает на нее взгляд (глаза у него прозрачно-серые — замечает Кучики).

— Но, владычица, разве можно…

— С каких пор ты стал обсуждать мои приказы?

— Повинуюсь, — и уходит, пятясь.

Небесная императрица любезно предлагает опуститься на татами, и Бьякуя с удовольствием принимает приглашение. Позиция выгодная — перед глазами как раз точеный профиль Аматэрасу. Она вздыхает, по щеке бежит слеза, которая, падая на мягкую подстилку, превращается в жемчужину. И на сердце наваливается едва ли не мировая скорбь. На земле, должно быть, сейчас дождь, как всегда, когда плачет Солнце. Тихий, без привычных властных ноток, голос он различает не сразу, оглушенный этой божественной печалью.

— Чинатсу умела ткать будущее. Я любила ее за талант и покорность. Я знала: если она соединится с Хранителем, их ребенок будет вместилищем света. Поэтому я не противилась их с Микуратанано-но любви. Да и невозможно было: стоило этим двоим взяться за руки — темнота поджимала хвост. А в ту ночь, когда родилась Хисана, мы устроили праздник. И я позволила солнцу и луне сиять рядом. Все были счастливы. Пятнадцать лет счастья… А потом родилась вторая, Рукия. И великая скорбь обрушилась на нас. Здесь умирают редко. Смерть боится меня, я прогнала ее к вам, небом ниже. Но в тот день смерть осмелела и украла жизнь моей дорогой Чинатсу. Уж не знаю, как и почему, но моя ткачиха оказалась в Обществе Душ и должна была уйти на перерождение. Совет 46 отказался выделить отряд, чтобы разыскать ее… И тогда ушла Хисана. Забрала маленькую Рукию и ушла, не простившись. Больше мы ничего не слышали о ней…

Вздохнув, Аматэрасу отрывается от созерцания пространства и дарит шинигами лучезарный взгляд:

— Я держала Чинатсу за руку и поклялась ей беречь ее детей. Я не сдержала обещания. Поэтому ты… прошу… позаботься о ней…о нашей Хисане… — и уже не сдерживаемый всхлип. Что делать, когда плачут богини?

— Вот, — в тонкой ухоженной ладони — горка отборных жемчужин, — возьми. Тебе пригодится…

Бьякуя с благодарностью принимает великий дар и успевает спрятать за пазуху, до того, как возвращается Бог Священного Хранилища. С поклоном Микуратанано-но передает свиток Владычице Такама-но хара²⁰ , и она с почтением касается древнего манускрипта.

— Скрижаль Света никогда не покидала Хранилища… Никто из тех, кого пугает смерть, не читал ее прежде. Запомни, когда подует седьмой ветер, свиток разлетится в прах в твоих руках, чтобы вернуться сюда. Успей прочесть. И не верь камню — ему слишком тяжело думать, — так говорит Аматэрасу и вручает Кучики драгоценный документ.

Любопытство жжет пальцы. Боги ободряют его взглядами: «Сделай, что хочешь». И он разворачивает свиток… Невыносимый свет, кажется, выжигает глаза. Он закрывается ладонью, но письмена не выпускает. Реальность исчезает с тошнотворной быстротой.

Кучики Бьякуя просыпается. В какой уж раз за эту ночь. Оглядывается: помещение знакомо до каждой мелочи — его комната в родном имении. Хаори и Гинпаку аккуратно сложены на тумбочке, кенсейкан отсвечивает из раскрытой шкатулки. Значит, Храм Семи Ветров — просто сон? Но с каких это пор после снов остаются отметины на запястьях? А за пазухой — достает — пригоршня жемчужин? Он что, впадает в сомнамбулическое состояние и грабит ювелирные магазины? Бьякуя уже близок к отчаянию, но тут взгляд выхватывает из полумрака очертания, будто нарочно высвеченные, некого длинного округлого предмета. Мужчина протягивает руку — под пальцами шершавость старинной бумаги. А в дунувшем ветерке — лукавый смех богини.

До рассвета лежит без сна, а утром узнает, что в Сейрейтейской библиотеке нет и никогда не было служителя по имени Хаиро. И даже не удивляется.

Аматэрасу прячет улыбку за веером облаков. И шелестом листвы, шорохом камней под ногами напоминает: «Береги ее, без нее мир станет хуже». Он лишь усмехается в ответ: в его жизни уже были пятьдесят лет темноты. Теперь будет только свет…

Кажется, сегодня предстоит серьезный разговор с командиром — Ямамото не любит прошения об отпусках…

________________________________________
¹⁸ Цветок валерианы, один из любимых японцами осенних цветов и «семи осенних трав». Многолетнее растение, цветет мелкими бледно-желтыми цветочками в форме зонтика. В поэзии постоянно обыгрывается как образ девушки или молодой женщины.

¹⁹ Буквально — «меч коситель травы». Священный меч, позднее ставший символом императорской власти.

²⁰Такама-но хара (др.-япон. «равнина высокого неба») — в японской мифологии верхний небесный мир, место обитания небесных богов, божественных предков, в отличие от земли — места обитания земных духов и людей. Здесь владычествует богиня Аматэрасу, главное божество синтоистского пантеона, расположены её дом, рисовые поля.

@темы: Гет, Приключения, Бьякуя, Драма, R, Романс, Фанфики, Сейрейтей

---

[mainhoon]

Обычно я такие не смотрю, но это порадовало!
Особенно про Вандервайса на 2:20
И Ичиго чёрный плащ шикарен XD

+ картинки))

Удивлённые лица персонажей











Если что, автор))

@темы: Юмор, Фанарт, Клипы

---

Парочка демотиваторов по мотивам 394ой главы.

[Шнайзель]

Ямамото такой Ямамото

+Бонус : кроссовер с Elfen Lied

@темы: Кроссовер, Коллажи, Стеб, Арранкары

---

Поговори с отцом

[Jou]

Название: Поговори с отцом
Бета: Ино-чан
Жанр: юмор
Рейтинг: PG
Персонажи: Ичиго, Ишшин
Дисклеймер: Ну как всегда, Ичиго от Кубы пошел, Кубе и уйдет, нам останутся только приятные воспоминания
Состояние: закончен
Саммари: Ичиго решил признаться папе о своей нестандартной ориентации
Предупреждения: да никаких, все цивильно
Размещение: запрещаю
От автора: Драббл написан в качестве подарка на день рождения моей самой любимой Печеньки. Для тебя, дорогая)

нажми меня

- Папа, я, похоже, гей.
Никто и никогда не учил Куросаки Ичиго как нужно вести серьезные разговоры. С чего начинать, как уважить собеседника, добиться его расположения, завладеть безоговорочным вниманием. В битвах проникновенные речи складывались как-то сами собой, тут и думать особо не надо было, а внимание и так полностью было обращено на Ичиго – банкай в этом деле является отличным мотиватором. Так обычно получалось, что душещипательная речь сказана, противник сразу переходил в разряд если не друзей до гроба, то уж до лояльного оппонента явно дотягивал. Ичиго это умел, безусловно.
Но, как уже было отмечено, речи, вышибающие всю дурь из врагов и слезу из самого Кучики Бьякуи, были ничем по сравнению с дипломатической беседой. Тут нужен особый подход, тактика, осторожность. Куросаки этого никогда не имел, не умел и вообще стороной обходил. Где думать – это вам пожалуйте Урюю, а действовать, уж так и быть, Куросаки. С этим были согласны все и вся, за это как-то раз даже голосовали, тайно, правда, но зато честно. Как оказалось, не зря.
- Прости? – Куросаки Ишшин был спокоен. Как скала, как изваяние Будды. И ничто его сейчас не заставит провести свой фирменный хук справа или вот хотя бы расколошматить этот заварник об голову своего нерадивого сына. Ничто, я сказал! – Ну-ка, повтори…
- Папа, я понимаю, это для тебя такая неожиданность! Но я для себя уже все решил, точнее меня убедили просто неоспоримые факты моей нетрадиционной ориентации. Ну знаешь, голый Бьякуя вообще сильно возбуждает, в смысле заверяет. В смысле, я хотел сказать, что задница Кучики тут вообще не причем, это все Ренджи. Ну не в том плане, что всёёё, я имел в виду… - словоизвержение и буйная жестикуляция как-то сами начали сходить на нет под тяжелым взглядом Ишшина.
Вот говорил же ему Урахара, что лучше письмо написать. Опять же и сам целее будешь, и за словами последишь лучше. Но он же Куросаки Ичиго, он ничего, никого и никогда не боялся! Он Иккаку с Кенпачи бил, Улькиорру с Гриммджо бил, да он в одиночку противостоял целой толпе женщин из Сейретея, которые совсем недавно превратили его комнату в складское помещение. Неделя скидок в Сакс, ну как же. Поэтому решил для себя Ичиго, что выдержит любой натиск своего отца с честью и достоинством, так сказать. Но, судя по взгляду Ишшина, именно своего мужского достоинства он сейчас и лишится.
Надо спасать положение, подумал Ичиго и решил применить недавно изученный секретный прием Матсумото Рангику – если хочешь, чтобы твоя ложь оказалась правдоподобной, выдавай меньше деталей и говори как можно быстрее, чтобы никто вообще не сумел ничего разобрать. Срабатывало безотказно. Вот только не учел Ичиго, что нет у него такого весомого, размера эдак пятого, фактора убедительности как у лейтенанта 10 отряда.
- В общем, для себя я уже все решил, я уже говорил. Буду теперь жить с Бьякуей, ну знаешь, у него поместье большое. Опять же и кормить меня там будут. И комната моя здесь освободится, можешь туда все вещи складировать, только шкаф не трогай, там обычно злые и голодные шинигами окантовываются, мало ли, откусят чего. Вот!
И тишина… Где-то вдалеке раздавался лай собак, вот шелест шин проезжающей мимо машины, вода капает из крана, раздражает. В этом звуке Ичиго слышал отчетливый призыв сбежать куда подальше, желательно в Сейретей и лучше сразу к Маюри. Тот уж если Ичиго в свое распоряжение получит, значит точно больше никогда страждущим не выдаст.
Сильная волна реацу заставила задуматься об осуществлении плана по добровольной передаче себя на опыты во имя будущего науки. Додумать Ичиго не успел. Когда тебя с неимоверной силой лицом прижимают к столешнице, руки выворачивают под неправильным углом, а сверху для уверенности еще и коленом надавливают куда-то в район середины спины, думается как-то с трудом.
- А теперь, сын, подумай хорошенько и повтори, что ты там для себя решил? – Ичиго никогда в жизни не слышал таких интонаций от своего отца – шипящих и звенящих одновременно. Какой, однако, интересный у него папаня! И за стол практически усадил, и любовно предложил разъяснить ситуацию, и чаю даже налил, и не важно, что сейчас этот самый чай почти заливался за шиворот.
К черту этот разговор по душам, я жить хочу, определил для себя Ичиго. Будь проклят тот день, когда он пообещал Бьякуе заручиться родительским согласием на то непотребство, что они вместе творили. Да пусть сам разбирается с Ишшином, раз такой сердобольный. А Ичиго еще молодой, пожить хочется. Поэтому, применив всю свою выдержку и призвав на помощь всех богов, Ичиго пустил в ход свое тайное оружие - смекалку. Мало кто знал, что у Ичиго она вообще имеется, более того, что он ей еще и время от времени пользуется. Вот таковой вот Куросаки, полон всяких сюрпризов и неожиданностей, когда жить хочется. Набрав в грудь побольше воздуха, что особо у него не получилось – край стола нещадно врезался в самую середину груди, Ичиго из последних сил выкрикнул:
- С первым апреля, папа!
О даааа, смекалка! Как же удачно, что сейчас апрель. Спасибо Господи, за такой чудесный день отмазок. А пока Ишшин будет приходить в себя, судорожно глотать уже остывший чай и вытирать слезы-сопли у плаката с изображением горячо любимой жены, Ичиго будет со всех ног нестись в Сейретей, дабы сообщить Бьякуе пренеприятнейшее известие. И так и не узнает наш герой, победитель всея Каракуры-Сейретея-Хуэко, как позднее этим вечером Ишшин будет в голом виде сидеть на крыше магазина Урахары и кукарекать как заправский петух. А что, проиграл спор – изволь отплатить. Кто же знал, что Ичиго все-таки решится сказать отцу о своей во всех смыслах нетрадиционной ориентации. А ведь сам Ишшин ставил на то, что его сынуля обязательно пошлет Бьякую. Но в этом режущем слух кукареканье сквозил оттенок гордости. Гордости за то, какого смелого, однако, сына вырастил Куросаки Ишшин.

@темы: Ичиго, Ишшин, Драбблы, Юмор, PG, Слэш, Фанфики

---

[.Miraii]

Kateikyoushi Hitman Reborn (44)
Bleach (24)
Сборная солянка ^^ (25)
Other (37)

@темы: Аватары

---

Три драббла.

[nataniel-la]

Автор: nataniel-la
Рейтинг: G
Пейринг: РенИчи, УраИчи, ИчиИси.
Жанр: романс, наверное.
Размер: драбблы.
Тип: джен, преслэш.
Дисклеймер: Блич (с) Кубо Тайто.
Размещение: нет.
Предупреждение: Возможен ООС. Знаки препинания - авторские.

Не до сна

Сегодня было очень сложно заснуть. Ичиго ворочался в кровати, пиная сбившееся в ноги одеяло, пока оно не свалилось на пол. На крыше что-то шуршало, в раскрытое окно залетал еще не остывший ветер, принося запахи весеннего города; сырой теплый воздух совершенно не способствовал сну, а наоборот, будто звал бродить по улицам под светом фонарей. Но завтра – сложный день в школе; и надо бы, раз не объявляются пустые, выспаться наконец. Ичиго вжался лицом в подушку с твердым намерением быстро уснуть. По крыше что-то ощутимо стукнуло, затихло на несколько мгновений, и опять зашуршало.
«Охренели эти коты», - с завистью подумал Ичиго: «Невозможно же».
Он зачем-то подошел к окну и по пояс высунулся наружу, вглядываясь в очертания крыши. Движения заметно не было. Ичиго почувствовал, что от свежего воздуха из головы выветриваются все остатки сна и поспешил вернуться к кровати. На крыше вновь что-то стукнуло. Выругавшись, он схватил со стола несколько листов бумаги, скомкал их и, снова выглянув из окошка, швырнул в направлении источников звука.
- Ой, - сказали коты.
Ичиго тряхнул головой, надеясь, что ему померещилось.
Сверху хмыкнули, а потом вздохнули. Через пару мгновений Ичиго стоял на крыше и боролся с желанием протереть глаза.
Он валялся на спине, руки под головой, джинсы, майка, на лбу - очки поверх банданы. Какого черта?
- Йоу, Куросаки, - приподнявшись, весело, но вместе с тем как-то лениво сказал Ренджи. – Неудобная у тебя крыша, устроиться не могу.
- Чего ты тут вообще делаешь? – Наконец, подобрал Ичиго более информативный вопрос.
Ренджи усмехнулся, вновь опустил голову на руки и, помолчав, ответил:
- Ты посмотри, какие звезды.
Ичиго несколько секунд офигевшим взглядом смотрел на Ренджи, с улыбкой уставившегося в небо, а потом пожал плечами, присел рядом и откинулся назад, опираясь на локти. Звезды и правда были чудесные.

Повод

- Хозяин спит. – Бубнили в коридоре. – У хозяина сегодня выходной, он отдыхает.
- День на дворе, какой спит! – Орали в ответ. – Ураха-а-ара! Ты обещал тренировать! Ты где прячешься?!
И снова:
- Хозяин спит…
Урахара лениво раскуривал трубку. Мало что могло его заставить сейчас встать с футона и идти махать катаной. И вопли к таким вещам точно не относились.
Короткий шум потасовки в коридоре – и дверь распахивается, со всей силы ударяясь о стену. На пороге стоит Куросаки, а на его плечах висят Уруру и Джинта. Карие глаза метают молнии, а от волос разве что дым не идет.
- Урахара! – Орет Куросаки, не сбавляя громкости. – Чё ты разлегся, ты обещал!
Какой же он шумный… Урахара еле заметно морщится и выдыхает вместе с дымом:
- Так то когда было, Куросаки-кун…
Ичиго рычит, стряхивает с себя детей и захлопывает перед ними дверь. А потом, быстро подойдя, нависает над Урахарой, пытаясь, видно, казаться внушительнее и закрыть собой свет, комнату… а может, и весь мир.
- Урахара! – Очень грозно говорит он. – Мне надо тренироваться! Ренджи растет! Исида растет! Даже Орихиме уже научилась договариваться со своими цветочками! А я стою на месте! А ты обещал!
Урахара струйкой выпускает дым ему в лицо и тонко усмехается. Нет, уговоры – тоже не повод.
- Ну всё-ё-ё! – Говорит Ичиго и хватает его за руки, видимо, с намерением тащить волоком.
Мгновение – и мальчишка уже пыхтит, уткнувшись носом в футон, а Урахара сидит сверху, заломив ему руки и даже не выпустив трубку из зубов.
- Ну Ураха-ара, - тянет побежденный, кое-как повернув голову вбок.
- Что ж с тобой делать, - с притворной покорностью вздыхает тот и, встав, легко закидывает Ичиго на плечо. – Ну пойдем.
Интересно, думает Урахара, проходя темным коридором, а мальчик-то понимает, что единственное, из-за чего он, Урахара Киске, может пожертвовать своим честно заслуженным отдыхом, - это возможность вот так, словно невзначай, прикоснуться, почувствовать в руках желанную тяжесть, ощутить под пальцами участившийся пульс…
Ичиго чуть поворачивается, слегка сжимает свободной рукой его плечо и очень довольно вздыхает. И Урахара улыбается, по привычке опуская голову, чтобы спрятать глаза – хотя кто сейчас может увидеть, - да конечно, все он понимает. Тренироваться ему надо, ага. Ну и дети нынче пошли…

Кофе

Все, что он хотел – это спокойно сидя за столиком уличного кафе, выпить горячий вкусный кофе. Но, видимо, он выбрал для этого неправильное место. Неправильный город, если точнее. Потому что в этом городе всюду был Куросаки. Он возник из неоткуда – Исида был так занят предвкушением отдыха, что на какое-то время перестал отслеживать рейяцу окружающих – и плюхнулся на соседний стул.
- Привет, Исида! С нами?
- Прости? – Посмотрел на него поверх очков Урюу.
- Ну ты же идешь с нами?
- Я не знаю, о чем ты говоришь, но в любом случае я никуда не иду. Я просто хочу выпить кофе.
- Да брось, все собираются! Чад, Татсуки, Иноуэ, Кейго, еще куча народу. Мы…
- Мне неинтересно, - отрезал Урюу.
Ичиго сверлил его пристальным взглядом и кривил губы.
- Куросаки, - с тяжелым вздохом Урюу отложил меню. – Будь добр, оставь меня.
- Ага. – Сказал Куросаки, только вот на согласие это как-то не было похоже.
Он вдруг вскочил и замахал руками, и, наверное, именно в этот момент Урюу надо было смыться. Но оказалось поздно – к их столику подлетела сияющая Орихиме.
- О, Исида-кун, ты идешь с нами, как здорово!
- Да я даже не знаю, куда вы идете! – Попытался было сопротивляться Урюу, но это не помогло.
- У нас есть замечательное место! – Заверила его Орихиме. – Тебе обязательно понравится! Ну идем же, все у магазина ждут!
Она схватила его за руку и Урюу, посчитавший ниже своего достоинства вырываться, был вынужден следовать за ней. А довольный Куросаки шел позади и ухмылялся.
Через полчаса они выпали из дверей магазина, нагруженные горой съестного, достаточной, чтобы питаться минимум неделю. Из разговоров Исида понял, что они отправляются на пикник, и что ему там обязательно понравится, и, главное, что его мечта о спокойном вечере испарилась. Но, глядя на довольных одноклассников, он как-то не находил в себе силы развернуться и уйти: Орихиме болтала без умолку, прыгая вокруг мальчиков и все пытаясь помочь понести какие-нибудь пакеты, Татсуки в кои-то веки снова улыбалась… а вот Куросаки исчез. Отчаявшись разглядеть что-то из-за охапки пакетов, Исида остановился, чтобы перехватить их поудобнее, и тут его кто-то толкнул в плечо так, что только чудом он умудрился ничего не уронить. Он обернулся, готовый высказать шутнику все что думает и наткнулся на насмешливый взгляд Куросаки. В руках он держал два больших картонных стаканчика с крышками, и от аромата, исходившего от них, у Исиды потекли слюнки.
- Не злись, - хмыкнул Ичиго. – Давай пакеты и держи свой кофе. И пойдем. Ну не одному же мне с ними мучаться.

@темы: Урахара, Ренджи, Ичиго, Джен, Ишида, Драбблы, Романс, G, Фанфики

---

AMV (Bleach) Мацумото и компания на пляже

[Интегра165]

Видеоряд: Блич
Музыка: Фабрика "Мы такие разные"
Рейтинг: PG (за маленький намек и грудь Рангику)
Комментарии: Так как сегодня женский праздник, я решила сделать, что-нибудь... миленькое

смотреть

скачать 18 Мб

depositfiles.com/files/2pk34cl61

@темы: Йоруичи, Укитаке, Иккаку, Ренджи, Ичиго, Рукия, Орихиме, Рангику, Хицугая, Юмор, Бьякуя, PG, Клипы

---

С праздником, дамы! =)

[SahaROCK]

Хм... Знаю, что на эту роль лучше подошел бы Бьякуя-сама... Но если захотите потом и он поздравит =)

С рейтингом не разбираюсь, скажите, поставлю какой надо)

Улькиорра...

@темы: Улькиорра, Фанарт, R

---

[-Ame-]

Название: Равновесие сторон
Автор: <Ame> aka Ooame
Бета: нет
Жанр: ангст
Рейтинг: PG
Персонажи: Ичиго, Хичиго (семья Ичиго, Чад и Исида пробегом)
Дисклеймер: Кубо – Кубово
Состояние: закончен
Саммари: Ичиго двинули по голове в драке. Последствия не заставили себя ждать.
Предупреждения: ООС, некоторая жестокость, вроде больше ничего
Размещение: c моего разрешения
От автора: подозреваю, что у меня проблемы с обоснуем, как обычно.

тыкай осторожно

Несколько парней не слишком добропорядочного вида вынырнули из узкого переулка и понеслись по улице прочь. Выглядели они побитыми, громко ругались, проклиная какого-то «рыжего выскочку» и еще «его дружка-великана» грозя им расправой. Не сбавляя темпа, вся компания скрылась за ближайшим поворотом.

Чад просто не мог поверить – Ичиго вырубили. С Ичиго справились какие-то второсортные хулиганы, мнящие себя крутой бандой.
Подоспевший Ясутора не все видел – пока Куросаки дрался с пятью противниками одновременно, с другой стороны проулка выскочил еще один.
- Эй, хватайте его, парни! Сейчас он получит по полной! – заорал он. Ичиго на секунду отвлекся, воодушевленные появившимся подкреплением хулиганы, набросившись все одновременно, схватили его за руки. Пока Куросаки яростно вырывался, нанося удары ногами, вновь прибывший без единой тени сомнений и мук совести заехал по рыжей голове удачно подобранным обломком кирпича.
В тот момент и появился Чад, опоздавший совсем немного. Только появление Ясуторы спасло Ичиго от получения других травм – конечно, его противники не собирались просто оставить отключившегося парня валяться на земле, они бы с удовольствием отомстили ему «за все», хорошенько избив «павшего врага».

Разогнав придурков, Чад проверил состояние друга. Куросаки был без сознания, а голова его в крови. Если бы Орихиме была в городе, Чад вызвал бы ее, и она излечила Ичиго в два счета. Но Иноуе гостила у каких-то своих дальних родственников, поэтому Ясуторе не оставалось ничего, кроме как вызвать скорую.

***
- Не понимаю, как ты умудрился… Наверное, только ты один, Куросаки, мог додуматься драться в одиночку. Пусть это всего лишь люди, но никогда нельзя недооценивать…
Ичиго вздохнул, отвернулся от Исиды, уже полчаса читающего ему нотации. Наверное, Ичиго предпочел бы, чтобы Урью не приходил навещать его, сославшись на свое любимое «Квинси и шинигами – враги». Ичиго хотел тишины и покоя.
- … да еще и заработал сотрясение мозга. Признаться, я удивлен, Куросаки – мозги у тебя все-таки есть… - продолжал свой монолог Исида, то ли не замечая страданий рыжего, то ли нарочно игнорируя их. Блуждающий по палате взгляд Ичиго натолкнулся на ярко-оранжевые апельсины на тумбочке. Солнечный свет из широкого окна подсвечивал круглые бока. Рядом с апельсинам лежали бананы и яблоки, но именно блестящая шкурка цитрусовых выглядела слишком раздражающе для глаз больного.
Ичиго опустил веки – глаза немного заболели. Исида все болтал и болтал, будто нарочно подпитывая зарождающееся глухое раздражение. Куросаки на какое-то мгновение даже захотелось забить ему в глотку все три дико оранжевых апельсина, чтобы избавиться от обоих раздражающих факторов сразу. Желание было очень острым.
- Исида.
- Что-то хочешь сказать в свое оправдание? – съехидничал Урью.
- Проваливай. Ты достал.
- Куросаки… - увидев растерянное лицо Квинси, Ичиго пожалел на секунду о своих словах. Но он все еще был слишком раздражен, поэтому молча отвернулся от Исиды, показывая, что действительно не желает больше терпеть его присутствия.
Урью поднялся, отошел к дверям, еще раз оглянулся на Ичиго перед выходом – тот безучастно созерцал потолок. Исида вышел.
- Молодой человек…
- Вы что-то хотели, доктор?
- Вы, наверное, знакомый или друг этого пациента?
- Да… вроде того.
Голоса прямо за дверью. Не успел Урью отойти, как его поймали для допроса.
- Не ответите на пару вопросов? Хочу оценить состояние пациента.
- Да, конечно. Что вы хотели узнать?
Ичиго отвернулся к окну, накрылся простыней с головой. «Замолчите. Перестаньте меня обсуждать».
- Вы не замечали за ним излишней раздражительности? Его поведение не изменилось?
«Расскажи, Исида, как я только что тебя послал». Ичиго скрипнул зубами, словно пытаясь перетереть глухую злобу.
- Да, пожалуй… Он чуть агрессивнее, чем всегда.
Ичиго четко представил, как Квинси фирменным жестом умника поправляет свои очки. Скривился.
- Ясно. Вы знаете, что при сотрясении мозга такое бывает? Часто отмечаются случаи скачков настроения. Пациенты могут выходить из себя, злиться по малейшему поводу. Обычный симптом.
- Я слышал об этом…
Ичиго почувствовал недоговоренность в словах Исиды. «Слышал, но не думал, что я обычный живой человек? Думал, что уж Куросаки-то обязан держать себя в руках?»
Да, именно не смог сдержаться. Исиде не повезло оказаться рядом в тот момент, когда раздражение перелилось через край. Ичиго не нравилось, что его все еще держат в больнице – он чувствовал себя вполне сносно. Не нравились спектакли отца, которые тот устраивал, приходя к Ичиго вместе с сестрами: Ишшин своими обычными методами пытался «подбодрить сына», и этими выходками бесил до крайности. А сын пока не мог урезонить отца парой ударов. Поэтому терпел и терпел. Даже молчание Чада, тоже заходившего пару раз, раздражало.
В итоге досталось Исиде. Еще эти апельсины… От одного их вида в глазах рябило и начинала болеть голова. Но их принесла Юзу. Ичиго не хотел обижать ее, поэтому не попросил забрать фрукты с собой.
Исида и доктор продолжали общаться, обсуждая состояние Куросаки. За его спиной, можно сказать. Настроение Ичиго поменялось – теперь он чувствовал не злость, а сильную апатию.
Еще и голова вдруг закружилась. Ичиго зажмурился, пережидая дезориентацию в пространстве.
«Скорее бы меня выписали».
***

- Бра-атик! Братик! Иди ужинать! – от звонкого голоска Юзу утихшая было головная боль проснулась с новой силой.
«Потише, Юзу, ну пожалуйста» - мысленно умолял сестру рыжий. Вот уже четыре дня он дома, и младшая сестренка радостно «откармливает отощавшего в больнице брата». Разве можно успеть отощать за какие-то несколько дней?
Куросаки и недели в больнице не пролежал – его быстро выписали, напоследок снабдив кучей рецептов: анальгетики, седативные препараты, снотворное.

Ичиго почти поправился, только изредка еще проявлялись симптомы: болела или кружилась голова, шумело в ушах, да еще спал плохо. Так что таблетки приходилось пить.
И еще раздражительность никуда не делась. Куросаки большую часть времени проводил в комнате, так ему было спокойнее. Меньше шансов сорваться и повысить голос на Юзу или Карин. Иногда хотелось, очень хотелось. Буквально ни за что. Кон уже пострадал от рук Ичиго: доведенный до предела нытьем плюшевого льва, рыжий порвал его чуть ли не пополам. Когда опомнился, то извинился и отнес к Исиде на починку. Но после того случая Кон предпочел перебраться в комнату сестренок Куросаки.
После очередного приступа злости Ичиго испытывал чувство вины, и страдал, желая поскорее вернуться к своему нормальному состоянию. Немного помогали нападения пустых – Ичиго вымещал на них все свои переживания, уничтожая холлоу чуть ли не с удовольствием.

После ужина Ичиго поскорее ушел к себе – чтобы сестры не попросили его посидеть с ними, посмотреть телевизор. Ему не хотелось – глаза быстро уставали даже от чтения, не то что от мельтешения кадров. Ощущение потом было, будто что-то давит на глазные яблоки.
- Ичи-нии? Ты не хочешь завтра пойти поиграть со мной в футбол?
«В покое, оставьте меня в покое, я ничего не хочу…»
- Конечно, Карин. А что с твоими товарищами по команде?
- Многие разъехались на летние каникулы. Поэтому нам не хватает игроков… - пояснила сестра. Ичиго кивал, считая про себя, чтобы отвлечься.
Когда Карин ушла, он немного посидел за столом, раздумывая, чем бы заняться. Ничего не хотелось, даже мысли в голове текли как-то вяло. И.о. шинигами решил, что лучше будет лечь. Врач рекомендовал ему больше спать – для быстрейшего выздоровления. Выспавшись, Ичиго начинал чувствовать себя лучше, даже более спокойным.
Проглотив таблетку снотворного, Куросаки лег, дожидаясь, пока она подействует.
***

Холодное, гладкое ощущалось под ладонями. Ичиго распахнул глаза, осмотрелся. Так и есть – это его внутренний мир, он сидит на стекле в одежде шинигами.
- Зангецу? – позвал парень. Никто не отозвался, но Ичиго посетило неожиданно явственное ощущение взгляда в спину. Кто-то тут явно был, и временный шинигами догадывался, кто.
Ичиго неторопливо поднялся. Обернулся. Так и есть – позади находился холлоу, безмолвно и пристально глядящий на него.
Ичиго не торопился начинать беседу – на разговоры с пустым не тянуло, он вообще не понимал, как здесь оказался. Если Зангецу вытащил его сюда, то где же тогда занпакто?
А вот пустой все же решил заговорить.
- Йо, Величество. Забыл здесь что-то? Или соскучился?
Ичиго напрягся. Скорее рефлекторно.
- Нет, - процедил он, следя за каждым движением пустого. Что-то было не так в его облике. Неправильность, незавершенность.
- Ну, так зачем ты прише-ел? – своими вопросами белобрысый ожидаемо начал раздражать. Да еще его голос – пилит по нервам, порождая не самые приятные ощущения. Ичиго не собирался слушать пустого, не собирался отвечать ему. Ведь с ним как раз не обязательно церемониться.
- Не твое дело, – бросил Ичиго, раздумывая, как ему убраться отсюда.
- Ну, ты же пришел ко мне-е… Значит, мое, - губы пустого растянулись в насмешливой улыбке.
- С чего ты взял? – нахальная лыба вызывала у Куросаки только одно желание – стереть ее с бледного лица. Горящие желтым глаза мигнули.
- Я спал, знаешь ли… Ты меня разбудил, Ичиго. Так что ты хотел? – Ичиго наконец понял, чего не хватает пустому – нет меча. За его спиной не было занпакто.
- От тебя я ничего не хочу.
- Вре-ешь. Тебе опять что-то нужно от меня, Король, - пустой быстро облизнул нижнюю губу кончиком синего языка. Ичиго передернуло. «Тварь, животное».
- Ошибаешься, - буквально выплюнул он. Пустой чуть склонил голову к плечу, хмыкнул. Желание причинить ему физический вред росло в Ичиго с каждой секундой, пропорционально поднимающейся злости и головной боли.
- Такой идиот, как ты, сам не знает, чего хочет, - пустой хихикнул. – Совсе-ем не знает…
«Замолкни, закрой свой рот. Если я что-то и хочу, то только заставить тебя замолчать. Или исчезнуть. Навечно».
- Единственное, чего я хочу, так это добить тебя. Ты мне больше не нужен.
Ичиго показалось, или холлоу дернулся, чуть не отступив от него на шаг? Шинигами испытал какое-то мрачное удовлетворение. Застывший, все еще улыбающийся пустой вызывал все более сильное желание стереть его в порошок. Неосознанно Ичиго решил, что, избавившись от пустого, избавится от своей ненормальной раздражительности. Разве не холлоу – постоянный источник его проблем? Пустой что-то сказал, но Куросаки уже не слушал. Разум шинигами заволокло пеленой, вся копившаяся несколько дней злость, весь подавляемый негатив требовали выхода.
Ичиго потянулся к рукояти меча. Его не волновало даже то, что противник не вооружен. В другое время шинигами подумал в первую очередь об этом, но сейчас им руководила лишь жажда расправы над отвратительной тварью, живущей в его душе. «Это он во всем виноват…» - по сути, эти слова не имели смысла. Как раз в этом случае пустой был совершенно ни при чем.
Пустой, кажется, все-таки не ожидал, что Ичиго нападет. Но успел отскочить, прикрывшись рукой. Лезвие распороло ткань рукава, рассекло кожу, прочертив тонкую линию от внешней стороны запястья до локтя, обозначившуюся выступившей кровью.
Ичиго перешел в банкай.
- Ты!.. – зашипел пустой. Он оказался не готов к такому напору со стороны Куросаки. Ичиго, не дожидаясь ответных действий, атаковал снова. Пустой вынужден был останавливать черное лезвие ладонью, и заработал еще одну рану. Хотя это был всего лишь порез, тогда как более слабому противнику могло разрубить руку совсем. Пока холлоу удерживал меч, Ичиго ударил его ногой в живот, вырвал занпакто из захвата холлоу, этим движением углубив рану на его ладони, отбросил меч в сторону. Им владело желание избить пустого до смерти, почувствовать, как под ударами будут ломаться его кости. Причинить как можно более сильный вред. У Ичиго совершенно снесло крышу.
Возможно, проснулся тот самый «инстинкт убийства», о котором ему с такой убедительностью вещал холлоу.
Пустой не успевал реагировать на действия Ичиго. Шинигами налетел на него, сделал подсечку и уронил на стекло. Вцепился в плечо, удерживая на месте, нанес прямой удар в грудную клетку. Что-то внутри треснуло, хрустнуло.
У Ичиго был совершенно невменяемый вид: застывший взгляд, зрачки то сужаются, то расширяются, оскал. Пустой не собирался вот так просто проигрывать шинигами, но Ичиго не давал ему и шанса как-то ответить – на попытку вырваться среагировал ударом по лицу, придавил коленом грудь, и, ухватив за волосы, стал методично бить холлоу головой о стекло. После третьего удара стекло хрупнуло, с каждым новым ударом паутина трещин расширялась. Ичиго молчал, но невысказанное «Убью, уничтожу, размажу» выражалось в его действиях.
Кровь из разбитой головы холлоу просачивалась в извилистые узоры трещин на стекле, рисуя жутковатый ореол-нимб. Белые пряди перепачкались в кармине, стискивающие их пальцы Ичиго – тоже.

Ичиго остановился резко, будто внутри него щелкнул выключатель. Окаменев, шинигами смотрел на сотворенное им же, и его глаза раскрывались все шире и шире, а губы шевелились, шепча почти беззвучное «Нет». Ичиго отпустил холлоу, отшатнулся, едва не упав, оперся о стекло. Его охватила мелкая дрожь.
Пустой шевельнулся, дернулся приподняться – и не смог. Повернул голову, чтобы посмотреть на Ичиго. Кровь стекала с уголков его губ, по подбородку, рисуя причудливые узоры на сероватом пергаменте кожи. Пустой уставился на Ичиго. Его радужки из ярко-желтых выцвели в бледно-лимонные. Пустой попытался что-то сказать, но у него в горле булькнуло, и кровь изо рта пошла с новой силой. Ичиго содрогнулся и вцепился зубами в ладонь, прокусив кожу насквозь. Губы пустого разъехались в гротескной, издевательской ухмылке клоуна. Он потянулся раненой рукой в сторону шинигами, ногти скрипнули по стеклу.
Леденящее чувство ужаса от содеянного вызвало у Ичиго озноб, и он затрясся еще сильнее, не чувствуя, как все глубже прокусывает свою ладонь, как собственная кровь наполняет его рот. По щекам Ичиго текли слезы, но этого он также не чувствовал. Слезы были не от жалости к холлоу – от сильнейшего душевного потрясения. Куросаки не мог поверить, что сделал нечто подобное.
Пустой ел его взглядом, пропитанным жгучей, разъедающей душу кислотой.
- Пха-ртнер, - вытолкнув из себя одно слово, пустой снова забулькал, истекая кровью, как разбитая банка - сиропом. Закашлялся, захрипел. Заговорил снова.
- Я-хха, было, подумал… кхах, кха!!!.. ты поумнел… - ухмылка на лице холлоу исказилась еще сильнее. – Ош-шибся… Ты все равно слабак-кх, кх-ха-ха-ха-ха-ха!
Пустой, задыхаясь, смеялся, гортанным, дробленым смехом, харкая кровью и скребя когтями по стеклу, запрокидывая голову.
Ичиго, не в силах смотреть на то, как корчится пустой, помотал головой. Он наконец убрал руку ото рта и сипло попросил:
- Перестань… Хватит…
Смех пустого стал громче. Тогда Ичиго подполз к нему и сдавил его плечи, не давая двинуться.
- Прекрати, ублюдок!
Смех оборвался, пустой перестал мотать головой и дергаться, как в припадке. Даже улыбку с лица стер, уставился на шинигами. Ичиго шумно вздохнул, не в силах разорвать зрительный контакт.
- Добьешь? Ты же… кха… так хотел-х-кх, – с каким-то деловитым интересом поинтересовался белобрысый. Ичиго вздрогнул, непроизвольно крепче впиваясь в его плечи. Замотал головой, скорчившись, уперся лбом в грудь пустого. Теперь желтые глаза сверлили рыжий затылок. Придушенное «Нет» скорее было угадано или почувствовано пустым, чем услышано.
- Ты еще… кха-х… поплачь надо мной, Кхоро-оль, - то ли холлоу начал регенерировать, то ли еще что, но говорить он мог уже почти нормально. Ичиго не ответил, и головы не поднял, почти лежа на пустом, будто прикрывая его от чего-то. Его черно-белый близнец скривился, выражая свое отвращение к слабости Короля.
- Ты за этим и пришел, верно? Разбудил меня. Потому что не мог больше контролировать себя… Слабый, ты такой слабый, Ичиго, - смешок не вышел привычно звонким, затух, перешел в кашель. – Ты ничего не можешь без меня. Я сильнее. Что бы ты ни делал – я сильнее. Не избавишься от меня, не сбежишь.
Ичиго все же поднял голову. Потускневшие карие глаза, неживое лицо.
- Прекрати. У тебя снова кровь идет, - без интонаций произнес он. Из состояния шока он перешел к апатии. Сейчас ему было плевать, что бы там пустой ни говорил. Ему просто не хотелось смотреть на дергающегося от смеха пустого – это слишком походило на судороги. Как полураздавленное животное. Пустой смог оторвать одну руку от стекла, и ухватился за косоде Ичиго, потянул на себя, пока они едва не столкнулись носами.
- Все равно не хочешь добить? – поинтересовался он насмешливо, сузив глаза до щелочек. – Ничтожество.
Ичиго закрыл глаза, чтобы не смотреть. Зрачки пустого чем-то отличались от зрачков обычного человека. Ичиго несколько секунд думал, чем же, затем понял: он не видит в них своего отражения. В них вообще ничего не отражалось, одна затягивающая тьма. Будто глазами холлоу мог выпить душу.
Ичиго решил удостовериться, что ему не показалось, и снова заглянул в глаза пустому. Тот больше не щурился, зрачки его расширились. Но в них по-прежнему ничего не отражалось. Чернота. Мертвая.
Ресницы пустого – вот странно, черные, а не белесые, как можно было ожидать при белых волосах и бровях, дрогнули. Пустой нахмурился.
- Прекрати так смотреть, - вибрирующий, а теперь еще и хрипящий, как испорченный патефон, голос, источал злость. Ичиго моргнул, отшатнулся. Пустой выпустил черную ткань, уронил руку на стекло. Ичиго тоже отпустил наконец его плечи.
- Как долго… - Куросаки умолк, начал снова. – Как долго ты будешь регенерировать?
Пустой как-то странно скривился.
- Тебе-то что? – процедил он.
- Скажи.
- Если ты сейчас свалишь отсюда и оставишь меня в покое, до следующего раза, как ты наденешь маску, я точно восстановлюсь.
- Долго? – не отступился Ичиго. Кровавые потеки и кровь, затекшая в трещины на стекле, запеклись, потемнели – теперь паутинный ореол под головой пустого был почти черным. А вот кровь на его подбородке все еще оставалась глянцево-красной – потому что не переставала течь.
- Тебе в часах, минутах или секундах посчитать? – снова кашель.
- Долго или нет? – Ичиго продолжал настаивать.
- Не так уж мало, в этом мире, - все же ответил пустой. – Но можно быстрее…
- Быстрее? – Ичиго нахмурился. Белобрысый снова подарил ему издевательски-хищную улыбку.
- Занпакто. Проткнешь меня занпакто, партне-ер – тогда я вернусь туда, где спал.
Ичиго замутило – представить, что сейчас он вот так возьмет и ударит пустого мечом… Только не в таком состоянии. Но…
- Подожди… Ты поэтому хотел, чтобы я тебя добил? – внезапно дошло до шинигами. Пустой поерзал на стекле.
- Может быть. Ты бы, наверное, подумал, что убил меня… Забавно, правда? – пустой хрипло хихикнул. Ичиго встряхнулся. Перед ним встала дилемма – он не хотел оставлять пустого мучиться от ран. Холлоу было больно, это заметно – его пальцы слабо подрагивали, он время от времени начинал учащенно дышать и морщился очень сильно. Да, надо прекратить его мучения, но…
- Да что ж такое-то… - Ичиго скривился, прикрыл лицо рукой. Он не мог еще раз поднять руку на пустого. И оставить его вот так – не мог. Пустой, явно наблюдавший за ним, хихикал.
Тварь ядовитая, злобная. Но сейчас беспомощный и ему больно.
- Не могу, не могу, - жалкое оправдание. Где эта совесть была раньше?
- Смотреть на тебя тошно, - проинформировал пустой едко, зло. Ичиго понимал, что холлоу жутко бесится от одного его вида: слабость Ичиго бьет по его гордости. Потому что пока вынужден подчиняться, отдавать свою силу, то хотя бы достойному.
Ичиго никогда не хотел быть сильнее пустого – у того была страшная, ужасающая сила. Шинигами не хотел превратиться во что-то более ужасное, чем собственный пустой. Но и слабее он быть не мог, не мог позволить себе проиграть. Равновесие. Но ему как-то удавалось всегда находить в себе что-то еще, кроме силы, что помогало ему получить перевес. Та решимость, о которой постоянно напоминал Зангецу? Сейчас бы она пригодилась.
Ичиго встал, пошел за отброшенным мечом. Подобрал, посмотрел задумчиво. Оборванная цепочка на рукояти мерно позванивала на ветру. Куросаки кивнул сам себе, и вернулся обратно.
Опустился на колени, отложил меч, обхватил холлоу за плечи, перевел в сидячее положение. Тот прямо сидеть не мог, навалился на Ичиго, уперся подбородком в его плечо.
Ичиго, поддерживая его под спину, провел по липким от крови волосам, вытряхивая из них мелкие осколки стекла. Задев пальцами рану, передернулся.
- На том же месте… - произнес вслух Ичиго: его тоже ударили как раз по затылку. Пустой хрипло дышал где-то под ухом. Его дыхание, как и голос, было многомерным.
- Эй, может, поторопишься?
- Сейчас, - ощущения Ичиго были очень странными. Держа пустого так близко, он чувствовал что-то похожее на сладкую жуть. От холлоу даже сейчас несло жаждой убийства и веяло чем-то потусторонним, инаким. Чудище. Его собственное, непонятное.
- Почему… Зангецу нет? – Ичиго спросил просто так, оттягивая момент.
- Знал, что сейчас не он нужен тебе. Только я, - ответил пустой. Повисло молчание.
- Эй, Ичиго…
- Что?
- Помнишь, тогда я обещал убить тебя, когда вернусь?
- Помню.
Холлоу хмыкнул.
- Этот раз можешь не считать – ты сам разбудил меня, слишком рано. В следующий раз, запомни, Король. Я буду сильнее.
Ичиго промолчал, отстранил от себя пустого, придерживая за плечо. Взял меч. Холлоу поймал его взгляд и смотрел, не мигая. Ичиго хотелось бы, чтобы он закрыл глаза, но не мог об этом сказать. Приставил острие меча к груди пустого.
- До встречи, - клинок вошел в тело почти без сопротивления. Пустой даже не дернулся, не отвел глаз. Как и в прошлый раз, от раны по нему расползлась чернота, он стал рассыпаться с ног, очень быстро. Вот исчезло плечо, которого касался Ичиго.
- До встречи, Король, - ответил холлоу, когда распад дошел до его ухмылки. Последний звук повис в пустоте. От холлоу осталась только нарисованная трещинами и кровью звезда на стекле. Ичиго бездумно разглядывал ее некоторое время.
«Если ты станешь сильнее, то мне придется тоже. Мы всегда… будем равны. Прости».

@темы: Ичиго, Ангст, Хичиго, Каракура, PG, Фанфики

---

[Витрувий]

весна что ли скоро? О_о

@темы: Заэль, Фанарт

---

Драбблы

[_Lucky_]

Несколько драбблов, пейринги иногда странные, так как писалось в рамках персонального эксперимента.
В основном юмор, рейтинга нигде нет

Урахара, Гриммджоу, 296 слов

Урахара, Гриммджоу, 296 слов:
- Ну-ну... – слышит Гриммджоу насмешливый голос рядом с собой. - Куросаки-кун, право, не стоило приносить мне из Хуеко Мундо такой сувенир.
Этот Урахара взбесил Гриммджоу сразу и всем: начиная от полосатой панамки и заканчивая деревянными гета. Хотя видел его бывший шестой Эспада крайне редко: пока он беспомощно валялся на чужом футоне, вокруг сновали только дети с едой и склянками, когда позже выползал на крыльцо дома, вынюхивая Ичиго, встречал чаще всего молчаливого бугая. А во время скудного ужина обладатель панамки и волосатых ног ни о чем его не спрашивал и, кажется, даже не замечал и все равно умудрялся жутко раздражать.
Урахара даже не стал его провожать, просто лежал на крыльце, почесывая грудь, и наблюдал, как окрепший Гриммджоу, засунув руки в карманы затертых джинс ("Со смертью Айзена ваш пижонский наряд вышел из моды"), стоял во дворе магазина и решал, куда отправиться теперь, не имея ни врагов, ни друзей, ни человека, отдающего приказы.
- Уже уходите?
- Да.
- Что ж, удачи.
Гриммджоу сплюнул и сделал пару шагов к выходу.
- А знаете что, Гриммджоу? Не хотите ли сразиться?
- Сразиться? - Джагерджак быстро обернулся и чуть не завилял несуществующим хвостом.
- Нуууу да, сразиться, подраться, померяться силой, все такое... - Урахара надвинул панаму еще глубже и выглядел так, словно собрался заснуть.
"Пойдет для разминки," - облизнулся Гриммджоу.
Он вспомнил драку, ох как он вспомнил драку, уже через пять минут после начала битвы распластавшись животом на песке в неожиданном подвале и глотая пыль. Это было очень приятно - вкус сильного соперника.
- Как? - прорычал Гриммджоу.
- Все очень просто, - ответил Урахара, усевшись на задницу Гриммджоу, вытянув ноги и почесывая тростью за длинным в релизе ушком. - У меня огромный опыт общения с большими кошками.
"Может, и правда стоит остаться подольше", - подумал Джагерджак, с удовольствием пересчитывая языком зубы.

Гин, Старк + Улькиорра, 328 слов

Гин, Старк + Улькиорра, 328 слов
Улькиорра очень спешил.
Делать это, сохраняя имидж: руки в карманы, исполненная достоинства и презренияко всему походка, ничего не выражающее лицо - было трудно, но Улькиорра старался. Все-таки Айзен-сама поручил ему важную миссию.
По причине спешки возле комнаты Старка он задержался всего на секунду и то лишь затем, чтобы послушать Ичимару Гина, соратника и правую руку Владыки. Себя Улькиорра хотел считать левой рукой, но со временем надеялся занять место Ичимару, поэтому понимал, как важно заранее изучить методы и сильные стороны конкурента.
Методы были сильны и непонятны. Старк как всегда лежал на куче тряпья, закинув руки за голову и посапывая. Ичимару Гин стоял над ним и громко и одновременно растягивая слова декламировал:
- В то время как наши доблестные арранкары бороздят просторы мира живых...
Улькиорра продолжил свой путь, размышляя над увиденным. Айзен-сама посмотрел на него устало и мудро и выдал очередное важнейшее задание: перемыть кружки после утреннего чаепития, а так как путь к раковине проходил мимо комнаты Старка, Кватро Эспада снова чуть задержался.
Ичимару Гин задорно отбивал чечетку, подпрыгивал и приседал, кружил по комнате и, конечно же, улыбался. Старк уже проснулся и перевернулся набок, наблюдая за танцем. Наконец Ичимару сделал последний хлопок и выпрямился:
- И не даром все миры рукоплещат труженникам Готея 13, ведь например капитан Кучики Бьякуя не только вот так отплясывает на капитанских корпоративах, но и очень хорошо сражается! Пойдем дальше по отрядам!
Улькиорра направился по своим делам. Все-таки поведение Ичимару вызывало некоторые сомнения.
В следующий раз, проходя мимо с блестящими кружками, Улькиорра заметил, что Ичимару уже стоит возле Старка и энергетично трясет того за руку.
- Вот и все, инструктаж по настоянию Владыки выполнен. Желаю вам успехов в труде и большого счастья в личной жизни! Благодарю за внимание.
Так вот оно что! Это приказ Айзена-сама, благоговейно подумал Улькиорра. Как это умно - подготовить Эспаду к предстоящей битве! Он обязательно должен помочь Владыке.
Улькиорра убрал посуду в шкафчик и решительно пошел к комнате Гриммджоу. Единственное, что его немного тревожило: сможет ли он так же отбить чечетку?
*спасибо Гайдаю за наше счастливое детство*

Заель, Исида + Маюри, 421 слово

Заель, Исида + Маюри, 421 слово
Исида не был в Готее долго. После того, как они смогли покинуть Хуеко Мундо, битва с Айзеном окончилась, а Орихиме спасена, оставаться в мире шинигами дольше необходимого у Исиды не было никакого желания.
Но он вернулся, чтобы закончить одно дело: заставить Маюри убрать из его крови внедренные клетки, только вот до капитана Исида не успел добраться.
Навстречу ему вышел убитый Маюри розоволосый арранкар - Заель Аполло Грантц, остановился посреди двора казармы. В простой черной форме, с винтами в затылке и груди, с той же улыбочкой и движениями безумной кошки.
- Квинси, добро пожаловать, - услышал Исида знакомый противный голос и заметил наконец капитана в двери лаборатории. - Поздоровайся со старым знакомым. Прихватил себе трофей из Хуеко Мундо, жаль было бы, если б такой мозг пропал зря.
Заель улыбнулся еще гаже и двинулся вперед, пока Маюри продолжал:
- Идея спасать преступников и делать их помощниками всегда казалась мне забавной, я решил сделать ее традицией. Как ты считаешь, приживется?
Исида не понял, что капитан имеет в виду - арранкара или традицию, но выяснять это не хотелось.
- Ты знаешь, зачем я пришел.
- Конечно. Я все про тебя знаю.
- Не все.
- Неужели?
- Да. Я предлагаю тебе бой. И если я выиграю, ты уберешь всю дрянь, что напихал в мою кровь.
Маюри взмахнул уродливой рукой с длинными ногтями и покачал головой.
- Так значит, бой не насмерть? До первой крови? Квинси, не то чтобы мне было интересно еще что-нибудь про тебя...
Маюри почесывал ногтем маску и откровенно наслаждался яростью Квинси. Исида уже был готов послать в него тысячи стрел, когда капитан снова заговорл.
- Ладно. Если ты готов мне поверить, я принимаю твои условия. Заодно проверю, насколько это стало выносливее, - Маюри кивнул в сторону арранкара и скрылся в лаборатории.
На возмущение у Исиды не осталось времени, потому что Заель бросился на него сразу же, неожиданно активно используя меч.
Квинси поначалу отстреливался, но затем Заель перешел к своим мерзостным техникам, атаковал снова и снова, и Исиде просто пришлось использовать Зеле Шнайдер, а потом и новую, припасенную для Маюри технику.
- Зачем ты это делаешь? - спросил он у истекающего кровью бывшего арранкара, валяющегося у него под ногами с довольной улыбкой.
- Я хочу получить данные быстрее него, - выкашлял Заель.
- Ты... ты даже более сумасшедший, чем Маюри, - только и смог ответить Исида, перешагивая через Заеля и направляясь к лаборатории.
- Правда? - Заель схватил его за ногу и заставил посмотреть вниз. - Спасибо. Это очень мило с твоей стороны, - Заель рассмеялся и остался на песке умирать в очередной раз.

Иккаку, Ичиго, 149 слов

Иккаку, Ичиго, 149 слов
Заходить куда-то после школы Ичиго не планировал: дома и так полный бардак, сестры что-то подозревают, отец как обычно неадекватен, лучше сидеть молча и не высовываться. Но пройти мимо знакомой блестящей лысины, чудом замеченной краем глаза сквозь стекло кафешки, Ичиго не мог.
И он не пожалел.
Иккаку при виде него немного позеленел и заметно вспотел.
- Ичиго... Если ты хоть кому-нибудь расскажешь об этом, тебе будет очень плохо. Я скажу Кучики-тайчо, что ты домогался Рукии.
Ичиго заулыбался еще шире.
- ... а Абараю - что ты домогался Кучики-тайчо.
Ичиго заржал.
- ...или капитану Сой Фонг, что ты смотрел на Йоруичи без одежды дольше одной секунды.
Ичиго достал телефон и активно стал щелкать фотоаппаратом.
Иккаку приуныл и замолчал.
Ичиго отсмеялся и педпринял попытку успокоить товарища:
- Иккаку-сан, да не переживайте вы так. Этот клубничный шейк с вишенкой на взбитых сливках прекрасно сочетается с вашей футболкой Hello Kitty. Я думаю, Кенпачи понравится.

Урахара, Йоруичи, 230 слов

Урахара, Йоруичи, 230 слов
- Уаааа, Урахара, ну почему ты опять позволил мне пить одной? - Йоруичи потянулась и предприняла отчаянную попытку подняться с футона. В таком состоянии Королева Скорости проиграла бы не только Бьякуе, но и капитану Комамуре.
- Нет, ну что же это такое! Киске, и ради тебя я оставила Готей 13?
Урахара почесался и вытащил из стопки чистый лист, привычным движением сложил пополам и загнул концы.
- Лучшие годы потратила на тебя!
Урахара увернулся от брошенной подушки и любовно разгладил шов на бумаге.
- А еще друг называется, никогда больше не буду пить, никогда!
Урахара усмехнулся и ловко вывернул фигурку.
- Хотя нееет, я больше никогда не приду в твой дурацкий магазин, лучше уж у Куукаку сидеть! Что ты там опять копаешься, Киске?
Йоруичи наконец села на футоне, не особо заботясь о съехавшей простыне.
- О, ничего особенного. Просто каждый раз, когда ты начинаешь ругаться, я складываю журавлика. Помогает отвлечься. Здорово, правда?
- Дурак.
Йоруичи встряхнула волосами, поморщилась, медленно и осторожно направилась в ванную.
Урахара вздохнул и вытащил еще один листок. Каждый раз, когда ему хотелось поцеловать Йоруичи, или повалить на ближайшую горизонтальную поверхность, или сделать комплимент ее прекрасным большим круглым глазам, Урахара складывал гномика. Сегодняшний получился ну очень большим.
"Да, что-то разрослась моя композиция за последние пять дней," - подумал Киске, устанавливая гномика рядом с остальными бумажными братьями. - "Надеюсь, хоть детям понравится сценка "Белоснежка и... мда, тридцать семь гномов".

@темы: Урахара, Йоруичи, Уэко Мундо, Заэль, Маюри, Ишида, Драбблы, Юмор, Арранкары, Гин, Гриммджо

---

[Raona]

Название: Майская лихорадка или Времена года Урахары Киске.
Автор:  Raona
Бета:  <Ame>
Пейринги: Ишшин/Урахара
Рейтинг: PG
Жанр: романс, местами проглядывает юмор.
Дисклеймер: Герои принадлежать Кубо, я же их поимела на почве большой и чистой любви.
Предупреждение: беспросветное АУ. Не менее беспросветное ООС.
От автора: Писалось довольно давно, в порыве вдохновенного шипперства и по случаю долгожданного мая.

Хороши ночи в мае. Хороши, свежи и полны тонких ароматов цветов и трав. Май короткой передышкой, тонкой гранью ложится между еще не начавшимся изнуряющим, нещадно жарким летом и бодрящей прохладой весны. Трава особенно радовала глаза Урахары. Сочно зеленая, жадно пьющая соки из земли, юная и свежая. Это летом она выгорит и станет невзрачной, пыльной и налитой, темно-зеленой. А вот сейчас она прекрасна как никогда.
Впрочем, цвет травы в потемках ночи углядеть сложновато, да и особым поэтизмом Урахара не страдал. Май просто нравился ему. Не сказать, что он не жаловал остальные времена и месяцы года, но май, май! А уж после такой потрясающей грозы, наэлектризовавшей воздух, насытившей его густым запахом озона. Киске шел и жадно тянул воздух носом, почти как вышедший на охоту ночной хищник, но все никак не мог надышаться вдоволь. Он уже прошел полгорода. Под ногами приветливо булькали лужи и тротуары были усеяны многообразием соцветий и веток, сорванных крепким ветром.
Всю красоту момента, а вернее моментов, портила одна единственная вещь, тревожившая Урахару все два часа пути, которая, собственно, и заставила вытащиться его из-под одеяла в час ночи и протопать полгорода пешком. Сущая ерунда, по сути. Сам себя он уже второй час кряду убеждал, что просто гуляет по городу ночью. И что ноги у него совсем не замерзли. И не промокли, несмотря на гэта. И вообще, мог бы не тащиться сквозь парк по тяжелой, вымокшей траве, а обойти все это, дав круг, пусть и потратив на это еще двадцать лишних минут.
Вещь была похожа на короткую вспышку, озарившую сонный еще мозг. Вспышка прошлась разрядом, выбив в момент все потуги вышеупомянутого мозга Урахары на отдых. Сев на футоне, Киске с минуту хлопал в темноту комнаты глазами, после чего наспех одевшись, не забыв прихватить шляпу и трость, он бесшумно выбрался на вот эту самую майскую ночную послегрозовую прогулку. Нет, нет, Урахары бы про вспышку забыл через эту самую минуту, но - вот незадача - вспышка повторилась снова. И пока он бродил по улицам в поисках источника этого странного сигнала, она то затихала надолго, то вновь появлялась, в воображении обозначаясь чем-то вроде яркой сине-зеленой точки на мельтешащем помехами экране радара.
Вспышка была ничем иным, как чужой, совершенно незнакомой Урахаре реяцу. На самом пике, когда на эфемерном экране в воображении она горела, выжигая собой на темном поле небольшое солнце цвета морской волны, реяцу могла свободно посоперничать с реяцу любого капитана Готей-13. Но как только она медленно, задерживаясь на доли секунды, рывками гасла, она все еще еле ощутимо присутствовала, и посоперничать могла разве что с каким-нибудь рядовым бойцом, причем не особо одаренным и назначенным подметать двор казарм. Больше всего это походило на тренировку по сокрытию реяцу. Или на неумелые попытки загадочного кого-то ее сокрыть.
Тем не менее, Урахара шел точно по следу, и по тому, с какой силой та восходила на пик, было понятно, что тащиться осталось совсем недалеко. Десятый раз за ночь поминая свой собственный идиотизм, отвергнувший идею будить Тессая и тащить с собой, Урахара свернул за последний угол.
- Так-так…
Ночь была лунной, кстати будет сказано. Ну прямо очень лунной. Луна отражалась в немалых лужах, в стеклах домов, в витринах, даже на почерневшем асфальте. Обливала, вслед за дождем, своим бесполезным холодным светом землю. Киске даже поднял голову, чтоб взглянуть на нее, придерживая панамку на макушке. Видимо, от вымокших ног у него разгулялось воображение, но луна ухмыльнулась ему так саркастично, что ученому стало не по себе. Во-первых, от размаха воображения, во-вторых… ну правда, а как было бы вам на его месте, узри вы на бело-голубом плоском лунном круге ухмылку, напоминающую широкую и острую ухмылку одной незабвенной персоны, с которой в своем темном, местами вполне светлом и очень мутном прошлом столкнулся Урахара? Вот поэтому он и поспешил перевести взгляд на то, зачем «гулял» в эту майскую ночь.
Будь у Киске зрение чуть похуже, он принял бы лежащего на земле за кучу порванных тряпок. Черных тряпок. Или за очень большую собаку. Чем черт не шутит, раз луна начала ухмыляться? Но зрение у Урахары было стопроцентное. Лежащее тело дернулось, пошевелилось и попыталось приподнять видимо то, что было у этого тела головой. Вспышка вновь саданула размашисто по голове. Послышался короткий хриплый стон, который влажная ночь с удовольствием проглотила. Ученый тяжело вздохнул. Нет, это совсем не тренировка и не неудачная попытка сокрыть реяцу. Это шинигами, который периодически проваливается в бессознательное состояние, и только выныривая оттуда, выпускает реяцу. Чем-то это напомнило ему сигнал SOS. И ведь как бьет, зараза. Урахара в одиннадцатый раз помянул нецензурным и недобрым словом неизвестно откуда затесавшийся в мудрую ученую голову идиотизм и подошел к лежащему в довольно большой луже шинигами. Тот, опять будучи в отключке, тяжело дышал. Там, где одежда была порвана, в ставшую уже почти черной, лужу сочилась теплыми ленивыми ручейками кровь. Урахара покачал головой. Удачная охота, Менос задери того, кто так свою добычу потрепал.
- И какой же силой обладает тот охотник, который довел до такого состояния капитана?
Именно. Капитана. Драное, грязное хаори героически цеплялось за плечо незнакомца. Реяцу снова набрала силу.
- По…помоги, – прохрипел шинигами и снова отключился.
Набрала силу не полностью, как окончательно сломавшийся мотор, фыркнула и погасла, отражаясь на экране радара тусклым, еле видным пятном.
Урахара пожал плечами.
- А куда я теперь денусь? – кинул он с присущим философам смирением в ночь. Ночь поглотила и эти слова, сыто облизнулась и попыталась порывом ветра играючи сбить с головы Урахары панамку.
- Не дождешься, - заметил он, кинув косой взгляд на ухмыляющуюся луну.

----

- Ну-с, как сегодня себя чувствует наш пациент?
От тона Урахары за километр разило нездоровой бодростью. Такой удалецки-показной. Сам он прекрасно понимал эту показушность, но с чем-с чем, а с выражением справиться, увы, не мог. Профессиональное, так сказать. Въелось. Лежащий на футоне, утыканный проводами шинигами скосил на него хмурый взгляд.
- Хреново, – просипел он.
От тона пациента за километр разило честностью. Неподдельной такой, неподкупной честностью. Складка между бровями и не думала разглаживаться, словно приросла. Киске улыбнулся еще шире.
- Хреново, господин капитан, было когда я вас выудил из лужи.
- Тогда было очень хреново.
По небритому лицу скользнуло нечто вроде улыбки.
- У каждого свои степени обозначения самочувствия.
Ночная находка Урахары пришла в себя только сегодня. Буквально час назад. Даже полчаса. И это после недельной комы. И это после того, как Урахара висел над шинигами всю неделю, ломая голову над тем, что с ним произошло, попутно пытаясь вернуть чужой разум из небытия и подлатать тело.
Он даже имени его не знал. А кстати…
- Да, господин капитан…
- Куросаки, – глухо перебил его шинигами. – Куросаки Ишшин. Прекрати меня звать господином капитаном.
- Урахара Киске, приятно познакомиться. Вы прям мои мысли читаете, го…Куросаки-сан.
Улыбка ученого рисковала выползти за пределы возможностей мимики лица. Щелчок веера распорол привычный полу-шум комнаты, заставленной аппаратурой. Это так, для проформы, и чтобы человека с непривычки не пугать. Полезная эта вещь - веер, очень полезная.
- Сколько я тут уже валяюсь?
- По приблизительным подсчетам - шесть дней, двенадцать часов, двадцать три минуты и… - поймав очередной тяжелый взгляд, Урахара откашлялся. - Впрочем, секунды большого значения не имеют. Они, знаете ли, как песчинки в песочных часах: все бегут и бегут. Не уследишь.
В комнате повисло пропахшее больницей и почему-то кровью молчание. Странно, Уруру вроде бы старательно вылизывала каждый угол комнаты, и бинты менялись, пока сами раны не зажили, чуть ли не ежечасно. Воздух все равно упорно не желал выдворять из себя металлический солоноватый привкус, как цветущий за окном май не желал отделаться от грозового запаха.
- Не желаете поделиться историей о том, что было до того, как вспышки вашей реяцу разбудили меня?
Молчание слегка накалилось, а складка между бровей Куросаки Ишшина стала похожа на горный провал. Урахара убрал веер и смело встретил пытливый, даже слишком пытливый и недоверчивый взгляд. Слишком - для того, кого он спас. Ни капли благодарности, упрямая стена подозрений, о которую рушились все попытки Киске докопаться до доверия уже вполне бывшего капитана 10-го отряда. Так гласила надпись на выстиранном и зашитом хаори. Это не взгляд. Это шрам. Грубый, свежий, блестящий розовыми буграми рубцов. Такие шрамы остаются после того, как узнают о ком-то слишком много лишнего, такие взгляды дарят тем, кому не поверят примерно пару вечностей авансом. За что только, печально подумалось Урахаре. Может, впервые за всю его немалую жизнь и практику, захотелось увидеть благодарность в глазах того, кого он так усердно спасал. Ну и что, что скорее из любопытства? Он спал за всю неделю шесть часов, в общей сложности. Спал на столе, уткнувшись носом в сгиб локтя. Когда отключался. И каждый раз его будил очередной всплеск реяцу, вдруг обретшей собственную жизнь, меняющей амплитуду размаха, с которой била по голове Киске, как-то уж совсем беспорядочно. Это ученого настораживало. Вот и сейчас она колебалась - пусть слабо, но колебалась: вибрировала то мелко, то крупно, то совсем нерешительно.
- Куросаки-сан, я думаю, вы сами уже заметили, насколько неустойчива ваша реяцу, - Киске проложил многозначительную паузу, в которой молчание накалилось еще больше и кольнуло неприятно всплеском чужой силы. – Если я не буду знать причины таких изменений - я не смогу вам помочь.
Складка между бровей дернулась в раздумьях и сложилась вновь. Клин клином вышибают. Урахара почти сверлил взглядом шинигами, сверлил упрямо, так же, как упрямо не сдавалась стена недоверия. Хотел этим взглядом разрезать неаккуратно сшитую рану заново, чтоб наложить новый шов, красивый, искусный, такой, что потом и незаметно будет. Нет, не хотел. Желал. Страстно, со всем своим исследовательским азартом.
Первым взгляд отвел Ишшин.
- Не сейчас, - отрезал он. – Позже.
Стена дала трещину. Крохотную, тонкую, кривоватую, но дала. А уж добить ее Киске сможет. Лицо ученого неприлично просияло, и в ход вновь пошел веер.
- Как скажете. Надеясь на ваше благоразумие, скоро.
В ответ ему прозвучал далекий раскат грома.

----

Урахара выслушивал не так уж много различных трагических историй. Обычно он в них попадал сам, причем по собственному неуемному желанию. Или же был их косвенным свидетелем. Или же был зачинщиком этих ситуаций. Только вот выслушивать чужие приходилось ему не часто. Особенно те, которые были вплотную связанны с его зачинаниями.
Поставить на ноги Куросаки он поставил. Тот обретался в его доме третью неделю, чувствовал себя удобоваримо. Выражаясь словами самого Куросаки «На кой черт ты с меня пылинки сдуваешь?». От такого заявления Урахара даже розовел. Не сдувал он с него пылинки. Проявлял надлежащий уход, попутно пытаясь втереться в доверие. Ученого это забавляло. Прожив восемьдесят лет в откровенной тоске и с неизменной компанией под боком, как-то было особенно весело выхаживать майского «подкидыша». Компанию раз в двадцать лет разбавляла Йоруичи. И будь она тут, он бы точно узнал, каким образом и при каких обстоятельствах в майскую грозовую прохладу затесалось израненное тело Куросаки Ишшина, но - какая неудача, надо же - лет десять назад она объявилась в последний раз и ждать неуловимую принцессу нужно было бы еще столько же.
Ну, хорошо, может, он и сдувал с него пылинки. Хмурый, грубоватый шинигами просто очаровывал его исследовательский склад ума. А уж любопытство гнало вперед, и Урахара был готов не то что пылинки сдувать, готов был начищать его до блеска, мыть с порошком собственноручно и кормить с ложечки. Чутье, вопиюще громко, кричало, что не так все просто, как уклончиво объяснял Ишшин. Право, какое там «неудачная драка с сильным пустым»… Не смешно, а грустно даже. Ни ума, ни фантазии.
Чутье не подводило Урахару ни разу. Не подвело и в этот раз.
Куросаки сдался в конце третье недели, под чашку свежего чая, после того, как Киске очередной раз выгнал его на полигон. Исследовать скачки реяцу. Вымотанный, не жалеемый им Ишшин сдался. Веер в руке Урахары трепетал, как лист под порывом весеннего ветра, от нетерпения, граничащего с маниакальностью.
- Убери ты эту свою деревяшку.
Ишшин поморщился. Урахара послушался. И убрал. Неслыханное дело. Уруру с Джинтой тихо зашептались за седзи. Где-то в том же районе громыхнул голосом Тессай. Шаги прокатились по коридору и затихли.
История не столько трагическая получилась, сколько детективная. Ишшин рассказывал, попеременно то сверля острым взглядом лицо Киске, то сверля им же кружку в руках. Можно было бы ее начать со слов «Жил был шинигами, служил во втором разведывательном отряде…»… Краткость сестра таланта.
История и вправду вышла неприглядная. В душе Урахары проснулось нечто, смутно похожее на стыд.
Шинигами и вправду служил во втором отряде. Служил исправно, с превеликим трудолюбием и интересом. Была у шинигами черта такая, Киске не понаслышке знакомая. Любопытство. Она-то и заставила его, пятого офицера, однажды начать свое маленькое расследование полувекового давности случая. Ну, из чистого интереса. Материала было ужасающе мало, но Ишшину, как шинигами, одаренному упертостью, это не мешало. Случай был не особо то и интересным, но что-то в нем Куросаки зацепило, как любовь с первого взгляда. Куросаки был дотошен. Раскопал куцые факты о том, что в то время в лесах Руконгая пропадали бесследно шинигами, раскопал имена тех, кто этим всем занимался и кто там засветился. Даже то, что пропажа была следствием неких экспериментов. Ишшин дослужился до лейтенанта. Раскопал имя того, кто был обвинен в этих экспериментах. А дальше все застопорилось, потому что карьера пошла вдруг резко в гору и вершиной ее стало капитанское хаори десятого отряда. Статус не изменил ровным счетом ничего. Хотя… дал больше доступа к информации. Здесь-то и началась самая неприглядная часть истории. Кто бы мог подумать, что Ишшин докопается до самой сути, до загадочной пропажи некоего бывшего капитана Урахары Киске вместе с четырьмя капитанами и четырьмя же лейтенантами?
- Докопался на свою голову, - прокомментировал Киске.
В ответ Ишшин полоснул по нему недобрым взглядом.
Кто бы мог подумать, что он докопается до подозрений капитана пятого отряда Айзена Соуске?
Урахара в ответ полоснул взглядом внимательным и понимающим.
- Полагаю, капитан пятого не захотел делиться информацией?
- Ты видел, насколько, - тихо выплюнул в чашку шинигами.
Зло так выплюнул. Смачно. Чутье никогда не подводило Урахару. Пропустив одну вечность тишины, Киске выдохнул устало и ободряюще улыбнулся Куросаки.
- Ну, Ишшин-сан, теперь я найду правильное направление работы. Возможно, реяцу удастся восстановить полностью.
- Будто от моего рассказа тебе что-то стало яснее.
- Куда яснее, уж поверь.
Уважительно-полуиздевательский хвостик куда-то потерялся, что удивило самого Урахару. Экс-капитан был заразителен своей простотой общения. И чем-то еще таким, что не было ясно ученому и только подогревало его интерес, в разрез с загадочно тяготящим ожиданием его пропажи.

----

-О, Куросаки-сан. А у меня чай.
Голос Урахары был медов, сладок, как патока, золотист, как первые лучи солнца и так же приветлив. И, что обидно, как ты не описывай его медовость, тягучесть, золотистость и прочие признаки красоты, на Куросаки Ишшина они не действовали. Киске даже на последнюю часть приветствия сделал особое ударение. Такое почти интимное.
- Чай? – как-то рассеянно отозвался тот. – Замечательно.
За окнами жил своей неповторимой жизнью новый май, вовсю красуясь. Плескался, цвел акациями, бушевал по привычке грозами, и нес в своих липких и влажных лапищах шумные ночи и душные дни. Май был хорош. Урахара даже пару раз выходил на ночные прогулки. Нет, совсем не с тайной надеждой найти нового раненого капитана. Скапливать такие образцы у себя было опасно и расточительно. И не с надеждой встретить старого. Ну, хорошо, хорошо, пусть все продолжают думать, что Киске нравился красавец май с его неповторимостью. И не надо надумывать лишних тайн.
- Чай. С мелиссой, – еще интимнее добавил Киске, на что получил удивленный взгляд.
- Да хоть с толчеными зубами меноса. Когда ты начинаешь говорить таким тоном, я ощущаю себя подопытным кроликом.
- Будет тебе, – отмахнулся ученый и, подхватив за локоток шинигами, потянул его в нутро дома. – Тебя - и кроликом? Не такая уж я и сволочь, так мелочиться. Ты куда больше кролика. Но если хочешь…
- Ты куда хуже сволочи.
- Тебе так не нравятся кролики? – с искренним изумлением поинтересовался Киске.
Он приходил, как положено, раз в месяц. Если бы он не пришел раз в месяц, к нему пришел бы Урахара. Этот ритуал появился в честь наблюдения за тем, как протекает восстановление духовных сил шинигами. Ради этого Киске провозился уйму времени с новым гигаем. Специальным, восстанавливающим реяцу. Пылинки больше не посдуваешь, а жаль. Это выражение крепко засело в ученой, покрытой зеленой панамкой, голове. Отчасти ему даже не хватало этого пылинкосдувания. Урахара сам помогал ему селиться, с толком, расстановкой и длинными лекциями советуя, где лучше. Ишшин живописно слал его далеко. Дальше Хуэко. Но дом выбрал все же один из тех, что присмотрел Урахара. Гордость смутно грела душу, заставляя того упорно не терять связи с бывшим капитаном, и даже более того - делать ее крепче. Границ ее крепости Киске просто не представлял. В его голове вообще редко обозначалось такое слово, как предел. Грань. Черта. За которую дальше не пойдешь, не перепрыгнешь. Не было, и все. Как у черепах нет чувства насыщения, так и Урахара не знал слова «хватит». Именно эта черта стала причиной его недобровольного изгнания.
Киске сам надоумил Куросаки пойти на медика, на заочное. Тот не сопротивлялся совсем. Все же, шинигами - это не только работа. Это скорее призвание. , кто-то там очень чуткий и эфемерный на небесах выдает им, своим крошечным детям, предназначения. Не у каждой души есть сила, потенциал стать шинигами. Ишшин с радостью углубился в изучение медицины. Медицина помогает людям. Именно эту простую истину о помощи вдалбливали в еще зеленых новичков академии. Будучи этим самым новичком, Урахара воспринимал ее с врожденным цинизмом. Но это Урахара, а то – Куросаки. Упрямый, честный, открытый и одновременно закрытый, такой с секретом, с заковыркой. Заноза, попавшая в организм Урахары год назад, пока он бродил по Каракуре, рассекая вымокший воздух. Она пока не беспокоила, просто была. И то ладно. Даже из занозы можно извлечь массу полезного, если постараться.
Ишшин посмотрел на него так, как, пожалуй, на него не смотрел еще ни один человек в этом скудном мирке. Ясно, грозно и с задорной такой, воодушевляющей, искоркой смеха на дне взгляда.
- Мне не нравишься ты, Киске.
- Ну вот, – вздохнул упомянутый в ответ, обреченно раскрывая поле веера. – А я так надеялся на твою благосклонность. Уже планов понастроил на долгую и счастливую жизнь вдвоем.
- Мой тебе совет: засунь их себе в ….
Внезапная резкая пауза провисла под давлением недовольного мычания. Губы у Куросаки были на удивление мягкие. И этой обманчивой мягкостью они отпечатали клеймом странное подобие поцелуя на его ладони. Такое полукомичное, дурацкое подобие, подобие только для самого Киске, который внезапно и остро пожалел, что вообще перекрыл поток ишшиновского цветистословия. Пусть бы дальше говорил, чего уж там. Не увянут у него уши, не фиалки. Незачем было настолько фамильярно подходить к этой проблеме. Не в его это стиле и…Губы жгли и Киске пытался прокрутить в голове нехитрый способ восстановить дыхание. Ишшин мычать перестал и удивленно воззрился на него, как-то даже испуганно. Это Ишшин-то.
- Не стыдно тебе, Куросаки-сан? – как можно длиннее протянул на выдохе это удобное «сан» Урахара. – Тут же дети.
Рука отлепилась от физиономии шинигами. С таким незаметным влажным звуком. Как будто меч из тела вынули. Или поцеловали.
В мире куда больше интересных вещей, чем небритая морда Куросаки. Задумчивая и, как показалось Киске, хитрая. Видимо, воображение разыгралось снова. Видимо, у него в мае происходило нечто, что происходит обычно у котов в период мартовского таяния снегов.
- Где же ты вот тут… - Ишшин выразительным кивком описал внушительное пространство подвала - …заметил детей?
- Ну, а вдруг прячутся за воооон тем камнем?
Урахара одарил его плутоватой улыбкой и чуть было не подмигнул, не менее плутовато.
- Ну-ну.
Это «ну-ну» носило какое-то странное сочетание эмоций, с трудом Киске разбираемое. Решив не особо заморачиваться тем, какие такие особые изыски носило данное сочетание, Урахара прошел вперед, туда, где заблаговременно были расставлены необходимые датчики и прочее крайне важное оборудование. Где-то на пол пути к месту, ему вдруг страшно захотелось ответить ему чем-то таким же загадочным. Отомстить за недопоцелуй на ладони, казавшийся материальным донельзя. За это особенное «ну-ну» и за то, что Урахара вдруг понял, что заноза впилась чуточку глубже. Буквально на долю миллиметра, но по тому, как она заныла, стало предельно ясно: прошла сквозь верхний грубый слой кожи и теперь метит в нежные ткани, оплетенные микроскопическими сосудами.
- Раздевайся, – бросил он через плечо, из-под полей наблюдая за реакцией и попутно перетекая к приборам.
- Чего?
Куросаки даже как-то притормозил немного и уставился на Киске с неповторимо красноречивым видом. Вот тут всю эмоциональную гамму Урахара мог разложить, как колоду карт. Возмущенное, настороженное, восхитительно обрисованное долгим последним слогом «чего». И никакое там не загадочное «ну-ну».
- Раздевайся, раздевайся, – повторил Киске, уткнувшись в приборы по самую макушку. Веер держать было несподручно, а улыбка дергала за края, настойчиво и победно. – Снимай гигай, я имею ввиду.
- Уж прости, забыл перчатку. Так что раздевать меня тебе придется самому.
Из-за пискнувшего коробка, за которым прятался Киске, наблюдать было вполне удобно. Куросаки глядел прямо в глаза и так широко ухмылялся, выразительно, не по-ишшиновски хитро, со странным блеском в глазах. Так, что Урахаре захотелось срочно ухмыльнуться в ответ. И раздеть его самому. Медленно. Вручную.
- Тогда наберись терпения, капитан.
Где-то наверху во всю благоухал весной май, неся в своих запахах нечто горько-безумное, лукаво подмигивал солнцем в просветах многотонных нагромождений облаков. Май пробирался куда ни глянь. Киске начинал бредить маем. Наяву.

----

Из окна уныло шелестела осень. Вполне себе уныло, но Урахара Киске, - на то он и Урахара Киске, - считал ее шелест вполне себе уютным. Ему было жарко, а осень могла сколько угодно пытаться дуть в плохо закрытое окно. Где этот сумасшедший шинигами набрался таких отчаянно романтических идей, как залезать в окно его спальни на второй этаж?
- Мог бы хотя бы окно за собой закрыть, раз уж выбрал его заменителем двери, – нарочито ворчливо протянул ученый, заворачиваясь поплотнее в простыню и прижимаясь к теплому боку Куросаки.
Бок был даже не теплым, а горячим.
- Как-то не особо это удобно, когда некая личность затягивает тебя внутрь и лезет целоваться.
- Ну не оставлять же тебя там. Или так охота было повисеть еще?
Бок был горячим, а вот ноги, которые одеяло упорно игнорировало, несмотря на все потуги натянуть его на них, были холодными. Вздохнув, Киске выбрался из своего укрытия и, громко шлепая по теплому дереву, отпаривался исправлять издержки больших и непонятных чувств. А может, и не больших. Определять их величину и природу он и не пытался, на что оно ему? Есть и есть. Урахара брал, что было, не задумываясь. Что-то было в этом безалаберно мальчишеское и головокружительно живое.
- А оставил бы?
Голос за спиной звучал насмешливо.
- А кто знает? – в тон пропел Урахара, плотно захлопывая створку. Осень обиженно швырнула порывом ветра, отчаянно сунулась напоследок в теплое нутро дома и осталась с носом. Киске победно улыбнулся своему отражению в стекле.
- Я тебе устрою «кто знает»!
Подушка приземлилась рядом с ногой владельца комнаты, слегка по этой ноге задев, ворчливо пухнув, выдохнув справедливый гнев за такое обращение. Заботливо подняв снаряд, прошедший по цели вскользь, Урахара выпрямился и покачал головой.
- Бесстыжий ты шинигами, Ишшин-сан. А если бы она попала в одну из важных частей тела?
- В задницу, что ли? – гоготнул Куросаки.
- Разве не важная?
- Бесстыжий тут только ты, – проглотив очередной ком смеха, Ишшин, мотнул в его сторону головой. – Стоишь в чем мать родила посреди комнаты и хоть бы капельку постеснялся.
- Тебя?
- Нет, Киске. Детей.
Подушка полетела обратно, нырнув в раскрытые объятья Куросаки.
- Где же ты тут их нашел, детей? Если хоть один тут и есть, то только ты.
Прошлепав назад, Урахара с удовольствием нырнул обратно в тепло одеяла.
- Ты спишь с этими дитем, между прочим.
- И мне это очень даже нравится, – подбираясь обратно к теплому боку, чуть ли не промурлыкал Киске.
И не соврал ведь. Как Урахара ни бился над загадкой Куросаки, а так и не смог до конца разобрать его по полочкам. Единичный экземпляр, особо редкий. При всей своей простоте сохранявший глубину, и именно эта незавершенность открытия цепляла к себе. Ну а секс был чем-то вроде приятного приложения. Приятного до искр в груди и дурного нетерпения.
Со скачками реяцу справиться удалось. Теперь, вылезая из гигая, шинигами не ошарашивал головы окружающих толчками силы. Как прирученный зверь, реяцу стелилась вокруг, пока довольно слабая, ластилась к рукам чуть ли не жалобно, и Киске продолжал запираться в лаборатории, нависая над расчетами. Не столько из желания помочь Куросаки, сколько из желания одолеть зверюгу до конца и вернуть ей былую мощь. Это было сражением за собственную честь ученого, и его красочность могли описать лишь горы мятых, исчирканных листов, кучи образцов тех или иных частей тела, вольготно заселявшие все углы лаборатории и шикарные, фиолетовые круги под глазами. Последние стали чем-то вроде неотъемлемой части имиджа. «Ты бы хоть очки носил, чтоб людей не пугать», - ворчал Куросаки с приличной толикой заботы в голосе. Очки Урахаре не шли, ну совсем не шли. За ними его «щенячий» взгляд казался уж совсем жалостливым и даже железобетонная выдержка Тессая сдавала. Бывший глава кидо-отряда бросался почти насильно вливать в Киске различные микстуры от переутомления, а вечерний чай подвергался дотошному анализу на присутствие сильнодействующих снотворных препаратов. Панамка же Киске не нравилась. Эта маленькая забавная деталь туалета за не первый десяток лет его достала. Скучно зеленая, она напоминала часть маскировки, вкупе с его обожаемым зеленым хаори. Ишшин, судя по тому, с каким остервенением он швырял неповинный головной убор в угол, тоже ее не любил. Сам аргументировал это неожиданно приобретенным фетишем в виде урахаровых светлых, безобразно вьющихся на концах, волос. А волосы - о, волосы были отдельной темой, достойной целого романа, переполненного красочными описаниями душевных страданий. Собственная голова Киске напоминала одуванчик. Светлый, пушистый и трогательный до умопомрачения. В сочетании с серыми печальными глазами это бросало длинную, неприглядную тень на имидж безжалостного ученого. Методы борьбы с излишней легкостью волос занимали отдельную толстую тетрадку, спрятанную в укромном углу лаборатории. Там были и масла, и воск, и совсем уж глубоконаучные формулы препаратов. Но ни одно средство не могло справиться с упорной непосредственностью волос Урахары. Хотя нет, средство было. Единственно верное – панамка. Именно это обстоятельство превращало холодную войну за имидж в порочный замкнутый круг.
Уютное молчание разбавлялось стенаниями ветра за окном. От его неистового скрипения Урахара получал крайнее злорадное удовольствие. Ишшин о чем-то задумчиво смотрел в потолок, по-хозяйски одной рукой сграбастав шею Киске. Сам Киске не думал ни о чем и, пожалуй, от этого тоже получал удовольствие. Вот выползут завтра отсюда, Куросаки отправится к себе, за книжки по медицине, которую возвел в ранг не то хобби, не то призвания, а он в лабораторию. И мысли снова ворвутся в голову, дробясь в длинные, понятые мало кому из смертных и бессмертных, формулы, какие-то блестящие и не очень идеи, и на периферии будет маячить смутное ожидание, которое крепко въелось со времен побега из Сейрейтея. Ожидание результатов от многолетней давности ошибки, крохотного недочета. Формулы и системы, они - как огромный механизм. Одна неверная деталь - и вся работа наперекосяк, жужжит надрывно солениями и едет задом наперед. Разбирай, исправляй, думай. Айзен Соуске был неправильной деталью, не особо на первый взгляд важной, но вся система к чертям и терпения не хватает ждать момента ее исправить.
- Киске, – голос у Куросаки неприлично задумчивый, Урахара даже насторожился. Подумать только, задумчивый Куросаки. Нонсенс. – А дальше что?
- А дальше я надеюсь спать. Если ты не в курсе, шинигами отдых тоже требуется.
- Не ерничай.
- Не ерничаю. Проявляю милосердие.
- Милосердие и ты? Заработался, гений, – усмехнулся тот. – Я о том, что вообще будет дальше.
- «Вообще» - очень растяжимое понятие, – в ответ широко зевнул Урахара. – С чего вдруг такие философствования, капитан?
- Да не философствования. Подумай сам, не всю же жизнь ты в своем магазине гнить будешь.
- А вот это, по крайней мере, оскорбительно. Я не гнию, я совершенствуюсь.
- Не пугает бесконечность этого совершенствования?
Серьезный Куросаки, задающий подобные вопросы, Урахару и удивлял, и привлекал, и даже, где-то в глубине того, что некоторые зовут душой, пугал. Именно тем, что будет дальше. Урахара и без него знал, что все на своих местах не останется. Великий закон времени. И, будь ты десять раз богом, не исправишь его свойства. Но говорить о своих подозрениях, прижимаясь к голому телу рядом, по крайней мере, было неуместно. Более того, ужасающе неправильно.
- Нет, не пугает. И если тебя беспокоит бесцельность будущего, то… - Киске приподнялся, упираясь локтем куда-то подмышку шинигами - …заведи жену, что ли.
- А сам?
- У меня Йоруичи есть.
- Твоя Йоруичи появляется раз в два десятка лет.
- Тем она и лучше жены.
Ишшиновская лапища как-то очень ловко и незаметно подлетела к голове Киске и дернула несильно за светлую прядь. Ишшиновский же рот широко улыбался, а глаза блестели настораживающим весельем, всецело поглощая внимание Урахары, поэтому рука оказалась непомерно резвой. Дерганье за прядку было не обидным и не болезненным, но, проформы ради, Киске ущипнул теплый бок бывшего капитана.
- Циник ты, Киске, – обиженно выдал справедливо пострадавший, потирая бок. – Зря ты это.
- Все мы не святые. Что з…
Договорить не дали, на примере объясняя, что именно зря и какое наказание за этим следует. Урахара был совершенно «за» такой метод экзекуции. И даже сокращение количества часов на сон выглядело безобидной и символической платой. Руки Куросаки продолжали проявлять радующую активность, и последние мысли выскользнули из головы, невесомо пробрались к окну и, найдя таки крошечную щелку, которую не смог найти звереющий ветер, унеслись в осень.

----

Знай Урахара раньше, что может так влиять на людей, наверняка не оказался бы в Каракуре на правах опального гения.
В самой Каракуре баловался высокими температурами июль, пытаясь спалить дотла городок. Солнце низвергало на землю материально ощутимые мегатонны света, облеплявшего любого храбреца, выползшего в душный зной. Киске храбрым себя не считал, зато считал умным и хозяйственным. Раскаленный зной совал нос в двери и тут же получал по этому носу, натыкаясь на волну прохлады, которую гнали кондиционеры. В их наличии и заключалась хозяйственность.
Знай Урахара, что Куросаки Ишшин примет его шутливый совет так близко к сердцу, возможно, и не шутил бы он так вовсе. Нет, Киске не мучила совесть, не мучила ревность. Киске вообще ничего не мучило, пока кондиционеры исправно фильтровали песчинки жары в воздухе. Но еще когда очередной сумасбродный хитрец май колобродил по просторам Каракуры, Урахара начал подозревать, что беспокоить будут. Потому что май бывший капитан 10-го отряда Гетей-13 делил на этот раз не только со своим любовником. Приходя ночами, пах цветочной пыльцой и нежными духами, на что ученый муж громко чихал, а Ишшин улыбался отстраненно и отвечал невпопад. Расспрашивать о причинах Урахаре не хотелось. Не жена же он ему, чтоб выспрашивать, где тот таскался до трех утра и почему в пятницу не пришел, хотя обещал. Вот будет жена, ей и беспокоиться. Скорое появление такого незамысловатого явления под сомнение не ставилось по вышеуказанным причинам. Мечтательный Куросаки забавлял Урахару еще больше серьезного, веселого, неровного, и каким он там еще был. Влюбленный Куросаки был по-своему прекрасен. Высоких чувств перепадало и Киске, когда Ишшин всовывал в его руки гигантский разнокалиберный букет, позаимствованный, возможно, с одной из клумб. На вопрос «зачем» неизменно слышалось всеобъясняющее «захотелось». Киске только тихо матерился, думая, чем он прогневал небеса, раз ему на двух-с-чем-то-сотом году начали дарить цветы.
Июль был жесток. Урахара передергивал плечами как можно незаметнее. Светлая, нежно-зеленая рубашка решила впитаться в кожу гигая и, похоже, пустила корни на почве сильного увлажнения.
- Ишшин, будь честным, скажи, за что ты мне мстишь?
Куросаки удивленно посмотрел на ученого, и тот снова дернул плечом в попытке отлепить въедливый материал от себя.
- С чего ты взял?
- С того, что на улице адское пекло, а ты вдруг возжаждал прогулки.
- Конечно оно будет пеклом, если напичкать дом кондиционерами и не выползать из подвала. Ты на свою небритую морду смотрел хоть раз?
- Заботишься? – любопытствуя, пропел Киске и кинул долгий взгляд на шинигами.
- Нет, людей жалею. Твои круги под глазами не внушают ничего хорошего.
- Ужасающий альтруизм.
Солнечный блин злорадно добавлял с каждой минутой градусов. Мимо протекали мученически кривящиеся и поминутно пьющие из разноформатных бутылочек разноформатные жидкости такие же разноформатные люди. Жара действовала на человеческие умы объединяюще. На Киске – удручающе. Хотелось спрятаться куда-нибудь, где будет чай и хотя бы самый захудалый вентилятор. На веер, который мог блеснуть в своем практическом качестве, не хватало сил.
- Так зачем ты меня все-таки вытащил?
Морально Киске уже приготовился к новому «захотелось», но Ишшин обескуражил его.
- Я женюсь, Киске.
Обескуражил до крайности. Ну зачем же вот так, с места в карьер, да еще и тоном, которым обычно сообщают чьим-то родственникам о крупной аварии на шоссе, взрыве подземного газа посередине детской площадки или удачном самоубийстве?
- Можно сразу поздравить или приберечь полную речь до свадьбы?
- Да мне все равно.
Урахара пожал плечами, замаскировав очередную контратаку на
действия настырной одежды под солидарность с безразличием. Подумав, все же решил, что атмосферу стоит разбавить.
- Давно говорил тебе.
- Я помню.
Чертова рубашка окончательно стиснула плечи.
- Слушай, я так больше не могу. Давай зайдем куда-нибудь, хоть ненадолго, – Киске нырнул вперед и остановился. – В противном случае мои мозги сварятся вкрутую, и тебе придется тащить мое бездыханное тело назад на себе.
Захмуревший было Куросаки хмыкнул и, остановившись следом, покосился на него. Урахара дернул плечами в открытую и жалобно. Любые средства стоили цели.
- Ничего против твоего тела не имею, – оглядываясь, протянул шинигами.
- Бездыханного? Ишшин, ты меня пугаешь.
- Да нет, вообще. Не ерничай. Главное, чтобы не растаял. Собирать потом неудобно будет.
- Я страдаю, а ты смеешься, – совсем уж капризно затянул Киске и с откровенной мольбой воззрился на экс-капитана.
- Пошли, страдалец.
- Куда же?
- Туда, – темноволосая голова кивнула, обозначая координату в пространстве, где находилось это самое «туда».
Пространство было заполнено стеклянным зданием. Здание ощетинилось блеском стекол, переливаясь под солнцем гигантской вытянутой золотой рыбкой. Киске прибавил шагу вслед своему спутнику, мечтая побыстрее скрыться внутри.
Зной не мог проникнуть сквозь темные пластины стекол и мрачно продолжал сжигать кислород за пределами нового укрытия. Внутри золотая рыба сияла белизной, шумела пестрыми вывесками, товарами и толпами людей. Киске извлек таки веер и, распустив его, лениво, мерно обмахивался.
- Так устраивает? – по лицу Куросаки можно было сказать, что он сам совсем не против такой формы прогулки.
- Крайне романтично, – веер затрепетал выше, прикрывая привычно улыбку.
- Язва.
- Зато тут ничто не грозит мне солнечным ударом.
В ответ Ишшин хмыкнул и ужом нырнул в дверь, к которой тщательно присматривался. Урахара подняв глаза на табличку у входа, нахмурился. В шляпный-то ему зачем? Смутные подозрения навели тумана на перегревшиеся мысли в голове. Пожав плечами пустоте, отлепляя последний кусок рубашки от плеча, Киске нырнул следом. Шляпное многоцветие накинулось на бедного ученого, желая засесть куда-то поглубже в голову. Справа пестрели самых смелых и вычурных форм женские шляпки. Плетеные, из материи, из шерсти, всех цветов и оттенков. На левой стене глаза отдыхали в монотонной серьезности. Левая стена принадлежала мужским головным убором. А вот вперед смотреть на больную голову не рекомендовалась. Там смешивались в чокнувшемся сочетании ядерных тонов молодежные и детские кепки, кепочки, бейсболки, панамы, банданы и еще море того, о названии чего Урахара даже думать не хотел. Ишшин о чем-то в полголоса говорил с щебечущей продавщицей.
С того дня, как совершавший ночной вынужденный променад Киске наткнулся на раненного шинигами, прошло около четырех или пяти лет. Оттого, что он не помнил их количество точно, было не по себе. Память его не подводила никогда, но все это время неожиданно стало похоже на длиннющий, фантастический сон. Урахаре даже захотелось ущипнуть себя и проснуться в любимой лаборатории, физиономией в бумажки, обнимая какую-нибудь пробирку. По крайне мере, это было привычно. Привычнее, чем прогулки по жаре, три увядших букета на тумбочке в спальне и столе в его святая святых, недосып по причинам «недотраха», да и вся та кутерьма, которую создавал вокруг Куросаки. Что еще больше выталкивало Киске из скорлупы повседневности, так это подозрение на привычность этой кутерьмы. Одному Тессаю было известно, сколько он привыкал к новой чужой обстановке, недосыпая потому, что бессонница травила мозги беспорядочными и бесполезными мыслями. А небритый неотесанный чудак, свалившийся на его голову, при всей своей неотесанности умудрился плавно скользнуть в распорядок жизни Урахары Киске и устроиться так, будто был там всегда. И уж в последнюю очередь, совсем-совсем немаловажно, что менять упомянутая жертва вторжения совсем ничего не хотела. А ведь придется. Киске постарался затолкнуть никчемные размышления поглубже и уставился на стену впереди с мазохистским удовольствием.
На голову что-то приземлилось, поглотив ее по самые уши и кинув тень на глаза. В руки впихнули квадратное зеркало.
- Она выглядит забавнее твоей, по крайней мере, – прозвучало у самого уха.
В зеркале отражалась голова Киске с надетой на нее бело-зеленой панамкой. Шляпа задорно рябила крупными полосами и, казалось, собиралась зажить своей собственной жизнью. Белое и зеленое переплеталось, искажалось на месте швов и вопиюще кричало несуразностью. Урахара поправил шляпного монстра, надвинув поглубже на глаза и те окончательно скрылись в удобной тени. Теперь на ученого смотрел такой же ученый в зеркале, только тот улыбался как-то загадочно, насмешливо глядя из глубины темно-серой тени, и в тон его улыбке играла неправильными полосками панамка на голове.
- Ого, – протянул Киске и скосил взгляд на Ишшиновское лицо, выражающее граничащее с идиотизмом удовольствие. – У меня такое ощущение, что жениться собрались на мне.
- Я похож на врага самому себе?
- И кто из нас язва?
- Нравится? – проигнорировал реплику Ишшин.
- Скорее пугает. – Киске стянул шляпо-монстра с головы, покрутил и, решительно сорвав этикетку, водрузил обратно. – Прощальный подарок?
- Будешь так говорить, я тебе подарю такую же в красную полоску.
- Все-все, молчу!
К вечеру июль, изрядно утомившись, давил остатками духоты, опасливо ускользая из бархатных лап приближающейся ночи. Прогулка закончилась у дома Куросаки. Фонарь, нагреваясь, нехотя разбавлял серые сумерки. Панамка уютно обживала новое место жительства, и чувствовал себя Киске превосходно.
- Ты бы хоть познакомил с будущей женой.
Веер мелькал белыми взмахами, гоняя остро пахнущий летом воздух.
- Чтоб потом не жениться?
- Не вредничай, Куросаки-сан, не идет тебе. Хоть имя скажи.
Ишшин отвернулся в сторону темных окон дома и моментально посерьезнел. Мысленно Урахара посмеялся этому внезапному недоверию. Не съест же он ее, в самом деле.
- Ее зовут Масаки, – наконец выдал шинигами и обернулся к ученому.
- Хорошее имя.
Куросаки усмехнулся куда-то в асфальт.
- Она рыжая.
- Да? Не замечал в тебе страсти к рыжим, – белое перестало мелькать и сложилось в тонкую полоску дерева. – А то бы перекрасился.
- И стал бы отвратительным, – Куросаки резко шагнул к нему, но остановился. – Киске, пообещай мне, что лезть не будешь.
- С чего ты решил, что буду?
- Киске, – предупреждающе рыкнул Ишшин.
- Обещаю, обещаю, только не смотри на меня, как на врага народа. Ты мне, между прочим, свою жизнь должен.
Должен. Куросаки нахмурился, отчего складка перечеркнула переносицу, и Киске краем сознания пожалел, что вспомнил про этот долг. Но чувство того, что бывший глава 10-го обязан ему за свое спасение, было приятным. Вроде как уходишь из дома в летнее пекло, зная, что по возвращении тебя в холодильнике ждет бутылка ледяного пива. Киске знал, что однажды этот долг ему пригодится.
- Не спорю, – Куросаки пристально изучал его лицо под панамкой, пытаясь забраться под козырек в тень на глазах. Потом сдался и выдохнул. - Вообще, к черту это все.
Что-то недосказанное витало вокруг, но все существо Урахары протестовало против ловли этой недосказанности. Никуда оно не денется, скажется, когда надо. Впереди маячило размытыми картинками будущее. Хотелось помахать будущему рукой и улыбнуться ласково. Его черты проступали все яснее. В его лицах рисовались штрихи прошлого, что-то совсем иное и незнакомое, а еще ярким огромным пятном Куросаки-экс-тайчо. И только за ним, где-то в глубине размытых красок что-то крошечное и подозрительно рыжее.
- К черту. На свадьбу не напрашиваюсь, но хоть день скажешь.
Шинигами покачал головой и улыбнулся.
- Тебе не скажи. Придешь всей компанией из чувства вредности.
- Ишшин-сан, откуда бы? – деланно изумился Урахара, за что тут же был сжат в чужих руках.
Иногда недосказанное слов не требовало.
Июль выдохнул свободно сгустком теплого ветра. За его горячим маревом прятались новые будни. Киске подумал, что чай со снотворным все же стоит попробовать хоть раз. Например, сегодня.

@темы: Урахара, Ишшин, Каракура, PG, Романс, Слэш, Фанфики

---

рисуночег + 1

[Eneada]

пытаюсь выкарабкаться из творческого кризиса, так што не судите строго))

Урюу

квинцест

@темы: Ишида, Фанарт, R

---

Фанфик "Нерешительность"

[Интегра165]

Название: Нерешительность
Автор:  Интегра 165
Пейринг: Ренджи/Бьякуя
Рейтинг: PG
Жанр: романс вроде
Предупреждения: чуточку ООС, и наверняка много ошибок, которых автор не в состоянии разглядеть
Дисклеймер: Блич принадлежит Кубо


Кучики Бьякуя боялся. Боялся что с Ренджи случилась беда. Он очень привязался к своему лейтенанту, а не так давно к привязанности добавился страх его потерять. Но если бы кто-то сказал, что капитан шестого отряда сидит сейчас в своем офисе и не может сосредоточиться на работе, потому что беспокоится за своего лейтенанта, то этому кому-то просто не поверили бы. Бьякуя не мог найти себе места: что если он уже мертв? Нет, он не может быть мертв. Бьякуя лучше всех знал насколько силен Абарай. Но бесчисленный поток «а что если» не давал аристократу покоя.

Дело было в том, что группа шинигами шестого отряда во главе с лейтенантом отправились в деревушку, в которой двенадцатый отряд обнаружил скопление пустых. Пустых оказалось втрое больше чем предполагалось. Через два дня шестой отряд вернулся. Они рассказали, что после нескольких схваток им удалось перебить почти всех и лейтенант приказал группе вернуться в Сейретей из-за большого количества раненных. А сам последовал за несколькими меносами, которые если верить датчикам находились неподалеку. Больше туда никого не посылали и не собирались, так как сенсоры не показывали, что в деревушке остался хотя бы один пустой. Абарай же до сих пор не появился.

Капитан встал и направился к двери. Решение принято. Он сам пойдет и найдет Ренджи. Ведь нет ничего противозаконного в том, что капитан решил помочь своему подчиненному. Плевать что об этом подумают. Сидеть в ожидании просто не выносимо.

***
До деревушки, где недавно происходила битва, Кучики добрался очень быстро. Реяцу Абараи не чувствовалась. «Мертв?» - ронеслась мысль в голове аристократа. «Нет, наверное он очень далеко и может даже ранен и слаб» - утешительная мысль последовала незамедлительно.
Капитан решил пройтись по местам, где были уничтожены пустые. Такие места несколько дней обладали особой энергетикой. После нескольких часов, поиски увенчались успехом. Он почувствовал его. Через минуту Кучики стоял около окровавленного тела своего лейтенанта.
- Ренджи… - голос Бьякуи дрогнул. В одно мгновение капитан подхватил тело своего лейтенанта и перешел на шунпо.

***
- Кучики-сан, с ним все будет в порядке. Лейтенант Абарай потерял много реяцу, но он вынослив и уже через несколько дней оправится. Вы вовремя его нашли, еще немного и лечение было бы очень длительным. А если бы его не нашли… Лейтенанту будет приятно узнать, что его капитан так о нем заботится…
- Унахана-тайчо, не стоит ему об этом говорить - Кучки прервал капитана четвертого отряда.
- Но, почему? – видно было, что Унахана удивлена.
- Не стоит. Спасибо вам за помощь. Меня ждут дела. - произнес аристократ ледяным голосом, развернувшись поспешил прочь.

***
Кучики уже был на территории шестого отряда, и погрузившись в свои мысли, направился к своему офису. «Неужели Ренджи мог погибнуть?» Холодок пробежал по телу.
Бьякуя вспомнил их схватку около башни раскаяния, вспомнил свои чувства, когда Ренджи чтобы спасти Рукию бросил ему вызов. Кучики был в гневе. Ведь между своим капитаном и подругой детства, Ренджи сделал выбор в пользу второй. Это можно было назвать ревностью. Во время той схватки, он с неизменным высокомерием сказал лейтенанту несколько обидных фраз о том, что обезьяне никогда не дотянуться до луны. Тогда Кучики хотелось причинить своему лейтенанту боль, боль не только физическую, но и душевную. Но тем самым Бьякуя причинял боль и самому себе, ведь Ренджи был ему совсем не безразличен.

Капитан Кучики не мог точно сказать как случилось, что полная его противоположность Абарай Ренджи перестал его раздражать. И когда этот грубый, наглый, упрямый, болтливый, вспыльчивый и неотесанный руконгаец стал ему симпатичен. Но, что Кучики знал наверняка так это то, что никто не должен догадаться о его чувствах, тем более Абарай. Благо это было несложно сделать, непроницаемая маска на его лице укрывала от всех истинные мысли и чувства. Сначала Бьякуя пытался себя обмануть, убеждая, что это дружеская симпатия и привязанность и ничего большего. Он никак не мог принять свои чувства. Чувства к мужчине. Были мысли, перевести Ренджи в другой отряд или хотя бы отправить на грунт в длительную командировку (с глаз долой, из сердца вон). Но у капитана хватило сил признаться себе в том, что он хотел бы видеть Ренджи, хотел бы видеть его каждый день.

После той схватки их отношения с лейтенантом изменились. Но в лучшую ли, в худшую ли сторону - Кучики понять не мог. Все те дни, что он восстанавливался в госпитале четвертого отряда, Ренджи провел в его палате. Он заходил в палату, отчитывался о делах, спрашивал не желает ли его капитан чего-либо, садился неподалеку, ножом вырезал по дереву (или выполнял другую незатейливую работу), лишь изредка поглядывая на капитана и молчал. Это молчание было невыносимо. В первый день, Кучики спросил его: «почему ты здесь, сожалеешь, что я жив?», Ренджи, не задумываясь ответил - «потому, что я ваш лейтенант, а если бы вы погибли, мне бы не на кого стало равняться.» Тогда Ренджи хотел сказать что-то еще. Что-то важное. Но все испортил этот нахальный Куросаки, появившийся как всегда в самый неподходящий момент. Больше ни Бьякуя, ни Ренджи к этой теме не возвращались.

***
Ренджи открыл глаза. Все тело ужасно ныло. Он попытался вспомнить что с ним было. «Ах, да, я же в одного замочил шесть меносов…но последний перед тем как сдохнуть кажется выпустил в меня сэро…Ага, значит я в четвертом отряде.»
- Добрый день, лейтенант Абараи, вы очнулись даже раньше, чем я предполагала – мягким голосом произнесла капитан четвертого отряда.
- Добрый день, Унохана-тайчо. Я давно тут? И как я смог до сюда добраться?.. Я ничего не помню.
- В госпитале вы всего несколько часов. Ваши раны очень быстро заживают. А до Сейретея вы добрались не сами - Унохана замолчала, раздумывая стоит ли говорить дальше, но решила продолжить - Вас принес Кучики-тайчо. Когда группа шестого отряда вернулась без вас, он хотел послать еще одну, но двенадцатый отряд сказал, что сканеры больше не показывают присутствие пустых. Тогда было решено просто ждать вашего возвращения. Но капитан Кучики предпочел не сидеть сложа руки. И я ему очень признательна. Ваши раны были серьезными, без лечения вы могли умереть.
Ренджи уже не смотрел на капитана четвертого отряда и с трудом понимал, что она говорит. Он услышал как она попрощалась, сказала, что скоро принесут чай и вышла из палаты.

В голове крутилась одна мысль: «ОН меня спас». Эта мысль дарила тепло. Боль во всем теле и слабость испарились. Ренджи чувствовал себя хорошо. Ведь если капитан отправился на его поиски, то это значит только одно - Ренджи ему не безразличен. Стоп. А почему это собственно Ренджи так решил. Он постоянно придумывает все новые и новые доказательства того, что он важен для капитана Кучики. Любой случайный взгляд, любое слово, сказанное менее ледяным тоном, чем обычно - да вообще все что угодно, могло служить для Ренджи доказательством симпатии капитана. Но все-таки он был реалистом. После каждого найденного доказательства, Ренджи говорил себе: «Черт! Я просто придурок!» И все вставало на свои места. Как вообще можно думать, что его холодный капитан с вечной маской безразличия и высокомерия на лице может испытывать чувство любви. Да что там любви. Ренджи казалось, что аристократ вообще не испытывает никаких чувств.

Впервые увидев Кучики Бьякую, Ренджи сказал себе, что это то к чему он должен стремится, он сделал его своим образцом для подражания. Ренджи восхищался им. Когда его назначили лейтенантом шестого отряда, он был просто счастлив. Ему казалось, что он сделал еще один шаг к своему идеалу. Но в один прекрасный миг, все его мечты были раздавлены грузом реальности.

Ренджи очень хорошо запомнил тот день. Это было в битве около башни раскаяния. Тогда Ренджи поклялся себе, что спасет Рукию, спасет ту с которой они вместе росли, которая так много для него сделала. На его пути встал он. Его идеал. Капитан Кучики. Ренджи злился на него, злился за то, что ему приходится выбирать. Но Абарай решил, что подумает обо всем потом. Сначала надо было спасти Рукию. Ренджи помнил как хотел добиться уважения капитана, ведь он достиг банкая за очень короткий срок, он хотел показать все на что он способен. Упрямство не позволяло ему отступить и он готов был драться до последнего вздоха. В этой схватке капитан сказал ему, что обезьяне никогда не дотянутся до луны. Это было жестоко. Эти слова были больнее чем раны от Сенбонзакуры. Ренджи проиграл. Но остался жив. Капитан оставил его в живых. Ренджи был в ярости, он ненавидел его с той же силой, с какой совсем недавно восхищался. Но чувство ненависти было недолгим.

Рукия была спасена. Кучики оказался в госпитале. А к Ренджи пришло осознание того, что его капитан был прав, обезьяне действительно не дотянуться до луны. Луна она одна. Другой такой нет и быть не может. Так же и Кучики Бьякуя один такой. «Мне никогда не стать таким же. Я буду равняться на него. Я стану сильнее. Но таким как он не стану. Мы разные и сила наша разная. Это не значит, что один хуже, а другой лучше, нет. Это означает, что мы разные.» Вместе с этим осознанием, на смену собачьей преданности и слепого восхищения, которые Абарай испытывал к своему капитану, пришло другое чувство. Более зрелое, более полное.

Ренджи каждый день приходил к нему в госпиталь, теперь он смотрел на своего капитана по новому. Он заметил как красив его капитан. Ренджи вообще казалось, что нет на свете никого более красивого. Теперь Абарай заметил какими грустными были глаза аристократа. Раньше они казались холодными и равнодушными. Теперь Ренджи видел какими они могут быть глубокими, и какую палитру чувств передает один лишь взгляд Кучики Бьякуи. В те моменты, когда они случайно встречались глазами, Ренджи разрывало желание поцеловать капитана, пусть даже после этого Сенбонзакура сотрет его в порошок. В первый день, Ренджи чуть этого не сделал. Но надо сказать огромное спасибо внезапно появившемуся в окне Куросаки. Иначе, Ренджи мог быть мертв еще тогда.

***
- Ренджи, ё. Ну ты вообще как? Слухи ходят, что ты чуть не сдох - Кира ворвался в палату и прервал воспоминания Абараи.
- Привет. Я сдох? Не дождетесь. Ты садись, че стоишь то. - как можно веселее произнес Ренджи и они начали свою обычную болтовню. Вскоре Кира, посмотрев в окно, сказал, что ему пора и удалился за дверь. Ренджи уже хотел было поспать, но в палату снова зашли. Он открыл глаза и моментально приподнялся:
- Кучики-тайчо… - хотел что-то сказать Абараи, но его перебили.
- Как себя чувствуешь, Ренджи? - обратился к нему капитан.. Ренджи присмотрелся. Выглядел капитан мягко говоря не очень, казалось, что он пару дней не ел и не спал. Он приподнялся на постели и принял полусидящее положение.
- Мне… уже намного лучше… тайчо. Я хотел сказать вам… спасибо…
- Не благодари меня. - голос капитана был ледяным и спокойным.
- Но, тайчо, это ведь серьезно… если бы не вы… - Ренджи замолчал под осуждающим взглядом своего капитана. «Ну ччто я на этот раз не так говорю? Смотрит на меня как будто я его оскорбляю» - думал он.
- Я повторюсь, не благодарите меня, лейтенант Абараи. Вы мой подчиненный и лучший боец шестого отряда, найти вас – было моим долгом. - капитан говорил чуть ли не по слогам, словно общаясь с умственно отсталым.

Ренджи молчал. «Как же он меня достал!» Абарай прикусил губу, от обиды, ведь он то напридумывал себе и поверил в то, что капитан относится к нему по особенному, а тот всего лишь не хотел терять хорошего бойца. «Да еще и разговаривает со мной как с тупоголовым. Напыщенный индюк!» Такая детская злость на своего капитана была для Ренджи не в новинку. У него всегда был взрывной характер и капитан просто ежеминутно выводил его из себя, конечно же Ренджи и вида не подавал. Абарай всегда удивлялся тому как слова или действия капитана вызывали в нем раздражение и трепет одновременно.

«Он злится. Он так часто злится на меня и пытается это скрыть. Эх, Ренджи, знал бы ты как все твои эмоции легко прочесть по твоему лицу». Но тут капитан заметил, что лицо Ренджи меняется, и взгляд становится такой, такой, такой… А какой, Кучики понять не мог, он уже много раз видел это взгляд, но что он означает до сих пор не разобрался. Но когда Ренджи смотрел на него вот так, аристократу хотелось приблизиться как можно ближе, обнять, дотронутся рукой до алых волос, и целовать, целовать неистово и грубо… чтобы проучить, чтобы знал, что бывает за такой взгляд.

- Тайчо, извините, за хлопоты. Я не должен был в одного идти на эту кучу меносов. Но я думал, что справлюсь - виновато произнес Ренджи, нарушив тишину и ненароком прервав фантазии своего капитана.
- Расскажи мне все в подробностях, Ренджи – Кучики постарался произнести это как можно мягче.
Ренджи начал описывать капитану свое сражение, эмоции лились через край. Ему нравилось, что капитан его слушает, обычно он подобным не интересовался, да и сам Ренджи никогда бы не начал рассказывать капитану такое, если бы тот его не попросил.
«Какой же он эмоциональный! Когда он так о чем-то рассказывает, то начинает говорить используя весь свой руконгайский сленг» - думал Бьякуя, присаживаясь с краю на постель своего лейтенанта.
- Ну ччто, в общем то и все. Я помню, что когда последнего мочил он в меня сэро попал, потом я вырубился и очнулся уже тута. - с довольным видом закончил свой рассказ Абарай.

Потом пауза. И снова Кучики поймал на себе этот манящий взгляд лейтенанта. В смущении он опустил голову, и только теперь заметил, что его изящная рука лежит на смуглой ладони Ренджи, который в свою очередь медленно поглаживает кисть своего капитана, словно стараясь запомнить какова она на ощупь. Кучики медлит. Прикосновения лейтенанта приятны. Но зачем он это делает? Ему нравится? Или этому можно найти другое объяснение? Что же делать? Отдернуть руку? Потребовать объяснения? А может Ренджи стукнулся головой, может он бредит?
- Ты думаешь о Рукии? - произносит Кучики, сам удивляясь своему вопросу
- Что?… Почему о Руккии?… Тайчо, простите….я… вас… не понимаю - виноватым тоном произнес Абарай, и с силой сжал руку капитана.
- Ты ведь любишь Рукию. Я напоминаю тебе о ней? - неожиданно спокойным тоном произнес Кучики, будто бы они говорили о погоде.
- Что?.. Я?.. Рукия?.. ДА С ЧЕГО ВЫ ВЗЯЛИ? - заорал Ренджи, неожиданно сильно дернув руку капитана. Кучики уткнулся головой в грудь своего лейтенанта. И… закрыл глаза. Алые волосы приятно щекочут лицо, и пахнут как ни странно травой, на мускулистой груди тепло и мягко, а этот бешеный стук сердца убаюкивает лучше любой колыбельной, Кучики хорошо, так хорошо, что он перестает думать о том, где он и кто он такой. Ему кажется, что он погружается в сон, а может это и вправду сон, ведь он не спал уже несколько дней. Он чувствует как Ренджи поднимает его голову. Из сладкой полудремы его выводит поцелуй. Сначала робкий и нерешительный, потом жадный и требовательный. Он слышит как Ренджи шепчет: «Я люблю вас. Слышите меня, капитан? Я люблю… и вы меня… я чувствую…»
«Я больше никогда не открою глаза» думает Бьякуя и впивается в губы Ренджи…

@темы: Ренджи, Бьякуя, PG, Романс, Фанфики

---

Я не поклонник Кенпачи, я случайно о.о

[Sideburn004]

Kenpachi by *Sideburn004 on deviantART

@темы: Зараки, Фанарт

---

Выжить, чтобы… (или альтернативная концовка - будущее Ичиго)

[[Chimera]]

Название: Выжить, чтобы…
Автор:  [Chimera]
Категория/Рейтинг: PG
Жанр: Drama, Angst
Основной персонаж: Ичиго
Статус: закончено
Дисклеймер: мир и слава – Кубо, печеньки мне)
Предупреждение: возможен ООС
Размещение: предупреждаете и с шапкой, и указанием на мой днев размещаете (желательно скинув мне ссылку)
От автора: очередная альтернативная концовка. Happy end?.. Снова с попыткой хотя бы дотронуться до психологии… кстати, автора пропёр стиль, который у него был в «Паранойи» ^^
Дата: 26 февраля 2010г.

Много времени прошло с тех пор. Много чего произошло. Много кто остался и кого уже не вернуть…
Красивый и живописный участок, огороженный высоким забором, огромное белое здание по центру и пруд. Большое скопление народа: люди просто гуляют по территории. Мужчины, женщины, подростки - слишком разные люди для одного места. Но есть одна вещь, которая объединяет их и не даёт уйти отсюда…

***
Молодой человек лет 25 заходит в здание. Его яркие рыжие волосы привлекают всеобщее внимание, но большинство уже привыкло к этому парню.
- Куросаки-кун, - женщина встречает его на входе, - Уже надышались свежим воздухом?
Он изменился: стал выше, повзрослел, в глазах появилась уверенность, теперь этот юноша не хмурится и чаще улыбается окружающим, но, даже если он смеётся, на его лице всегда присутствует след печали, словно это еле заметная маска скорби и чувства одиночества…
- Да, - парень приветливо отвечает ей, - Захотелось почитать.
Она кивает и проводит юношу до комнаты. Дверь открывается, и взору предстаёт большая комната в белых тонах, огромное окно в сторону зеленеющего сада нараспашку, одна стена полностью в полках, заставленных книгами: несчётное количество томов различных писателей, разнообразные жанры и стили. Ичиго любил читать, он мог потратить на чтение почти всё своё время. Когда юноша погружался в текст, расположившись в белоснежном мягком кресле возле окна, он не замечал ничего вокруг: всё становилось незначимым для него, эфирным, окружающий мир исчезал… И это ощущение ему нравилось.

Легкий ветер играет с рыжими непослушными прядями, на улице солнечно, слышен лишь шорок переворачиваемых страниц. Раздаётся стук, нарушающий тишину, дверь комнаты со скрипом открывается, и мужчина в белой одежде зовёт к себе парня.
Куросаки неохотно поднимается и аккуратно ставит книгу на место, он подходит к двери и, оглянувшись с надеждой, что это в последний раз, выходит. Но через час он всё равно возвращается обратно.
Этой ночью будет тихо, только в одной комнате рыжий юноша со злости будет бить кулаками по матрацу, но его никто не услышит.
Так проходят месяцы…

***
Сегодня к нему опять приходила она. Чёрная бабочка, возвестившая о её прибытии, рассыпалась песчинками в его руках.
- Ты приходишь всё реже, - парень смотрит в одну точку и не поворачивается.
- Извини, - занавеска медленно отодвигается, и на подоконник ступает небольшая девушка, - Ты же знаешь, что у нас приказ: оборвать все не служебные связи с Миром Живых.
- Да, я помню, - натянутая улыбка, взгляд всё ещё направлен в потолок.
- Как ты? – она пытается вести себя спокойно, как и всегда, но голос всё равно дрожит от беспокойства.
Неожиданно Ичиго поворачивается. Взгляд юноши задерживается на фиалковых глазах девушки, но парень тут же одёргивает себя и отворачивается, словно боясь что-то вспомнить, что-то начать с начала, чего уже нельзя…
- Нормально, - невнятно отвечает он, закрыв лицо руками.
- Ичиго… - девушка кладёт на его плечо свою маленькую ладонь.
Воспоминания нахлынывают с новой силой и становятся всё ярче, их вспышка ослепляет здравый смысл, и юноше кажется, что то, чего так яростно желает его сердце и душа на протяжении этих лет так близко, нужно лишь протянуть руку и этот ад закончится… Но свет слишком быстро гаснет, предательски растворяясь в белых стенах комнаты, оставляя лишь разбитые куски надежды.
- Нет! – Куросаки резко сбрасывает с себя руку девушки и, срываясь, начинает кричать.
Парень вскакивает с кровати и раскидывает по помещению книги, осторожно и с трепетом сложенные им же на полках, по стенам эхом отдаются удары кулаков. Его слова, произнесённые в порыве чувств, ранят сердце девушки: он винит во всём её… Винит, что всё началось, винит, что всё так закончилось, винит только её…
На крик прибегают люди. Они быстро открывают дверь и пытаются успокоить юношу. Шум и гам вокруг. Ноги Ичиго подкашиваются, он падает на колени и опускает голову, сил больше не остаётся. Парень стискивает зубы, на глазах блестят слёзы.
- Прости, - произносит он, зная, что девушка ещё не ушла, - Прости, прости, прости…
Он повторяет и повторяет, пока она не ответит, он будет извиняться, пока не услышит её голос. Так происходит всегда…
- Я понимаю, Ичиго, - девушка оборачивается перед тем как выпрыгнуть в окно, - Я навещу тебя ещё.
После этого Куросаки долго не покидал своей комнаты.

***
Прошёл ещё месяц…
Ичи-нии, - красивая девушка с длинными чёрными волосами, собранными в хвост, подбегает к юноше во время прогулки и обнимает его.
- Привет, - он улыбается и хлопает её по спине в ответ, - Ты уже совсем выросла.
Она смущается, по-дружески толкает парня в бок и берёт за руку, как в детстве. Они гуляют по саду, вокруг, как и всегда, много незнакомых для девушки и странных людей, Куросаки почти с каждым здоровается и желает приятного дня. Наконец они остановились под большим деревом.
- Как отец? – Ичиго садится на землю и подставляет лицо лучам солнца, - Ты его навещала?
- Да, - вздыхает девушка, - Знаешь, без него так тихо, никогда бы не подумала, что мне будет не хватать его криков и глупых выходок…
- Надеюсь, - смеётся юноша, щурясь от света, - Он там, на небесах, не слишком всех достаёт…

Брат и сестра болтали ещё очень долго, ведь к Куросаки редко кто приезжает, да и некому. Их разговоры были буквально обо всём: они смеялись и философствовали, шутили и обсуждали искусство, придуривались и молча смотрели на свободное небо.
В эти минуты парню кажется, будто всё, что с ним было когда-то, снова не имеет никакого значения, пока с его семьёй всё в порядке. Ничто не волнует юношу: ни белое здание с забором, ни девушка в чёрных одеждах, иногда навещающая его по вечерам, ни страх в душе, который с каждым днём становится всё сильнее.
В такие моменты он готов даже смириться с судьбой…

- Куросаки-сан? – человек в белом вежливо окликивает юношу. Мужчина стоит позади них и жестом показывает, что «пора».
- Прости, - Ичиго встаёт на ноги и отряхивает джинсы от травы, - Мне нужно идти.
- Хорошо, Ичи-нии, - девушка кивает, целует брата в щёку и уходит, - Я передам привет сестре.
Куросаки по-доброму улыбается ей вслед и вместе с мужчиной отправляется обратно в здание, в один из кабинетов. Там парню будут снова задавать много вопросов и требовать ответы…
И вот опять в карих глазах загорается огонь, между бровей появляются морщины, придавая Ичиго более серьёзный вид. Он будто просыпается ото сна, его речь становится живой, а руки активно жестикулируют – желание вернуть всё руководит им, и парень наивно, в который раз, рассказывает только правду.
Мужчина в конце рассказа в очередной раз тяжело вздыхает, берёт листок, на котором подписано «Куросаки» и, глядя в блестящие, полные надежды глаза парня, пишет: «Всё ещё нестабилен». Красивая витиеватая роспись под записью – и за Ичиго закрывается белоснежная дверь не менее белоснежной комнаты. Его комнаты… Снова…
Юноша мечется по замкнутому пространству, меря шагами расстояние от стенки до стенки, и не понимает, почему ему не верят, ведь всё это - было его жизнью на протяжении нескольких лет… всё это существовало…
Проходит пару часов, в комнате становится тихо. Решимость, яростно горевшая в ореховых глазах, потухает, складка на лбу разглаживается, и Куросаки снова садится в мягкое кресло напротив окна, чтобы погрузиться в почти бесконечное чтение.

***
Фейерверки блистают за окном, люди, гуляющие за пределами ворот участка, о чём-то увлечённо разговаривают, девушки одеты в традиционные кимоно - на улицах Каракуры оживлённо и весело, все готовятся к праздникам. Ичиго спокоен, как и его многочисленные соседи в белом здании.
Ещё один год подошёл к концу в городской психиатрической больнице…

"Вместо эпилога"
Война закончилась. Они победили. Всё вернулось на круги своя: больше нет арранкаров и угрозы от бывших капитанов; пустые, как им и положено, с периодичностью появляются в Мире Живых; шинигами ушли в Сообщество Душ, и лишь дежурные иногда появляются на улицах.
Только ему некуда было возвращаться. Он выполнил свою миссию временного шинигами в этой игре, но мир для него остался прежним: в вечной погоне за врагами, ради никогда не существовавшего добра. В душе юноша всегда готов к новой битве за жизнь… Но борьба с самой жизнью совершенно иная…
Теперь же парень – лишь рыжее пятно в этом белом аду.

В войне с пустыми он сумел выжить…
Счастливчик, скажете вы?..

@темы: Ичиго, Ангст, Драма, PG, Фанфики

---

[rotten|bastard]

Наверное, надо пойти и поучить историю, а не маяться фигнёй

Молилась ли ты на ночь, Дездемона?!

@настроение:

@темы: Ичиго, Хичиго, Занпакто, Фанарт

---

рисуночег

[Eneada]

Скетч. Рюукен без очков, потому что мне так захотелось)

@темы: Ишида, Фанарт