[toshokan]

Автор: Crap Some *
Бета: -
Название: Летать
Дисклеймер: От прав на героев отказываюсь
Предупреждение: персонажи, наверное, получились безликими ==> ООС. Слэш, графическое описание полового акта
Рейтинг: R
Пейринг: Гриммджо/Ичиго
Жанр: PWP, ангст
Размер: драббл
Размещение: запрещено
От автора: Лина Милович – Летать (муз. сопровождение) (и я всегда мечтала увидеть в Ичиго пианиста. Особенно когда смотрела, как его пальцы рисуют. Ох не мечом ему махать)

Летать

Когда окно открывается с негромким хлопком, он немного вздрагивает – так и не привык. Когда мягкие шаги пересекают большую комнату – молчит. Смотрит в потолок, раскрашенный Исидой в ночное небо. Небольшие лампочки-звёзды мерцают, практически не излучая света.
Матрас прогибается, но не стонет под весом ещё одного человека. Конечно, это не его маленькая кроватка в родительском доме. Почти детская. Но видевшая достаточно, чтобы отпускать хозяина во взрослую жизнь.
В аквамариновых глазах всё по-прежнему: жажда, желание, презрение.
Как в этой небольшой студии в одном из двухэтажных растянувшихся на окраине домов – никаких изменений. Белый рояль – маленькая блажь, приятное времяпрепровождение. Ему говорили, что у него музыкальные пальцы. Он даже отрывается от рассматривания знакомого, но всё столь же чужого лица и переводит взгляд на собственную ладонь. Кожа давно истёрлась и загрубела. Но почему-то всё так же легко позволяет сгибаться пальцам, наигрывать знакомую мелодию.
На тумбочке рядом с кроватью каждые десять минут пищит радио-телефон. Разряжен. Но он поставит его на зарядку только утром. Если сумеет. А так надеется, что эта ночь станет последней.
-Хочешь, сыграю?
Безликий голос, кажется, и принадлежит не ему. Бледное подобие… чего? Прежнего.
-Валяй.
А он не меняется. Никогда. Хриплый, насмешливый. Брезгливый.
Подняться с кровати не сложно: пока его не держат. Паркет под ногами немного скрипит, ведь он так и не научится обходить все эти места, которые разрезают тишину. Через плотные джинсы всё равно чувствуется холод стального стула. Крышка открывается привычно легко, негромким стуком словно приветствуя. Пальцы сначала пробегают по клавишам, в напрасной надежде согреть. Заледеневшие суставы сначала гнутся неохотно, но по мере того, как мелодия раскачивается волной, становится легче. Даже дышать – легче. Словно и нет позади него, на широкой двуспальной кровати, застеленной бельём аквамаринового цвета, существа, в глазах которого сейчас, возможно, тает такое непоколебимое презрение. Словно не пахнет в ледяной квартире снегом, который растаял на подоконнике, занесённый во всё ещё открытое окно.
Когда сзади на плечи ложатся чужие руки – горячие и шершавые – пальцы срываются, останавливаясь, не заканчивая такта.
-Продолжай.
Почти приказ. Но одно слово – облегчённый вздох. Продолжать. Пока не больно. Пока сухие слёзы не разорвали его. Пока можно жить.
Летать. Для этого не нужны крылья. Только волны. Вверх – звенит, кричит, молит. Вниз – рычит, шипит, требует.
Мечтать. Пальцы уже не слушаются, попадаются в плен горячих рук. И поцелуи спускаются по беззащитно открытой шее, голой спине.
Летать. Видеть над собой двигающееся, звёздное небо. И чувствовать, как нахлынувшее было облегчение рассыпается осколками, крошится. Льдом в карих глазах, прежним презрением – в аквамариновых.
Ожидание – страшит. А действия – давно нет. Привычные грубые, угловатые, порывистые движения, небрежно дёргающие за язычок замка, стаскивающие оставшуюся одежду. Это давно не первый раз. Без лишней нежности, без ненужных порывов. С разумной предосторожностью: грубые пальцы растягивают, заставляют невольно морщиться от дискомфорта и холода смазки. Но молчать и думать, что такие суставы вряд ли смогли бы легко перебирать чёрно-белые клавиши.
Держать дыхание как можно ровнее, не поддаваясь организму, который послушно реагирует: эрегированный член ноет, прижимаясь к животу. Комкать в тонких пальцах голубые простыни от быстрого толчка. С замиранием чувствовать чужую жалость, немного передышки. И быстрые движения, судорожные толчки. Чувствовать сухое удовольствие, но держать глаза открытыми, ловя взглядом сжатые в тонкую полоску губы, закрытые глаза, складку между сведённых бровей. И почти улыбаться как прежде. Растворяясь в волне чужого оргазма, заставлять тело откликаться, снимать напряжение, самому биться в горячей судороге. Летать. Почти падать.
Шесть. Оповещений о разряженном телефоне. Час.
С закрытыми глазами не слышать, но чувствовать чужие шаги по паркету, негромкий скрип двери в ванную, шуршание воды. Пальцы сводит судорогой, их приходится сжимать. И думать. Думать эти десять минут, пока вода смывает с чужого тела следы.
Думать, когда всё началось. Или закончилось. Когда сломалось что-то внутри. Что-то вроде… Гордости. Когда желание чужого тепла затопило, скрутило, смыло волной, оставляя разум на потом. Не важно – где и как. Главное – с кем. Когда вот так, выпивая чужое презрение, удовлетворяя чужую потребность, стало правильно. И безразлично.
На мысли не хватает шести сотен секунд. Свет от открытой двери на несколько томительных мгновений пробирается под закрытые веки, прося, умоляя открыть глаза. Подчиниться, подняться. Пройти мимо. Отсчитать половину от шести сотен. И в квартире снова останется рояль, кровать и сломанный уже вряд ли живой пинокио, которого когда-то, возможно, оживила маленькая волшебница с фиалковыми глазами.
Выйти с новым писком. Длинным. Последним. Увидеть чужой силуэт на стальном стуле.
-Повтори.
Подойти. На счёт три. Раз два три. Раз два три. Раз два три. Раскачивать волнами чужое, ломкое, грязное. Откровенное. Такое своё.
-Летать.