Контрольный в лоб Шишигавара Моэ\Тсукишима Шукуро

[toshokan]

Название: Контрольный в лоб
Автор:  ~Хару-Ичиго~
Бета:Сам себе бета
Фандом:Bleach
Пейринг/персонажи: Шишигавара Моэ\Тсукишима Шукуро
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс, юмор, немного ангст.
Дисклеймер: Кубе кубово
Размещение: с разрешения автора
От автора: писалось по мотивам 478 главы. Очень уж тронула она меня.

После того дня Тсукишима-сан редко вставал с постели. Поднимался, чистил зубы, причёсывался, в общем, наводил марафет, словно собираясь куда-то... и снова ложился. Сил не хватало. Раны на нём заживали плохо - может, он даже сам не хотел, чтобы заживали, - его кидало то в жар, то в озноб, а по ночам он плакал в подушку, тихо и отчаянно, как ребёнок.
Моэ варил ему рисовую кашу на молоке. Как умел, так и варил - с хрустящей корочкой.
Тсукишима-сан к ней не прикасался. И к дорогому мясу, и к суши и к крабам и к сладостям... Моэ не знал, что ещё купить - однажды чуть не разревелся из-за этого в супермаркете, там-то ему одна старушка и посоветовала дурацкую кашу, которая всё равно не помогла.
Тсукишима-сан умирал, наверное, но это так было дико и неправильно, что Моэ этого не признавал. Не может умереть такой сильный человек! Такой сильный, красивый и смелый...
Ну, "красивый", это было лишнее, наверное, парни так всё-таки не думают о парнях, особенно, если другой парень не просто друг, а братан... только и слово "братан" к Тсукишиме-сан неособо подходило. К нему вообще ничего не подходило - такой он был особенный! И вот, теперь такой человек должен умереть?
Хрен!
И Моэ варил эту рисовую кашу и давился потом ей сам, этой горелой, пересоленной гадостью, а у Тсукишимы-сан под глазами темнели синяки, а в глазах горели опасные звёзды, которых там раньше не было.
Иногда, правда, он соглашался выпить бульону из кубиков, наверное, потому что Шишигаваре бульон испортить не удавалось.
По ночам, когда Тсукишима-сан не плакал, Моэ иногда ложился рядом с ним, на самый краешек, так, что занпакто можно было между ними положить, и слушал, чтобы он случайно не умер во сне.
Вот так. И никакой гомосятины. Один раз Шишигавару постигло сомнение: не петушок ли он, Моэ, часом? Но зеркало-то не врёт. Разве гей таким может быть? Мелкий, коренастый, морда круглая, блином, нос курносый, ресницы щёточкой, на башке ирокез, и шмотки хулиганские, вот так гомосек! Другое дело Тсукишима-сан, такой стройный, высокий, глаза томные, кожа белая... легко представить, как Гинджо, козлина, выкручивает эти тонкие руки и творит с ним всякие непотребства на кожаном диване в сучьем экзекьюторском баре.
А Гирико за стойкой, стаканы свои натирает.
Стоило Моэ такое представить, как зло его разбирало. Поэтому и начал влюбляться в девчонок, чтобы не думать странного. Ну и что? Сходил пару раз в булочную, попялился на сиськи... только какие тут сиськи, когда Тсукишима-сан даже свежих булок не хочет и харкает кровью?
Вот и приходится караулить по ночам, слушать дыхание - а вдруг что?
А вдруг...
Да и теплее так было.

Однажды, Моэ приснилось, что он кот, и Тсукишима-сан гладит его за ушами мягкими пальцами, весь такой ароматный от одеколона. Во сне он любил Моэ, потому что котов все любят, и коту можно было называть его "хозяин", а не "братан", потому что так было хорошо и правильно. Как надо. Вообще - всё было правильно, и ох, как хорошо, просто обалдеть, как хорошо было быть котом, которого гладят!
А вот когда оказалось, что это не совсем сон, стало странно.
Тсукишима-сан действительно его гладил. Ерошил чуткими пальцами шелковистую щетинку по бокам и возле висков, слегка тянул отросший ирокез, не больно, а так, что мурашки бежали...
Глаза у него блестели, как у туберкулёзника. Страшные были глаза, и тянули... как магнитом тянули. Пошевелиться Моэ не смел, - опомнился, когда потянул, машинально, корявки свои к Тсукишиме-сан, почувствовал ладонью, как рёбра выпирают. Обругал себя мысленно дураком, а сердце билось уже непонятно где, то ли в ушах, то ли в штанах.
Ну да, думал он об этом когда-то, чего скрывать! Только от этого было одно расстройство: как вот целоваться с тем, кто выше тебя настолько? На табуретку, что ли, вставать? Да и дальше-то что? В горизонтальной позиции тоже какая-то фигня получалась, даже мысленно, а зеркало показывало не гея утончённого, а пацана-пацанчика. Пацанчик этот как бы спрашивал: "слышь, есть чё?", и ответить ему было нечего.
А теперь, Моэ Шишигавара переживал только об одном: что под трениками у него старые застиранные семейки, и как-то надо их в случае чего понезаметнее запихать под кровать, чтоб не стыдно было...
- Шишигавара-кун... - голос у Тсукишимы-сан со сна был хрипловатый и низкий. - Извини, что разбудил. Не мог бы ты...
"Мог бы!" - мысленно заорал Моэ. - "Ох, как бы я мог бы, только не знаю, как это с мужиками делается, но я вот сейчас прямо вот научусь!" - Закрыл глаза, даже губы трубочкой вытянул...
- ...не мог бы ты принести мне апельсинового соку... Шишигавара-кун?
- Я это... я температуру хотел... сейчас принесу, Тсукишима-сан!
Рвануть бы пулей к этому чёртову холодильнику! Во-первых, потому что Тсукишима-сан захотел хоть чего-то, наконец, а во вторых, потому что на кухне холодно, темно, и не видно, что организм, в отличие от мозга, явно не на сок рассчитывал.
Тсукишима-сан вдруг улыбнулся, и Моэ понял, что что-то не так. Слишком горячий он был: рука в волосах так и пылала сухим жаром. Это было плохо, ой как плохо!
- Спасибо, Шишигавара-кун... не знаю, что бы я делал без тебя... - даже шёпот у него был как ветер в пустыне, и всё тело как в огне, и губы... хорошо, что не взасос, а только в лоб, не то бы...

Правильно говорят, что в лоб - контрольный. Больше и не надо было.
Моэ лежал, с дурацкой ухмылкой глядя в потолок, и отрешённо думал, что семейки теперь придётся застирывать, но оно того стоило. Пусть и по стыдному - от поцелуя в лоб, но стоило определённо.

Когда Тсукишима проснулся, на тумбочке у кровати его ждал литровый пакет сока и упаковка жаропонижающего. Правда, дотянуться до тумбочки не было никакой возможности - Шишигавара крепко обнимал его, прижавшись щекой к груди, и похрапывал.
В ванной что-то гулко капало, будто на прищепке висело свежевыстиранное бельё. Жизнь была всё такой же бессмысленной, но Шишигавара умудрялся делать её ещё и глупой, и от этого было смешно, а умирать почему-то уже не так хотелось.