Статья о речевых характеристиках в японском применительно к Бличу

[toshokan]

Название: Кое-что о речевых характеристиках персонажей
Автор:  Eswet
Бета:  umbridge
Форма: аналитическая статья
Размер: 2 240 слов
Рейтинг: G
Исходник: написано для команды Блича на ФБ-2013, оригинальный пост тут
Краткое содержание: "Он сказал: "Икзо, тэмээ!" и махнул рукой"

Читать дальше

Как известно, существует множество различных способов создать персонажа, отличающегося от прочих. Богатство художественных образов почти неисчерпаемо. Сегодня мы поговорим о такой сильной штуке, как речевая характеристика. Причем речевая характеристика не чья-нибудь, а персонажей манги «Bleach». То есть особенности речи персонажей, говорящих — изначально — по-японски.

Прежде всего нужно отметить несколько общих положений. Впрочем, общие положения будут то и дело всплывать далее по тексту, но все же стоит упомянуть для начала несколько совсем уж глобальных вещей.

Японский язык не так далек от русского грамматически, как, скажем, китайский. Зато безмерно далек по такому параметру, как вежливость речи. Существует речь нейтрально-вежливая, простая, грубая — и вежливая, а также сверхвежливая. Строго говоря, в русском языке есть нечто подобное:

«Ждите».
«Подожди тут».
«Подождите минуту, пожалуйста».
«Вы не будете так любезны минутку подождать?»
«Соблаговолите обождать…» (ну, так уже никто не говорит, разумеется, но архаизмы в речи — тоже художественный прием, и он нам еще пригодится)

Однако русский язык оперирует этими видами вежливости только при обращениях, а в прочих случаях переходит к лексическим упражнениям («есть», «кушать», «жрать», «хавать», «уплетать» и многочисленные синонимы из различных функциональных стилей тому пример).

Японский язык обращениями не ограничивается. Определенному стилю речи подчинено все: от местоимений, которыми называют себя и других, до глагольных форм, которые способны одно и то же слово превратить и в отменно грубое, и в изысканно вежливое.

Вот, к примеру, вежливый мальчик Исида Урю о себе говорит «боку». Это такое «я» воспитанного молодого человека, почти исключительно мужское («боку» о себе девочки если и говорят, то это такие довольно странные, пацанистые и эпатажные девочки).

А еще, как ни удивительно, «боку» говорит о себе нынешний командующий Готея Кёраку Шунсуй. И еще Ичимару Гин.

Невежливый мальчик Куросаки Ичиго говорит о себе «орэ». Это грубоватое, подчеркнуто мужское «я», непригодное для употребления в разговоре с уважаемыми старшими, в публичной речи. Невежливое такое «я», в общем. Уличное.

Кстати, точно так же «орэ» говорят о себе невоспитанный арранкар Гриммджо Джаггерджек, выходец из низов Абарай Ренджи, а еще — сюрприз! — милый и добрый капитан Укитаке Джууширо.

А вот воспитанный капитан Кучики Бьякуя называет себя «ватаси» — единственное, кажется, на весь набор возможных «я» (а их порядка тридцати) совершенно нейтральное, доступное и мужчинам, и женщинам любого возраста и положения. Кучики Рукия тоже говорит «ватаси», а еще так же поминает самого себя капитан Куроцучи Маюри и, как ни странно, Яхве.

Иноуе Орихиме, девочка нежная и трогательная, по отношению к себе употребляет «атаси» — смягченный, женский вариант «я».

Почтенный старец Ямамото Генрюсай Шигекуни использует «васи» — древнее, замшелое «я», давно вышедшее из употребления. Его речь вообще представляет собой словарь архаизмов и слов, характерных исключительно для письменной речи. Впрочем, еще «васи» говорит о себе гораздо более юная Йоруичи. И оба они обращаются к другим на «онуси» — столь же архаичное, как и «васи», «ты».

«Ты» — это вообще отдельный разговор. Обращений к собеседнику, переводимых на русский как «ты/вы», тоже около трех десятков, хотя употребимы из них не все.

Невежливые мальчики вроде Ичиго или Гриммджо любят крикнуть противнику «тэмээ!» — это очень, очень грубое «ты», по окраске примерно «эй ты, ща в морду дам». Само по себе может служить приглашением к драке. Кстати, вот эти парни с уличными замашками крайне редко скажут «кисама» — словечко хоть и тоже крайне нехорошее, бранное, но все-таки не из подворотни. Впрочем, «кисама» вообще не местоимение, хотя используется сейчас исключительно в качестве обращения. Пишется оно иероглифами «драгоценный господин» и когда-то обозначало внебрачного сына благородного отца, а потом покатилось по наклонной. Сейчас это, в общем-то, «ублюдок» — и именно в таковом качестве употребляется. Вот вы себе представляете уличного мальчишку, который по-русски ляпнет кому-то «ублюдок»? Бранное слово, но все же в какой-то мере благородное. Кстати говоря, если обратиться к другим источникам, то мы увидим, что иногда это слово употребляется вовсе не как ругательное, а как указание на крайнее высокомерие говорящего.

Ремарка: японская брань, в отличие от русской, не обладает свойством унижать говорящего. По-русски тот, кто использует нецензурную лексику, опускает себя до уровня оппонента. У японцев это не так; теряет лицо и унижается тот, кто начал кричать. Впрочем, и это не всегда: есть различия в статусах, которые преодолеть ничто не в силах… А слова сами по себе — статусу их произносящего урона не наносят.

Так что это знаменитое «кисама» переводится исключительно по контексту. Если его произносят спокойно, безэмоционально, во фразе, оформленной нейтральным или простым стилем (вот как Бьякуя), — это не ругань. Это что-то вроде «ты, в пыли у меня под ногами». Еще может так быть, что говорящий использует прямое значение слова и как раз хочет сказать, что собеседник — невесть чье отродье. «Кисама», произнесенное из позиции «в белом плаще, стоя на табуретке», означает «я тебя презираю и в знак презрения сейчас набью морду» (примерно в этом ключе обращается к Йоруичи Сой Фонг, когда они дерутся после несостоявшейся казни Рукии). И только когда персонаж орет, краснея и брызжа слюной, это самое «кисама» — можно считать, что он перешел на жалкую, беспонтовую, возможно, даже матерную ругань.

А тот же грубиян Ичиго, сражаясь с Бьякуей и гневно вопрошая, что же он, Бьякуя, такой хреновый старший брат, что не стал спасать Рукию, обращается к нему «анта». Вовсе не «тэмээ». «Анта» — редукция от «аната», очень богатого на варианты применения «ты». В учебниках его дают как нейтральное, формальное «ты/вы», пригодное для общения с незнакомыми. На самом деле это, гм, не совсем так. Лучше избегать «аната» при общении, очень легко угодить впросак. К примеру, так обращается жена к мужу, и тогда это значит что-то вроде «дорогой». Чувствуете размах возможностей, да? Впрочем, «аната» говорит Унохана Айзену — в общей официальности ее речи это смотрится органично. А «анта» — спокойное, может, немного резкое, не грубое, но несколько фамильярное обращение, безусловное «ты». Так еще говорят Койот Старрк, обращаясь к Кёраку Шунсую, и Урахара Киске, обращаясь к Ичиго. А еще Лоли и Меноли — к Гриммджо. Для девушек «анта» — одна из немногих возможностей проявить умеренную резкость.

А вот Кёраку всем говорит «кими». И разумеется, с «кими» опять не так все просто. С одной стороны, это «ты» нежное и ласковое: так говорят матери детям, учителя младшеклассникам, подружки одна другой, где-то очень близко там пробегал уменьшительно-ласкательный хонорифик «-тян». С другой стороны, оно же подчеркивает пропасть между говорящим и тем, с кем разговаривают: что должен чувствовать тот, к кому враг обращается как к несмышленышу! Так что это ласковое «ты» с легкостью неимоверной превращается в снисходительное, а то и оскорбительное.

Есть еще Укитаке, которого мы привыкли считать милым и вежливым. А меж тем он тоже врагам говорит «кими», а своим вообще «омаэ». «Омаэ» — грубоватое, просторечное «ты», не оскорбительное, но и не вежливое, чисто мужское. Так обращаются к приятелям, а незнакомцам таким образом демонстрируют, что те не заслужили особенного почтения. Так обращается Ичиго к Урю. Урю, что интересно, говорит ему «кими», и вовсе не в уменьшительно-ласкательном смысле.

Круче всех отличился Бьякуя, который всем, кто у него не «кисама», говорит «кэй». Это достаточно редкое «ты», которое в наше время употребляется в значении «близкий старший». «Кэй» обращаются к старшим по возрасту и/или положению друзьям, оно очень тепло окрашено. Пишется иероглифом «старший брат» (и таково его основное значение), имеет еще более древнее чтение «э» — обращение к старшим братьям и сестрам. Почему и с какой стати Бьякуя так адресуется ко всем от Укитаке до Цукишимы (еще до фуллбринга), как так вышло, что на «кэй» он переходит по отношению к Ичиго после развязки истории с Рукией — до сих пор никому толком не известно. Возможно, как очень воспитанный, Бьякуя таким образом соблюдает правило «себя следует принижать», хотя ни в чем больше он его не применяет: разговаривает простыми формами, хотя и довольно сложными формулировками, и ничего похожего на кэйго (сверхвежливую речь, для которой характерно самоуничижение).

И вот мы добрались до самого сложного и самого непереводимого в наших речевых характеристиках. «Простые формы» — это формы глаголов, которые и определяют в значительной мере степень вежливости. Наверняка все слышали в аниме окончания фраз на «да», «да ё», «да дзэ»? Это они, простые формы, и есть. И еще глагольные инфинитивы — ими тоже можно разговаривать, и это тоже будут простые формы. Персонаж, который ими пользуется, не трудится поддерживать формальную вежливость, говорит легко и непринужденно. Обыкновенная разговорная речь, одним словом. Хотя, конечно же, и тут есть охапка нюансов, куда без них в японском языке.

Одними простыми формами говорить невежливо. Грубо и некрасиво. Поэтому зачастую их смягчают всякими дополнениями и навесками. Скажем, заявить «что-то там ару» («есть, имеется») может себе позволить только человек без особенных тормозов и оглядки на чувства окружающих. Поэтому в ход идут субстантиваторы («ару но да/н да»), информативные частицы («да нэ» — приглашает согласиться с высказанным мнением, «да ё» — показатель введения какой-то новой информации, «да ё нэ» — и то, и другое разом), обрыв предложения на полуслове («кэдо», «да га»), смягчающие частицы («са», «на», «ва»). Порой этих навесок больше, чем содержательной части предложения. Даже чисто мужские и грубоватые частицы «дзэ» и «дзо» — все равно скругляют и смягчают фразу. На «дзо» говорят Гриммджо, Ичиго и Укитаке, Кёраку предпочитает гораздо более мягкое «са», Бьякуя обрывает фразы и использует так называемую пятую глагольную форму — предположительную. Ямамото и Йоруичи — характерное для речи стариков, то есть архаичное «дзя но». Рукия хотя и использует не совсем уместное для девочек «да» (в женской речи глагол-связка чаще опускается), но смягчает его субстантивацией: «н да», как и Тацки. Очень много недосказанностей, срединных глагольных форм (это показатель незавершенности фразы) и разных частиц в речи Орихиме.

В зависимости от того, какие варианты смягчения кто из персонажей использует, в их речи появляются различные оттенки вежливости, черточки характера. Но и это, разумеется, еще не все.

Нейтрально-вежливые формы на «-мас/-дэс» в манге встречаются нечасто и обычно комбинируются с простыми. Постоянно на «-мас/-дэс» говорит Хинамори Момо, эпизодически — Мацумото Рангику и Кира Изуру. Переходит на эту форму Орихиме, категорически возражая Гриммджо: придает своим словам дополнительный вес. Переходит ненадолго и Айзен — в разговоре с Уноханой, когда она застает его над ранеными Хинамори и Хицугаей: поднимает градус вежливости своей речи, иронизируя. А Ренджи, ввязываясь в бой с Бьякуей, наоборот — начинает разговор с нейтральных форм, но затем переходит на простые. Унохана говорит мало того что нейтрально-вежливыми формами — она одна из немногих, кто постоянно использует в речи глаголы направленности действия.

Звучит угрожающе, но все слышали в аниме «маттэ кудасай», «маттэ курэ» или «о-мати насай» — «подожди(те)». Вот «кудасай», «курэ» и «насай» — это как раз и есть те самые глаголы направленности действия. Только их больше и употребляются они по-разному. В основном без них можно обойтись — и персонажи частенько обходятся; однако их использование сильно расширяет возможности высказывания, как по смыслу, так и по уровню вежливости.

Например, Гриммджо, приказывая Орихиме идти с ним лечить Ичиго, хоть и говорит весьма грубо, употребляет при этом «морау» — глагол направленности действия, означающий «оказывать благодеяние». В сущности, это означает, что Гриммджо, при всей нарочитой резкости, недвусмысленно дает понять, насколько ему это жизненно необходимо.

А Улькиорра, сообщая, что «эту женщину поручил мне Айзен-сама», говорит «итадаку» — глагол той же группы и очень близкий по смыслу, фактически — «оказал милость, поручив». Это при том, что Улькиорра хоть и не такое уличное хамло, как Гриммджо или Ичиго, но изысканностью речей отнюдь не отличается. Но стоило заговорить об Айзене — и откуда что взялось!

Постоянное же употребление этих глаголов делает речь сложной, плавной, «округлой» и весьма учтивой — вот как у Уноханы.

А почтительные приставки «о» и «го» использует, кажется, только Урахара. Он же прикидывается «скромным торговцем» — кому, как не ему, уснащать речь такими оборотами. У него же постоянно встречается паразитное, немного сквозь зубы произносимое «-с(у)» — в чем-то аналог нашего «-с»: «Не изволите-с?», тоже смягчение. Кстати, оно у него присутствовало и в «Маятнике» тоже.

Тессай, встречая Рукию в магазинчике, разговаривает на сверхвежливом кэйго. В современном языке это почти исключительно черта обслуживающего персонала. Он и в «Маятнике» разговаривал нейтральными и даже более вежливыми формами, до кэйго, впрочем, не доходя.

Встречая Нулевой отряд, Кёраку, и раньше говоривший мягко, переходит на официально-вежливый стиль: исключает прямое обращение и ставит глагол в пассивный залог, что в русском языке может быть отражено в основном более возвышенной лексикой («И с чем же на сей раз пожаловал к нам Нулевой отряд?»).

Ко всем упомянутым способам расцветить речь персонажей еще добавим стяжения. Это явление нам отчасти знакомо, в русском языке существует его приблизительный аналог: «щас» вместо «сейчас», «здрасте» вместо «здравствуйте». Однако в японском обычно стяжению подвергаются два слова: долженствование «накэрэба наранай» превращается в «накя», показатель частичной завершенности «-тэ ойтэ» в «тойтэ» и так далее. В отличие от русского, стяжение не всегда означает сниженнную речь, зато часто указывает на диалектизмы: например, «коря» вместо «корэ ва» — показатель того, что персонаж говорит на кансайском диалекте. Символика диалектов — отдельный предмет, его мы рассматривать специально не будем, скажем только, что кансайский в художественном произведении часто призван придавать персонажу комедийности и определенной странности, необычности не всегда в хорошем смысле слова. На разных вариантах кансайского говорят Ичимару Гин и Хирако Шинджи.

Разные стяжения и родственные им изменения в произношении («нэ» вместо «най», форма отрицания, которой постоянно пользуется Ичиго) также дают интересные эффекты в речи персонажей. Скажем, Зараки со своими выражениями «накэря… даро дзэ» — практически предельная грубость, возможная для официального издания — прекрасно контрастирует с Уноханой, даже в бою говорящей полными предложениями, со всеми смягчениями и нейтральными формами.

Перечисленные приемы – это технические моменты, которые можно заметить в манге даже без понимания содержательной части высказываний, чисто грамматические особенности, формирующие уникальные речевые характеристики каждого персонажа. Если учесть, что все они – самоименования, обращения, глагольные формы, глаголы направленности действия, стяжения, элементы кэйго, смягчения, паразитные частицы, грамматические диалектизмы – используются одновременно и комбинируются любыми способами, можно понять, насколько обширные возможности представляются автору манги в области разнообразия речи его персонажей. Это даже не беря в расчет разницу в словарном запасе! К сожалению, далеко не все из этого можно сколько-нибудь адекватно перевести на русский с сохранением смысла. Русский язык при всем своем богатстве именно в этой сфере по сравнению с японским прискорбно беден.

Остается следить за оригинальной озвучкой аниме (там, где оно по манге снято) и брать на заметку особенности, которые затем и использовать при построении образов персонажей в русскоязычных текстах. Желаем всем успехов в этом, без шуток, нелегком деле, и засим позволим себе откланяться.