В ожиданьи весны.
Осиновый кол, осиновый,
Спросил у судьбы, спросил он:
“Почто любовь такая красивая,
А я не у дел?...”
Шмели “Осиновый кол”
Свечи горят слишком ярко. Повинуясь малейшему дуновению ветерка, тени начинают отплясывать сумасшедший танец на стенах. Несчастные, одинокие тени. И все же свечи горят слишком ярко для утомленных глаз Ичимару Гина. Остается только болезненно щуриться, не в силах пошевелить рукой, чтобы создать простейшее заклинание и потушить свет. Впрочем, Гин и не собирается этого делать. Кто сказал, что беглый тайчо не знает вкуса утонченного самоистязания? Умерщвлять плоть можно различными способами. Например, дурацким украшением на голове. Тонкие пальцы беспомощно скребут по футону, когда воспоминания обрушиваются ледяным цунами. Черные, жесткие пряди, к которым хочется прикоснуться губами, стянуть фарфоровую игрушку, сломать, заглядывая в расширяющиеся от ужаса и злости фиолетовые глаза. От иронии ситуации Гина тянет заплакать, поэтому он хрипло и неприятно смеется. Приходите и посмотрите на страдающего Ичимару. Все удовольствие за каких-то тысячу иен. Неплохое состояние можно сколотить, кстати.
Тени на стенах сходят с ума, видимо, вместе с Гином. По крайней мере, Ичимару нравится так думать. Он цепляется взглядом за шероховатую поверхность стены - неважно, что каждая трещинка уже изучена до боли. Интересно, зачем Айзен придумывает арранкаров вместо того, чтобы изобрести таблетки от воспоминаний и тупой, ноющей боли в сердце? С таким изобретением путь к божественной власти будет гораздо короче. Но кто такой скромный выходец из Руконгая, чтобы делиться с Айзеном-сама своими глупыми мыслями? Надменный аристократ Кучики хорошо в свое время объяснил, на какой именно помойке место тайчо третьего отряда. Только вот где была твоя надменность, Бьякуя, когда ты покорно склонял голову перед рыжим татуированным нахалом, тоже, между прочим, не королевских кровей.
От бессильной ярости сводит губы, и улыбка медленно превращается в страшный оскал. Хорошо, что этого никто не видит, иначе ночные кошмары Абараю Ренджи были бы гарантированы до конца жизни. Одного в своей жизни Кучики-тайчо не учел - того фирменного упрямства, что позволило выжить голодному оборванцу, которое однажды сделало его капитаном, а скоро, возможно, сделает наместником нового владыки. И вот тогда Гин точно знает, перед кем склонится изящная, гибкая шея, на которой так легко проступают следы поцелуев. Он уже почти слышит, как ломается кенсейкан.
Тени заходятся в яростной пляске, пугаясь кровожадной ухмылки. Свечи продолжают гореть слишком ярко. В тишине Уэко Мундо Ичимару-тайчо сходит с ума. А Бьякую Кучики тревожат смутные видения; он никак не может понять, почему простое имя “Ренджи” он все чаще путает с еще более простым “Гин”.