Название: «Притяжение»
Автор: gaarik
Бета: бечено совместными усилиями мозга и совести аффтора
Персонажи: Улькиорра, Орихиме, Гриммджоу, Гин, Айзен, Заэль, Ноитора, Урахара и Йоруичи, Ичиго и "компашка".
Пейринг: Улькиорра/Орихиме (основной), намёк на Гримм/Химе
Жанр: romance, ангст, хентай, AU
Рейтинг: PG-15
Фендом: Bleach
Дисклеймер: от прав отказываюсь
Статус: в процессе
Примечание: возможен некоторый ООС, но я старалась не отходить
Действие происходит после ухода Ичиго из Хуэко Мундо, последние события в манге не учитываются.
Размещение: запрещено
От автора: главы писались задолго до того, как мы наконец уяснили про тему "сердца" у арранкаров, поэтому в фике подразумевается его отсутствие.
Часть первая
Ссылки на главы лежат тут
Часть вторая
Глава 8.
Глава 9.
Глава 10.
Глава 11.
читать дальшеМесяц висел высоко над головой, вонзаясь во тьму неба остриями серпа. Его слабый, мёртвый отсвет играл на пористой поверхности камня, из-за чего казалось, что строение само фосфорицирует. И ни звука, ни ветерка, только луна и ночь, неизменные спутники этого мира. Здесь даже время текло иначе, по крупинкам засыпая окружающие «норы», и оставляя там, где когда-то были «дома», лишь похожие на скелеты остовы. Где почти ничего не осталось, а тускло-серый губчатый камень со временем почти полностью обесцветился, выжженный вечностью до сияющей белизны. И тем неприятнее выделялись на его фоне чёрные провалы входов и выходов древнего лабиринта – города Пустых. Кое-где стены ссохлись и обрушились, открывая вид на хаотичные развалины, постепенно уступающие натиску пустыни. Огромные плиты покрывались сетью трещин и ссыпались, превращаясь в песок – как и миллионы Пустых, живших задолго до того, как в Хуэко Мундо появились арранкары. Пустыня жила своей жизнью, не останавливаясь, ни на секунду не прекращая вечный танец песчинок.
Улькиорра сидел у округлого отверстия в стене, которое вполне могло бы сойти за окно, и невидяще смотрел куда-то, но будущее было по-прежнему туманным. Они поменялись ролями – если раньше, во время своего заточения, она часами могла смотреть в окно, то теперь он занял это место, отстранённо глядя вдаль, словно ожидая увидеть там, за бесконечными дюнами что-то, предназначенное только ему. Сухой воздух царапал лёгкие, забиваясь в трахею мельчайшей пылью, отчего в горле, там, где была дыра, постоянно «першило». Хотелось пить, чтобы смыть кварц, избавиться от постоянного привкуса во рту, но воды не было. Ничего не было. Только луна, чёрное небо и тускло мерцающие в блёклом свете барханы с редкими голубоватыми деревцами. И ещё холод. Пробирающий до костей, до одеревенения мышц холод, к которому он уже успел привыкнуть. Казалось, прошла целая вечность, а может, и всего несколько дней – в этом мире время непредсказуемо – когда хочется побыстрее забыть, всё, наоборот, проплывает перед глазами, а стоит лишь прикрыть веки и подумать о чём-то другом, как соседние развалины уже утонули в бездонной толще кварца. Порой он впадал в странное, оцепенелое забытье, целиком погружаясь в свои мысли, вглубь себя, не реагируя ни на что. Тогда он снова видел её, слышал голос и смех, почти ощущая исходящее от неё тепло, к которому он так бессознательно стремился. И он тянулся вперёд, стараясь дотронуться, почувствовать ещё раз, ещё хотя бы раз… но пальцы натыкались на холод выщербленного столетьями камня, непреодолимой преградой вставшего на пути между Жизнью и Смертью. Крупная дрожь прошивала тело судорогой, заставляя очнуться, чтобы понять, что это всего лишь сон, иллюзия, не более. От осознания беспомощности скручивало так, что, казалось, ещё немного – и лопнут, не выдержав напряжения, связки и мышцы, а собственные кости с хрустом вонзятся в мягкую, тёплую плоть, обнажая распоротую грудную клетку и кровавые дуги рёбер… Чтобы найти, наконец, то, что было давно утрачено в прошлом – человеческое сердце. В такие моменты, когда он, полуобезумев, метался между болезненной тоской и истомой, когда периоды отстранённой апатии сменялись неконтролируемыми вспышками гнева, пустыня на много миль вокруг озарялась призрачным, зеленоватым свечением.
Он не мог забыть, как отпустил её в Мир Живых, раз за разом прокручивая в голове события того злополучного дня, когда в Лас Ночес вновь пришёл Куросаки. Пришёл, чтобы вернуть её в Генсей. Вернуть силой, с боем, пролив кровь. Но он отпустил их, позволил врагам уйти. Почему он разрешил ей уйти? Самовольно, игнорируя приказ. Но… после того, что она сказала ему, внутри что-то оборвалось, и долго тлеющее чувство вспыхнуло, перед тем, как исчезнуть, так же, как разгорается от порыва ветра, прежде чем потухнуть, огонёк свечи. Эти слова больно отпечатались в памяти, оставляя глубокий, незаживающий след. Арранкар вспоминал, как на него обрушилась целая буря чувств, пока они шли обратно. «Не уходи», – но слова так и не слетели с губ, когда её силуэт растаял в чёрной пасти прохода. Он знал – у них не могло быть будущего, и всё равно хотел, чтобы она осталась с ним. Но она выбрала дом. Оно и понятно – они из разных миров, и никакой дворец не заменит тебе то место, где ты родился и вырос так же, как никто не заменит тебе друзей. Так он считал, но ошибался, ведь её чувства к нему помогли ей выжить в Хуэко Мундо, не отступиться и не сломаться под постоянным давлением Айзена, обрести веру в себя. А он… Смог бы он уйти с ней? Он не знал. Теперь, когда его ничто не держит. Теперь, когда он вновь одинок. И хотя он всегда был один, сейчас это чувствовалось острее, как если бы с её уходом потерял что-то важное, то, что связывало их тонкой, едва заметной ниточкой, тянущейся от неё к нему, и оборвавшейся, стоило Иноэ покинуть Хуэко Мундо. Он потерял то, что стало дорого ему – он потерял её. И что теперь? Жить дальше – бессмысленно. У него больше нет цели. Раньше, он служил Айзену, но Владыка даровал ему эту пресловутую свободу; соперничал, если это можно так назвать, с Гриммджоу – но тот, вновь поверженный шинигами, ушёл с Ичиго. Предатель. Улькиорра усмехнулся самому себе – а он-то сам чем лучше? Отпустил вверенную ему пленницу с врагами, даже не попытавшись остановить их всерьёз. Почему? Ведь хотел быть с ней – но она вернулась в свой мир, едва завидев рыжего риока. Мелькнула мысль, что теперь-то Джаггерджек своего не упустит. Ладони сжались в кулак, но спустя мгновение мышцы расслабились, и арранкар выдохнул сквозь зубы, подавляя раздражение. И когда он стал таким? Другим. Стал поддаваться эмоциям? Орихиме изменила его. Незаметно для себя, научила чувствовать, переживать, ощущать. И новое, светлое чувство, имя которому – любовь, теперь согревало его изнутри. Но вместе с этим теплом появилось и кое-что другое – ощущение холодной, разъедающей его пустоты, отчаяния и безысходности, вскоре захвативших целиком, оставив лишь воспоминания, глубокой раной вонзившиеся в душу. Они были сладостны, эти воспоминания, они заставляли его думать о ней, отчего, тоска, терзавшая его изнутри, только усиливалась. Он не мог не вспоминать её – её лицо, её руки, гладящие его по спине, когда они были вдвоём той ночью, её губы на своих губах… Её сбивчивый шёпот, когда она называла его по имени, аромат и мягкость её волос, в которые так и хотелось зарыться, перебирая пальцами их текучую густоту, нежность и тепло её тела, когда они лежали вдвоём на диване, прижавшись друг к другу. Когда он вновь почувствовал то, что, казалось, уже давно умерло. Но она оживила в нём это, согрела своим теплом, откликнулась на его порыв, заполнив собой пустоту в душе. И сейчас, осознавая всю тяжесть потери любимого – в чём он уже не сомневался, ставшего близким существа, он понял, чего лишился. Это невозможно, невыносимо больно – знать, что им не быть вместе, но всё равно, постоянно, каждой клеточкой желать большего. Больнее, чем выжженный номер и снисходительная «благосклонность» Айзена. Больнее, чем участь изгнанника. Страшнее, чем его обычное одиночество. Быть одному, когда знаешь, что кому-то нужен, и что этот кто-то нужен тебе, и понимая, что этому желанию не суждено сбыться. Никогда. Наверное, стоило умереть ещё тогда, в Главном зале. Но это было бы слишком просто, и ему оставили жизнь. Хотя нет, скорее обрекли на медленную и неминуемую гибель. И если он сейчас опустит руки, сдастся, отдаваясь в корявые лапы смерти – окончательной, без возможности переродиться – он предаст себя. И её веру в него. Проклятье, он ещё никогда не был настолько неуверен в себе!
Улькиорра дёрнулся, впечатывая кулак в стену, тут же покрывшуюся алой сеткой трещин. Не сдержался. Боль немного отрезвила, и сейчас, глядя на стекающие с костяшек пальцев струйки, он понял, что нужно что-то сделать. Хоть что-то, иначе он окончательно сойдёт с ума в этом пустом безмолвии, со всех сторон окружённый видениями их прошлого. Пол под ногами успел окропиться багряным узором разбившихся об камень капель, когда в голову пришла одна мысль. Не тратя времени на раздумья, Шиффер щёлкнул пальцами, и тьма расступилась, открывая проход в её мир...
Солнце почти скрылось за горизонтом, когда он шагнул в небо вечерней Каракуры. Было тепло, и в воздухе почти ощущалась окутавшая город сытая безмятежность – люди неспешно гуляли по улицам, а откуда-то со стороны парка доносились голоса и приглушённый листвой смех. Мельком взглянув вниз, арранкар сорвался с места – туда, где чувствовался знакомый огонёк реяцу.
Она была на крыше одна. Просто сидела, обхватив себя руками, и смотрела вдаль, на заходящее солнце. Шиффер медленно выдохнул, расслабляясь, но тут же напрягся снова – к ним приближались гости. Он узнал эту удушающе-горячую волну. Гриммджоу. Орихиме тоже заметила его приближение, обернувшись как раз в тот момент, когда зверь бесшумно опустился на крышу. Улькиорра ожидал чего угодно, но только не того, что Джаггерджек, подойдя к девушке, развалится на скате, положив голову ей на колени, а Иноэ, улыбнувшись, начнёт его гладить. Так прошло достаточно много времени – закат давно померк, и на синем небе высыпали первые звёзды, а Орихиме с арранкаром всё ещё сидели на крыше, явно не собираясь расходиться. Улькиорра стоял невдалеке, скрытый тьмой и тщательно глушащий своё присутствие, разрываясь между желанием разорвать соперника на куски и в то же время не причинить боли Орихиме. Внезапно невдалеке полыхнула ещё одна волна реяцу, и Улькиорра с трудом заставил себя отвернуться от крыши – туда, откуда чувствовалось приближение Куросаки. Шинигами не заставил себя долго ждать, вынырнув из тени прямо у дома Иноэ. Кватра не слышал, о чём они говорили – его внимание было приковано только к ней. Вот рыжий что-то сказал, и девушка звонко рассмеялась, затем к разговору подключился Гриммджоу – и вот уже они яростно спорили друг с другом, а стоящая рядом Орихиме хихикала в кулачок, но Улькиорра смотрел прямо на неё, отсекая бессмысленное окружающее. Казалось, весь мир сузился только до них двоих, и он жадно ловил взглядом каждое её движение, улыбки, смех… Предназначавшиеся не ему, а Сексте и шинигами. Она была весела и выглядела счастливой. Если бы она испытывала к нему что-то, то не вела бы себя так, как сейчас – не смеялась бы, а грустила. И её глаза не горели бы так при виде них. Значит, она не думала о нём, раз ей хорошо с ними. Всё ясно. Он получил ответ на свой вопрос…
* * *
- Ладно, Гриммджоу, хватит, а то уже поздно, – махнул рукой уставший спорить Ичиго. – Я верю, что Иноэ готовит отличные онигири.
- С кремом, – вставила девушка, – это очень вкусно!
- Ладно, тогда завтра же ты их попробуешь! – Довольно рыкнул кошак. Парень только вздохнул – и когда это они успели так сдружиться, раз теперь он горой стоял за её кулинарные эксперименты? Хотя нет, скорее – чем она умудрилась его накормить, чтобы Секста проникся к её блюдам такой любовью?
- Обязательно, – с самым серьёзным видом подтвердил Ичиго, хотя, увидев, как загорелись глаза Иноэ, внутренне сжался над данным обещанием, но деваться было уже некуда.
- Ловлю на слове, – осклабился Джаггерджек, и, развернувшись к девушке, добавил: – Если он только попробует отвертеться, скажи мне, и я…
- Хорошо-хорошо, не волнуйся, Гриммджоу-кун, я думаю, Куросаки-кун с радостью попробует моё новое блюдо! – Затараторила Орихиме.
«Да уж», – с грустью подумал пойманный врасплох Ичиго, но вслух, разумеется, ничего не сказал.
- Тогда, спокойной ночи? – И, попрощавшись, оба парня двинулись в сторону дома Куросаки, где с недавних пор обосновался арранкар, оставив Иноэ на крыше. Подождав, пока их голоса не стихнут вдали, Орихиме украдкой смахнула слезу и начала спускаться по пожарной лестнице вниз. И только оказавшись одна в комнате, она смогла наконец дать волю своим чувствам, пока солёные слёзы текли по щекам, падая на скрещенные на груди руки.
* * *
Сон не шёл. Орихиме ворочалась с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, но уснуть не могла. Высоко в небе ярким пятном висела луна, её серебристый свет лился сквозь лёгкие шторы в комнату, переливаясь на мебели и вычерчивая острые углы. Как и тогда, в Хуэко Мундо. Но тогда с ней был он, а сейчас она совсем одна, и никого нет рядом – настолько же близкого, кому она могла доверить свои переживания и страхи. Даже Тацки. А Гриммджоу… он стал ей другом, но и с ним она не могла поделиться. Тем более с ним. В носу защипало, и, всхлипнув, Иноэ вцепилась в подушку, заглушившую сотрясающие девушку рыдания. Глаза жгло как огнём, а от слёз ресницы слиплись, и она не заметила, как погрузилась в глубокий, тревожный сон.
* * *
Холод, совершенно жуткий холод едко обжигал кожу, стекая под одежду противными струйками. И тьма, обступающая со всех сторон, и пугающе-белые стены, но не как во дворце, а другие – искривлённые, низкие коридоры, больше походящие на норы, с множеством ходов и выходов. Они были повсюду, куда ни глянь – везде чёрные провалы и ниши, скалистые выступы и пористые перегородки лабиринта, где, в одном из строений, и находился он. Страшно, жутко. Но ещё хуже то, что она была одна, совсем одна в этом огромном логове и лишь где-то вдалеке всё ещё горел, трепыхаясь, слабый огонёк. Не раздумывая, она бросилась туда; тени позади наступали, переговариваясь царапающим шорохом, пугали, опутывая её скользкой паутиной ужасного предчувствия. Она шла вперёд, влекомая странным, необъяснимым чувством тревоги, но не за себя – за него. Она чувствовала, что та ниточка, что связывала их, слабеет и истончается с каждым днём, прожитым ими врознь. Что ещё немного – и она исчезнет, оборвав навсегда всё – и его жизнь вместе с собой.
Вы когда-нибудь просыпались от леденящего ужаса, сковавшего сердце, когда забываешь, как дышать, и пульс тяжело отдаёт во всём теле? От страха за близкого человека. Именно это и почувствовала Орихиме, увидев во сне умирающего арранкара. Тогда ей показалось, что её сердце остановилось, а потом бешено застучало в груди, болезненными толчками отдаваясь в висках. Вскрикнув, она дёрнулась на кровати и открыла глаза, судорожно сжимая пальцами простыню. Несколько секунд лежала неподвижно, выравнивая дыхание, затем взглянула на часы – тускло горевшие в темноте цифры показывали начало третьего. Нельзя было терять ни секунды. Быстро одевшись и накинув кофту, Иноэ выскочила за дверь, навстречу бархатной прохладе летней ночи.
…Урахара, похоже, нисколько не удивился, увидев её ночью на пороге магазина, запыхавшуюся, заплаканную, но с уверенностью смотрящую вперёд. Впрочем, его вообще сложно было удивить. Но всё же спросил для приличия:
- Что случилось, Иноэ-сан? Вы неважно выглядите.
С трудом выровняв дыхание и внутренне опасаясь его реакции, Иноэ спросила:
- Вы можете открыть Гарганту?
Киске спрятал улыбку за веером:
- Конечно могу. – По его тону нельзя было определить, как он отнёсся к её словам. Собравшись с духом, Орихиме выпалила:
- Откройте её для меня, Урахара-сан! Пожалуйста!
- Яре-яре, Иноэ-сан, неужели Вы хотите пойти туда одна?
Девушка растерянно замолчала, а торговец тем временем продолжил:
- Там ведь полно пустых, от мелких и средних до опасных адьюкасов.
Вот об этом-то она и не подумала.
- Но не стоит расстраиваться, раз Иноэ-сан так уверена в своём решении, не так ли? – Говоря так, Урахара отодвинул створку сёдзе, пропуская её внутрь. – Особенно, если вы пойдёте вдвоём.
- В-вдвоём?
- Конечно же вдвоём, – раздался голос снизу, и в полоске света появился чёрный силуэт, – неужели ты думала, что мы отпустим тебе в Хуэко Мундо одну?
- Йоруичи-сан? – Иноэ замялась, – так вы знали…
Кошка фыркнула:
- После вашего возвращения ты была сама не своя, вот мы и предположили, что… – но она не договорила, т.к. они дошли до люка и нужно было спускаться вниз по крутой лестнице. Когда спустя пару минут они ступили наконец на твёрдую почву, Киске отошёл к двум скалам, и Иноэ с удивлением увидела, что всё уже готово. Заметив её недоумение, Йоруичи негромко сказала, предупреждая возможные расспросы:
- Мы тебя ждали. – И, кивнув на закончившего произносить заклинание шляпника, подтолкнула засмотревшуюся Орихиме вперёд, – давай, у нас мало времени.
Тем временем под действием заклинания пространство исказилось и начало покрываться чёрными трещинами. Иноэ, не отрываясь, наблюдала, как, словно бы нехотя, разрывается напополам, образуя похожую на пасть щель стена пещеры. Как и тогда, в Коридоре Миров, когда Улькиорра впервые пришёл за ней. Стало не по себе, но Иноэ быстро отогнала это ощущение. Сейчас некогда думать об этом – она сделала свой выбор.
- Удачи, – послышалось сзади. Она обернулась – Урахара улыбался.
- Спасибо, – и с этими словами девушка шагнула в чёрную пустоту тут же захлопнувшегося за ними прохода. Теперь вперёд, быстрее. Только бы успеть!
Она бежала, по колено проваливаясь в песок, бежала вперёд, влекомая чувством, связавшим их вместе, которое, подобно лучику света, разгоняющему мрак, освещало путь, согревая её надеждой. В нескольких метрах от неё по песку вилась цепочка кошачьих следов – это Йоруичи обследовала местность, периодически останавливаясь и прислушиваясь к малейшему шороху. Но им несказанно повезло – за всю дорогу до пещер не попался ни один Пустой, да и вся пустыня, казалось, вымерла. Вскоре однообразный пейзаж нарушился тёмным пятном на горизонте. И чем ближе они подходили, тем отчётливее впереди вырисовывалось что-то, напоминающее каменистую гряду, только её стены были сглажены явно не только стихией и временем. При ближайшем рассмотрении там же обнаружились округлые отверстия-норы, уходящие вглубь скалы. Стены соединялись дугообразными перемычками, их неровные линии причудливо изгибались, вызывая ассоциации со скелетом какого-то огромного животного, а белый пористый камень ещё больше усиливал сходство. Затем они долго бродили по руинам, ориентируясь на слабую, иногда пропадавшую реяцу. В такие моменты девушка холодела от ужаса, но через некоторое время пульсация возобновлялась, и тогда она с удвоенной силой кидалась вперёд…
Наконец, когда за очередными развалинами показалась ровная площадка, а после – более-менее сохранившееся строение с чёрными провалами входов и выходов, Иноэ поняла, что они пришли… в место из её сна. Тщательно принюхавшаяся Йоруичи кивком головы указала на противоположную сторону, где чернели выдолбленные в породе глазницы ходов, и ощущалось едва заметное биение силы. Всё было ясно без слов. Выбрав один из уступов, кошка одним прыжком взмахнула на него, и, устроившись поудобнее, свернулась клубочком, подмигнув Орихиме. Поёжившись – всё-таки место было пугающим, девушка быстрым шагом пересекла полосу песка, направляясь к зияющему входу в лабиринт.
Она нашла его почти сразу, в третьем же помещении, лежащим на холодном камне не двигаясь. На секунду ей показалось, что он не дышит. Внутри всё оборвалось, а сердце ухнуло куда-то вниз, тело оцепенело. Она хотела вскрикнуть, до слова застряли в горле, царапая отчаянием. Через несколько мгновений, показавшихся вечностью, ей удалось совладать с собой и броситься к нему. Слёзы застилали глаза зыбкой, жгучей пеленой, но она всё же увидела, что его грудь едва заметно вздымалась. Осторожно опустившись рядом на колени, Орихиме наклонилась, коснувшись ладонью его щеки. И вздрогнула, когда кожу обожгло холодом. Нужно было срочно что-то сделать, чтобы согреть, вернуть волю к жизни.
- Ульки-ор-ра… – Тихий вздох сорвался с губ, и арранкар открыл глаза. С минуту, не мигая, смотрел на неё. «Это она? Нет. Невозможно. Это сон, всего лишь сон». И, медленно выдохнув, отвернулся к стене. Всколыхнувшийся было огонёк реяцу начал таять. Угасающая жизнь...
Резкий звук пощёчины разорвал оглушающую тишину; голова дёрнулась вбок. Веки распахнулись, во рту появился солоноватый привкус. Что-то лёгкое и яркое заслонило обзор. Арранкар машинально поднял руку, чтобы избавиться от щекочущего ощущения. И замер, почувствовав тёплую, скользнувшую между пальцами мягкость. Не может быть… Рыжие пряди упали ему на лицо. Она рядом и… это не сон? Сфокусировал взгляд – да, это она. Запыхавшаяся, заплаканная.
- Женщина? – Слабое удивление мелькнуло в голосе, чтобы тут же исчезнуть. – Что ты здесь делаешь? Это не твой мир. Уходи. Отпусти меня.
- Нет!
Орихиме всхлипнула, с силой сжав его пальцы.
- Ты снова плачешь? Тебе больно. Почему?
- Не уходи! Не оставляй меня… одну…
- Почему? У меня больше ничего нет.
- Это не так! – Запальчиво воскликнула Иноэ, ещё крепче стискивая его руку; ногти впились в кожу, оставляя розоватые следы.
- Почему нет?
- Потому что… – её голос сорвался.
Улькиорра приподнялся на локте, взглянул ей в глаза – внимательно, долго.
- Скажи мне.
- Потому что… я… люблю тебя.
Он отвернулся.
- Не лги. Ты любишь Куросаки.
- Нет. Я люблю тебя.
- С чего ты взяла, что это… любовь? – Последнее слово далось с трудом, но он заставил себя произнести его. Она не боялась. Но чего же тогда боялся он? Что она… отвергнет его?
- Я чувствую… Разве ты тоже не чувствуешь?
- У меня нет сердца, – отрезал арранкар.
- Это не сердце.
Тонкая бровь изогнулась в недоумении:
- А что же тогда? Откуда ты знаешь?
- Я чувствую это… душой, разумом… и телом.
- Чувствуешь? Как?
- Я… – Орихиме нахмурилась, думая, как бы объяснить ему так, чтобы он понял. – Это когда тебя влечёт к этому человеку, когда ты чувствуешь, как его тепло греет тебя изнутри, и на душе становится совсем легко и радостно. Когда ты хочешь быть с ним рядом, держаться за руки, чувствовать его дыхание… Быть рядом и никогда, никогда не расставаться!..
- И ты… – еле слышно произнёс арранкар, – хочешь?
Всхлипнув, девушка придвинулась ближе, и зашептала, уткнувшись носом ему в ключицу:
- Я хочу остаться с тобой, хочу быть с тобой, хочу… – Она не договорила, и новые слёзы заструились по щекам.
Арранкар понял всё, о чём она говорила, чувствуя то же, что и она. Он думал об этом всё это время. Тёплые капли упали ему на лицо. Улькиорра подался вперёд, коснулся кончиками пальцев влажного следа на её щеке, задержав руку, прежде чем взять её за подбородок и повернуть к себе, мягко коснувшись её губ своими. И задохнуться, когда она ответила на его поцелуй, ненасытно, жадно. Её губы были солёными и влажными от слёз, и он пил с них эту боль, смывая её поцелуями. Осторожное, бережное движение – убрать мешающие, прилипшие к коже пряди, зарыться в волосы, наклоняя голову. Ощутить прерывистое дыхание, тепло тела напротив своего… и ответное, нежное прикосновение. Чувствовать её дрожь, подрагивающие плечи, когда он прижимал её к себе, так крепко, как только мог. Слышать тихий, сбивчивый шёпот, когда она чуть отстранялась, чтобы вдохнуть, чтобы затем вновь отдаться ему. «Не уходи, только не уходи… Прошу… Не исчезай…» и чувствовать, как от её слов разливается по венам долгожданное тепло.
- И что теперь? – Спросил он, когда она сидела в его объятиях, всё ещё всхлипывая, только теперь – от радости, и чувствуя кожей её дыхание.
- Пойдём со мной… В мой мир. – Орихиме подняла голову, ловя его взгляд. – Пойдём вместе? Урахара даст тебе гигай.
При упоминании шляпника перед глазами промелькнуло неприятное воспоминание – человек в зелёном кимоно и с занпакто, из которого полыхнул алым луч техники. Арранкар сидел, прикрыв глаза и думая над её предложением. Здесь его дом, но он пуст и мёртв. Всё, что удерживало его здесь, исчезло. И он тоже исчезнет, сольётся с песком, развеется с пылью, стоит ему остаться. А если же пойдёт с ней… Вернётся в её мир и, возможно, получит шанс начать свою жизнь заново, свободным от чужого гнёта. И тогда он всегда будет с ней.
- Хорошо, – тонкие губы едва заметно дрогнули, когда он услышал её радостный смех.