"Весна на двоих", глава 1

[toshokan]

Название: Весна на двоих
Автор: Pixiе
Бета:  bezjalosny_fossy
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Бьякуя/Хисана, также пробегают каноничные и новые персонажи
Жанр: Romance/Drama
Диклаймер: Все принадлежит Кубо Тайту-сама, я не претендую)

Саммари: Очередной вариант истории о сейрейтейском князе и руконгайской нищенке))

Благодарности: огромнейшая благодарность  bezjalosny_fossy за беттинг, а также Изиту за неоценимую помощь с обоснуями, за тапки и поддержку,  Чероки Иче и  crazy belka28 за веру в автора))

Комментарии:
1. Данный фик - приквел к моему фику "К Луне звезда укажет путь". События начинаются сразу после описанного в третьей главе знакомства Бьякуи и Хисаны. Читать "Луну" полностью не обязательно, можно прочитать только третью главу. Сделать это можно здесь или здесь.
2. Для тех, кто читать главу не хочет, краткое содержание Лейтенант шестого отряда и молодой глава клана Кучики, Кучики Бьякуя, во время патруля в Инузури спасает девушку от Пустого. Эта встреча меняет многое не только для Хисаны, но и для князя Кучики, так как он возвращается в Руконгай, чтобы снова увидеть ее.
3. Как всегда традиционные ворнинги: флафф и штампы.
4. "Князь", как альтернативное название для титула Бьякуи, взято у уважаемого Герра Каплея. Это слово является правомерным синонимом для "глава клана", так как князь по определению – это глава феодального монархического государства или отдельного политического образования (удельный князь), представитель феодальной аристократии (с).
5. Внешность и характер Сенбонзакуры соответствуют таковым в филлерах))

Размещение: без разрешения нельзя!

Размер: миди

Статус: Не закончен

Глава 1.

Глава 1. Чужой дом

В последние районы Руконгая Бьякуя выбирался нечасто - только в патрули, выпадавшие несколько раз в году. Да и что могло бы заставить молодого главу клана Кучики бывать в этих краях, о которых и боги, кажется, позабыли, чаще, чем необходимо по долгу службы? Однако судьба, как известно, способна вмешиваться в жизни как простых людей, так и высокородных аристократов. Для нее происхождение не значит ровным счетом ничего. И потому случай, произошедший во время последнего патруля в Инузури, когда лейтенант Кучики спас от Пустого девушку, повлиял не только на маленькую руконгайку.

В тот год у Бьякуи было две осени. Одна - привычная, сейрейтейская, с ее радующим глаз золотом листьев, установкой в поместье седзи на зиму, традиционными фестивалями, составлением отрядных планов на следующий год. Но была и вторая - чуждая, руконгайская, с ледяными ветрами, заплатами на сломанных фусума, воем ветра и стонами замерзающих от холода нищих. Такой осени Бьякуя прежде не знал, привыкнуть к ней было трудно, особенно если знать, что где-то в этом равнодушном холоде жила Хисана.

Что бы ни делал Кучики – работал с бумагами, проводил смотр отряда, принимал гостей из других кланов - в мыслях он то и дело возвращался в Руконгай, к спасенной им девушке. Бьякуя виделся с ней уже несколько раз, но, хоть и понимал, что не отдаст Хисану этой жестокой осени, пока не знал, как именно он собирается сделать это.

Необходимое решение пришло только на пятую встречу. Признаться, Бьякуя заранее не собирался делать что-то подобное. Однако он слишком хорошо понимал, что момент, когда решать все же придется, вот-вот настанет. С Хисаной они виделись раз в несколько дней, все время в людных местах, вроде маленьких чайных. В Руконгае вообще было трудно найти спокойное место, где тепло, никто не потревожит и при этом достаточно безопасно. Кроме того, Хисана голодала и мерзла. Она никогда не говорила об этом и не жаловалась, но Кучики не был слепым, и потому при каждой встрече заказывал для девушки лучшее, что было в тех грязных забегаловках, которые осмеливались именоваться "чайными".

Это были странные свидания, их и свиданиями-то нельзя было назвать. Бьякуя просто чувствовал, что не может не пойти в Инузури, потому что знал - Хисана будет ждать его, потому что он и сам хотел видеть ее. Чтобы сидеть напротив девушки на низкой скамейке и зачастую просто молчать. Хисана была из тех редких людей, с которыми молчание летним ветерком ласкает душу, лепестками сакуры касается замершего в ожидании сердца. И губы уже готовы сложиться в улыбку в ответ на нежность, которой светится каждый взгляд девушки (и где она в этом проклятом мире находит силы на такие хрупкие эмоции?), и лишь в последний момент Кучики каждый раз одергивал себя.

Бьякуя без Гинпаку и кенсейкана - в Инузури он становился просто лейтенантом-шинигами. Впрочем, для Хисаны он уже не "господин шинигами, а "господин Кучики". Именно поэтому она каждый раз переживала, смущалась, но все равно тепло улыбалась. И никогда не спрашивала, зачем Бьякуя приходит каждый раз к месту их первой встречи. Она просто приходила туда сама. А ведь Хисане было, чему удивляться - сам молодой глава клана Кучики сидел напротив нее, хотя почти ничего не говорил, а только смотрел. Под тяжелым взглядом Бьякуи, ставшим за два года княжества привычным для его окружения, неловкость ощущали даже некоторые капитаны, что уж говорить про маленькую руконгайскую нищенку. И все же она приходила, а Кучики грела мысль о том, что Хисана видится с ним не из-за тарелки супа.

В тот вечер все начиналось, как обычно. Хисана сидела, опустив глаза, только изредка посматривала на Бьякую и тут же вновь прятала взгляд. Тихо отвечала на пустяковые вопросы, смысла которых Кучики и сам не понимал. Когда девушка подняла руку, чтобы поправить сползшую накидку, широкий рукав кимоно скользнул вниз, и Бьякуя увидел большой темный синяк и уже чуть подживший кровоподтек. Девушка тут же прикрыла руку, но Кучики сжал зубы.

- Что это?

- Простите, Кучики-сама, - Хисана сжалась, натягивая рукав как можно ниже.

- Кто это сделал? - он не повысил голоса, но девушка опустила плечи и задрожала.

- Никто, Кучики-сама... - еле слышно проговорила она. - Я... Я просто упала...

А сама боялась поднять голову. Лгать главе клана осмеливались немногие, и едва ли нашелся бы наглец, который лгал бы, глядя в лицо. Кучики встал, ведомый тут же вспыхнувшим гневом. Он и сам не знал, что собирается делать, но одно знал точно - тот, кто посмел тронуть Хисану, заслуживает смерти, и Бьякуя не пожалеет удара Сенбонзакурой даже для руконгайской швали.

Резкое движение напугало Хисану, и она закрылась рукой. Решила, что Кучики выместит гнев на ней? Бьякуе еще никогда так остро не хотелось разнести к меносам проклятый Инузури, похоронить его в волнах острых лепестков, превратить в пыль, в прах, в ничто. И только тогда, быть может, станет спокойнее. Бьякуя с запоздалым ужасом вспомнил о том, что в последних районах Руконгая женщины часто предлагают себя за деньги, или их насильно продают в публичные дома. А то и просто пользуются девушками, которые не могут дать отпор. Он почему-то прежде никогда не думал о том, что кто-то может обидеть Хисану, хотя сам же во вторую их встречу закрыл девушку от какого-то отвратительного субъекта.

Взор на миг застелила алая пелена ярости, и шинигами усилием воли заставил себя отвести руку от меча. Никто. Больше никто не посмеет обидеть Хисану. Потому что он, Кучики Бьякуя, не позволит.

- Идем, - бросил он. Вышло резко и даже немного угрожающе, но девушка послушалась. Вскочила, глядя большими, полными испуга глазами на побледневшего аристократа.

На улице было холодно. Тусклый желтый фонарь возле покосившейся вывески не мог справиться с густой осенней темнотой. Ветер гнал по земле пожухлые листья, мелкие ветки и мусор. В окружающих строениях, которые язык не поворачивался назвать домами, было темно, лишь далеко, в конце улицы горел свет за хлипкими залатанными седзи. Оставлять здесь Хисану было нельзя. Девушка была слаба здоровьем, в Инузури ей не продержаться до конца зимы. И пускай отец никогда не согласился бы с таким безрассудством сына, Бьякуе хотелось верить, что дед, возможно, сумел бы понять его или хотя бы простить. Не умел молодой Кучики оставлять в беде тех, кто стал ему дорог. Не научился пока тонкому искусству настоящего равнодушия, да и научится ли когда-нибудь?

Хисана только тихо вскрикнула, когда Бьякуя подвел ее к рикше, стоящей неподалеку, усадил на мягкое сидение и сам сел напротив.

- Что вы делаете, Кучики-сама? - испуганно спросила девушка, забиваясь на самый край скамьи и затравленно глядя на Кучики.

- Не бойся, - Бьякуя сумел подавить в себе желание взять ее за руку, чтобы успокоить. - Я же говорил, что не причиню тебе вреда.

Хисана кивнула, но смотрела по-прежнему со страхом, и до конца пути никто не произнес ни слова.

Поместье встретило Бьякую мокрыми досками энгавы, и таби не спасали от поднимающегося к лодыжкам холода. Кучики не видел лица Хисаны, пока они шли по уснувшему саду, мимо пруда с карпами и бонсая. Ему очень хотелось обернуться, хотя страх девушки чувствовался очень явственно, и Бьякуе казалось, что он слышит, как быстро колотится ее сердце - будто у певчей пташки. В детстве он держал в руках соловья с перебитым крылом, и почему-то запомнилось только щекочущее пальцы биение маленького сердечка и страх, что оно не выдержит такого трепета и разорвется. Кучики усилием воли отогнал от себя эти мысли. Соловей умер тогда, да и не время сейчас размышлять о птицах, когда только что совершил поступок, за который родители осудили бы тебя и непременно холодно напомнили бы о долге. Вот только Бьякуе не хотелось думать о долге, когда он вспоминал синяк на руке Хисаны.

- Кучики-сама, - пожилой слуга поклонился, не решаясь поднять чочин повыше, чтобы посмотреть на хозяина.

Бьякуя вывел вперед замершую Хисану.

- Это моя гостья, Юки, - бесстрастно проговорил он. - Приготовь для нее комнату и позови ко мне Такуми.

- Да, Кучики-сама, - удивления в голосе слуги не было слышно, - сразу заметно, что Юки прошел школу служения у отца Бьякуи, о жестокости которого ходили легенды, впрочем, не слишком преувеличивающие правду. Сплетни будут обсуждаться позже, в другом месте и шепотом.

Кучики оставил Хисану на попечение Юки и пошел по коридору в другую часть поместья. Возможно, это было малодушно - бросить девушку в чужом для нее месте, но Бьякуе нужно было самому разобраться в случившемся. Ох, не зря дедушка Гинрей часто корил внука за импульсивность, а отец выбивал из него эту импульсивность самыми жесткими методами. Где же теперь их уроки, когда от одного взгляда на Хисану Бьякуя теряет годами созидаемое спокойствие?

* * *

Хисана проснулась от того, что проникший сквозь бумагу на седзи солнечный зайчик защекотал веки ярким светом. Девушка перевернулась на футоне, удивляясь, что не чувствует холода, ведь в Инузури к утру промерзало до костей все тело. Неужели Фуко-сан все-таки сшила теплое одеяло для Хисаны, как обещала когда-то? Но девушка не помнила, чтобы она брала у доброй женщины одеяло. Да и футон, на котором она сейчас лежала, был слишком мягким, и выбившаяся из дырок солома не колола бок и щеку.

Хисана сжалась под одеялом, укрываясь с головой, и лишь через несколько минут осторожно выглянула наружу. Она вспомнила о том, что произошло вчера.

Господин Кучики привел ее в свое поместье.

Внутри все тут же перевернулось от накатившего страха. Зачем, зачем князь Кучики сделал это? Хисана терялась в догадках. Она знала, что аристократы могут позволить себе всякие причуды и вольности, которые, впрочем, не должны уронить честь клана. Встречи с нищенкой из Инузури, видимо, подходили на роль достаточно безобидных странностей. До вчерашнего вечера девушка не тешила себя иллюзиями - Кучики приходил из любопытства или простой жалости, которая, как Хисана успела убедиться, не чужда холодному аристократу. И оттого перед каждой встречей готовилась к тому, что князь не придет, и намеренно разбивала собственные надежды и глупые мечты. Но воспоминания о каждом вечере, проведенном с господином Кучики, девушка бережно складывала в потаенный уголок в памяти, чтобы потом вспоминать иногда, в самое тяжелое время. И никак не могла избавиться от глупой, ненужной, запретной надежды, что аристократ приходит не только потому, что жалеет ее. Для себя она давно поняла, что не ради сытного ужина мерзнет по вечерам недалеко от старой таверны, ожидая Кучики, чтобы потом, увидев знакомую фигуру в черном кимоно, нерешительно выступить из темноты. Однако даже думать о такой дерзости, как чувства к высокородному князю, было страшно. Для нее судьба приготовила жестокий Инузури, как достойное наказание для той, которая посмела оставить свою сестру.

Случившееся вчера вечером потрясло Хисану до глубины души, до ледяного ужаса. Что задумал князь Кучики? Единственное объяснение, которое могла придумать девушка и которое казалось самым логичным - аристократ решил сделать ее своей любовницей. Это также считалось допустимым, ибо никому в здравом уме и трезвой памяти не пришло бы в голову открыто обсуждать, кого глава клана привел в свою постель. Хисана пока плохо умела читать то, что скрывалось за опасной сталью серых глаз, но не могла припомнить, чтобы там пряталось вожделение. Печаль, покоренные волей эмоции, словно плененный охотниками зверь, чуть заметные отблески надежды на что-то. Но не похоть, ее девушка научилась распознавать за годы, проведенные в одном из самых отдаленных районов Руконгая. Господин Кучики выглядел слишком замкнутым, чтобы связываться с кем попало, но ведь руконгайка из Инузури как раз и относилась к тем, кого нельзя приводить в дом и называть своей гостьей.

Шли минуты, и страх только усиливался, пока Хисана, наконец, не вскочила с футона, растеряно замерев посреди комнаты. Мягкие, скрывающие шаги татами, светлые седзи из самой дорогой бумаги, фусума с нарисованным на них персиковым деревом, сплошь покрытом аппетитными плодами, низкий столик в углу, икебана в токонома. Девушка уже отвыкла от таких больших пространств, где находилась бы только она одна - в семьдесят восьмом районе люди ютились в домишках, отвоевывая себе место на грязном дырявом футоне. Когда-то, в прошлой еще жизни, у Хисаны был свой дом и своя комната с расписными фусума, но то была прошлая жизнь, сон, который быстро рассеялся среди суровой жестокости Инузури.

Хисана огляделась, крепко прижимая к груди одеяло - тонкая юката нисколько не защищала от колючих посторонних взглядов. И, хотя в комнате больше никого не было, Хисане казалось, что само поместье с неодобрением наблюдает за ней, заставляя затравленно оглядываться. Возле футона лежали аккуратно сложенные вещи. Девушка помнила, что ее одежду забрал пожилой слуга по имени Юки, а взамен принес новую. Помнила, как дрожали руки, когда она принимала кимоно из рук слуги, и как Юки понимающе и совсем не насмешливо улыбнулся. Эти воспоминания принесли какое-то подобие успокоения, хотя оставаться в комнате и дальше было невыносимо, и Хисана, быстро набросив теплую фиолетовую накидку, отодвинула седзи и высунула нос на улицу.

Поместье еще не до конца проснулось, и большая старая слива недовольно махнула в сторону девушки веткой с темно-желтыми сморщенными листьями, а таби заскользили на натертых до блеска досках энгавы, словно стремясь скинуть непрошенную гостью на холодную землю сада. Надев варадзи, девушка осторожно ступила в сад. Здесь она чувствовала себя увереннее, хотя дух Кучики ощущался повсюду, и при каждом шаге Хисана поневоле замирала, слушая новую, незнакомую тишину. Не зловещую или предостерегающую – просто чужую, оценивающую и оттого пугающую.

Настороженно оглядываясь по сторонам, Хисана прошла в глубину сада, к небольшой пристройке, где должны были располагаться хозяйственные помещения. Девушка решила, что должна найти какую-то работу по дому, чтобы отблагодарить князя Кучики за доброту. Не важно, какую цель он преследовал, приводя ее сюда, но Хисана не хотела быть для него обузой.

За амадо обнаружилась кухня. Пожилая женщина мыла рис, с ней рядом две молодые девушки чистили рыбу. Увидев Хисану, девушки замерли, поклонились и многозначительно переглянулись. Пожилая женщина тоже поклонилась - низко и с почтением.

- Вы уже встали, Хисана-сан, - проговорила она. - Чего-нибудь желаете?

- Простите, - поклон руконгайки получился испуганным. - Я могу вам чем-нибудь помочь? - Хисана была готова схватить скользкую рыбу, только чтобы занять дрожащие руки. Затылком она ощущала жгучие оценивающие взгляды молоденьких кухарок.

- Что вы, Хисана-сан, - покачала головой женщина. - Вы гостья господина Кучики и не должны заниматься работой.

Хисана совсем смешалась, не представляя, что ей делать дальше. При мысли о возвращении в свою комнату, страх только усилился. Здесь все было чужим, враждебным. Неожиданная гостья не нравилась ни обитателям поместья, ни самому особняку.

Пожилая кухарка верно истолковала замешательство девушки.

- Если вы хотите остаться здесь, я не могу вам отказать, - она приветливо улыбнулась. - Сара, вымой руки и подай гостье чаю, - это относилось к одной из молодых помощниц.

- Спасибо вам… - Хисана запнулась.

- Чинако, - еще раз поклонилась женщина. - Меня зовут Чинако.

- Чинако-сан, - Хисана робко улыбнулась. Напряжение, сковавшее и тело, и душу, потихоньку начало отступать.

Так она и провела день на кухне, боясь лишний раз покидать пристройку, и к вечеру даже смогла отвоевать у приветливой кухарки право нарезать овощи. Однако спокойствие Хисаны растаяло, как легкая утренняя дымка, когда раздвинувшиеся седзи пропустили в помещение хмурого управляющего. Господин Такуми вызывал у Хисаны ужас, хотя видела она его всего один раз, накануне вечером. Он пришел справиться, хорошо ли устроилась гостья. У Такуми была короткая прическа самурая с выбритым лбом, грузное, но явно сильное тело, высокий рост и мутноватые карие глаза. Чем управляющий так пугал ее, девушка понять не могла, в Инузури она видела и более неприятных людей, но этот человек определенно излучал смутную пока угрозу.

- Кучики-сама ждет вас к ужину, - чуть склонил голову в поклоне Такуми, бросив недовольный взгляд на сжавшуюся Хисану.

* * *

Меч вошел в утоптанную землю полигона легко, словно в воду. Бьякуя до сих пор поражался тому, как ловко занпакто ныряет под землю, чтобы через миг прорасти из нее сотней ростков-клинков.

- Банкай.

Это слово все еще было новым, обжигало язык адреналиновой горечью и кружило голову яростным, отчаянным восторгом. Восторгом от ощущения полного единения со своим занпакто, когда душа и дух резонируют в одном порыве - желании победить, защитить свою честь и насладиться радостью заслуженного триумфа.

Выросшие из земли клинки все же заставили Бьякую задержать дыхание, но пугаться своего собственного банкая было недопустимо, поэтому он сосредоточился на связи с Сенбонзакурой и, ощутив, что меч слышит его, легко повел рукой, отдавая приказ:

- Цвети, Сенбонзакура Кагейоши.

Клинки рассыпались на миллионы лезвий, заслонивших розовой пеленой весь окружающий мир. Их было куда больше, чем в шикае, но Бьякую это не смутило. Он решительно направил волну клинков в одну сторону.

Оказалось, однако, что управлять таким количеством лезвий было намного сложнее, чем в шикае. Банкай требовал неимоверных запасов рейацу, и Кучики освободил еще некоторое количество духовной силы. Ему хотелось легко повелевать этой смертоносной армией лепестков, сделать их послушными своей воле. Они с Сенбонзакурой уже достигли той стадии, когда могли понять друг друга с полуслова. Или... Бьякуе так только казалось, потому что банкай начал стремительно выходить из-под контроля, не желая слушать указаний шинигами.

- Хозяин, ты спешишь, - насторожено проговорил в сознании Кучики чуть взволнованный голос Сенбонзакуры. - Я не успеваю за твоими приказами, ты слишком быстро меняешь их.

- Я все контролирую, - холодно отозвался Бьякуя, не желая даже перед своим мечом признавать, что управление лепестками дается ему тяжело. - Мы ведь можем больше, Сенбонзакура, не так ли?

- Хозяин, ты уже на пределе, - беспокойство в голосе занпакто усилилось. - Ты же знаешь, что каждая стадия банкая требует долгих тренировок.

Кучики почувствовал раздражение, не понимая, почему Сенбонзакура так реагирует и пытается учить его. У них не настолько много времени для совершенствования своих навыков, и нужно пользоваться каждой возможностью для этих занятий. В особенности теперь, когда банкай наконец-то достигнут.

Бьякуя сделал рукой круговое движение, чтобы лепестки обогнули его волной, одновременно и закрывая от возможного противника, и атакуя его. Повернулся, избегая напороться спиной на собственный банкай, но тут контроль над мечом все же исчез. Кучики потратил слишком много рейацу, и слаженные движения армады лезвий превратились в хаотичную пляску.

В первый миг Бьякуя отшатнулся, но тут же подавил инстинктивное желание закрыться рукой.

- Сенбонзакура, - позвал он, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Не вышло. - Ты слышишь меня?

Уйти в шунпо или применить кидо против своего меча сейчас означало свести на нет все предыдущие усилия - гордый Сенбонзакура будет оскорблен, хотя и не покажет этого Хозяину. Да и сам Кучики понимал, что в случившемся слишком велика доля его вины.

Первые лепестки ударили по плечу, и Бьякуя все-таки прикрыл лицо.

- Сенбонзакура! - он сконцентрировал рейацу, ощущая, как кожа засветилась белым светом духовной силы, но занпакто по-прежнему молчал. Аристократ отпрянул назад, стараясь избежать новой волны лезвий, но несколько из них уже чиркнули по груди, оставив на форме красные пятна.

- Сенбонзакура! - мысленно позвал Бьякуя снова, уже отчаявшись получить ответ. Еще чуть-чуть, и лезвия заденут беззащитную шею. Погибать от собственного банкая и собственной самонадеянности не хотелось. - Услышь меня!

Лепестки на миг замерли у лица Бьякуи, как будто меч помедлил перед последним ударом. Кучики сжал зубы, готовый принять эту волну, но тут лезвия рухнули вниз, со звоном ударяясь о землю. Темнота рассеялась.

- Хозяин! - Сенбонзакура не скрывал облегчения в голосе. - Ты в порядке? Я не слышал тебя, я потерял все чувства... Хорошо, что ты смог остановить меня... - и добавил смущенно: - Прости меня, Хозяин.

- Я в порядке, - машинально ответил аристократ, прикрывая глаза от кажущегося чересчур ярким солнечного света. Признавать ошибку было тяжело, но Бьякуя не собирался щадить себя. - Прости меня, Сенбонзакура. Я виноват в случившемся, - говорить такое своему мечу было трудно.

- Это наша общая ошибка, Хозяин, - тут же отозвался занпакто, и Бьякуя ощутил легкое виновато-успокаивающее прикосновение рейацу к сознанию.

Кучики пошатнулся. Все же лепестки сумели ранить его не один раз. От теплой крови пальцы стали липкими, и катана вдруг показалась слишком тяжелой.

- Бьякуя! - уверенные руки поддержали лейтенанта, забрали из рук меч, сжали плечи. - Посмотри на меня.

Открывать глаза не слишком хотелось, но пришлось собрать в кулак последние силы и поднять тяжелые веки.

- Укитаке-сенсей... - голос что-то стал совсем хриплым, и в глазах проступили отголоски страха, но капитану тринадцатого отряда можно показать их, да и не осталось у Кучики сил держать лицо. Единственным желанием было упасть прямо на площадке для тренировок и уснуть. Боги, какая же сложная вещь - банкай. Неужели Бьякуя так переоценил свои силы?

- Ты был неосторожен, - мягко укорил ученика Укитаке, помог дойти до ближайшей тени под раскидистым деревом и присесть на траву. - Я вызову четвертый отряд.

- Не нужно, - остановил наставника Кучики, подняв руку. - Раны неглубокие, а я скоро должен быть в поместье. Следует только подождать, пока восстановится рейацу... - говорить слишком долго мешало сорванное дыхание, - и тогда раны затянутся, вы же знаете. Дома мне окажут всю необходимую помощь.

Укитаке неодобрительно покачал головой.

- Бьякуя, ты торопишься с банкаем, - осторожно проговорил он. - Впрочем, все мы совершаем эту ошибку - едва обретая новую силу, тут же стремимся полностью покорить ее себе. Никто из капитанов не избежал этой участи, когда тренировал банкай. Поспешность не поможет, а, напротив, замедлит развитие, разбалансирует вашу связь с занпакто.

Бьякуя опустил голову - и от усталости, и признавая вину.

- На первых порах придется чаще прислушиваться к мечу, ничего не поделаешь, - чуть виновато улыбнулся беловолосый капитан. - Иди вперед медленно, Бьякуя, и только так ты сумеешь пройти этот путь до конца. У тебя очень сложный банкай, я тоже чувствую, что он скрывает в себе множество возможностей, но тебе следует запастись терпением. В следующий раз я буду лучше следить за тобой, чтобы такого не повторилось, - Укитаке говорил и одновременно быстро касался ран ученика целительским кидо.

- Вы тоже прошли через это, Укитаке-сенсей? - спросил Кучики, скрывая дрожащие от перенапряжения руки в широких рукавах.

- Конечно, - в карих глазах заплясали смешинки. - Согьо Но Котовари весьма активны и непоседливы. Пару раз Шунсуй на себе тащил меня к Рецу после наших тайных дополнительных тренировок. Мой занпакто не агрессивен, но порой мог чересчур увлечься, ну и я вместе с ним.

Бьякуя вздохнул. Капитану Укитаке легко говорить о своих тренировках теперь, когда он один из самых сильных шинигами в Готей-13. И все же молодой лейтенант втайне восхищался тем, как легко учитель говорит о своих ошибках.

Укитаке догадался о том, чем расстроен ученик. Рано, ох как рано ушел Гинрей, оставив на юного внука клан. Бьякуя, конечно, не сломается - порода не та, чтобы даже согнуться под грузом долга. Но вот идти одному по нелегкому пути главы самого сильного из сейрейтейских кланов молодому Кучики будет трудно. И хуже всего то, что порывистый Бьякуя, вступивший столь рано на этот путь, может быть надломлен, хотя никогда не признается в этом. Укитаке позволил себе вытереть кровь с бледного лица Кучики. Тот не сопротивлялся. Видимо, тоже помнил, как наставник заботился о нем, когда в детстве Бьякуя так неистово тренировал контроль над рейацу, что у него порой шла носом кровь. Джууширо надеялся, что молодой Кучики помнит и том, как в перерывах между сложными и порой утомительными для ребенка занятиями они играли в прятки или ложились на траву, и Укитаке рассказывал мальчику легенды и сказки, а то и просто описывал то, что их окружало - деревья, облака, цветы, солнце. Любопытный Бьякуя оказался сущим наказанием для окружающих - на свои вопросы он требовал немедленного и подробного ответа. Кажется, только неторопливая речь Джууширо или нахмуренные брови Гинрея могли заставить маленького Кучики хоть недолго посидеть смирно.

Теперь многочасовые собрания Великих кланов Бьякуя высиживал замершей статуей, даже не шелохнувшись, и Укитаке уже давно не видел в серых глазах озорного любопытства, а лишь вежливую заинтересованность.

- Я провожу тебя, - мягко предложил Джууширо поднявшемуся Кучики.

- Не стоит, - спокойно проговорил тот. - Вы тоже устали, сенсей, вам нужно отдохнуть.

Глядя на место, с которого Бьякуя только что ушел в шунпо, Укитаке улыбнулся.

Нет, ему не показалось - ученик не зря спешил домой. Этого смешанного с надеждой тепла во взгляде не подделать, даже если тренироваться много лет.

Джууширо не ошибся. Уставший Бьякуя и сам осознал, что заставило его вернуться в поместье, а не пойти в четвертый отряд.

Хисана. Увидеть ее - лучшее лекарство от любых ран.

* * *

- Кучики-сама? - робкий голос со стороны фусума заставил Бьякую обернуться, оторвавшись от полки с книгами.

- Проходи, - он указал на сервированный на двоих стол. - Садись.

- Благодарю вас, Кучики-сама, - Хисана так и замерла в низком поклоне, только плечи мелко дрожали, и Бьякуя видел, как сильно она сцепила руки. Не хочет, чтобы он заметил, как ей страшно.

- Посмотри на меня, - попросил Кучики и, когда девушка подняла глаза, снова указал ей на шелковую подушку. - Ты хорошо устроилась? Тебе ничего не нужно? Другая комната или еще что-то?

- Нет-нет, вы слишком добры ко мне... - быстро заговорила Хисана, и Бьякуя поднял руку, останавливая ее. Он хотел слышать в тихом голосе не страх и унизительную покорность, они причиняли едва ощутимую тупую боль где-то в груди. Хисана могла быть другой - застенчивой, мягкой, нежной. Неужели с ним она навсегда останется такой - вечно испуганной, сжавшейся, как будто ожидающей удара? Бьякуя не верил, не желал верить, что девушка ведома только страхом перед аристократом. Потому что иначе ему будет слишком больно разочаровываться.

- Возьми, - Кучики протянул Хисане увесистый кошель с деньгами. - Тебе нужна новая одежда. Купи все, что тебе необходимо. Я распорядился, чтобы тебя сопровождали.

При виде кошеля страх в больших глазах девушки превратился в ужас и горькую обреченность. Бьякуя не понимал, чем кожаный мешочек может вызвать такие эмоции, но слушать испуганные благодарности у него больше не было сил. Поэтому он просто положил кошель на татами рядом с Хисаной, когда услышал тихий вздох.

- Вы ранены, Кучики-сама? - девушка смотрела на перевязанную руку князя и вырез его юкаты, где была видна тугая повязка.

- Это неважно, - ответил Бьякуя. Ему действительно не казалось это важным сейчас, хотя он чувствовал, что очень устал.

После тяжелого дня в отряде, где Кучики после смерти деда приходилось тянуть на себе все дела, и неудачной тренировки банкая он был совершенно измотан. Но пришлось пережить еще и утомительный разговор с несколькими внезапно появившимися вассалами. Их тщательно скрываемые намеки давали понять, что кто-то уже донес о появлении в поместье Хисаны. Перечить главе клана почтенные мужи не могли, им оставалось только выразить вежливое удивление и мягко напомнить о желании Гинрея, чтобы клан Кучики всегда процветал. Бьякуя с трудом удержался от резкости, понимая, что пока ему нечего ответить наглецам, ведь сделав этот странный шаг и приведя Хисану домой, он пока не знал, как быть дальше. Оставалось только ждать и держаться.

От осознания необходимости и дальше сражаться с грязными слухами князь чуть заметно поморщился. Это омерзительное занятие - как будто рыться в помойной яме.

- Вам плохо? Кучики-сама, что с вами? - услышал он голос Хисаны и посмотрел на нее.

Из взгляда девушки исчезло столь раздражающее Бьякую затравленное выражение, теперь в нем вспыхивали такие желанные нежность, сочувствие, понимание и еще что-то - глубокое, теплое, мешающее дышать ровно и смотреть спокойно. Такой же она была, когда в Инузури прикладывала платок к ранке на щеке Бьякуи. Хисана потянулась к нему, и он неосознанно потянулся навстречу, желая ощутить ее прикосновение.

- Все хорошо, - проговорил он, надеясь, что не напугает ее. Но девушка отпрянула, а вслед за ней и Бьякуя.

Оба смутились.

Потом был вечер, который князь Кучики помнил лишь отрывками, как отдельные мазки на любимой гравюре. Усталость наваливалась быстро, будто бесчестный соперник, подкравшийся со спины. Хисана заваривала чай - немного неуклюже, обжигая пальцы, но для Бьякуи ее неловкие от волнения движения казались самыми красивыми, изящными и куда более настоящими, чем отточенные движения знатока чайной церемонии.

Он рассказал немного о тренировке. Скупо, без лишних эмоций, но после понимающего взгляда и искренних слов утешения стало легче. Тугая пружина, сжавшая сердце после того, как Бьякуя надел на шею Гинпаку и к нему впервые обратились "князь", чуть отпустила, и он не знал, можно ли радоваться этому или же глава клана обязан идти вперед так, не обращая внимания на причиняющую боль пружину. Но сейчас он надеялся, что может позволить себе открыться кому-то и принять поддержку другого человека.

Хисана тоже что-то рассказывала о своей жизни в Инузури. Что-то спокойное, даже чуточку смешное. Бьякуя слушал ее голос, и прошедший день переставал казаться таким уж неудачным. А ради такого вечера стоило пережить эти бесконечные часы в отряде и на плацу. Кучики понял, что засыпает, когда почувствовал, что ставшая тяжелой голова сама клонится к плечу.

- Вы устали, - ласково проговорила Хисана, растеряно оглянулась и добавила, словно решившись: - Я постелю футон.

Бьякуя позволил уложить себя на расстеленный футон. Сон закрывал глаза, не желая слушать никаких возражений разума. Засыпать в комнате с едва знакомым человеком из Руконгая? Дедушка Гинрей не поверил бы, что его внук, глава клана, может быть так безрассуден. А молодой Кучики просто верил. Не разумом, но сердцем, что это будет самый спокойный его сон за последние два года.

Перед тем, как окончательно уснуть, Бьякуя еще успел подумать, что не ошибся, когда почувствовал робкое прикосновение к волосам.

* * *

Утром Хисана подскочила на футоне, глядя в предрассветный полумрак расширившимися глазами.

Она вчера не искала сестру. Позволила себе поддаться страху перед незнакомым домом, а потом... Потом был ужин с господином Кучики и...

Девушка одернула себя. Нельзя думать об этом. Не ей вспоминать о том, как хорошо может быть рядом с другим человеком, когда одно только его присутствие заставляет сердце биться быстрее.

Хисана встала, медленно оделась, выбрав неприметное серое кимоно и накидку в тон ему. Долго смотрела на лежащий у изголовья футона кошель, потом, решившись, развязала его и достала две монеты. Затем быстро вышла в сад и направилась к заднему двору, где был вход для прислуги. Выскочила на улицу и прошла несколько кварталов прежде, чем подошла к одиноко стоящей повозке.

- Куда направляется госпожа? - спросил, сверкая зубами, рикша.

- В Инузури, - тихо ответила Хисана и показала золотой рё. - На сколько времени этого хватит?

Мужчина присвистнул.

- На неделю поездок в Инузури и обратно, госпожа.

- Хорошо, - кивнула девушка. - Вы сможете отвозить меня туда и обратно?

- За такие деньги все, что вы скажете, госпожа, - ухмыльнулся рикша.

Сидя на жесткой скамье и кутаясь в накидку, Хисана все же позволила воспоминаниям о вчерашнем вечере захватить себя.

Господин Кучики... Думать о нем было стыдно и сладко. Вчера он был таким земным - раненым, не скрывающим своей усталости. Перед ней, руконгайской нищенкой. Входя в покои князя, Хисана все время ждала, что он вот-вот подойдет к ней, спустит юкату с плеч и возьмет то, зачем привел ее в дом. Хисана не хотела верить, что господин Кучики сделает такое, но каждое его движение теперь пугало еще сильнее, чем раньше. Когда князь протянул ей кошель, Хисана сжалась, думая, что вот теперь, когда деньги заплачены, он все же сделает то, что собирался.

Потому почти открытием стало для девушки выражение лица Кучики - не было в нем ни капли страсти или вожделения, только серая мутная усталость. В тот же миг Хисана увидела бинты на руках и груди аристократа и поняла, что не ошиблась в своих тайных надеждах - Кучики не собирался прикасаться к ней. Это не избавляло от вопроса о мотивах главы клана, пустившего под свою крышу человека, которого и в прислугу бы не взяли. Только разве стоит думать об этом, когда господин Кучики сидит так близко и негромко рассказывает о том, как прошел его день? Можно бесконечно слушать его низкий голос, от которого краснеют щеки, и прыгает испуганным зверьком сердце, а потом самой что-то рассказывать в ответ.

Иногда и с ней, Хисаной, могут случаться чудеса, которых она не заслужила. Но когда господин Кучики лег на расстеленный девушкой футон, ей до слез хотелось верить своим глупых надеждам. Вера эта была столь сильна, что Хисана позволила себе неслыханное - прикоснулась к его волосам. Всего один раз, чтобы почувствовать, что рядом с ней живой человек, а не божество. Во сне глава клана выглядел совсем молодым. Сложно было представить, что днем его взгляд может обжигать не хуже демонической магии, а рука с мечом никогда не дрогнет, с каким бы врагом он не встретился.

Хисана долго сидела возле уснувшего князя, охраняла его сон и ласкала взглядом красивое тонкое лицо. И за эту дерзость ей почему-то было не стыдно.