У женщин один принцип: любить нельзя использовать. А где ставить запятую — они сами решают (с)
Гаснут свечи, кончен бал…©
Гаснут свечи, кончен бал…©
Автор: Яся Белая
Бета: *должность вакантна*
Фэндом: Bleach
Пейринг: Нелл/??? *аффтар-моньяг*
Рейтинг: R
Жанр: «поток сознания» и флаффодрама
Дисклаймер: дядя Кубо, я люблю ваших героев, а не издеваюсь
Предупреждения:*аффтар страшно боиццо* ООС, АУ *ау такое – что прям темный лес*, сумасшедший пейринг на выходе, передоз флаффа, заумности; кроме того, у автора весьма специфическое видение персонажей
Посвящение: в качестве запоздалого подарка на ДР Ugarnaya_uno и в надежде, что она пощадит меня за нижеизложенный бред
Размер: типо миди
От автора: тапки и пожелания
очень хочу знать, имеет ли смысл продолжать это?История Нелл
История Нелл: Преодоление маски
Кружат в легком танце звезды,
Не со мной — с моей печалью,
И непрошенные слезы
Скрыты под густой вуалью.
Просто слишком много страсти
Я в слова свои вложила,
Просто слишком много счастья
В долг у жизни попросила...
Лунный луч струной звенящей
Пущен в ледяную заметь...
Я держу в руке дрожащей
Догорающую память.
©Светлана МОКРЯКОВА
… Маски, маски, маски… До тошноты, до головокружения… Подхватив багряные юбки, я мечусь среди этой масочной круговерти… Но выхода нет. Маски обступают плотнее, хохочут, щерятся… Мне душно. Я что-то кричу, задыхаюсь, тону в океане масок… И тьма, поглощающая меня, кажется блаженством…
Я умерла два столетия назад. На маскараде. И родилась вновь — в мире теней, пустоты и масок.
Как и в прошлой моей жизни, здесь надо было пожирать других, чтобы однажды не сожрали тебя. Мне это несложно — недаром же в предыдущей своей ипостаси я звалась светской львицей и умела давать отпор самым зубастым хищникам.
Маски прирастают. Палач однажды становится жертвой.
Самый непрочный дневник — написанный на песке. Зато самый надежный — никто не прочтет. Слова умрут с первым порывом ветра.
Мир мертвых слов. Мир мертвых душ…
И кровь здесь — с кисло-горьким привкусом отчаяния — отвратительная просто. Брррр…
Если уверенно идти по головам — обязательно заберешься на самый верх иерархической лестницы. И там уже нужно не забывать держать лицо. Не умеешь — купи маску. К ней всегда прилагается амплуа: одиночество, равнодушие, жертвенность… Конечно, играть изо дня в день одну и ту же роль — скучно. Зато слова уж точно никогда не спутаешь. Главное — не увлечься импровизацией. Это беда всех начинающих актеров.
Зачем книги во дворце ночи и пустоты? Не знаю. Наш император — с причудами. Ему нужны мыслящие зверюшки и говорящие маски. Ну и пусть его… В конце концов, ему тоже бывает скучно и надо с кем-то поговорить.
… Как-то пригласил на чай и спросил лениво:
— Что ты думаешь об Офелии?
Я второй день штудировала Шекспира, читала даже на заданиях. «Гамлет» потряс меня. Владыка заметил.
Я улыбнулась и отхлебнула чай:
— Она была лишней. И ненужной даже себе. Пустышка. Тень. Ни жизни, ни смысла…
— А в чем должен быть смысл? — в карих глазах — искорки любопытства…
— Смысл — оставить след…
— Хм, — красивые губы скривились. — И ты думаешь, что твой след хоть сколько-нибудь сохранится на песке времени?
Согласилась:
— Чтобы оставлять следы — нужно умостить время гранитными плитами.
Он лишь рассмеялся — бархатно и печально…
Пустота отучает думать, чувствовать и жить…
… Он всегда лез в драку и на рожон. Называл меня «дурой» и уверял, что обязательно победит. А чего еще ждать от существа, у которого дырка в мозгах? Конечно, я смотрела на него снисходительно. А как еще? Длинный, глупый, простой, как алюминиевая ложка, и громкий, как пустая бочка. И да — бесился. А больше ничего не умел. Для ненависти нужен интеллект… Мне было слегка жаль его. Зачем эволюционировать в Вастер Лорда, оставаясь адьюкасом по сути?
Эй, ками-Айзен-сама, я — за естественный отбор, при котором выживает не самый сильный, а наиболее умный.
Ах да, забыла — умные умирают только за идею. А когда завоевываешь мир и узурпируешь трон — ни с руки печатать листовки.
Айзен-сама пошутил однажды, что боится меня. А о Ннойторе и говорить нечего. Страх рождает слабость. Слабость — немотивированную агрессию.
Знали бы они все, важно именуемые Эспадой, каково это — идти по длиннющей зале в громоздком кринолине и делать вид, что ты счастлива, улыбаясь в неприкрытое лицемерие продажных друзей.
Странно, почему на моем теле нет никаких отверстий, кроме естественных? Я ведь арранкар? Или… Кто я, ками-Айзен-сама?
Маленькой — в той жизни — я мечтала быть русалкой: холодной, невозмутимой и непременно с волосами цвета морской волны. Мечты, порой, сбываются самым неожиданным образом. Ха-ха… И как любая девчонка я хотела встретить ЕГО — с личной драмой, одинокого, благородного. И отдать ему свою душу. Только теперь вот у меня нет души, хотя драматичных и одиноких вокруг — хоть отбавляй. Правда, с благородными, как выражается наш придворный «котик», напряг.
Камеры здесь повсюду, даже в туалетах. А что, биологам в лабораториях ведь тоже интересно, как испражняются хомячки! Вот и смотрят на нас всяких ками-сама и его приближенные: Гин и Канаме. И еще этот, розовый, Заэль. В чисто научных целях. Да пусть смотрят. Мне лично не жалко. И стесняться нечего — вроде, все на своих местах… Только вот лапки свои похотливые и рожу очкастую лучше держать подальше. Львица — это вам не нэко с кавайным хвостиком!
Ведьм сжигали не за козни с дьяволом, а за то, что они не благоволили к инквизиторам. Мужчины просты и не меняются даже спустя столетия. На последнем чаепитии у ками (о это безумное чаепитие!), Заэль посмотрел на меня недобро. Я усмехнулась и положила голову на плечо Ннойторе. Глаза ученого сверкнули обидой и еще чем-то, не сулившим хорошего. Ох, желтоглазый мой дружок, сколько ты не пыжься, а как ты был насекомым, так и останешься. Только вот я — хищница. Глупцы называют меня гуманисткой, а я просто эстетка, и мне просто приелось не прожаренное мясо.
Время — плохой хранитель. Они привыкло все обращать в прах. Ему нельзя доверять то, что тебе по-настоящему дорого.
Секс без оргазма — пресный и серый. Но когда в твоей постели холодно и одиноко — то хоть такой. Тем более что Ннойтора очень старается. Правда, после — этот старатель сразу отворачивается к стене и громко храпит. Хоть бы обнял когда — из эгоизма и собственничества. Интересно, а они там, по ту сторону камер, что-то чувствуют, наблюдая наше соитие? Так и хочется поехидничать.
… Пешэ остановил меня в коридоре и, почтительно поклонившись, спросил:
— Леди Нериэлл, у вас все в порядке?
— Да, — удивилась я. (Вот он — благородный и бескорыстный! И симпатичный, между прочим. Бери и влюбляйся. Да вот не хватает чего-то, этакой мужиковости. Да и потом франсьон и арранкар — это же мезальянс).
— Хорошо, — вздохнул мой преданный рыцарь. — Но все равно будьте осторожны.
Я пообещала быть…
На том маскараде на мне было кроваво-алое платье. Здесь, среди белизны и серости, я ужасно тоскую по красному. И понимаю, почему Владыка создал нас такими разноцветными — его тоже тяготит монотонность.
… Он притиснул меня к стене и впился в губы каким-то ненормальным поцелуем. Я ловко вывернулась. Что, съел, тля лабораторная! Я боец, Третья в Эспаде, кстати. Эхо от моей пощечины — оглущающе-гулкое. Он даже попятился.
— Ну, погоди, стерва! — Глаза — злющие. Щелки. Даже очки не делали их больше. — Ты мне за все ответишь.
Он удалился с видом оскорбленной невинности. Только розовые пряди возмущенно колыхались. Ненавижу розовый, эту жалкую пародию на красный.
Есть сотни способов, чтобы убить мужчину. И тысячи — чтобы избавиться от женщины.
В патриархальном обществе женщина всегда виновата в слабостях и просчетах мужчин. А значит, две особи сильного пола всегда найдут за что осудить представительницу прекрасного.
… Мне следовало забеспокоиться еще после той шутки Айзена. А после слов Пешэ и вовсе усилить бдительность. Но нет… Первый звонок дзвенькнул в голове, лишь когда я увидела Ннойтору и Заэля вместе. Они что-то оживленно обсуждали, но замолчали, заметив меня.
Все преступления в этом замке совершаются с молчаливого согласия Владыки. Ведь даже малейший шорох не укроется от него или его приспешников… Впрочем, не все они за одно.
… — Улыбайся, Нелл-тян, — сказал мне как-то Гин, приподняв за подбородок мое лицо. Я сидела на подоконнике и читала Ницше. — Улыбка — надежный щит.
Он проговорил это серьезно, глядя мне прямо в глаза своими, широко открытыми, тревожно-рубиновыми. Изумительный цвет. Мой любимый. Только вот в этих зеркалась души отражалась вовсе не я, а совсем другая женщина.
Платье с кринолином делает тебя похожей на перевернутый цветок розы. Если добавить к этому еще двадцать нижних юбок — то вообще один в один. Только вот розе не нужно ходить. А попробуй протиснуться в таком великолепии через толпу? То-то же. Хвала эмансипации, переодевшей женщину в брюки. А вот Айзен-сама со мной не согласен.
… — Знаете ли, миледи, — иногда он говорит с нами очень вежливо и на «вы», — насколько привлекательнее делает девушку длинная пышная юбка. Так и вижу вас, моя дорогая, в бальном платье. И поверьте — это прелестное видение.
Наш ками из тех, кто любит материализовать свои видения. Распорядительницей бала, конечно же, назначили меня. Ведь ни Лоили с Меноли, ни даже Халлибел, в этом, как выяснилось, ничего не смыслили, а «драгоценная Эспада» должна развлекаться!
Накануне бала мне приснился сон. Первый за все мое время здесь. Сначала я бежала по пустыне, путаясь в слишком длинных одеждах. Потом твердь разверзалась, и я бесконечно летела вниз. Падала жестко, на что-то твердое. Когтистые красноглазые чудовища в белых масках обступали меня. И кровь моя — алая даже в этой совершенной тьме — забрызгивала постную физиономию вечной луны…
Нет ничего ужаснее бала мертвецов. Все словно в саванах. От белого — плохо. До рези в глазах. До спазмов в желудке. На праздник пригласили всех арранкар вплоть до сотого номера. И главный зал Лас Ночес стал неожиданно мал.
Душно. Вокруг маски и фальшивая радость. Я в белом платье с кринолином и корсажем — мертвая невеста. И у меня, кажется, дежа вю.
… Наряды дам создавались в ведомстве Гранца по моим чертежам. Когда я принесла Заэлю свои наброски, он осмотрел их внимательно и с явным любопытством.
— Интересная конструкция, — и потер подборок.
— Ага, не одежда, а орудие пыток.
Он взглянул на меня странно. Глаза его сияли каким-то кромешным огнем, в котором не было ничего сексуального.
— И ты все это помнишь?
— Что именно?
— Балы, платья, свою прошлую жизнь?..
— Отрывочно... Несколько эпизодов...
У него даже руки затряслись. Он не разложил меня на атомы прямо тут только потому, что я открывала мероприятие.
Нечисть любит попеть, поплясать. А когда погаснут свечи — слопать кого-нибудь на десерт.
Лукавлю. Если уж хотелось красного, я всегда могла, опустив глаза, полюбоваться полоской, пересекавшей мое лицо. Я всегда была такой, будто рассеченной надвое: львица в душе и коза в рессурексионе. Получеловек-полуживотное… Арранкар без дырки пустого. Женщина в маске холлоу. Наверное, я просто давно потеряла заводной ключ, поэтому мое сердце остановилось.
Менуэты и полонезы — словно мы при дворе Габсбургов, а не в Уэко Мундо. Хотя разницы, собственно, никакой — в бальных залах земных королей собирался тот еще паноптикум.
В прошлой жизни меня звали Эсмеральда. Я уже тогда, по сути, была зеленой. Говорят, зеленый — цвет спокойствия и умиротворения. А как же тогда лесные омуты, болотные топи, морская пучина? Ведь все они самого приятного для глаз оттенка…
Пустынный ветер — ласковый. Он убаюкивает. Сон — маленькая смерть. Но такая приятная, добрая. Дыхание ветра — наркотический плен. А я всегда думала, что умирать — это больно. Я умирала больно…
Клинкам подходят отблески луны. Наверное поэтому убивают чаще всего по ночам. В кутерьме и толчее маскарада легко вонзить нож в спину — никто не схватит убийцу за руку, никто не узнает его лица. На красном бархате невидно крови…
Сердце, не познавшее любовь, обречено на пустоту. Вот там-то, под безупречной кожей и высокой грудью прячется моя дыра. Огромная зияющая пропасть. А я-то думала, что особенная…
Здесь вечная ночь и вечное убийство…
… Мы с Ннойторой ругались все чаще и становились все более чужими. Впрочем, родных здесь вообще не было. Даже Заэль и Ильфорте не являлись таковыми, хоть и звались братьями и делили одну фамилию…
Уходить от чужеродности — это нормально. Пусть даже никто не станет плакать о тебе. Просто — умирать больно. И когда Санта-Тереза рассекает твою маску, а губы, целовавшие тебя, кривит самодовольная ухмылка. И когда изящные пальцы сдавливают тебе рот и вливают в тебя омерзительно пахнущую розовую жидкость. И когда ты падаешь со стены на холодный песок. И когда твое тело, с жутким хрустом костей, начинает ужиматься в размерах. И когда духовная сила покидает тебя…
А потом… Потом уже хорошо. Потом — тьма и блаженство…
@темы: Уэко Мундо, Заэль, Айзен, Гет, Драма, Арранкары, R, Фанфики
-
-
08.08.2010 в 22:20-
-
08.08.2010 в 22:25-
-
09.08.2010 в 00:14-
-
09.08.2010 в 06:04-
-
09.08.2010 в 09:36-
-
09.08.2010 в 11:12Продолжайте!
читать дальше
-
-
09.08.2010 в 11:13Cori, The sunset roses in the moonlight, и я
-
-
09.08.2010 в 11:16-
-
09.08.2010 в 11:20Да, - с удовольствием записываюсь в поклонники :-))
А то это, видимо, как раз из серии "О, наконец приличный фик! А, это опять вы!" :-))
-
-
09.08.2010 в 11:25*делает реверанс* крайне польщена
все, Балтик, — место занято
А то это, видимо, как раз из серии "О, наконец приличный фик! А, это опять вы!" :-))
ну что вы, смущаете прям)))) на Тошокане множество приличных фиков
-
-
09.08.2010 в 11:49на Тошокане множество приличных фиков
согласна - но сейчас, в летнее затишье, что-либо достойное сразу сверкает, как снегА на Джомолунгме, созерцаемые с выжженной тропы в базовый лагерь
К тому же, предыдущий ваш фик, вызвавший мой восторг, был в ДРУГОМ сообществе.