Если б я был султан, я б имел трёх жен и войсками США был бы окружен
Оригинал здесь
Оглавление перевода здесь
Авторы: incandescens, liralen, sophiap
Переводчик: CrippledSeidhe
Бета: answeraquestion
Рейтинг: PG-13
Жанр: Angst, Drama, POV, Character study
Дисклеймер: Мир и герои - куботайтины. Утонченные издевательства над тем и другим - авторов. Перевод, каюсь, мой.
Предупреждения: AU, упоминания смертей, mindfuck по мелочи и не очень; традиционных два с половиной неприличных слова плюс Мадараме-сан периодически изволят разговаривать матом.
Действующие лица: Иккаку, Юмичика, Нанао, Гриммджо, Сасакибе, Иноуэ Сора, Исане, Орихиме, Сой Фон, Укитаке, Урахара и другие
(Глава 19)
Глава 20, где в последние сутки перед боем каждый сходит с ума по-своему.
Глава 20, где в последние сутки перед боем каждый сходит с ума по-своему.
Многоголосие: День X-1
-------------------------------------------------------------------------
– Будь проклят тот день, когда я принял этот кусок дерьма за фонарь...
Три часа сна – не густо, но вполне достаточно. Более чем достаточно. Иккаку, бывало, обходился и меньшим, и прекрасно себя чувствовал. Пре-крас-но. Персичек может со спокойной душой отправляться в задницу и там корчить из себя мамочку-наседку для кого-нибудь другого. А он пока займется делом.
Если чертов фонарь соизволит светить как следует.
– Вашу ж маму, чего надо было делать с дверью, чтоб она после этого была похожа на потрошеного ежика?
Скрип. Глухое звяканье.
– А кто это у нас такой невзъебенно прекрасный? Многозарядный арбалет? И какой же кусок долбоеба оставил тебя тут заряженным и взведенным? Гении, чисто гении. И где нагината, которую Каэде мне типа обещала...
Очкарик, Лыба, Йошино и Салага давно и благополучно вернулись на базу. Иккаку уже совсем было обрадовался, что вот, началось, но рано – началось только очередное блядское томительное ожидание. Ждать, опять ждать, мать их за ногу через заборчик. Может, надо было добиться, чтобы и его отправили вместе с группой – но когда он заикнулся об этом, Лыба в ответ натурально его обшипел и заявил, что глупее задания и придумать было нельзя. Они нашли патруль, патруль отыграл свою часть как надо и тут же удрал по направлению к Сейрейтею вместо того, чтобы дать хороший бой. Зато главный псих наверняка уже переваривает потрясающую новость. Ну, или еще не переваривает, но уже проглотил. Так что грех жаловаться.
– Какой дебил пустил в арсенал стаю бешеных хомяков, и как я теперь должен разбираться в этом, блин, гнезде...
Треск. Грохот. Глухой удар. Пружинящий звук.
В принципе, с их-то счастьем Ичимару запросто может скормить патруль ручным Пустым или еще кому вместо того, чтоб выслушать. "Примерно накажет за проявленную перед лицом врага трусость", ёптыть. Это лисомордое угребище творит вещи и похуже чисто ради поржать.
– Агаааа, вот давно бы так! А ну-ка иди к папочке, солнышко...
Грохот.
– Да ёптыть!
Как только они получат сигнал, что Ичимару заглотил наживку, Иккаку и остальные снимутся с места и помчатся в мир живых. Полдня в самом крайнем случае, сказала Сой Фон. Несчастных двенадцать часов. Может, даже меньше. Будем надеяться, что меньше. И потом они окажутся в заведении Урахары Киске. Забавное, должно быть, местечко. А потом...
– Да чтоб меня менос целовал. Все, я сдаюсь.
Честно, надо было пойти и выспаться, пока есть возможность. Ну, по крайней мере именно так ему твердила и твердила Персичек. Проблема была в том, что он – не Зараки-тайчо и не способен задрыхнуть за две секунды в любом месте, любой позе и любой обстановке. Когда мозги вот так вот кипят и мысли мечутся как ошпаренные, рассчитывать на что-то посущественнее, чем три часа сна, не приходится.
Может, заниматься раскопками в арсенале, в котором бардак копился с полсотни лет, не меньше, в такую чертову рань и в темноте было и не самой блестящей идеей, но все равно куда лучше, чем сидеть и вариться в собственном соку. Да и потом, сдаваться – не в его стиле.
Раздался особо смачный грохот, и вожделенная нагината наконец была извлечена из груды пик, алебард, боевых кос и еще какой-то неопознанной хрени на древках.
На то, чтобы найти дзюттэ, понадобилось чуть больше времени. Не точная копия, но, в общем, должно подойти. Почему-то обнаружилось оно под длинной связкой штук, похожих на рыбацкие грузила, соединенные между собой кожаными косичками. Иккаку немного порассматривал их, гадая, какой урон они нанесут, если их как следует раскрутить надо головой и отпустить.
Вообще штуки, хренотени и фиговины составляли добрую половину содержимого арсенала. То, что составляло вторую половину, могло бы с таким же успехом быть сделано из блесток и оконной замазки – оружие, которое люди носят потому, что они очень богаты или хотят, чтобы окружающие считали их очень богатыми, и которое и полгроша не стоит в бою.
На одном клинке, правда, взгляд сам собой задержался. Кто его знает, почему. Может, пропорции привлекли внимание, или хитрая форма рукояти – хитрая, но притом не декоративная. Клинок был из западных, прямой, обоюдоострый, тонкий и легкий и совершенно смертоносный с виду.
Он поставил нагинату и дзюттэ у стеночки и поднял меч. Из ножен тот выскользнул легко, и шелест металла о металл был почти нежным. Пара-тройка пробных выпадов показали, что и сбалансирован клинок прекрасно, хотя для его руки и маловат. Хороший клинок. Ковка, заточка, баланс – все классно. Великолепно. Идеально.
Юмичике бы понравилось.
Иккаку отшвырнул меч. Тот выбил искорку, ударившись о какую-то железку, и тут же растворился в темноте. Теперь он в жизни не отыщет его снова среди всего этого хлама. Не то чтобы ему того так уж хотелось.
Он прихватил оружие, за которым, собственно, и приходил в арсенал, и направился в огороженный загон, который они сейчас использовали как площадку для тренировок. Вчера, после того, как они проводили Очкарика и компанию, Персичек было залепетала насчет давайте в этот раз пропустим спарринг, но Иккаку ответил только "встречаемся как взойдет солнце, на том же месте".
Успеет еще выспаться, неженка. Когда-нибудь потом. В крайнем случае, вместе в морге отоспимся.
Он подождал в загоне. Потом поднялся к дому и еще подождал возле главного входа. Потом еще возле конюшен. Потом начал справляться у остальных. В конце концов, уже когда небо на востоке начало перекрашиваться из черно-серого в кроваво-серый, он пинком отворил дверь в подвал и заглянул внутрь.
А там двое его людей уютненько расположились на полу между койками и дулись с пленным арранкаром в карты.
– Вот зуб даю, если так пойдет и дальше, в следующий раз вы будете заплетать друг другу косички. Персичек, я не понял. Мы с тобой договаривались или где?
Иккаку старался выглядеть и звучать внушительно, но Хинамори его стараний не оценила.
– Вы сказали "как взойдет солнце", – она демонстративно поглядела в окно. – Сейчас едва светает, – тем не менее, она встала и потянулась, встряхнувшись по-кошачьи. – Вы нашли то, что искали, в арсенале?
– Типа того, – он вроде бы не говорил ей, что собирается чего-то искать в арсенале. – Пошли уже.
– Вы идете драться?
Иккаку мог поклясться, что Мальвинчик навострил уши. В буквальном смысле.
– Ага. И тебя, засранца, с собой не приглашаем.
Конечно, Блестяшка тут же встрял и предложил"попрактиковаться в рукопашном бое".
Иккаку не стал дожидаться Персичка, которая еще какое-то время щебетала со сладкой парочкой, потом прощалась, потом еще желала им хорошо “попрактиковаться”... Либо она последует за ним, либо нет.
Она последовала. Как всегда.
Нагината и дзюттэ терпеливо дожидались их в загоне у стеночки. Жалко, что не удалось отыскать сансецукон или чего-то еще, похожее на второй релиз Хозукимару, но с другой стороны, в той свалке оружия проще было самому потеряться так, чтоб и не нашли.
Хинамори тут же сцапала дзюттэ и обиженно надула губки:
– Оно выглядит как Тобиуме, которой обломали половину шипов.
Иккаку только плечами пожал.
– Ну, я не виноват, что у тебя шикай с шипами. Эта штука тебя устраивает или опять будем обходиться запечатанными занпакто?
В поле они могли размахивать шикаями сколько душе угодно. Будучи все время в дороге, можно не бояться, что тебя отследят по выбросам рейацу. И вообще, Иккаку твердо считал, что чем больше они оттягивают внимание на себя, тем меньше шансов, что внимание это обратится на Укитаке-тайчо. Да и им самим не скучно, опять же.
Но в ближайшие сутки внимание – это последнее, что им должно хотеться привлечь. Так сказала Сой Фон. Сой Фон сказала – пацаны сделали, чего бы там самому Иккаку не хотелось и не думалось.
– Думаю, устраивает, – сказала Хинамори, поразмыслив. – Я редко пользуюсь релизной формой Тобиуме как оружием и, наверное, напрасно.
– Эт точно.
Иккаку уже успел примериться к нагинате и решил, что, пожалуй, она сойдет за дальнюю родственницу Хозукимару и уж точно сойдет для спарринга. Теперь он подхватил ее снова, крутанул пару раз, сделал несколько выпадов с обеих рук по очереди, краем глаза наблюдая, как Персичек знакомится с дзюттэ. Поначалу она строила недовольные рожицы, но быстро догадалась, как перехватить рукоять поудобнее.
– Как-то неуютно себя чувствуешь, когда оружие молчит, – сказала она. Уж сколько у них было таких утренних спаррингов, и ни разу до нее не дошло, что он не в настроении трепаться. Если честно, чем больше он молчал, тем больше она щебетала, будто пыталась делать это за двоих. – А Хозукимару говорит с вами так же часто, как Тобиуме со мной?
– Блин, а я откуда знаю? – он бы, наверное, рехнулся, если бы еще и его меч лез к нему с разговорами. Хорошо, что Хозукимару подает голос только когда чует хорошую драку. – Вы с Тецу готовы принять ребяток Ичимару?
Персичек продолжала свою разминку. Движения выглядели вполне естественными, и она начала серию ката – если это и впрямь были ката, потому что он их совершенно не узнавал. Она то так, то эдак наносила удары невидимому противнику, это видно было по тому, как мечется ее взгляд, и то и дело доворачивала запястье под разными углами, заставляя шипы "Тобиуме" колоть, кусаться, жалить и вытворять прочие интересные вещи. Хорошо, хорошо...
– Уже почти готовы, – она коротко и хищно усмехнулась. – Лично я очень жду Ичимару собственной персоной.
– У тебя на него виды, ага? – он вернул ей усмешку и недвусмысленно вскинул копье. Пусть в этот раз нападает первая, так даже прикольнее.
Она намека не уловила. Или сделала вид, что не уловила. И продолжала возиться со своим понарошковым шикаем. В настоящем бою от нее бы уже одни клочки и ленточки остались, и у него было неслабое искушение напасть без предупреждения хотя бы затем, чтобы донести до ее лохматой головки эту свежую мысль.
– Пока что это чисто абстрактные виды.
Она прекратила наконец свои упражнения, и, чтоб ее, встала на цыпочки и вытянулась в струночку, будто хотела дотянуться острием до неба.
А потом без всякого перехода атаковала.
– А вы? – ее первый удар прошел мимо. То есть прошел бы мимо, если бы у нее в руках был меч, но уже знакомый доворот вокруг оси на четверть круга – и дурацкий шип чуть не оказался у него подмышкой. – Что вы собираетесь делать с Айясегавой-саном?
Иккаку увернулся и на обратном движении чувствительно приложил ее тупым концом нагинаты по голени.
– Схуяли я должен чего-то с ним делать? – рявкнул он.
Она мгновенно перегруппировалась и приземлилась как ни в чем не бывало.
– Потому что вы идете туда, чтобы вернуть его, ведь правда? – ей не следовало бы говорить такие вещи с такой гребаной искренней радостью. – Вы ведь слышали, что сказал Гриммджо. Он жив. Они что-то сделали с ним, но он жив.
Следующую серию атак она парировала без особого энтузиазма. А потом и вовсе одним прыжком вскочила на ограждение и теперь аккуратненько балансировала там, будто так и надо. – То есть вы же понимаете, что это может...
– Персичек, ша. У нас спарринг, а не чайная церемония. Деремся и не трепемся, – он ударил, еще не договорив, но она попросту перепрыгнула через его голову, так что горизонтальный рубящий по ногам пришелся в пустоту.
Были времена, когда она извинялась за болтовню не по теме. Сейчас она вместо этого удвоила натиск, стараясь подобраться на расстояние удара. Лезвие нагинаты проехалось по ее предплечью, и она ни с того ни с сего отскочила назад и замерла.
И не на шутку разозлилась.
– Персичек, ты чё? Это ж даже не царапина!
– У нас впереди решающее сражение и нет под рукой целой дивизии медиков, и мне ни на кой черт не сдалось получить рану во время... глупой забавы!
– Так не получай, кто тебе виноват.
После этого она на какое-то время ушла в глухую оборону, но видно было, как она выжидает и высматривает в нем малейшую слабину, чтобы ударить.
Подняла такой сыр-бор из-за одной царапины.
Юмичика бы даже не поморщился.
Ну в самом деле, как это – хороший разогрев перед главным номером программы, да без крови?
Персичек почти подцепила острие нагинаты шипом, но Иккаку успел выдернуть оружие из захвата до того, как она поймала его как следует и рванула на себя с все тем же проворотом. Так вот чего у нее на уме. Он сменил хват на более широкий. Так он проиграет в маневренности, но нагинату из его рук теперь точно никто не выбьет – просто не хватит длины рычага.
– Персичек, твою дивизию, где ты витаешь? Я уже начинаю думать, что дерусь не с тобой, – удар.
– Извините, – блок.
Да ну блин, она была способна и на большее. Много, много большее. Победить его ей ни разу не удавалось, но она умела задать ему жару в драке – а людей, от которых можно было ждать хотя бы этого, вокруг было не так уж много.
А сейчас на нее просто противно было смотреть. Надо было вместо нее притащить сюда синеголового придурка и проверить, на что тот способен в бою, – и пользы было б больше, и удовольствия. Надо было соглашаться, когда Персичек предлагала отложить спарринг, и тогда не пришлось бы любоваться, как она позорится. Надо было...
Надо было, надо было, надо было. Да идет оно все в хуй.
Это Юмичике надо было попасть под горячую руку Иноуэ и отправиться после этого в Сообщество, а не тому патлатому полу-пустому распиздяю. Это Готэю надо было выиграть битву над Каракурой, если уж рассуждать про "надо".
Если бы Иккаку кто спросил, он бы им так и ответил, что все эти ваши "надо было" – дерьмо высшей пробы, да и только.
Вот что будет, он знает точно: он отправится в Уэко Мундо, и там они или прикончат Айзена, или сами кончатся в процессе.
А если ему попадется Юмичика, то тогда...
Было еще кое-что, чему надо было бы случиться. Кое-что, о чем он как бы довольно долго верил, что именно так и случилось.
Юмичике надо было бы умереть, но не позволить захватить себя в плен. Что там захватить – позволить вывернуть себя наизнанку и сделать из себя подстилку для арранкарской сучки.
Он проиграл. Это было ясно. И вот Иккаку с чистой совестью решил, что Юмичика погиб в бою – так же, как и Зараки и, наверно, фукутайчо тоже.
Персичек каким-то образом чуть не загнала ему дзюттэ под ребра, но он в последнюю секунду увернулся и от души врезал ей локтем куда достал.
Она сделала еще один выпад, по-прежнему охотясь за лезвием нагинаты.
– Персичек, тебе с этим приемом ничего не обломится.
– Неужели? – она, кажется, решила, что это шутка, и тут у него лопнуло терпение.
Он позволил-таки ей поймать и заклинить нагинату, и она, естественно, тут же попыталась дернуть с проворотом. И, естественно, вдруг обнаружила, что ее дзюттэ намертво застрял под таким углом, что высвободить его можно только одним способом – шагнуть вперед вместе с ним и оказаться, естественно, нос к носу с противником. Она, правда, никуда пока шагать не собиралась и упрямо давила вперед всем весом, хотя острие дзюттэ оставалось на расстоянии добрых пол-локтя от его лица, сколько ни наваливайся.
– Теперь поняла? – пусть еще немного подергается, чтоб лучше дошло, потом можно будет ее разоружить и этот несчастный спарринг наконец закончится ко всем чертям.
Наваливаться она перестала, но с места не сдвинулась.
И ухмылялась.
– Покажи зубы!.. *
Пол-локтя как-то внезапно показались вовсе даже и не расстоянием.
Резкое движение – и дзюттэ вылетел из ее рук, приземлившись где-то у противоположной стенки.
– Очень мило, но, боюсь, уже неактуально, – сказала она, вся из себя вежливая и ласковая, и все равно умудрилась обдать его холодом.
– Персичек, у нас была честная драка. Никаких уловок. Никаких фокусов. По-хорошему, я должен был сбить тебя с ног.
Она мигом насупилась, и по ней было просто-таки видно, как ей хочется обложить его по матушке и не только, и как она уговаривает себя не горячиться и расслабиться прежде, чем вообще открывать рот.
– "По-хорошему" у вас сейчас была бы головешка вместо головы.
– Да ну тебя. У тебя б в жизни духу не хватило на такое, – он перекинул нагинату через плечо – сидела она как-то не так, но тут как раз удивляться было нечему. – Найди кого-нибудь, чтоб привели твою поцарапанную лапку в порядок. Да, и на случай, если я тебя больше не увижу до отбытия, удачи.
Он зашагал обратно к дому. Может, стоит пойти и поглядеть, чем заняты Блестяшка и Мальвинчик.
– Вы будете иметь дело с теми, у кого хватит духу "на такое"! – крикнула она ему в спину. – И еще на многое другое, чего вы сейчас даже вообразить себе не можете!
Отвечать на это он не собирался, если не считать ответом выставленный за спину средний палец.
Она проорала его имя, но он не обернулся. Спасибо и на том, что хоть не стала пытаться догнать.
Она была права, но черта лысого он собирался признавать это вслух.
Дело-то по сути в том, что нет никакой разницы, права она там или нет. Он и без нее усвоил урок – если уж дерешься с паршивыми арранкарами, то хочешь не хочешь надо быть готовым к подлым приемчикам.
Среди всех драк, которые его ждут, ему есть дело до одной-единственной, в которой ему не придется ждать никаких подлостей.
Когда он найдет Юмичику, они решат вопрос – раз и навсегда – так, как решает вопросы Одиннадцатая. В хорошем бою. В честном бою.
И может быть, тогда они оба заслужат покой.
-------------------------------------------------------------------------
Рокот волн заполнял его сознание и душу, и шум волн, и бег волн, и вкус соли на губах, густой как кровь, пьянящий как горячее вино.
Юмичика бродил по белым коридорам во сне. Теперь он редко просыпался. Он спал и видел сны, и порой ему снилось, что он не спит и следует за ней, а порой ему снилось, что он спит, и всегда он слышал шум волн, шелест гигантских волн далеко в открытом море.
Как будто бы он постоянно пьян, вот на что это похоже. Он уже много лет не напивался (помилуйте, это отвратительно, неприглядно и попросту вульгарно), даже когда сидел за столом с Иккаку, который опрокидывал кувшин за кувшином, и Зараки-тайчо, который хлебал сразу бочонками. Он всегда позволял себе выпить пиалу-другую, чтобы поддержать компанию, и успевал уложить госпожу лейтенанта спать до того, как в помещении не останется ни единого целого предмета мебели.
Он не забыл. Он помнит все. Помнит битву. Помнит смерть того фрассьона. Помнит, какой удачной показалась идея атаковать Эспаду, которая только что одолела Хицугаю-тайчо, ведь поле боя было укрыто льдом и паром и огнем Ямамото-сотайчо, и за всем этим так просто было укрыться самому...
"Распустись..." – прошептал он и хихикнул, когда шепот отдался многократным эхом от белых стен.
Или это был еще один сон?
Да.
Воды морские омыли его и схлынули, унеся с собой все, все.
Он испробовал ее силы, и выпил ее всю, глоток за глотком, цветок за цветком, но она все не кончалась и не кончалась, и пела в нем, и звенела в нем, и шептала ему, и волны обрушились, и цветы его увяли, и лозы его опали, и она коснулась его лица и сказала что-то, чего он не услышал, и он посмотрел в ее бездонные глаза и содрогнулся от звука ее голоса, и был он утлой лодчонкой в океане ее мощи.
С тех пор он позабыл все вкусы, кроме горькой соли моря. Он видел лица и узнавал их – Айзена, Хисаги, Ичимару, Куросаки, Куроцучи, малышку Иноуэ – но шепот и шелест волн морских окутывал его, и все это было неважно, неважно. Он бодрствует, когда она рядом. Он спит, когда ее нет, и ему снится, что он бродит по белым коридорам, снится, что он разговаривает с другими людьми.
С тех пор океан всегда с ним, и голод, что неустанно кружит под толщей воды, с ним, и все остальное тонет в этой воде, укрыто ею на глубине тысячи саженей, глубоко, глубоко, надежно...
-------------------------------------------------------------------------
Нанао пришлось потрудиться, чтобы организовать случайную встречу с Момо в коридоре. К счастью, все вокруг бегали туда и обратно как ошпаренные, и это оказалось не так уж сложно.
– О! – воскликнула она, поправляя книгу подмышкой так, чтобы рукав прикрывал обложку. – Хинамори-кун! Как кстати, я как раз тебя искала...
– Что-то случилось? – встревожилась Момо. В глазах ее полыхал внутренний огонь – за последние дни он разгорелся от пары искорок до целого пожара, и Нанао вынужденно признала про себя, что Момо перевод в отряд Мадараме в конечном итоге пошел на пользу – хотя сама Нанао была бы крайне возмущена, оказавшись на ее месте.
Тот факт, что она скучала по обществу Момо, не имел особого значения. В самом деле не имел.
– Ничего серьезного, – сказала Нанао как можно убедительнее. – Дело в том, что Котецу-фукутайчо и Широгане занимались подготовкой помещений для засады и, в частности, расчищали библиотеку, – термин "расчищали" был самым пристойным эвфемизмом, какой она смогла подобрать, когда воочию увидела этот хаос, это варварство, это абсолютно бессмысленное уничтожение книг, которые вполне можно было спасти, приложив минимум усилий, если только дать себе труд озаботиться этим...
...конечно, в данный момент на повестке дня другие приоритеты, но принцип есть принцип.
-...И мне по счастливой случайности попала в руки вот эта книга, – сказала она вслух, протягивая Момо толстый томик. – Это копия Кондзяку Моногатари, а мы, помнится, так до сих пор и не собрались ее прочесть...
Восторженный визг, который издала Момо, был совершенно неподобающ для взрослой женщины и лейтенанта, и Нанао следовало бы сделать ей замечание по этому поводу или хотя бы ограничиться суровым взглядом, но Момо была слишком занята тем, что тискала ее в объятиях с недевичьей силой. Кьёраку-тайчо любил вот так обниматься, и вовсе не обязательно он намекал при этом на что-то романтическое или даже неприличное, просто это был такой способ сказать я с тобой и спасибо и мне небезразлично...
– Момо-кун, – глухо произнесла Нанао, – пожалуйста. Мне нужно вытереть очки.
Только очки. Нет, в самом деле.
– Можно, я поделюсь с вами впечатлениями, когда дочитаю? – голос Момо подозрительно дрожал, но глаза сияли и вопрос был не вопросом, а самым что ни на есть доподлинным обещанием.
-Конечно, – сказала Нанао.
И это тоже было обещанием.
-------------------------------------------------------------------------
Хватай! Куси! Да шевелись же ты, дубина!
Гриммджо зарычал на странный голос в своей голове и еле-еле увернулся от кулака Хошибаны Акиры, который был тощим, почти седым и вообще старым и не имел никакого права при всем этом быть таким быстрым. Ну не может человек быть быстрее Пустого. И голос этот дурацкий со вчерашнего дня лезет со своими комментариями когда не просят. Раздражает.
Очередной град оплеух взбесил его окончательно. Гриммджо взревел и ринулся вперед только затем, чтобы получить конкретного пинка в бедро. Падая, он успел сделать подсечку, так что на пол кубарем полетели они оба. Гриммджо перекатился, оседлал противника и уже занес локоть для удара, и тут у него за спиной гаркнули:
– А ну прекратили, живо!
"Что-то" в его голове неприлично заржало. Ну вот и кто оно после этого.
– Иккаку, ты охуел?
Вместо ответа он огреб такой подзатыльник, после которого ничего не оставалось, кроме как подскочить, развернуться в прыжке и принять стойку.
– Хочешь поговорить об этом? – поинтересовался Иккаку. Что-то в его голосе было не так. И Гриммджо это "не так" совсем не понравилось. Он нехорошо сощурился:
– Иди ты. Чего я хочу, так это взять Айзена за задницу. Вот с ним заодно и поговорю.
Он видел, что Иккаку медлит бить и его глазки-бусинки как-то странно бегают. Размышляет, небось. Тут Гриммджо вдруг понял, что впервые в жизни заставил кого-то размышлять, а не сразу дать ему по роже. Дурдом. Но ведь правда же как-то тупо заводиться с кем попало сейчас, когда его ждет драка всей его жизни.
Мало ему голосов, теперь он еще заделался сраным пацифистом.
Акира сел на полу, и Гриммджо протянул ему руку, помогая подняться.
– У вас прекрасные рефлексы, Джаггерджек-сан, – церемонно заявил тот. – Особенно если учитывать, что последним ударом я метил в пах.
На этот раз пришла очередь Гриммджо неприлично заржать.
– Во блин, значит, мне не показалось!
– Вполне эффективный прием, – Акира пожал плечами и ни к селу ни к городу добавил: – Вы голодны?
– Да нет, завтрак же только что был... – он замолчал, потому что и Акира, и Иккаку как-то непонятно на него уставились. – Не понял. По-вашему, меня нужно кормить с рук или еще чего?
– В первые несколько дней вашего пребывания здесь мы всерьез опасались, что вы в одиночку уничтожите все наши запасы провианта подчистую, – пояснил Акира. – А пополнять их не так-то просто даже в основном лагере.
– Че, правда?.. – Гриммджо сморгнул. И неожиданно для себя зажмурился, потому что до него начало доходить.
– Эй, ты в порядке? – донесся до него насмешливый голос Иккаку.
– В полном, – Гриммджо развернулся и направился подальше от этих двоих. Глаза, правда, все-таки открыл.
Когда уже никто не мог его видеть, он без сил прислонился к ближайшей стенке и мысленно попросил крышу не уезжать так далеко и прямо сразу.
"Что-то" в его голове, он чувствовал, свернулось клубком и басовито мурлыкало. Это было как-то... черт... да что оно вообще забыло в его голове? Хотя погодите, нахер голову – почему он не чувствует голода? Голод всегда был с ним, страшный и неутолимый и привычный, а теперь вот куда-то пропал. И желание драться тоже пропало. Неизвестно, кстати, что хуже. Вот блядство-то, да что с ним такое творится?!
Ты теперь ЦЕЛЫЙ, сказало "что-то", которого, кажется, все это только забавляло. И оно сейчас, кажется, ходило кругами, как кот в замкнутом пространстве. Вот что с тобой творится. Ты так долго был ПУСТЫМ, что попросту забыл, каково это – не хотеть, не жаждать, не пожирать...
– Но я же люблю драться! – буркнул Гриммджо себе под нос.
Ну, Акиру ты здорово погонял, так что тут волноваться не о чем.
– Зато с Иккаку распустил сопли.
Эй, эй, незачем дразнить раненого дракона, котенок. Ты его за ляжку, а он тебе на раз башку откусит... – задумчиво пробормотал голос, и Гриммджо почти наяву увидел, как шершавый язык старательно умывает лапу, покрытую синим мехом.
– Он... чего? – Гриммджо схватился за голову, окончательно сбитый с толку.
– Кто "чего"?
Гриммджо чуть не отпрыгнул на другой конец двора от неожиданности – впрочем, "чуть" не считается. Он покосился в направлении звука и увидел хромого Ибу.
– Никто! – Гриммджо одарил его самой свирепой гримасой из своего арсенала.
Иба поднял руки – мол, сдаюсь.
– Ладно-ладно, я ничего не слышал... – он заковылял прочь, только все равно пару раз обернулся исподтишка.
Гриммджо не обращал на него внимания, занятый рассматриванием клочка земли под ногами – на случай, если земля сейчас вдруг испарится. После всего, что было, он бы даже не удивился. Или у мира шарики зашли за ролики круче, чем у Заэля-извращенца, или у него самого. Он, так до сих пор и лишенный сил, собирается в таком виде вернуться в Уэко Мундо и привести с собой еще кучу народу, который ни рожна не смыслит в том, как там выжить. И как будто одного этого мало, у него внутри, не иначе как взамен голоду Пустого, завелся голос-всезнайка.
Он машинально провел рукой по животу, где теперь были мускулы и гладкая кожа вместо привычной дыры. Пожалуй, пока привыкать к жизни в дурдоме.
Дурдом начался ровно в тот момент, когда он очнулся на полу пустого тренировочного зала и увидел рядом лицо Орихиме, на котором дикий ужас мешался с торжеством. И с тех пор так и не заканчивался.
Это ты правильно подметил. Самое веселье еще впереди.
– Гррр!
-------------------------------------------------------------------------
У Сасакибе Чёджиро было в запасе несколько часов почти что свободного времени до момента, когда ему предстояло выдвигаться в сторону Сейрейтея вместе с Шибой-сан и Сой Фон... тайчо?
Нет, все же последнее звучало не вполне естественно.
Неопределенность ее статуса вызывала у него некоторое беспокойство. Она сложила с себя капитанские полномочия, и тем не менее ему предстояло проводить операцию под ее командованием.
К сожалению, разрешить это противоречие в установленном порядке не представлялось возможным по вполне очевидным техническим причинам. Жаль – сейчас Сасакибе сильнее, чем когда-либо, питал пристрастие к ситуациям, разрешимым в установленном порядке.
В конце концов, сказал он себе, подробности табели о рангах могут быть разъяснены позднее. На данный момент Сой Фон-сан (отложим пока вопрос о ее звании в сторону) – лучшая кандидатура для руководства миссией по освобождению Сейрейтея.
Интересно знать, что сейчас творится в Сейрейтее? Прошло менее полугода с тех пор, как они покинули город, но это были невероятно долгие полгода. Сколько из того, что они знали, уже уничтожено или изменено до неузнаваемости? Ичимару ведь, кажется, из тех, кто склонен истреблять и осквернять из чистой злобы. Чего же еще ожидать от человека, который начал свое правление с открытия заброшенной уже много веков арены для боев с Пустыми? Который сделал все, чтобы превратить закон и порядок в тиранию самого варварского толка?
Столетия упорного труда Ямамото-сотайчо, все, что он с таким трудом строил, подчиняя этому свою жизнь, вкладывая душу – и как мало оказалось нужно, чтобы все разрушить...
Сасакибе покачал головой и оставил бесплодные попытки сосредоточиться на отчете Ибы-фукутайчо. Он и без того знал, о чем там говорится: у них не хватает продовольствия, не хватает медикаментов, а боеспособного личного состава едва ли хватает для одной миссии, не говоря уже о трех.
Он поднялся из-за стола и направился в главный холл под предлогом того, что он должен проверить, как у Такано продвигаются работы по минированию. По правде говоря, он просто хотел еще раз осмотреться, пока можно себе это позволить.
Даже в таком плачевном состоянии, как сейчас, обстановка поражала взгляд. Он знал, что остальные находят ее слишком вычурной и чересчур иностранной, но он сам был очарован и не стыдился этого.
Такано обнаружился на площадке, где соединялись оба лестничных пролета: он снимал покрытие с одной из верхних ступеней так, чтобы под ней можно было разместить взрывчатку, не оставив следов постороннего вмешательства. Еще три полированных деревянных доски уже лежали стопкой у подножия лестницы – определенно, даром времени он не терял. Едва услышав приближающиеся шаги Сасакибе, Такано вытянулся во фрунт.
– Я не хотел помешать вам, Такано, – сказал Сасакибе, хотя ему было приятно видеть, что не все еще забыли, что такое субординация. – Как ваши дела?
– Хорошо, сэр. Вторая лестница уже заминирована, и я придумал, где разместить оставшуюся взрывчатку, – он кивнул в сторону ниши у входа. В верхней части ниши виднелась гипсовая фигура нимфы со сложенными в жесте притворной скромности руками. Ниже из стены выступала бронзовая чаша высотой в половину человеческого роста. Сасакибе рассматривал ее накануне, пытаясь понять, изображает ли эта сложная гравюра на бронзе конных рыцарей именно из легенды об Артуре или все-таки нет.
– Я снимал покрытие. Оно тоньше, чем можно подумать, глядя со стороны, но стенка за ним из сплошного камня. В любом случае, сэр, если я набью резервуар гравием, накрою его сверху металлическими листами и выставлю заряды с умом, оно рванет как гигантский клеймор, когда люди Ичимару заденут взрыватели.
– Клеймор? – Сасакибе, невзирая на первую возникшую ассоциацию, решил, что вряд ли Такано имеет в виду традиционный шотландский меч.
Такано подтвердил его подозрения, охотно объяснив принцип действия противопехотной мины "клеймор", и высказав уверенность, что радиус разлета шрапнели будет достаточен для того, чтобы выкосить все живое в пределах первого этажа.
Сасакибе смотрел на фонтан, на нимфу, и думал о людях, которые когда-то украсили ими это место. Позор, что приходится превращать произведения искусства в оружие, а книги – в мусор, но позор – невеликая плата за то, чтобы уберечь Сообщество душ. Сколько уж там от него осталось.
И кто скажет, много ли завтра останется от Сейрейтея после операции, которую они предпринимают ради того, чтобы уберечь его? Не так масштабы грядущих разрушений не давали ему покоя, как сам тот факт, что они готовы разрушать ради того, чтобы спасти, как то, на что они готовы пойти и во что превратиться, движимые отчаянным желанием выжить.
Разрушенные здания отстроить можно... погибших не воскресишь. Совет сорока шести, капитаны, лейтенанты, друзья, ученики – кто скажет, как много знания, и опыта, и мудрости, и потенциала ушло в небытие вместе с ними?
Кто скажет, как много и сколь многих еще предстоит потерять в ближайшие дни?
Сасакибе вздохнул.
– Не буду вам мешать. Хорошего вам дня, Такано.
– Спасибо, сэр.
Прогулка не принесла мысленного отдохновения, на которое он надеялся. Оставалось последнее средство, к которому можно было прибегнуть, и он вернулся в чуланчик, где обустроил свой личный кабинет, и вытащил пачку Эрл Грей, которую привезла для него Хинамори-фукутайчо. Он невольно задумался, как же много на самом деле значил ее невинный порыв привезти из путешествия сувениры для коллег – будто подарок из прежних и лучших времен для них, погрязших в бездне отчаяния и хаоса.
В пачке еще оставалось чаю как раз на три чашки, и после нескольких минут привычных манипуляций осталось как раз на две.
Он пил чай, и вкус и аромат приносили с собой воспоминания, согревающие душу. У него еще будет целая ночь для размышлений о бое за освобождение Сейрейтея и о справедливом возмездии для бунтовщиков, убийц и предателей.
А сейчас, пока драгоценные воспоминания не потускнели, он пододвинул к себе чистый лист бумаги и принялся составлять перечень – весьма быстро удлиняющийся – того, что им предстоит сделать после победы.
-------------------------------------------------------------------------
Иноуэ Сора с трудом отыскал угол, в котором он не болтался бы ни у кого под ногами. Старшая Шиба-сама (много, много более грозная, чем ее брат) привела его сюда и выставила перед целым собранием капитанов и лейтенантов, и он стоял, уставившись в пол, пока они смеривали его взглядами, переглядывались, перешептывались и, наконец, вынесли решение, что он, пожалуй, подойдет.
Он только сейчас понял, что до сих пор ни разу не видел близко никого с по-настоящему мощной рейацу. Инструкторы там, у Шиба-самы могли усилием воли сконцентрировать силу, если нужно было, но большую часть времени их присутствие ощущалось как нормальный фоновый шум, к которому он быстро привык. Даже Шиба Гандзю был не таким уж внушительным.
До сих пор он искренне считал, что сможет внести серьезную лепту в спасение Орихиме-тян. Теперь он уже не был в этом так уверен.
– Молодой человек, я к вам обращаюсь, – голос был совершенно незнакомый. Он обернулся и увидел какого-то шинигами – в своей черной форме они все казались ему близнецами – этот был высокий, наполовину седой, очень строгий с виду. – Я – Хошибана Акира, офицер Шестой дивизии. Если не ошибаюсь, ваше имя – Иноуэ Сора?
Сора кивнул и поклонился:
– Да, Хошибана-сан. Чем я могу быть вам полезен?
Хошибана бросил быстрый взгляд по сторонам и оттеснил Сору обратно в угол, подальше от людей, снующих мимо них.
– Я, так же как и вы, участвую в – предстоящей операции, – он многозначительно подчеркнул последние два слова. – Если у вас есть вопросы, то, полагаю, я могу на них ответить, поскольку Иккаку-сан и Исэ-фукутайчо в данный момент заняты.
Сора совершенно растерялся. У него и правда были вопросы, даже целая куча, и почему-то первым вырвался самый глупый:
– А Иккаку-сан и Исэ-фукутайчо всегда такие... такие... такие могучие? У них такая мощная рейацу, а на Иккаку-сана даже смотреть боязно... – под все более и более озадаченным взглядом Хошибаны ему все-таки удалось заткнуться. Хошибана еще некоторое время его порассматривал и наконец ответил:
– Верно, Иккаку-сан весьма силен. Но капитаны, как правило, сильнее.
– Я понял, Хошибана-сан, – Сора сложил руки за спиной и украдкой ущипнул себя посильнее, чтоб еще чего не ляпнуть. – Я ничего не знаю о предстоящей операции – кроме того, что там, может быть, спасут мою сестру и я как-то должен в этом помочь. Я буду очень признателен за любые подробности, которые Хошибана-сан может мне сообщить.
Хошибана сухо кивнул:
– В ходе нашей миссии мы предпримем попытку ликвидировать Айзена Соуске, а также спасти шинигами, которых держат в заложниках в Уэко Мундо – и, разумеется, вашу сестру. Существует вероятность, что среди заложников окажутся командиры моей дивизии, Кучики-тайчо и Абарай-фукутайчо, и разумеется, мы будем их разыскивать. Я опишу вам их, чтобы вам проще было опознать их при случае.
– Благодарю вас, Хошибана-сан, – сказал Сора. – Только... видите ли... я вообще-то всех капитанов знаю только понаслышке, и если мы собираемся разыскивать еще кого-то кроме тех, о ком вы только что сказали...
– Разумеется, – оборвал его Хошибана. Резковато и чуточку чересчур уверенно.
-------------------------------------------------------------------------
Исане задержалась на импровизированном совещании с Момо и Шибой Куукаку, и Нанао решила, что, пожалуй, сама отнесет Укитаке-тайчо его вечерний чай.
Он удалился к себе "всего на несколько минут, проверить кое-что касательно нашей дислокации". Она подозревала, что на самом деле он хотел спокойно откашляться без свидетелей, которые будут вздрагивать и скорбно на него взирать. Да, да, она сама в этом плане вела себя не лучше остальных. Но...
...но ведь не так-то просто делать вид, что тебя это не волнует. Не так-то просто делать вид, что не понимаешь, что это может означать. Она точно знала, что Кьёраку-тайчо смог бы в такой ситуации сказать или сделать что-то нужное и уместное и при этом не ранить чувств Укитаке-тайчо, но ей самой такая задача до сих пор была не под силу.
Она перехватила поднос одной рукой и постучала.
– Войдите! – послышалось из-за двери.
Она вошла и обнаружила его сидящим у огня в накинутой на плечи шали. За окном метались на ветру голые ветви, будто скелеты гротескных тварей плясали в воздухе. Уже стемнело, и в комнату вполз цепкий сырой холод, от которого камин не спасал – этот огромный дом, который так долго стоял заброшенным, в принципе невозможно было хоть сколько-нибудь протопить и высушить, даже если бы было чем.
– О, как кстати!.. Благодарю вас, Исэ-кун, но право же, вам не стоило утруждать себя.
– Котецу-фукутайчо все еще занята минированием, сэр, – она поставила поднос на столик. – Я предпочла не отвлекать ее.
– Что-то случилось? – спросил он.
Нанао судорожно сглотнула. Она ожидала этого вопроса – на недостаток наблюдательности Укитаке-тайчо никогда не жаловался, хотя мог порой убедительно изобразить избирательную глухоту, по необходимости или из сострадания, – но ей от того было не легче.
– Укитаке-тайчо, – начала она официальным тоном, – я крайне обеспокоена. Речь о субъективном факторе. Я не вполне непредвзята, и... – в его глазах зажегся вежливый насмешливый интерес, и слова застряли у нее в горле.
Он терпеливо ждал, что еще она скажет.
Она скрестила руки на груди, мысленно поправила очки и предприняла вторую попытку:
– Это очень важно для меня, сэр. Лично для меня. Если он там, если он жив, – не было нужды уточнять, о ком она, – я опасаюсь, что это может повлиять на мою способность командовать миссией. Даже если он лично отдаст мне приказ...
– Такие речи я привык слышать от вчерашних рядовых, только что получивших офицерское звание и не знающих, что с ним делать, – сухо заметил он. – И уж никак не ожидал услышать подобное из уст одного из лучших лейтенантов Готея.
Нанао до синяков стиснула ладони на предплечьях.
– Но что, если я... – слова с трудом давались ей, – что, если я совершу ошибку? Мы больше не можем позволить себе роскоши совершать ошибки.
– Так не совершайте, – посоветовал Укитаке-тайчо.
Он выбрал именно этот момент, чтобы отвернуться и уделить самое пристальное внимание чайному столику, но наверняка это нисколько не помешало ему заметить, как она только что пыталась испепелить его взглядом.
– Прекрасно, – он как ни в чем ни бывало попробовал чай и одобрительно поглядел в чашку. – Как раз то, что мне нужно.
– Укитаке-тайчо, – Нанао знала, что выглядит жалко, но ей уже было почти все равно. – Что мне делать?
Он поднял на нее взгляд:
– То, что приказал бы вам ваш капитан, Исэ-кун. Действовать по ситуации. Выполнять свой долг. Сейчас на вас возложена ответственность за других – но ведь вы несли ее и раньше, несли с легкостью, разве нет? Вы никогда не бежали ответственности. На этот раз вы сами будете отдавать приказы и принимать решения, и если вам придется принести кого-то в жертву, значит, этот человек умрет, даже если вы любите его всем сердцем. Мы с вами оба знаем, что так оно и будет. Вы пришли ко мне не за советом, Нанао. Вы пришли за индульгенцией.
Она уже ничего не могла с собой поделать. Она стояла на коленях у его кресла, уронив голову на сложенные руки, и давилась слезами, а он мерно гладил ее по голове, совсем как Кьёраку-тайчо делал бы это, совсем как ее капитан...
– Это ничего, Нанао, – приговаривал он тихонько. – Это ничего...
-------------------------------------------------------------------------
Исане вошла в свою темную спальню, заперла за собой дверь, прислонилась к ней и только тогда позволила себе облегченно выдохнуть. Ее ладонь обняла рукоять Итегумо, и дух меча встрепенулся от прикосновения.
Она присела на край кровати, держа обнаженный клинок на руках, закрыла глаза и потянулась навстречу тьме внутри. Туман окружил ее, и вот она уже сидела на скальном выступе под водопадом, наполовину замерзшим в виде огромного ледяного полумесяца. Сквозь лед пробивались тонкие ручейки, кое-где срываясь облачками снежинок, и снежинки посверкивали в воздухе и медленно спускались на укрытые белым берега закованного во льды потока, бегущего у нее под ногами.
Рядом сидел юноша с кожей цвета белого льда водопада и глазами цвета темного льда у берегов, и голос его был негромок:
– Обнажишь ли ты меня, когда придет время?
Она молча ссутулилась.
Он набрал пригоршню снега в ладонь, смял и запустил снежком в ручей. Фонтан брызг, поднятый им, выплеснулся на ледяную корку у берега и застыл замысловатым узором. За первым снежком отправился еще один, и еще, и лед постепенно покрывался многослойным кружевом.
Наконец глухой смешок прервал молчание:
– Ну что ж, у тебя будет под рукой кидо и взрывчатка.
Исане кивнула и не глядя перехватила его запястье, когда он потянулся к сугробу за очередным снежком:
– Это не потому... не потому, что я тебе не доверяю.
Итегумо кивнул в ответ, и прохладные пальцы коснулись ее ладони:
– Я знаю. Это потому, что ты не доверяешь себе.
От неожиданности она вскинула голову и их взгляды встретились. Дух меча смотрел на нее как-то так, что Исане судорожно сглотнула невесть откуда взявшийся ком в горле и слезы потекли сами собой. Итегумо осторожно, но крепко сжал ее ладонь:
– Ты справишься. Кому и знать это наверняка, как не мне. Я знаю твое сердце, ты знаешь мое имя, и оно всегда с тобой.
Он утерла слезы свободной рукой и снова подняла на него взгляд:
– Шиба... Шиба-сама...
– Ты уже обсудила с ней, что и как взрывать. Она была тобой довольна.
И то, и другое было чистой правдой. Шиба-сама изложила ей всю схему минирования вплоть до того, что рассказала, у какой стены какую бомбу предполагается установить. Она даже наскоро сотворила модель здания, чтобы показать, с чего начнутся и как пойдут цепные реакции, как сложатся направленные взрывы и что в итоге от здания останется. Все это напомнило Исане ее работу с кидо – как можно простым соединением двух заклятий получать результат намного более масштабный, чем от них обоих по отдельности... целое больше, чем сумма его частей... ее мысли заработали в этом направлении, и она начала задавать вопросы, которые повергли суровую Шиба-саму в состояние шока. Правда, приятного и ненадолго.
Они переместили три заряда так, как Исане предложила, и это придало ей уверенности в том, что она все-таки хоть немного разобралась в тонкостях плана.
Шиба-сама потирала руки, не скрывая удовлетворения:
– Укитаке приведет всю эту красоту в действие. Такано позаботится о физических взрывателях, тут на него можно положиться, но я немного беспокоилась, что некому будет вручную запустить кидошные, если не сработает автоматика, а Укитаке недостает маневренности...
– Чего недостает, простите? – переспросила Исане.
– Маневренности, говорю. У него хватит сил и умения, чтобы вручную включить эти штучки, но он просто не добежит до них вовремя. По техническим, сама понимаешь, причинам. Но если ты будешь рядом с ним, то я спокойна.
Тогда у Исане нехорошо пересохло во рту от этих слов, но теперь...
Итегумо ухмылялся с неожиданным озорством, и она поняла, что улыбается в ответ:
– Пожалуй, что и так... мы с тобой, мы оба – справимся.
Он так и не отпустил ее руку, и, вернувшись в реальность, Исане обнаружила, что в свою очередь крепко сжимает его рукоять.
-------------------------------------------------------------------------
– Да, – сказал Куросаки-кун. – Не хватает мне Зараки. Они тут все не врубаются, ну ты понимаешь, о чем я.
Орихиме кивнула и подлила ему еще вина. Он пил так, будто что-то доказывал, картинно вливая в себя глоток за глотком и косясь на нее, чтобы убедиться, что она достаточно впечатлена.
"Ты хочешь быть полезной?" – спросил Улькиорра. "Будь. Проведи это утро с Куросаки Ичиго. У меня важные дела, требующие личного присутствия, и я не намерен отвлекаться на посторонние раздражители, тем более такие навязчивые, как он."
Куросаки-кун, казалось, решил, что она сидит с ним и слушает его в качестве какой-то награды или поощрения. Даже его маска (и как он только умывается под ней, подумала она) ухмылялась.
– Не врубаются куда, Куросаки-кун? – спросила она. Она сидела очень прямо и неподвижно, и сложив руки на коленях, словно очень маленькая и воспитанная девочка.
– Не врубаются, что значит драться, – рыкнул он. – Болтают какую-то хрень, что, мол, они не будут драться, потому что должны экономить силы для грядущих сражений, или зачем драться, если они и так уже победили, или там, какой смысл драться, если мы все на одной стороне, и так далее. Бред. Будто для того, чтобы драться, нужна причина. Ну, то есть какая-то нужна, чтобы был повод начать драку, но смысл самой драки не в этом, – его голос становился то громче, то тише, совсем беспорядочно, как если бы его мозг был радиостанцией, которая вещает откуда-то издалека, а его тело – радиоприемником, который плохо принимает. – Эй, Орихиме-тян. Тебя же не было там, когда Зараки отплясался наконец, ты же не видела, да?
– Нет, Куросаки-кун, – подтвердила она. – Я не видела.
– Вот это была правильная драка, – продолжал Куросаки-кун, не слушая ее. – Вот он понимал, что к чему. Я почти уверен, он бы так и поступил, даже если бы Айзен не сделал с ним, ну ты понимаешь, – он многозначительно пошевелил пальцами в воздухе. – Слууушай, Орихиме-тян, а хочешь, я тебе секрет расскажу?
– Да, Куросаки-кун, пожалуйста, – что еще она могла сказать?
Он подался вперед, совсем близко к ней:
– Айзен до сих пор не показал мне свой шикай. А это значит, что я тут единственный, кто до сих пор против него неуязвим. Реально единственный. Он меня не проведет, ну ты понимаешь, о чем я. Рано или поздно у нас с ним будет настоящая драка. Он сам мне обещал.
– Да, Куросаки-кун, – повторила она. – Конечно, раз он обещал.
– Называй меня Ичиго, – он откинулся на спинку стула и водрузил ноги на стол. – Мы сейчас одни, Орихиме-тян. Никто не услышит.
Она украдкой взглянула на него сквозь опущенные ресницы. Кажется, эта идея неожиданно подняла ему настроение. Он не пытался заманить ее в ловушку. Может статься, порыв был вполне искренним.
Было время, когда она отчаянно мечтала о том, как он будет называть ее Орихиме-тян и будет при этом искренен.
– Все равно что принц, – сказала она, – который стоит у подножия башни и зовет "Рапунцель, Рапунцель, проснись, спусти свои косоньки вниз!" А на самом деле там ведьма.
Он вытаращился на нее.
– Ты это о чем?
– Просто размышляю вслух, – сказала она. – Извини. Вот только она выплакала все глаза в той сказке, не так ли?
Он покачал головой со снисходительным видом:
– Тебе повезло, что у тебя есть я, Орихиме-тян.
– Да, очень, – согласилась она. – Куросаки-кун... тебе никогда здесь не надоедает?
– Что значит "не надоедает"?! – он даже убрал ноги со стола. – Я хочу подраться, а тут не с кем, а Айзен не выпускает меня отсюда. Говорит, я нужен ему здесь. Говорит, что-то крупное затевается, – он широко ухмыльнулся. Какие же белые у него зубы. – Никаких сил нет ждать.
– Это должно быть очень скучно, – согласилась она, тем примирительным заискивающим тоном, которым когда-то соглашалась со старшими ребятами в школе в надежде, что, может быть, они не станут ее бить.
Хорошо, хоть Тацуки не здесь. Тацуки в безопасности.
Куросаки-кун склонил голову к плечу и задумчиво ее разглядывал.
– Знаешь, Орихиме-тян, мне тебя очень не хватает. Ты всегда с Улькиоррой да с Улькиоррой. Хорошо, что я знаю, что на самом деле ты его не любишь.
Вокруг нее разверзлись метафорические ямы, и одно лишь слово могло привести к тому, что она запнется на одной из них и сломает ногу (а загнанных лошадей пристреливают, не так ли?*)
– Так приказал Айзен-сама, – сказала она, не поднимая взгляда. Ей не выпадало возможности поговорить, нормально поговорить с Куросаки-куном уже много месяцев. Она должна была постараться и поддерживать беседу столько, сколько получится. Крохотный огонек надежды, который вновь вспыхнул в ней, предназначался и для него.
Если он еще может хоть что-то чувствовать, если ему есть еще хоть какое-то дело до остальных, если в нем еще хоть что-то осталось от настоящего Куросаки-куна...
Он вздохнул.
– Знаешь, я точно буду с ним драться. Уже скоро. Совсем скоро, – глаза у него горели предвкушением.
– Да, Куросаки-кун, – повторила она.
-------------------------------------------------------------------------
Сой Фон с силой растерла занемевшую культю. Фантомные боли в несуществующей кисти и пальцах, которыми больше нельзя было пошевелить, так до конца и не оставили ее. Можно было неустанными тренировками компенсировать изменение массы и смещение центра тяжести, и приучить тело обходиться тем, что есть, но все это не могло повлиять на бесспорный факт, что в быту иметь целых две руки намного сподручнее.
Она уже успела поужинать и собраться и теперь шла по еле освещенному лагерю, и все это время она машинально, походя не переставала наблюдать за окружающими – из чистого принципа. Никогда не помешает знать, что творится вокруг, видеть, как люди ведут себя, когда думают, что никто их не видит... в конце концов, идеально координировать общие действия едва ли мановением руки – это прерогатива Сасакибе, который сейчас как раз отдавал распоряжения, даже не отходя от костра, и все у него шло гладко. А ее работа – вычислить все до единой возможности, из-за которых дела могут перестать идти гладко.
Возможностей набралось порядочно.
Если Хисаги предал их, то группа, отправляемая в Уэко Мундо, считай, уже потеряна; но именно поэтому она так яростно настаивала, что группа должна быть небольшой. Риск потерять шесть человек более чем уравновешивается шансом фактически выиграть войну. Если на базе есть двойной агент, то удар по основным силам Ичимару нанесен не будет. Если донесения от ее людей были дезинформацией, то собранное ополчение не встретит в Сейрейтее поддержки. Никакой.
В таком случае она и ее группа смешаются с горожанами и залягут на дно, и будут жить невидимые и неслышимые, как тени, тени, которым она подражала и которые воплощала. Она не зря так тщательно подбирала в команду для штурма людей, у которых есть родня в благородных Домах или связи в городе, у которых, если придется, есть где скрываться и где жить.
И, таким образом, остатки их сил смогут уцелеть, даже если вся операция полетит в тартарары.
Голос, прозвучавший в ее сознании, принадлежал Йоруичи-саме:
А смысл?
Она помнила, как широко привыкла жить Йоруичи-сама, с какой легкостью шла на любой риск, в какие головокружительные авантюры ввязывалась сама и втягивала ее...
Какой смысл в том, что они уцелеют? Сой Фон всю свою сознательную жизнь провела в постоянной готовности умереть за правое дело, так же, как умерли ее старшие братья и сестры; и вот теперь она всерьез, в рамках боевой операции разрабатывает план, предполагающий просто выжить. Как же она опустилась. Или это близость реальной смерти так повлияла на нее?
Она еле слышно усмехнулась и разжала пальцы, будто отпуская что-то, сжатое в ладони.
Сасакибе, потревоженный ее смехом, отвернулся от костра, безуспешно высматривая в темноте источник звука. Она беззвучно скользнула вперед, очутившись рядом с ним, и он вздрогнул и тут же застыл:
– В чем дело, Сой Фон-т... сан?
– Полагаете, завтра у нас все пройдет гладко?
По словно высеченному из мрамора лицу пробежала еле заметная рябь:
– Смею надеяться, что нет.
Она рассмеялась снова, не утруждаясь тем, чтобы скрывать иронию.
– Вы знаете, я тоже. Надеюсь, мы не ударим лицом в грязь.
Белоснежные зубы сверкнули в свете костра:
– Хорошо сказано.
-------------------------------------------------------------------------
Джууширо понял, что его бьет дрожь. Как кстати, что никто сейчас его не видит.
Беседа с Исэ-кун вымотала его куда сильнее, чем ему хотелось бы признавать. Он не ясновидящий, и не в его силах предсказать, какой выбор ей доведется или не доведется делать; она – офицер, и он в ней уверен; он попросту не имел права показывать, насколько вся эта затея пугает его; и все же... все же...
О нет, он понимал – он сумеет пересилить себя и продолжать действовать. Если уж идешь по мосту над пропастью, для твоего же блага лучше бы думать о том, куда поставить ногу на следующем шаге, чем о том, как далеко будет лететь до дна. Дно пропасти и так никуда не денется, они все окажутся там после первого же неверного движения – после первого же шага без опоры. В теперешнем предприятии одной из ключевых опор был Хисаги – и Джууширо, право же, был бы не прочь, если бы мысль об этом вызывала в нем побольше воодушевления.
Если уж на то пошло, он был бы также не прочь, чтобы постель была потеплее. Но независимо от его желаний простыни оставались холодноватыми и сыроватыми, да и в целом никак не удавалось избавиться от ощущения, что он находится в погребе – старательно протопленном, но все же погребе. И с этим тоже ничего поделать было нельзя. Он наконец позволил себе почувствовать, как же ему не хватает Шунсуя, который всегда был рядом и с такой щедростью излучал спокойное тепло и уверенность. Беседа с Исэ-кун наконец вернула к жизни надежду, от которой было больно, и заставила повернуться к этой надежде лицом. И вместо того, чтобы погружаться в мечты о несбыточном, он усилием воли заставил себя подумать о другом: что если Шунсуй тоже оказался в числе объектов бесчеловечных экспериментов Айзена? Было уже достаточно свидетельств тому, что Айзеновы опыты по холлоуфикации более чем успешны... во что же может превратиться после таких опытов Шунсуй? Когда эту прекрасную и бесстрашную душу выпотрошат до дна, оставив лишь пустоту и отчаяние?
Он не сдержал мысленной улыбки – попытка представить Шунсуя в отчаянии не выдерживала никакой критики. Нет в мире того, что может сломить Шунсуя. Да, он может печалиться, может и прийти в ярость, но сдаться... Джууширо покачал головой, окончательно успокоенный.
Он сосредоточился на дыхании, постепенно прогоняя из сознания все мысли, надежды, ожидания и опасения.
Он подумает об этом завтра.
Будет день – будет пища. Завтра он будет достаточно занят тем, чтобы сделать следующий шаг по мосту над пропастью как можно лучше. А остальное может подождать до тех пор, пока они не рухнут на дно или же не пробьются через предательский мост на другую сторону.
-------------------------------------------------------------------------
– У тебя есть план, – сказала Йоруичи.
– Конечно, есть, – с готовностью согласился Киске. Дверь в спальню была плотно закрыта, что значительно уменьшало вероятность того, что их разговор достигнет чужих ушей, но вряд ли исключало такую вероятность полностью. Ни один из обитателей магазина не удержится от соблазна послушать под дверью. Откровенно говоря, половина из них вменяет это себе в обязанность, а вторая половина почему-то уверена, что иначе просто не выживет.
– Я хочу сказать, у тебя есть план, который ты чисто случайно от меня скрыл, – уточнила Йоруичи. – Такое уже случалось. И в тот раз это кончилось не очень-то хорошо, правда?
События столетней давности были – по обоюдному молчаливому согласию – темой, раз и навсегда закрытой для обсуждения. Еще тогда они выяснили, кто виноват и что делать, и после этого Киске с голову окунулся в свою работу и свои исследования, а Йоруичи... ну, Йоруичи умела не афишировать свои занятия, пожалуй, еще лучше, чем он сам. Иногда при встречах она рассказывала, где побывала и как отжигала, но в основном просто улыбалась по-кошачьи и молча склоняла голову к плечу знакомым ему с детства движением.
В одном он был твердо уверен (и уверенность эта приятно холодила его рассудок, словно мятная конфетка – язык). Йоруичи больше не даст ему спуску, если ситуация повторится. Она была когда-то его командиром. Она по сей день сохранила совершенно иррациональное и ничем не подкрепленное чувство ответственности за него. (У него это никак не укладывалось в голове, но, если уж на то пошло, он сам никогда не чувствовал по отношению к Хиёри-кун ничего подобного). Если он опять зайдет слишком далеко, она остановит его.
Что значит, что он должен быть очень, очень осторожен, если ему вдруг понадобится зайти чуточку дальше дозволенного.
Но как определить, где заканчивается дозволенное? Раз ступив на путь исследований, тут же обнаруживаешь, что путь этот простирается в бесконечность. За каждым шагом следует еще один, и еще, обязательно находится интересный камушек, который хочется перевернуть, или окно, в которое нужно заглянуть, или развилка, на которой нельзя не свернуть. Он не жаждал знания ради власти, как Айзен Соуске. Он стремился к знанию... просто так. Он понимал Куроцучи Маюри, очень хорошо понимал, а еще понимал в глубине души, что, по большому счету, единственное, что стоит между ним и некоторыми экспериментами Маюри – тот факт, что ему нравятся люди. И нравится знать, что и он людям нравится.
Было что-то невероятно эротичное в том, чтобы лежать в объятиях женщины, которая без колебаний прикончит тебя, если сочтет нужным. Стоило бы порекомендовать всем знакомым капитанам не пренебрегать возможностями пережить такое ощущение.
По большому счету, каждый делает то, что считает нужным. Если бы люди поняли и приняли эту простую истину, мир стал бы куда более спокойным и приятным местом, или по крайней мере требовал бы меньше извинений с его стороны.
Слова стоят дешево, а люди ценят их так высоко. Ложь так легко позволяет управлять людьми, а они продолжают в нее верить. Они и ему до сих пор верят.
– План в процессе разработки, – сказал он вслух, жмурясь, потому что она в этот момент как раз гладила его спину. – Не волнуйся. Ты будешь первой, кому я расскажу.
– Врешь, – только она могла произнести это с такой нежностью.
Но на этот раз ей и вправду не о чем волноваться. На этот раз он знает, что делает, чему противостоит, и что поставлено на карту.
Он не злопамятен, небеса свидетель.
Просто пришла пора взимать долги.
-------------------------------------------------------------------------
* Покажи зубы! = Hajike (яп.) = Snap (англ.) - релизная команда Тобиуме.
-----
* Орихиме имеет в виду одноименный фильм с Джейн Фондой.
Оглавление перевода здесь
Авторы: incandescens, liralen, sophiap
Переводчик: CrippledSeidhe
Бета: answeraquestion
Рейтинг: PG-13
Жанр: Angst, Drama, POV, Character study
Дисклеймер: Мир и герои - куботайтины. Утонченные издевательства над тем и другим - авторов. Перевод, каюсь, мой.
Предупреждения: AU, упоминания смертей, mindfuck по мелочи и не очень; традиционных два с половиной неприличных слова плюс Мадараме-сан периодически изволят разговаривать матом.
Действующие лица: Иккаку, Юмичика, Нанао, Гриммджо, Сасакибе, Иноуэ Сора, Исане, Орихиме, Сой Фон, Укитаке, Урахара и другие
(Глава 19)
Глава 20, где в последние сутки перед боем каждый сходит с ума по-своему.
Глава 20, где в последние сутки перед боем каждый сходит с ума по-своему.
Многоголосие: День X-1
-------------------------------------------------------------------------
– Будь проклят тот день, когда я принял этот кусок дерьма за фонарь...
Три часа сна – не густо, но вполне достаточно. Более чем достаточно. Иккаку, бывало, обходился и меньшим, и прекрасно себя чувствовал. Пре-крас-но. Персичек может со спокойной душой отправляться в задницу и там корчить из себя мамочку-наседку для кого-нибудь другого. А он пока займется делом.
Если чертов фонарь соизволит светить как следует.
– Вашу ж маму, чего надо было делать с дверью, чтоб она после этого была похожа на потрошеного ежика?
Скрип. Глухое звяканье.
– А кто это у нас такой невзъебенно прекрасный? Многозарядный арбалет? И какой же кусок долбоеба оставил тебя тут заряженным и взведенным? Гении, чисто гении. И где нагината, которую Каэде мне типа обещала...
Очкарик, Лыба, Йошино и Салага давно и благополучно вернулись на базу. Иккаку уже совсем было обрадовался, что вот, началось, но рано – началось только очередное блядское томительное ожидание. Ждать, опять ждать, мать их за ногу через заборчик. Может, надо было добиться, чтобы и его отправили вместе с группой – но когда он заикнулся об этом, Лыба в ответ натурально его обшипел и заявил, что глупее задания и придумать было нельзя. Они нашли патруль, патруль отыграл свою часть как надо и тут же удрал по направлению к Сейрейтею вместо того, чтобы дать хороший бой. Зато главный псих наверняка уже переваривает потрясающую новость. Ну, или еще не переваривает, но уже проглотил. Так что грех жаловаться.
– Какой дебил пустил в арсенал стаю бешеных хомяков, и как я теперь должен разбираться в этом, блин, гнезде...
Треск. Грохот. Глухой удар. Пружинящий звук.
В принципе, с их-то счастьем Ичимару запросто может скормить патруль ручным Пустым или еще кому вместо того, чтоб выслушать. "Примерно накажет за проявленную перед лицом врага трусость", ёптыть. Это лисомордое угребище творит вещи и похуже чисто ради поржать.
– Агаааа, вот давно бы так! А ну-ка иди к папочке, солнышко...
Грохот.
– Да ёптыть!
Как только они получат сигнал, что Ичимару заглотил наживку, Иккаку и остальные снимутся с места и помчатся в мир живых. Полдня в самом крайнем случае, сказала Сой Фон. Несчастных двенадцать часов. Может, даже меньше. Будем надеяться, что меньше. И потом они окажутся в заведении Урахары Киске. Забавное, должно быть, местечко. А потом...
– Да чтоб меня менос целовал. Все, я сдаюсь.
Честно, надо было пойти и выспаться, пока есть возможность. Ну, по крайней мере именно так ему твердила и твердила Персичек. Проблема была в том, что он – не Зараки-тайчо и не способен задрыхнуть за две секунды в любом месте, любой позе и любой обстановке. Когда мозги вот так вот кипят и мысли мечутся как ошпаренные, рассчитывать на что-то посущественнее, чем три часа сна, не приходится.
Может, заниматься раскопками в арсенале, в котором бардак копился с полсотни лет, не меньше, в такую чертову рань и в темноте было и не самой блестящей идеей, но все равно куда лучше, чем сидеть и вариться в собственном соку. Да и потом, сдаваться – не в его стиле.
Раздался особо смачный грохот, и вожделенная нагината наконец была извлечена из груды пик, алебард, боевых кос и еще какой-то неопознанной хрени на древках.
На то, чтобы найти дзюттэ, понадобилось чуть больше времени. Не точная копия, но, в общем, должно подойти. Почему-то обнаружилось оно под длинной связкой штук, похожих на рыбацкие грузила, соединенные между собой кожаными косичками. Иккаку немного порассматривал их, гадая, какой урон они нанесут, если их как следует раскрутить надо головой и отпустить.
Вообще штуки, хренотени и фиговины составляли добрую половину содержимого арсенала. То, что составляло вторую половину, могло бы с таким же успехом быть сделано из блесток и оконной замазки – оружие, которое люди носят потому, что они очень богаты или хотят, чтобы окружающие считали их очень богатыми, и которое и полгроша не стоит в бою.
На одном клинке, правда, взгляд сам собой задержался. Кто его знает, почему. Может, пропорции привлекли внимание, или хитрая форма рукояти – хитрая, но притом не декоративная. Клинок был из западных, прямой, обоюдоострый, тонкий и легкий и совершенно смертоносный с виду.
Он поставил нагинату и дзюттэ у стеночки и поднял меч. Из ножен тот выскользнул легко, и шелест металла о металл был почти нежным. Пара-тройка пробных выпадов показали, что и сбалансирован клинок прекрасно, хотя для его руки и маловат. Хороший клинок. Ковка, заточка, баланс – все классно. Великолепно. Идеально.
Юмичике бы понравилось.
Иккаку отшвырнул меч. Тот выбил искорку, ударившись о какую-то железку, и тут же растворился в темноте. Теперь он в жизни не отыщет его снова среди всего этого хлама. Не то чтобы ему того так уж хотелось.
Он прихватил оружие, за которым, собственно, и приходил в арсенал, и направился в огороженный загон, который они сейчас использовали как площадку для тренировок. Вчера, после того, как они проводили Очкарика и компанию, Персичек было залепетала насчет давайте в этот раз пропустим спарринг, но Иккаку ответил только "встречаемся как взойдет солнце, на том же месте".
Успеет еще выспаться, неженка. Когда-нибудь потом. В крайнем случае, вместе в морге отоспимся.
Он подождал в загоне. Потом поднялся к дому и еще подождал возле главного входа. Потом еще возле конюшен. Потом начал справляться у остальных. В конце концов, уже когда небо на востоке начало перекрашиваться из черно-серого в кроваво-серый, он пинком отворил дверь в подвал и заглянул внутрь.
А там двое его людей уютненько расположились на полу между койками и дулись с пленным арранкаром в карты.
– Вот зуб даю, если так пойдет и дальше, в следующий раз вы будете заплетать друг другу косички. Персичек, я не понял. Мы с тобой договаривались или где?
Иккаку старался выглядеть и звучать внушительно, но Хинамори его стараний не оценила.
– Вы сказали "как взойдет солнце", – она демонстративно поглядела в окно. – Сейчас едва светает, – тем не менее, она встала и потянулась, встряхнувшись по-кошачьи. – Вы нашли то, что искали, в арсенале?
– Типа того, – он вроде бы не говорил ей, что собирается чего-то искать в арсенале. – Пошли уже.
– Вы идете драться?
Иккаку мог поклясться, что Мальвинчик навострил уши. В буквальном смысле.
– Ага. И тебя, засранца, с собой не приглашаем.
Конечно, Блестяшка тут же встрял и предложил"попрактиковаться в рукопашном бое".
Иккаку не стал дожидаться Персичка, которая еще какое-то время щебетала со сладкой парочкой, потом прощалась, потом еще желала им хорошо “попрактиковаться”... Либо она последует за ним, либо нет.
Она последовала. Как всегда.
Нагината и дзюттэ терпеливо дожидались их в загоне у стеночки. Жалко, что не удалось отыскать сансецукон или чего-то еще, похожее на второй релиз Хозукимару, но с другой стороны, в той свалке оружия проще было самому потеряться так, чтоб и не нашли.
Хинамори тут же сцапала дзюттэ и обиженно надула губки:
– Оно выглядит как Тобиуме, которой обломали половину шипов.
Иккаку только плечами пожал.
– Ну, я не виноват, что у тебя шикай с шипами. Эта штука тебя устраивает или опять будем обходиться запечатанными занпакто?
В поле они могли размахивать шикаями сколько душе угодно. Будучи все время в дороге, можно не бояться, что тебя отследят по выбросам рейацу. И вообще, Иккаку твердо считал, что чем больше они оттягивают внимание на себя, тем меньше шансов, что внимание это обратится на Укитаке-тайчо. Да и им самим не скучно, опять же.
Но в ближайшие сутки внимание – это последнее, что им должно хотеться привлечь. Так сказала Сой Фон. Сой Фон сказала – пацаны сделали, чего бы там самому Иккаку не хотелось и не думалось.
– Думаю, устраивает, – сказала Хинамори, поразмыслив. – Я редко пользуюсь релизной формой Тобиуме как оружием и, наверное, напрасно.
– Эт точно.
Иккаку уже успел примериться к нагинате и решил, что, пожалуй, она сойдет за дальнюю родственницу Хозукимару и уж точно сойдет для спарринга. Теперь он подхватил ее снова, крутанул пару раз, сделал несколько выпадов с обеих рук по очереди, краем глаза наблюдая, как Персичек знакомится с дзюттэ. Поначалу она строила недовольные рожицы, но быстро догадалась, как перехватить рукоять поудобнее.
– Как-то неуютно себя чувствуешь, когда оружие молчит, – сказала она. Уж сколько у них было таких утренних спаррингов, и ни разу до нее не дошло, что он не в настроении трепаться. Если честно, чем больше он молчал, тем больше она щебетала, будто пыталась делать это за двоих. – А Хозукимару говорит с вами так же часто, как Тобиуме со мной?
– Блин, а я откуда знаю? – он бы, наверное, рехнулся, если бы еще и его меч лез к нему с разговорами. Хорошо, что Хозукимару подает голос только когда чует хорошую драку. – Вы с Тецу готовы принять ребяток Ичимару?
Персичек продолжала свою разминку. Движения выглядели вполне естественными, и она начала серию ката – если это и впрямь были ката, потому что он их совершенно не узнавал. Она то так, то эдак наносила удары невидимому противнику, это видно было по тому, как мечется ее взгляд, и то и дело доворачивала запястье под разными углами, заставляя шипы "Тобиуме" колоть, кусаться, жалить и вытворять прочие интересные вещи. Хорошо, хорошо...
– Уже почти готовы, – она коротко и хищно усмехнулась. – Лично я очень жду Ичимару собственной персоной.
– У тебя на него виды, ага? – он вернул ей усмешку и недвусмысленно вскинул копье. Пусть в этот раз нападает первая, так даже прикольнее.
Она намека не уловила. Или сделала вид, что не уловила. И продолжала возиться со своим понарошковым шикаем. В настоящем бою от нее бы уже одни клочки и ленточки остались, и у него было неслабое искушение напасть без предупреждения хотя бы затем, чтобы донести до ее лохматой головки эту свежую мысль.
– Пока что это чисто абстрактные виды.
Она прекратила наконец свои упражнения, и, чтоб ее, встала на цыпочки и вытянулась в струночку, будто хотела дотянуться острием до неба.
А потом без всякого перехода атаковала.
– А вы? – ее первый удар прошел мимо. То есть прошел бы мимо, если бы у нее в руках был меч, но уже знакомый доворот вокруг оси на четверть круга – и дурацкий шип чуть не оказался у него подмышкой. – Что вы собираетесь делать с Айясегавой-саном?
Иккаку увернулся и на обратном движении чувствительно приложил ее тупым концом нагинаты по голени.
– Схуяли я должен чего-то с ним делать? – рявкнул он.
Она мгновенно перегруппировалась и приземлилась как ни в чем не бывало.
– Потому что вы идете туда, чтобы вернуть его, ведь правда? – ей не следовало бы говорить такие вещи с такой гребаной искренней радостью. – Вы ведь слышали, что сказал Гриммджо. Он жив. Они что-то сделали с ним, но он жив.
Следующую серию атак она парировала без особого энтузиазма. А потом и вовсе одним прыжком вскочила на ограждение и теперь аккуратненько балансировала там, будто так и надо. – То есть вы же понимаете, что это может...
– Персичек, ша. У нас спарринг, а не чайная церемония. Деремся и не трепемся, – он ударил, еще не договорив, но она попросту перепрыгнула через его голову, так что горизонтальный рубящий по ногам пришелся в пустоту.
Были времена, когда она извинялась за болтовню не по теме. Сейчас она вместо этого удвоила натиск, стараясь подобраться на расстояние удара. Лезвие нагинаты проехалось по ее предплечью, и она ни с того ни с сего отскочила назад и замерла.
И не на шутку разозлилась.
– Персичек, ты чё? Это ж даже не царапина!
– У нас впереди решающее сражение и нет под рукой целой дивизии медиков, и мне ни на кой черт не сдалось получить рану во время... глупой забавы!
– Так не получай, кто тебе виноват.
После этого она на какое-то время ушла в глухую оборону, но видно было, как она выжидает и высматривает в нем малейшую слабину, чтобы ударить.
Подняла такой сыр-бор из-за одной царапины.
Юмичика бы даже не поморщился.
Ну в самом деле, как это – хороший разогрев перед главным номером программы, да без крови?
Персичек почти подцепила острие нагинаты шипом, но Иккаку успел выдернуть оружие из захвата до того, как она поймала его как следует и рванула на себя с все тем же проворотом. Так вот чего у нее на уме. Он сменил хват на более широкий. Так он проиграет в маневренности, но нагинату из его рук теперь точно никто не выбьет – просто не хватит длины рычага.
– Персичек, твою дивизию, где ты витаешь? Я уже начинаю думать, что дерусь не с тобой, – удар.
– Извините, – блок.
Да ну блин, она была способна и на большее. Много, много большее. Победить его ей ни разу не удавалось, но она умела задать ему жару в драке – а людей, от которых можно было ждать хотя бы этого, вокруг было не так уж много.
А сейчас на нее просто противно было смотреть. Надо было вместо нее притащить сюда синеголового придурка и проверить, на что тот способен в бою, – и пользы было б больше, и удовольствия. Надо было соглашаться, когда Персичек предлагала отложить спарринг, и тогда не пришлось бы любоваться, как она позорится. Надо было...
Надо было, надо было, надо было. Да идет оно все в хуй.
Это Юмичике надо было попасть под горячую руку Иноуэ и отправиться после этого в Сообщество, а не тому патлатому полу-пустому распиздяю. Это Готэю надо было выиграть битву над Каракурой, если уж рассуждать про "надо".
Если бы Иккаку кто спросил, он бы им так и ответил, что все эти ваши "надо было" – дерьмо высшей пробы, да и только.
Вот что будет, он знает точно: он отправится в Уэко Мундо, и там они или прикончат Айзена, или сами кончатся в процессе.
А если ему попадется Юмичика, то тогда...
Было еще кое-что, чему надо было бы случиться. Кое-что, о чем он как бы довольно долго верил, что именно так и случилось.
Юмичике надо было бы умереть, но не позволить захватить себя в плен. Что там захватить – позволить вывернуть себя наизнанку и сделать из себя подстилку для арранкарской сучки.
Он проиграл. Это было ясно. И вот Иккаку с чистой совестью решил, что Юмичика погиб в бою – так же, как и Зараки и, наверно, фукутайчо тоже.
Персичек каким-то образом чуть не загнала ему дзюттэ под ребра, но он в последнюю секунду увернулся и от души врезал ей локтем куда достал.
Она сделала еще один выпад, по-прежнему охотясь за лезвием нагинаты.
– Персичек, тебе с этим приемом ничего не обломится.
– Неужели? – она, кажется, решила, что это шутка, и тут у него лопнуло терпение.
Он позволил-таки ей поймать и заклинить нагинату, и она, естественно, тут же попыталась дернуть с проворотом. И, естественно, вдруг обнаружила, что ее дзюттэ намертво застрял под таким углом, что высвободить его можно только одним способом – шагнуть вперед вместе с ним и оказаться, естественно, нос к носу с противником. Она, правда, никуда пока шагать не собиралась и упрямо давила вперед всем весом, хотя острие дзюттэ оставалось на расстоянии добрых пол-локтя от его лица, сколько ни наваливайся.
– Теперь поняла? – пусть еще немного подергается, чтоб лучше дошло, потом можно будет ее разоружить и этот несчастный спарринг наконец закончится ко всем чертям.
Наваливаться она перестала, но с места не сдвинулась.
И ухмылялась.
– Покажи зубы!.. *
Пол-локтя как-то внезапно показались вовсе даже и не расстоянием.
Резкое движение – и дзюттэ вылетел из ее рук, приземлившись где-то у противоположной стенки.
– Очень мило, но, боюсь, уже неактуально, – сказала она, вся из себя вежливая и ласковая, и все равно умудрилась обдать его холодом.
– Персичек, у нас была честная драка. Никаких уловок. Никаких фокусов. По-хорошему, я должен был сбить тебя с ног.
Она мигом насупилась, и по ней было просто-таки видно, как ей хочется обложить его по матушке и не только, и как она уговаривает себя не горячиться и расслабиться прежде, чем вообще открывать рот.
– "По-хорошему" у вас сейчас была бы головешка вместо головы.
– Да ну тебя. У тебя б в жизни духу не хватило на такое, – он перекинул нагинату через плечо – сидела она как-то не так, но тут как раз удивляться было нечему. – Найди кого-нибудь, чтоб привели твою поцарапанную лапку в порядок. Да, и на случай, если я тебя больше не увижу до отбытия, удачи.
Он зашагал обратно к дому. Может, стоит пойти и поглядеть, чем заняты Блестяшка и Мальвинчик.
– Вы будете иметь дело с теми, у кого хватит духу "на такое"! – крикнула она ему в спину. – И еще на многое другое, чего вы сейчас даже вообразить себе не можете!
Отвечать на это он не собирался, если не считать ответом выставленный за спину средний палец.
Она проорала его имя, но он не обернулся. Спасибо и на том, что хоть не стала пытаться догнать.
Она была права, но черта лысого он собирался признавать это вслух.
Дело-то по сути в том, что нет никакой разницы, права она там или нет. Он и без нее усвоил урок – если уж дерешься с паршивыми арранкарами, то хочешь не хочешь надо быть готовым к подлым приемчикам.
Среди всех драк, которые его ждут, ему есть дело до одной-единственной, в которой ему не придется ждать никаких подлостей.
Когда он найдет Юмичику, они решат вопрос – раз и навсегда – так, как решает вопросы Одиннадцатая. В хорошем бою. В честном бою.
И может быть, тогда они оба заслужат покой.
-------------------------------------------------------------------------
Рокот волн заполнял его сознание и душу, и шум волн, и бег волн, и вкус соли на губах, густой как кровь, пьянящий как горячее вино.
Юмичика бродил по белым коридорам во сне. Теперь он редко просыпался. Он спал и видел сны, и порой ему снилось, что он не спит и следует за ней, а порой ему снилось, что он спит, и всегда он слышал шум волн, шелест гигантских волн далеко в открытом море.
Как будто бы он постоянно пьян, вот на что это похоже. Он уже много лет не напивался (помилуйте, это отвратительно, неприглядно и попросту вульгарно), даже когда сидел за столом с Иккаку, который опрокидывал кувшин за кувшином, и Зараки-тайчо, который хлебал сразу бочонками. Он всегда позволял себе выпить пиалу-другую, чтобы поддержать компанию, и успевал уложить госпожу лейтенанта спать до того, как в помещении не останется ни единого целого предмета мебели.
Он не забыл. Он помнит все. Помнит битву. Помнит смерть того фрассьона. Помнит, какой удачной показалась идея атаковать Эспаду, которая только что одолела Хицугаю-тайчо, ведь поле боя было укрыто льдом и паром и огнем Ямамото-сотайчо, и за всем этим так просто было укрыться самому...
"Распустись..." – прошептал он и хихикнул, когда шепот отдался многократным эхом от белых стен.
Или это был еще один сон?
Да.
Воды морские омыли его и схлынули, унеся с собой все, все.
Он испробовал ее силы, и выпил ее всю, глоток за глотком, цветок за цветком, но она все не кончалась и не кончалась, и пела в нем, и звенела в нем, и шептала ему, и волны обрушились, и цветы его увяли, и лозы его опали, и она коснулась его лица и сказала что-то, чего он не услышал, и он посмотрел в ее бездонные глаза и содрогнулся от звука ее голоса, и был он утлой лодчонкой в океане ее мощи.
С тех пор он позабыл все вкусы, кроме горькой соли моря. Он видел лица и узнавал их – Айзена, Хисаги, Ичимару, Куросаки, Куроцучи, малышку Иноуэ – но шепот и шелест волн морских окутывал его, и все это было неважно, неважно. Он бодрствует, когда она рядом. Он спит, когда ее нет, и ему снится, что он бродит по белым коридорам, снится, что он разговаривает с другими людьми.
С тех пор океан всегда с ним, и голод, что неустанно кружит под толщей воды, с ним, и все остальное тонет в этой воде, укрыто ею на глубине тысячи саженей, глубоко, глубоко, надежно...
-------------------------------------------------------------------------
Нанао пришлось потрудиться, чтобы организовать случайную встречу с Момо в коридоре. К счастью, все вокруг бегали туда и обратно как ошпаренные, и это оказалось не так уж сложно.
– О! – воскликнула она, поправляя книгу подмышкой так, чтобы рукав прикрывал обложку. – Хинамори-кун! Как кстати, я как раз тебя искала...
– Что-то случилось? – встревожилась Момо. В глазах ее полыхал внутренний огонь – за последние дни он разгорелся от пары искорок до целого пожара, и Нанао вынужденно признала про себя, что Момо перевод в отряд Мадараме в конечном итоге пошел на пользу – хотя сама Нанао была бы крайне возмущена, оказавшись на ее месте.
Тот факт, что она скучала по обществу Момо, не имел особого значения. В самом деле не имел.
– Ничего серьезного, – сказала Нанао как можно убедительнее. – Дело в том, что Котецу-фукутайчо и Широгане занимались подготовкой помещений для засады и, в частности, расчищали библиотеку, – термин "расчищали" был самым пристойным эвфемизмом, какой она смогла подобрать, когда воочию увидела этот хаос, это варварство, это абсолютно бессмысленное уничтожение книг, которые вполне можно было спасти, приложив минимум усилий, если только дать себе труд озаботиться этим...
...конечно, в данный момент на повестке дня другие приоритеты, но принцип есть принцип.
-...И мне по счастливой случайности попала в руки вот эта книга, – сказала она вслух, протягивая Момо толстый томик. – Это копия Кондзяку Моногатари, а мы, помнится, так до сих пор и не собрались ее прочесть...
Восторженный визг, который издала Момо, был совершенно неподобающ для взрослой женщины и лейтенанта, и Нанао следовало бы сделать ей замечание по этому поводу или хотя бы ограничиться суровым взглядом, но Момо была слишком занята тем, что тискала ее в объятиях с недевичьей силой. Кьёраку-тайчо любил вот так обниматься, и вовсе не обязательно он намекал при этом на что-то романтическое или даже неприличное, просто это был такой способ сказать я с тобой и спасибо и мне небезразлично...
– Момо-кун, – глухо произнесла Нанао, – пожалуйста. Мне нужно вытереть очки.
Только очки. Нет, в самом деле.
– Можно, я поделюсь с вами впечатлениями, когда дочитаю? – голос Момо подозрительно дрожал, но глаза сияли и вопрос был не вопросом, а самым что ни на есть доподлинным обещанием.
-Конечно, – сказала Нанао.
И это тоже было обещанием.
-------------------------------------------------------------------------
Хватай! Куси! Да шевелись же ты, дубина!
Гриммджо зарычал на странный голос в своей голове и еле-еле увернулся от кулака Хошибаны Акиры, который был тощим, почти седым и вообще старым и не имел никакого права при всем этом быть таким быстрым. Ну не может человек быть быстрее Пустого. И голос этот дурацкий со вчерашнего дня лезет со своими комментариями когда не просят. Раздражает.
Очередной град оплеух взбесил его окончательно. Гриммджо взревел и ринулся вперед только затем, чтобы получить конкретного пинка в бедро. Падая, он успел сделать подсечку, так что на пол кубарем полетели они оба. Гриммджо перекатился, оседлал противника и уже занес локоть для удара, и тут у него за спиной гаркнули:
– А ну прекратили, живо!
"Что-то" в его голове неприлично заржало. Ну вот и кто оно после этого.
– Иккаку, ты охуел?
Вместо ответа он огреб такой подзатыльник, после которого ничего не оставалось, кроме как подскочить, развернуться в прыжке и принять стойку.
– Хочешь поговорить об этом? – поинтересовался Иккаку. Что-то в его голосе было не так. И Гриммджо это "не так" совсем не понравилось. Он нехорошо сощурился:
– Иди ты. Чего я хочу, так это взять Айзена за задницу. Вот с ним заодно и поговорю.
Он видел, что Иккаку медлит бить и его глазки-бусинки как-то странно бегают. Размышляет, небось. Тут Гриммджо вдруг понял, что впервые в жизни заставил кого-то размышлять, а не сразу дать ему по роже. Дурдом. Но ведь правда же как-то тупо заводиться с кем попало сейчас, когда его ждет драка всей его жизни.
Мало ему голосов, теперь он еще заделался сраным пацифистом.
Акира сел на полу, и Гриммджо протянул ему руку, помогая подняться.
– У вас прекрасные рефлексы, Джаггерджек-сан, – церемонно заявил тот. – Особенно если учитывать, что последним ударом я метил в пах.
На этот раз пришла очередь Гриммджо неприлично заржать.
– Во блин, значит, мне не показалось!
– Вполне эффективный прием, – Акира пожал плечами и ни к селу ни к городу добавил: – Вы голодны?
– Да нет, завтрак же только что был... – он замолчал, потому что и Акира, и Иккаку как-то непонятно на него уставились. – Не понял. По-вашему, меня нужно кормить с рук или еще чего?
– В первые несколько дней вашего пребывания здесь мы всерьез опасались, что вы в одиночку уничтожите все наши запасы провианта подчистую, – пояснил Акира. – А пополнять их не так-то просто даже в основном лагере.
– Че, правда?.. – Гриммджо сморгнул. И неожиданно для себя зажмурился, потому что до него начало доходить.
– Эй, ты в порядке? – донесся до него насмешливый голос Иккаку.
– В полном, – Гриммджо развернулся и направился подальше от этих двоих. Глаза, правда, все-таки открыл.
Когда уже никто не мог его видеть, он без сил прислонился к ближайшей стенке и мысленно попросил крышу не уезжать так далеко и прямо сразу.
"Что-то" в его голове, он чувствовал, свернулось клубком и басовито мурлыкало. Это было как-то... черт... да что оно вообще забыло в его голове? Хотя погодите, нахер голову – почему он не чувствует голода? Голод всегда был с ним, страшный и неутолимый и привычный, а теперь вот куда-то пропал. И желание драться тоже пропало. Неизвестно, кстати, что хуже. Вот блядство-то, да что с ним такое творится?!
Ты теперь ЦЕЛЫЙ, сказало "что-то", которого, кажется, все это только забавляло. И оно сейчас, кажется, ходило кругами, как кот в замкнутом пространстве. Вот что с тобой творится. Ты так долго был ПУСТЫМ, что попросту забыл, каково это – не хотеть, не жаждать, не пожирать...
– Но я же люблю драться! – буркнул Гриммджо себе под нос.
Ну, Акиру ты здорово погонял, так что тут волноваться не о чем.
– Зато с Иккаку распустил сопли.
Эй, эй, незачем дразнить раненого дракона, котенок. Ты его за ляжку, а он тебе на раз башку откусит... – задумчиво пробормотал голос, и Гриммджо почти наяву увидел, как шершавый язык старательно умывает лапу, покрытую синим мехом.
– Он... чего? – Гриммджо схватился за голову, окончательно сбитый с толку.
– Кто "чего"?
Гриммджо чуть не отпрыгнул на другой конец двора от неожиданности – впрочем, "чуть" не считается. Он покосился в направлении звука и увидел хромого Ибу.
– Никто! – Гриммджо одарил его самой свирепой гримасой из своего арсенала.
Иба поднял руки – мол, сдаюсь.
– Ладно-ладно, я ничего не слышал... – он заковылял прочь, только все равно пару раз обернулся исподтишка.
Гриммджо не обращал на него внимания, занятый рассматриванием клочка земли под ногами – на случай, если земля сейчас вдруг испарится. После всего, что было, он бы даже не удивился. Или у мира шарики зашли за ролики круче, чем у Заэля-извращенца, или у него самого. Он, так до сих пор и лишенный сил, собирается в таком виде вернуться в Уэко Мундо и привести с собой еще кучу народу, который ни рожна не смыслит в том, как там выжить. И как будто одного этого мало, у него внутри, не иначе как взамен голоду Пустого, завелся голос-всезнайка.
Он машинально провел рукой по животу, где теперь были мускулы и гладкая кожа вместо привычной дыры. Пожалуй, пока привыкать к жизни в дурдоме.
Дурдом начался ровно в тот момент, когда он очнулся на полу пустого тренировочного зала и увидел рядом лицо Орихиме, на котором дикий ужас мешался с торжеством. И с тех пор так и не заканчивался.
Это ты правильно подметил. Самое веселье еще впереди.
– Гррр!
-------------------------------------------------------------------------
У Сасакибе Чёджиро было в запасе несколько часов почти что свободного времени до момента, когда ему предстояло выдвигаться в сторону Сейрейтея вместе с Шибой-сан и Сой Фон... тайчо?
Нет, все же последнее звучало не вполне естественно.
Неопределенность ее статуса вызывала у него некоторое беспокойство. Она сложила с себя капитанские полномочия, и тем не менее ему предстояло проводить операцию под ее командованием.
К сожалению, разрешить это противоречие в установленном порядке не представлялось возможным по вполне очевидным техническим причинам. Жаль – сейчас Сасакибе сильнее, чем когда-либо, питал пристрастие к ситуациям, разрешимым в установленном порядке.
В конце концов, сказал он себе, подробности табели о рангах могут быть разъяснены позднее. На данный момент Сой Фон-сан (отложим пока вопрос о ее звании в сторону) – лучшая кандидатура для руководства миссией по освобождению Сейрейтея.
Интересно знать, что сейчас творится в Сейрейтее? Прошло менее полугода с тех пор, как они покинули город, но это были невероятно долгие полгода. Сколько из того, что они знали, уже уничтожено или изменено до неузнаваемости? Ичимару ведь, кажется, из тех, кто склонен истреблять и осквернять из чистой злобы. Чего же еще ожидать от человека, который начал свое правление с открытия заброшенной уже много веков арены для боев с Пустыми? Который сделал все, чтобы превратить закон и порядок в тиранию самого варварского толка?
Столетия упорного труда Ямамото-сотайчо, все, что он с таким трудом строил, подчиняя этому свою жизнь, вкладывая душу – и как мало оказалось нужно, чтобы все разрушить...
Сасакибе покачал головой и оставил бесплодные попытки сосредоточиться на отчете Ибы-фукутайчо. Он и без того знал, о чем там говорится: у них не хватает продовольствия, не хватает медикаментов, а боеспособного личного состава едва ли хватает для одной миссии, не говоря уже о трех.
Он поднялся из-за стола и направился в главный холл под предлогом того, что он должен проверить, как у Такано продвигаются работы по минированию. По правде говоря, он просто хотел еще раз осмотреться, пока можно себе это позволить.
Даже в таком плачевном состоянии, как сейчас, обстановка поражала взгляд. Он знал, что остальные находят ее слишком вычурной и чересчур иностранной, но он сам был очарован и не стыдился этого.
Такано обнаружился на площадке, где соединялись оба лестничных пролета: он снимал покрытие с одной из верхних ступеней так, чтобы под ней можно было разместить взрывчатку, не оставив следов постороннего вмешательства. Еще три полированных деревянных доски уже лежали стопкой у подножия лестницы – определенно, даром времени он не терял. Едва услышав приближающиеся шаги Сасакибе, Такано вытянулся во фрунт.
– Я не хотел помешать вам, Такано, – сказал Сасакибе, хотя ему было приятно видеть, что не все еще забыли, что такое субординация. – Как ваши дела?
– Хорошо, сэр. Вторая лестница уже заминирована, и я придумал, где разместить оставшуюся взрывчатку, – он кивнул в сторону ниши у входа. В верхней части ниши виднелась гипсовая фигура нимфы со сложенными в жесте притворной скромности руками. Ниже из стены выступала бронзовая чаша высотой в половину человеческого роста. Сасакибе рассматривал ее накануне, пытаясь понять, изображает ли эта сложная гравюра на бронзе конных рыцарей именно из легенды об Артуре или все-таки нет.
– Я снимал покрытие. Оно тоньше, чем можно подумать, глядя со стороны, но стенка за ним из сплошного камня. В любом случае, сэр, если я набью резервуар гравием, накрою его сверху металлическими листами и выставлю заряды с умом, оно рванет как гигантский клеймор, когда люди Ичимару заденут взрыватели.
– Клеймор? – Сасакибе, невзирая на первую возникшую ассоциацию, решил, что вряд ли Такано имеет в виду традиционный шотландский меч.
Такано подтвердил его подозрения, охотно объяснив принцип действия противопехотной мины "клеймор", и высказав уверенность, что радиус разлета шрапнели будет достаточен для того, чтобы выкосить все живое в пределах первого этажа.
Сасакибе смотрел на фонтан, на нимфу, и думал о людях, которые когда-то украсили ими это место. Позор, что приходится превращать произведения искусства в оружие, а книги – в мусор, но позор – невеликая плата за то, чтобы уберечь Сообщество душ. Сколько уж там от него осталось.
И кто скажет, много ли завтра останется от Сейрейтея после операции, которую они предпринимают ради того, чтобы уберечь его? Не так масштабы грядущих разрушений не давали ему покоя, как сам тот факт, что они готовы разрушать ради того, чтобы спасти, как то, на что они готовы пойти и во что превратиться, движимые отчаянным желанием выжить.
Разрушенные здания отстроить можно... погибших не воскресишь. Совет сорока шести, капитаны, лейтенанты, друзья, ученики – кто скажет, как много знания, и опыта, и мудрости, и потенциала ушло в небытие вместе с ними?
Кто скажет, как много и сколь многих еще предстоит потерять в ближайшие дни?
Сасакибе вздохнул.
– Не буду вам мешать. Хорошего вам дня, Такано.
– Спасибо, сэр.
Прогулка не принесла мысленного отдохновения, на которое он надеялся. Оставалось последнее средство, к которому можно было прибегнуть, и он вернулся в чуланчик, где обустроил свой личный кабинет, и вытащил пачку Эрл Грей, которую привезла для него Хинамори-фукутайчо. Он невольно задумался, как же много на самом деле значил ее невинный порыв привезти из путешествия сувениры для коллег – будто подарок из прежних и лучших времен для них, погрязших в бездне отчаяния и хаоса.
В пачке еще оставалось чаю как раз на три чашки, и после нескольких минут привычных манипуляций осталось как раз на две.
Он пил чай, и вкус и аромат приносили с собой воспоминания, согревающие душу. У него еще будет целая ночь для размышлений о бое за освобождение Сейрейтея и о справедливом возмездии для бунтовщиков, убийц и предателей.
А сейчас, пока драгоценные воспоминания не потускнели, он пододвинул к себе чистый лист бумаги и принялся составлять перечень – весьма быстро удлиняющийся – того, что им предстоит сделать после победы.
-------------------------------------------------------------------------
Иноуэ Сора с трудом отыскал угол, в котором он не болтался бы ни у кого под ногами. Старшая Шиба-сама (много, много более грозная, чем ее брат) привела его сюда и выставила перед целым собранием капитанов и лейтенантов, и он стоял, уставившись в пол, пока они смеривали его взглядами, переглядывались, перешептывались и, наконец, вынесли решение, что он, пожалуй, подойдет.
Он только сейчас понял, что до сих пор ни разу не видел близко никого с по-настоящему мощной рейацу. Инструкторы там, у Шиба-самы могли усилием воли сконцентрировать силу, если нужно было, но большую часть времени их присутствие ощущалось как нормальный фоновый шум, к которому он быстро привык. Даже Шиба Гандзю был не таким уж внушительным.
До сих пор он искренне считал, что сможет внести серьезную лепту в спасение Орихиме-тян. Теперь он уже не был в этом так уверен.
– Молодой человек, я к вам обращаюсь, – голос был совершенно незнакомый. Он обернулся и увидел какого-то шинигами – в своей черной форме они все казались ему близнецами – этот был высокий, наполовину седой, очень строгий с виду. – Я – Хошибана Акира, офицер Шестой дивизии. Если не ошибаюсь, ваше имя – Иноуэ Сора?
Сора кивнул и поклонился:
– Да, Хошибана-сан. Чем я могу быть вам полезен?
Хошибана бросил быстрый взгляд по сторонам и оттеснил Сору обратно в угол, подальше от людей, снующих мимо них.
– Я, так же как и вы, участвую в – предстоящей операции, – он многозначительно подчеркнул последние два слова. – Если у вас есть вопросы, то, полагаю, я могу на них ответить, поскольку Иккаку-сан и Исэ-фукутайчо в данный момент заняты.
Сора совершенно растерялся. У него и правда были вопросы, даже целая куча, и почему-то первым вырвался самый глупый:
– А Иккаку-сан и Исэ-фукутайчо всегда такие... такие... такие могучие? У них такая мощная рейацу, а на Иккаку-сана даже смотреть боязно... – под все более и более озадаченным взглядом Хошибаны ему все-таки удалось заткнуться. Хошибана еще некоторое время его порассматривал и наконец ответил:
– Верно, Иккаку-сан весьма силен. Но капитаны, как правило, сильнее.
– Я понял, Хошибана-сан, – Сора сложил руки за спиной и украдкой ущипнул себя посильнее, чтоб еще чего не ляпнуть. – Я ничего не знаю о предстоящей операции – кроме того, что там, может быть, спасут мою сестру и я как-то должен в этом помочь. Я буду очень признателен за любые подробности, которые Хошибана-сан может мне сообщить.
Хошибана сухо кивнул:
– В ходе нашей миссии мы предпримем попытку ликвидировать Айзена Соуске, а также спасти шинигами, которых держат в заложниках в Уэко Мундо – и, разумеется, вашу сестру. Существует вероятность, что среди заложников окажутся командиры моей дивизии, Кучики-тайчо и Абарай-фукутайчо, и разумеется, мы будем их разыскивать. Я опишу вам их, чтобы вам проще было опознать их при случае.
– Благодарю вас, Хошибана-сан, – сказал Сора. – Только... видите ли... я вообще-то всех капитанов знаю только понаслышке, и если мы собираемся разыскивать еще кого-то кроме тех, о ком вы только что сказали...
– Разумеется, – оборвал его Хошибана. Резковато и чуточку чересчур уверенно.
-------------------------------------------------------------------------
Исане задержалась на импровизированном совещании с Момо и Шибой Куукаку, и Нанао решила, что, пожалуй, сама отнесет Укитаке-тайчо его вечерний чай.
Он удалился к себе "всего на несколько минут, проверить кое-что касательно нашей дислокации". Она подозревала, что на самом деле он хотел спокойно откашляться без свидетелей, которые будут вздрагивать и скорбно на него взирать. Да, да, она сама в этом плане вела себя не лучше остальных. Но...
...но ведь не так-то просто делать вид, что тебя это не волнует. Не так-то просто делать вид, что не понимаешь, что это может означать. Она точно знала, что Кьёраку-тайчо смог бы в такой ситуации сказать или сделать что-то нужное и уместное и при этом не ранить чувств Укитаке-тайчо, но ей самой такая задача до сих пор была не под силу.
Она перехватила поднос одной рукой и постучала.
– Войдите! – послышалось из-за двери.
Она вошла и обнаружила его сидящим у огня в накинутой на плечи шали. За окном метались на ветру голые ветви, будто скелеты гротескных тварей плясали в воздухе. Уже стемнело, и в комнату вполз цепкий сырой холод, от которого камин не спасал – этот огромный дом, который так долго стоял заброшенным, в принципе невозможно было хоть сколько-нибудь протопить и высушить, даже если бы было чем.
– О, как кстати!.. Благодарю вас, Исэ-кун, но право же, вам не стоило утруждать себя.
– Котецу-фукутайчо все еще занята минированием, сэр, – она поставила поднос на столик. – Я предпочла не отвлекать ее.
– Что-то случилось? – спросил он.
Нанао судорожно сглотнула. Она ожидала этого вопроса – на недостаток наблюдательности Укитаке-тайчо никогда не жаловался, хотя мог порой убедительно изобразить избирательную глухоту, по необходимости или из сострадания, – но ей от того было не легче.
– Укитаке-тайчо, – начала она официальным тоном, – я крайне обеспокоена. Речь о субъективном факторе. Я не вполне непредвзята, и... – в его глазах зажегся вежливый насмешливый интерес, и слова застряли у нее в горле.
Он терпеливо ждал, что еще она скажет.
Она скрестила руки на груди, мысленно поправила очки и предприняла вторую попытку:
– Это очень важно для меня, сэр. Лично для меня. Если он там, если он жив, – не было нужды уточнять, о ком она, – я опасаюсь, что это может повлиять на мою способность командовать миссией. Даже если он лично отдаст мне приказ...
– Такие речи я привык слышать от вчерашних рядовых, только что получивших офицерское звание и не знающих, что с ним делать, – сухо заметил он. – И уж никак не ожидал услышать подобное из уст одного из лучших лейтенантов Готея.
Нанао до синяков стиснула ладони на предплечьях.
– Но что, если я... – слова с трудом давались ей, – что, если я совершу ошибку? Мы больше не можем позволить себе роскоши совершать ошибки.
– Так не совершайте, – посоветовал Укитаке-тайчо.
Он выбрал именно этот момент, чтобы отвернуться и уделить самое пристальное внимание чайному столику, но наверняка это нисколько не помешало ему заметить, как она только что пыталась испепелить его взглядом.
– Прекрасно, – он как ни в чем ни бывало попробовал чай и одобрительно поглядел в чашку. – Как раз то, что мне нужно.
– Укитаке-тайчо, – Нанао знала, что выглядит жалко, но ей уже было почти все равно. – Что мне делать?
Он поднял на нее взгляд:
– То, что приказал бы вам ваш капитан, Исэ-кун. Действовать по ситуации. Выполнять свой долг. Сейчас на вас возложена ответственность за других – но ведь вы несли ее и раньше, несли с легкостью, разве нет? Вы никогда не бежали ответственности. На этот раз вы сами будете отдавать приказы и принимать решения, и если вам придется принести кого-то в жертву, значит, этот человек умрет, даже если вы любите его всем сердцем. Мы с вами оба знаем, что так оно и будет. Вы пришли ко мне не за советом, Нанао. Вы пришли за индульгенцией.
Она уже ничего не могла с собой поделать. Она стояла на коленях у его кресла, уронив голову на сложенные руки, и давилась слезами, а он мерно гладил ее по голове, совсем как Кьёраку-тайчо делал бы это, совсем как ее капитан...
– Это ничего, Нанао, – приговаривал он тихонько. – Это ничего...
-------------------------------------------------------------------------
Исане вошла в свою темную спальню, заперла за собой дверь, прислонилась к ней и только тогда позволила себе облегченно выдохнуть. Ее ладонь обняла рукоять Итегумо, и дух меча встрепенулся от прикосновения.
Она присела на край кровати, держа обнаженный клинок на руках, закрыла глаза и потянулась навстречу тьме внутри. Туман окружил ее, и вот она уже сидела на скальном выступе под водопадом, наполовину замерзшим в виде огромного ледяного полумесяца. Сквозь лед пробивались тонкие ручейки, кое-где срываясь облачками снежинок, и снежинки посверкивали в воздухе и медленно спускались на укрытые белым берега закованного во льды потока, бегущего у нее под ногами.
Рядом сидел юноша с кожей цвета белого льда водопада и глазами цвета темного льда у берегов, и голос его был негромок:
– Обнажишь ли ты меня, когда придет время?
Она молча ссутулилась.
Он набрал пригоршню снега в ладонь, смял и запустил снежком в ручей. Фонтан брызг, поднятый им, выплеснулся на ледяную корку у берега и застыл замысловатым узором. За первым снежком отправился еще один, и еще, и лед постепенно покрывался многослойным кружевом.
Наконец глухой смешок прервал молчание:
– Ну что ж, у тебя будет под рукой кидо и взрывчатка.
Исане кивнула и не глядя перехватила его запястье, когда он потянулся к сугробу за очередным снежком:
– Это не потому... не потому, что я тебе не доверяю.
Итегумо кивнул в ответ, и прохладные пальцы коснулись ее ладони:
– Я знаю. Это потому, что ты не доверяешь себе.
От неожиданности она вскинула голову и их взгляды встретились. Дух меча смотрел на нее как-то так, что Исане судорожно сглотнула невесть откуда взявшийся ком в горле и слезы потекли сами собой. Итегумо осторожно, но крепко сжал ее ладонь:
– Ты справишься. Кому и знать это наверняка, как не мне. Я знаю твое сердце, ты знаешь мое имя, и оно всегда с тобой.
Он утерла слезы свободной рукой и снова подняла на него взгляд:
– Шиба... Шиба-сама...
– Ты уже обсудила с ней, что и как взрывать. Она была тобой довольна.
И то, и другое было чистой правдой. Шиба-сама изложила ей всю схему минирования вплоть до того, что рассказала, у какой стены какую бомбу предполагается установить. Она даже наскоро сотворила модель здания, чтобы показать, с чего начнутся и как пойдут цепные реакции, как сложатся направленные взрывы и что в итоге от здания останется. Все это напомнило Исане ее работу с кидо – как можно простым соединением двух заклятий получать результат намного более масштабный, чем от них обоих по отдельности... целое больше, чем сумма его частей... ее мысли заработали в этом направлении, и она начала задавать вопросы, которые повергли суровую Шиба-саму в состояние шока. Правда, приятного и ненадолго.
Они переместили три заряда так, как Исане предложила, и это придало ей уверенности в том, что она все-таки хоть немного разобралась в тонкостях плана.
Шиба-сама потирала руки, не скрывая удовлетворения:
– Укитаке приведет всю эту красоту в действие. Такано позаботится о физических взрывателях, тут на него можно положиться, но я немного беспокоилась, что некому будет вручную запустить кидошные, если не сработает автоматика, а Укитаке недостает маневренности...
– Чего недостает, простите? – переспросила Исане.
– Маневренности, говорю. У него хватит сил и умения, чтобы вручную включить эти штучки, но он просто не добежит до них вовремя. По техническим, сама понимаешь, причинам. Но если ты будешь рядом с ним, то я спокойна.
Тогда у Исане нехорошо пересохло во рту от этих слов, но теперь...
Итегумо ухмылялся с неожиданным озорством, и она поняла, что улыбается в ответ:
– Пожалуй, что и так... мы с тобой, мы оба – справимся.
Он так и не отпустил ее руку, и, вернувшись в реальность, Исане обнаружила, что в свою очередь крепко сжимает его рукоять.
-------------------------------------------------------------------------
– Да, – сказал Куросаки-кун. – Не хватает мне Зараки. Они тут все не врубаются, ну ты понимаешь, о чем я.
Орихиме кивнула и подлила ему еще вина. Он пил так, будто что-то доказывал, картинно вливая в себя глоток за глотком и косясь на нее, чтобы убедиться, что она достаточно впечатлена.
"Ты хочешь быть полезной?" – спросил Улькиорра. "Будь. Проведи это утро с Куросаки Ичиго. У меня важные дела, требующие личного присутствия, и я не намерен отвлекаться на посторонние раздражители, тем более такие навязчивые, как он."
Куросаки-кун, казалось, решил, что она сидит с ним и слушает его в качестве какой-то награды или поощрения. Даже его маска (и как он только умывается под ней, подумала она) ухмылялась.
– Не врубаются куда, Куросаки-кун? – спросила она. Она сидела очень прямо и неподвижно, и сложив руки на коленях, словно очень маленькая и воспитанная девочка.
– Не врубаются, что значит драться, – рыкнул он. – Болтают какую-то хрень, что, мол, они не будут драться, потому что должны экономить силы для грядущих сражений, или зачем драться, если они и так уже победили, или там, какой смысл драться, если мы все на одной стороне, и так далее. Бред. Будто для того, чтобы драться, нужна причина. Ну, то есть какая-то нужна, чтобы был повод начать драку, но смысл самой драки не в этом, – его голос становился то громче, то тише, совсем беспорядочно, как если бы его мозг был радиостанцией, которая вещает откуда-то издалека, а его тело – радиоприемником, который плохо принимает. – Эй, Орихиме-тян. Тебя же не было там, когда Зараки отплясался наконец, ты же не видела, да?
– Нет, Куросаки-кун, – подтвердила она. – Я не видела.
– Вот это была правильная драка, – продолжал Куросаки-кун, не слушая ее. – Вот он понимал, что к чему. Я почти уверен, он бы так и поступил, даже если бы Айзен не сделал с ним, ну ты понимаешь, – он многозначительно пошевелил пальцами в воздухе. – Слууушай, Орихиме-тян, а хочешь, я тебе секрет расскажу?
– Да, Куросаки-кун, пожалуйста, – что еще она могла сказать?
Он подался вперед, совсем близко к ней:
– Айзен до сих пор не показал мне свой шикай. А это значит, что я тут единственный, кто до сих пор против него неуязвим. Реально единственный. Он меня не проведет, ну ты понимаешь, о чем я. Рано или поздно у нас с ним будет настоящая драка. Он сам мне обещал.
– Да, Куросаки-кун, – повторила она. – Конечно, раз он обещал.
– Называй меня Ичиго, – он откинулся на спинку стула и водрузил ноги на стол. – Мы сейчас одни, Орихиме-тян. Никто не услышит.
Она украдкой взглянула на него сквозь опущенные ресницы. Кажется, эта идея неожиданно подняла ему настроение. Он не пытался заманить ее в ловушку. Может статься, порыв был вполне искренним.
Было время, когда она отчаянно мечтала о том, как он будет называть ее Орихиме-тян и будет при этом искренен.
– Все равно что принц, – сказала она, – который стоит у подножия башни и зовет "Рапунцель, Рапунцель, проснись, спусти свои косоньки вниз!" А на самом деле там ведьма.
Он вытаращился на нее.
– Ты это о чем?
– Просто размышляю вслух, – сказала она. – Извини. Вот только она выплакала все глаза в той сказке, не так ли?
Он покачал головой со снисходительным видом:
– Тебе повезло, что у тебя есть я, Орихиме-тян.
– Да, очень, – согласилась она. – Куросаки-кун... тебе никогда здесь не надоедает?
– Что значит "не надоедает"?! – он даже убрал ноги со стола. – Я хочу подраться, а тут не с кем, а Айзен не выпускает меня отсюда. Говорит, я нужен ему здесь. Говорит, что-то крупное затевается, – он широко ухмыльнулся. Какие же белые у него зубы. – Никаких сил нет ждать.
– Это должно быть очень скучно, – согласилась она, тем примирительным заискивающим тоном, которым когда-то соглашалась со старшими ребятами в школе в надежде, что, может быть, они не станут ее бить.
Хорошо, хоть Тацуки не здесь. Тацуки в безопасности.
Куросаки-кун склонил голову к плечу и задумчиво ее разглядывал.
– Знаешь, Орихиме-тян, мне тебя очень не хватает. Ты всегда с Улькиоррой да с Улькиоррой. Хорошо, что я знаю, что на самом деле ты его не любишь.
Вокруг нее разверзлись метафорические ямы, и одно лишь слово могло привести к тому, что она запнется на одной из них и сломает ногу (а загнанных лошадей пристреливают, не так ли?*)
– Так приказал Айзен-сама, – сказала она, не поднимая взгляда. Ей не выпадало возможности поговорить, нормально поговорить с Куросаки-куном уже много месяцев. Она должна была постараться и поддерживать беседу столько, сколько получится. Крохотный огонек надежды, который вновь вспыхнул в ней, предназначался и для него.
Если он еще может хоть что-то чувствовать, если ему есть еще хоть какое-то дело до остальных, если в нем еще хоть что-то осталось от настоящего Куросаки-куна...
Он вздохнул.
– Знаешь, я точно буду с ним драться. Уже скоро. Совсем скоро, – глаза у него горели предвкушением.
– Да, Куросаки-кун, – повторила она.
-------------------------------------------------------------------------
Сой Фон с силой растерла занемевшую культю. Фантомные боли в несуществующей кисти и пальцах, которыми больше нельзя было пошевелить, так до конца и не оставили ее. Можно было неустанными тренировками компенсировать изменение массы и смещение центра тяжести, и приучить тело обходиться тем, что есть, но все это не могло повлиять на бесспорный факт, что в быту иметь целых две руки намного сподручнее.
Она уже успела поужинать и собраться и теперь шла по еле освещенному лагерю, и все это время она машинально, походя не переставала наблюдать за окружающими – из чистого принципа. Никогда не помешает знать, что творится вокруг, видеть, как люди ведут себя, когда думают, что никто их не видит... в конце концов, идеально координировать общие действия едва ли мановением руки – это прерогатива Сасакибе, который сейчас как раз отдавал распоряжения, даже не отходя от костра, и все у него шло гладко. А ее работа – вычислить все до единой возможности, из-за которых дела могут перестать идти гладко.
Возможностей набралось порядочно.
Если Хисаги предал их, то группа, отправляемая в Уэко Мундо, считай, уже потеряна; но именно поэтому она так яростно настаивала, что группа должна быть небольшой. Риск потерять шесть человек более чем уравновешивается шансом фактически выиграть войну. Если на базе есть двойной агент, то удар по основным силам Ичимару нанесен не будет. Если донесения от ее людей были дезинформацией, то собранное ополчение не встретит в Сейрейтее поддержки. Никакой.
В таком случае она и ее группа смешаются с горожанами и залягут на дно, и будут жить невидимые и неслышимые, как тени, тени, которым она подражала и которые воплощала. Она не зря так тщательно подбирала в команду для штурма людей, у которых есть родня в благородных Домах или связи в городе, у которых, если придется, есть где скрываться и где жить.
И, таким образом, остатки их сил смогут уцелеть, даже если вся операция полетит в тартарары.
Голос, прозвучавший в ее сознании, принадлежал Йоруичи-саме:
А смысл?
Она помнила, как широко привыкла жить Йоруичи-сама, с какой легкостью шла на любой риск, в какие головокружительные авантюры ввязывалась сама и втягивала ее...
Какой смысл в том, что они уцелеют? Сой Фон всю свою сознательную жизнь провела в постоянной готовности умереть за правое дело, так же, как умерли ее старшие братья и сестры; и вот теперь она всерьез, в рамках боевой операции разрабатывает план, предполагающий просто выжить. Как же она опустилась. Или это близость реальной смерти так повлияла на нее?
Она еле слышно усмехнулась и разжала пальцы, будто отпуская что-то, сжатое в ладони.
Сасакибе, потревоженный ее смехом, отвернулся от костра, безуспешно высматривая в темноте источник звука. Она беззвучно скользнула вперед, очутившись рядом с ним, и он вздрогнул и тут же застыл:
– В чем дело, Сой Фон-т... сан?
– Полагаете, завтра у нас все пройдет гладко?
По словно высеченному из мрамора лицу пробежала еле заметная рябь:
– Смею надеяться, что нет.
Она рассмеялась снова, не утруждаясь тем, чтобы скрывать иронию.
– Вы знаете, я тоже. Надеюсь, мы не ударим лицом в грязь.
Белоснежные зубы сверкнули в свете костра:
– Хорошо сказано.
-------------------------------------------------------------------------
Джууширо понял, что его бьет дрожь. Как кстати, что никто сейчас его не видит.
Беседа с Исэ-кун вымотала его куда сильнее, чем ему хотелось бы признавать. Он не ясновидящий, и не в его силах предсказать, какой выбор ей доведется или не доведется делать; она – офицер, и он в ней уверен; он попросту не имел права показывать, насколько вся эта затея пугает его; и все же... все же...
О нет, он понимал – он сумеет пересилить себя и продолжать действовать. Если уж идешь по мосту над пропастью, для твоего же блага лучше бы думать о том, куда поставить ногу на следующем шаге, чем о том, как далеко будет лететь до дна. Дно пропасти и так никуда не денется, они все окажутся там после первого же неверного движения – после первого же шага без опоры. В теперешнем предприятии одной из ключевых опор был Хисаги – и Джууширо, право же, был бы не прочь, если бы мысль об этом вызывала в нем побольше воодушевления.
Если уж на то пошло, он был бы также не прочь, чтобы постель была потеплее. Но независимо от его желаний простыни оставались холодноватыми и сыроватыми, да и в целом никак не удавалось избавиться от ощущения, что он находится в погребе – старательно протопленном, но все же погребе. И с этим тоже ничего поделать было нельзя. Он наконец позволил себе почувствовать, как же ему не хватает Шунсуя, который всегда был рядом и с такой щедростью излучал спокойное тепло и уверенность. Беседа с Исэ-кун наконец вернула к жизни надежду, от которой было больно, и заставила повернуться к этой надежде лицом. И вместо того, чтобы погружаться в мечты о несбыточном, он усилием воли заставил себя подумать о другом: что если Шунсуй тоже оказался в числе объектов бесчеловечных экспериментов Айзена? Было уже достаточно свидетельств тому, что Айзеновы опыты по холлоуфикации более чем успешны... во что же может превратиться после таких опытов Шунсуй? Когда эту прекрасную и бесстрашную душу выпотрошат до дна, оставив лишь пустоту и отчаяние?
Он не сдержал мысленной улыбки – попытка представить Шунсуя в отчаянии не выдерживала никакой критики. Нет в мире того, что может сломить Шунсуя. Да, он может печалиться, может и прийти в ярость, но сдаться... Джууширо покачал головой, окончательно успокоенный.
Он сосредоточился на дыхании, постепенно прогоняя из сознания все мысли, надежды, ожидания и опасения.
Он подумает об этом завтра.
Будет день – будет пища. Завтра он будет достаточно занят тем, чтобы сделать следующий шаг по мосту над пропастью как можно лучше. А остальное может подождать до тех пор, пока они не рухнут на дно или же не пробьются через предательский мост на другую сторону.
-------------------------------------------------------------------------
– У тебя есть план, – сказала Йоруичи.
– Конечно, есть, – с готовностью согласился Киске. Дверь в спальню была плотно закрыта, что значительно уменьшало вероятность того, что их разговор достигнет чужих ушей, но вряд ли исключало такую вероятность полностью. Ни один из обитателей магазина не удержится от соблазна послушать под дверью. Откровенно говоря, половина из них вменяет это себе в обязанность, а вторая половина почему-то уверена, что иначе просто не выживет.
– Я хочу сказать, у тебя есть план, который ты чисто случайно от меня скрыл, – уточнила Йоруичи. – Такое уже случалось. И в тот раз это кончилось не очень-то хорошо, правда?
События столетней давности были – по обоюдному молчаливому согласию – темой, раз и навсегда закрытой для обсуждения. Еще тогда они выяснили, кто виноват и что делать, и после этого Киске с голову окунулся в свою работу и свои исследования, а Йоруичи... ну, Йоруичи умела не афишировать свои занятия, пожалуй, еще лучше, чем он сам. Иногда при встречах она рассказывала, где побывала и как отжигала, но в основном просто улыбалась по-кошачьи и молча склоняла голову к плечу знакомым ему с детства движением.
В одном он был твердо уверен (и уверенность эта приятно холодила его рассудок, словно мятная конфетка – язык). Йоруичи больше не даст ему спуску, если ситуация повторится. Она была когда-то его командиром. Она по сей день сохранила совершенно иррациональное и ничем не подкрепленное чувство ответственности за него. (У него это никак не укладывалось в голове, но, если уж на то пошло, он сам никогда не чувствовал по отношению к Хиёри-кун ничего подобного). Если он опять зайдет слишком далеко, она остановит его.
Что значит, что он должен быть очень, очень осторожен, если ему вдруг понадобится зайти чуточку дальше дозволенного.
Но как определить, где заканчивается дозволенное? Раз ступив на путь исследований, тут же обнаруживаешь, что путь этот простирается в бесконечность. За каждым шагом следует еще один, и еще, обязательно находится интересный камушек, который хочется перевернуть, или окно, в которое нужно заглянуть, или развилка, на которой нельзя не свернуть. Он не жаждал знания ради власти, как Айзен Соуске. Он стремился к знанию... просто так. Он понимал Куроцучи Маюри, очень хорошо понимал, а еще понимал в глубине души, что, по большому счету, единственное, что стоит между ним и некоторыми экспериментами Маюри – тот факт, что ему нравятся люди. И нравится знать, что и он людям нравится.
Было что-то невероятно эротичное в том, чтобы лежать в объятиях женщины, которая без колебаний прикончит тебя, если сочтет нужным. Стоило бы порекомендовать всем знакомым капитанам не пренебрегать возможностями пережить такое ощущение.
По большому счету, каждый делает то, что считает нужным. Если бы люди поняли и приняли эту простую истину, мир стал бы куда более спокойным и приятным местом, или по крайней мере требовал бы меньше извинений с его стороны.
Слова стоят дешево, а люди ценят их так высоко. Ложь так легко позволяет управлять людьми, а они продолжают в нее верить. Они и ему до сих пор верят.
– План в процессе разработки, – сказал он вслух, жмурясь, потому что она в этот момент как раз гладила его спину. – Не волнуйся. Ты будешь первой, кому я расскажу.
– Врешь, – только она могла произнести это с такой нежностью.
Но на этот раз ей и вправду не о чем волноваться. На этот раз он знает, что делает, чему противостоит, и что поставлено на карту.
Он не злопамятен, небеса свидетель.
Просто пришла пора взимать долги.
-------------------------------------------------------------------------
* Покажи зубы! = Hajike (яп.) = Snap (англ.) - релизная команда Тобиуме.
-----
* Орихиме имеет в виду одноименный фильм с Джейн Фондой.
-
-
24.07.2011 в 01:05-
-
24.07.2011 в 02:15