Life is worthwhile on the edge... (c) Kamelot
Название: Privado de lazos («лишённый уз» – исп.)
Автор: Arienn
Бета: Aerdin
Рейтинг: PG-13
Герои: Айзен, Гриммджо, Улькиорра
Жанр: джен, экшен, ангст
Содержание: о том, что перечисленные герои делали между 122 и 143 сериями аниме (включительно)
Предупреждения:
читать дальше1. АУ. Поскольку АУшной является мотивация действий Айзена, автор не рискнёт утверждать, с какой именно серии/тома манги.
2. Смерти персонажей. Их на одну больше, чем в каноне.
3. Автор понимает, что названия занпакто Espada также следовало приводить в тексте на испанском. В невыполнении этого требования виноват, конечно, Гриммджо: невозможности склонять Пантеру по падежам моск автора не вынес.
4. Поскольку в вопросе анатомии арранкаров автор и бета так и не пришли к окончательному выводу, автором было принято волевое решение, что она сходна с человеческой настолько, насколько это возможно.
5.Официальный таймлайн манги изменён, поскольку тот факт, что между предательством Айзена и появлением первых арранкаров в мире живых не прошло и месяца, плохо согласовался с Обоснуем автора. Предполагается, что время в Уэко Мундо течёт быстрее, чем в мире живых, дабы примирить официальный таймлайн манги с Обоснуем. Автор благодарит Elaine за поправку.
.
Дисклеймер:
читать дальше1. Персонажи Bleach и эпизоды с их участием, взятые автором из канона, принадлежат Кубо Тайто.
2. Термин «возгонка души» принадлежит Ауренге, и, если говорить честно, весь фик может считаться большим АУшным накуром по мотивам Camino Directo.
3. Идея о том, что Уэко Мундо является кривым зеркалом Сообщества Душ, высказывалась в фандоме неоднократно, на моск автора она вынесла в формулировке Elaine в комментариях к этой записи
4. Мысль о том, что Espada следовало бы перенумеровать, принадлежит Sabira.
5. Перевод названия на испанский принадлежит бете.
6. Остальное накурено автором.
собственно, текст, продолжение – в комментах
Небо здесь чернильно-чёрное, и хотя коридоры Las Noches круглые сутки залиты мягким сиянием кидо, при выходе на настоящий свет – а он позволяет себе иногда спускаться в мир живых тайком от Гина и Канаме – начинают слезиться глаза.
Тощая луна в небе кажется формой, в которой когда-то отлили солнце, прежде чем забрать его в иной мир, оставив в этом лишь опалённый чудовищным жаром остов.
Уэко Мундо, мир-изнанка.
Обитатели мира живых называют пришельцев из Сейрейтея мёртвыми, и когда-то Айзен, которую сотню лет подряд наблюдая за ежедневным ритуалом опустошения кувшина сакэ, совершаемым Кьораку, или очередным приступом Укитаке на собрании капитанов, был склонен согласиться с ними.
Покинув Сообщество Душ, он понял, что серьёзно заблуждался.
Истинный мир мёртвых – здесь, где луна над пустыней никогда не уступает место солнцу. Он ошибался, предполагая, что Хо Гиоку завершит возгонку душ тех, кого коснётся.
С рождения первых Espada прошло около трёх месяцев, но Айзену кажется, что, по меньшей мере, три сотни лет.
Барраган очень, очень стар, должно быть, ровесник Ямамото. В отличие от Главнокомандующего, ему нечего и некого защищать.
Халибел стремительна в Sonido, как Сой Фонг в Шунпо, её тонкие косицы так же стелются вдоль мускулистой спины. Лицо черноглазой Пчёлки легко меняло выражение, черты единственной женщины среди Espada, наполовину скрытые маской, всегда стылы и смугло-серы.
Старк спит целыми днями и выглядит всё более больным, совсем как Укитаке. Только ему и в голову не придёт ставить свою и лучшего друга жизни на кон ради спасения малознакомой, в сущности, девочки. Даже Лилинетт, его «игрушка» и его единственный фрассьон, не интересуют Старка.
Лилинетт – одна из тех гиллианов, что вышли неожиданно хорошенькими. Айзен долго недоумевал, как из уродливой рыхлой туши способно появиться на свет столь ангельское создание.
Но её красота не имеет здесь значения: Пустые теряют индивидуальность, становясь низшими Меносами – «минусами», как называл их Урахара, – и не способны обрести её вновь, сколько бы собратьев ни пожрали.
Правила арифметики вывернуты здесь наизнанку: минус на минус не даёт плюс.
Среди арранкаров нет стариков, Барраган – исключение, только подтверждающее правило, нет и детей. Мужчин больше, чем женщин, но на тело Лилинетт и ей подобных никто не посягает.
Совершенные боевые машины с остовом вместо цельной личности, порождения Хо Гиоку не способны на привязанность и не испытывают потребности совокупляться.
Тоусен пережил то, что их общие дети – а именно слепой больше всех возился с молодняком, когда родились первые арранкары, - оказались мертворожденными, тяжелее всего. Он давно на пределе, потому и сорвался сегодня.
Канаме приблизил опыт Владыки к развязке. Вскоре Айзен довершит рукотворную возгонку души или уничтожит то, что было её остовом. Наверняка не скажешь, точный расчёт остался прерогативой Урахары, сотворившего Хо Гиоку из бушующих первичных энергий в оборудованной по последнему слову техники лаборатории.
Скорее всё-таки сломает. Айзен не любит бессмысленные убийства и мучительство, но мёртвое не сделать мертвее, а вот живым – вероятно, можно.
Лицо Улькиорры бесстрастно, как у наследника клана Кучики, но, в отличие от Бьякуи, не благодаря сотне лет дрессировки со стороны старших родичей из Великого Клана: поверхностные мышцы Cuatro Espada некротированы с рождения, отсюда цвет его кожи и полная нечувствительность к боли.
Улькиорра, в отличие от Кучики, не полагает молчание золотом, а неумолимое следование правилам – неизбежной линией поведения.
- Ты обеспокоен, Улькиорра.
- Верно. Вам не следует ослаблять Espada, Айзен-сама. Если же вы полаете, что проступок Гриммджо достаточно серьёзен, чтобы пойти на это ослабление, вам следовало казнить его.
- Я просто не успел вмешаться. – И это не ложь. Канаме тренируется каждый день в чернильной пустоте Уэко Мундо, и сегодня он был хорош. – А как полагаешь ты?
- Погибшие фрассьоны были мусором. Они не стоили и пальца одного из Espada.
- Что же. – Cuatro застывает у подлокотника кресла Владыки тонкой белой тенью, и ветер, пришедший из пустыни, треплет полы его плаща. - Время загладить мой промах. Найди мне нового Sexto, Улькиорра.
- Айзен-сама. – Прижатый к шее подбородок, опущенные ресницы, оставляющие в подглазьях густые черные тени. – Насколько он должен быть силён?
- Настолько, чтобы заменить в рядах Espada прежнего Гриммджо Джаггерджека.
Тонкая линия тёмных, почти чёрных губ изгибается в слабом подобии улыбки.
- У меня есть один на примете. Но он погибнет прежде, чем станет новым Sexto. Или, что более вероятно, погибнут оба.
- Нет. Я введу его в Десятку завтра.
- Как пожелаете. – Поклонившись, Cuatro несколько секунд медлит, прежде чем заговорить снова. – Можно отнять руку, можно отнять номер – но не силу Espada.
- Я знаю, Улькиорра. И всегда помню о твоём мнении.
Айзен берёт в ладони остывшую на столике кружку с чаем, арранкар же уходит прочь с Sonido. Улькиорра послушен и не любит тратить время по пустякам.
Он притаскивает малорослого черноволосого парнишку к Владыке, когда на дне кружки ещё плещется пара глотков восхитительно-прохладного чая.
Маленькая тварь бросается подхваченным у Улькиорры словом «мусор» направо и налево и прячет ладошки в длинных рукавах, но глаз перед Айзеном не опускает. Cuatro не допускает ошибок в том, за что берётся: парнишка по имени Люппи силён и остёр на язык, он именно то, что нужно.
*****
- Айзен-сама, разрешите мне казнить его!
- Не горячись, Канаме. Я не разочарован.
- Айзен-сама!
- Я полагаю, Гриммджо просто хотел помочь мне решить проблемы, возникшие у нас в мире живых. Ведь я же не ошибаюсь, Гриммджо?
Короткое «да» - и темнокожий крот побредёт прочь, не смея поднять слепые глаза на своего Владыку.
- Ошибаетесь.
«Чего бы ты ни добивался, прикрывая меня, шинигами, я не служу и не помогаю тебе».
Левое плечо то и дело дёргает боль, пробивающаяся сквозь блокаду анальгетиков, которыми его накачал один из фрассьонов Заэля, но Гриммджо верит, что мгновения растерянности в глазах Владыки – к сожалению, невидимые шинигами-кроту, - по меньшей мере стоят его руки.
Его сознание защищено блокадой куда более мощной. Пустые издыхают или становятся сильнее, третьего не дано. Он жив, а что боль никак не ослабнет – так не впервой.
Его способности прежние. Фрассьон, рьяно желавший остаться в покоях Sexto Espada, чтобы в случае необходимости добавить к анальгетикам целительные заклятья, уже не вернётся к Заэлю. Он упокоился кучкой пепла на полу: хорошее Cero почти не оставляет от тела следов. Правда, выпускать его с правой руки непривычно и неудобно, но это дело тренировки.
Если Зомарри или Заэль станут качать права на ближайшем собрании Десятки, они крупно пожалеют.
Только бы отлежаться, пока рана затянется. Недели Гриммджо должно хватить: его тело стало много слабее после прикосновения Хо Гиоку, но живучесть осталась кошачьей.
Вытянувшись на постели, он почти мгновенно проваливается в сон – лишь затем, чтобы мучительно тяжело вынырнуть в реальность пару часов спустя.
Твердыня Las Noches была возведена Айзеном прежде, чем родился первый арранкар, и от плотной, похожей на воду рейацу здесь не закроешься, особенно если ты один из Десятки.
Владыка созывает своих Espada.
Гриммджо мог бы не идти. Старк нередко просыпал собрания, и Айзен не выказывал недовольства.
Идти нельзя. Рассудок, способный за секунду выстроить схему боя с сильным противником, буквально кричит об этом. Владыка тоже знает, как ведутся такие бои. Врага добивают, когда его раны кровоточат, а всплеск рейацу, вызванный яростью и болью, уже погас.
Он больше не Пустой, чтобы внезапно стать сильнее. Пустой не уцепится за спинку кровати, чтобы удержаться на странно ослабевших ногах, и перед глазами у него не темнеет.
Но он дойдёт. Медленно – кошки не крадутся поспешно. Стараясь держаться как можно ближе к левой стене коридора: пустым рукавом за неё не очень-то уцепишься.
Десятка почти полностью расселась, только кресло напротив того, что обычно занимает Гриммджо, пустует: Улькиорра запропастился куда-то.
А вокруг стола бродит маленький черноволосый арранкар с занпакто в подмышечных ножнах, один из недавно выведенной партии молодняка. И он куда сильнее Зомарри или Заэля.
Гриммджо опирается рукой на подлокотник кресла. Нестерпимо хочется присесть хоть на минутку, но нельзя. Слишком велика вероятность, что он не встанет сам, когда придёт время.
Черноволосый малявка сверкает ярко-фиолетовыми глазами, почти целиком скрываясь за креслом напротив.
- Приве-ет, ой, да ты калека… Теперь понятно, почему я понадобился Айзену-сама столь поспешно. А Улькиорра-кун всё не хотел объясня-ать…
Пока ещё Sexto Espada прикрывает глаза.
«Что же не сразу, а, Айзен?! Подбирал подходящего кандидата на замену? Ты выбрал дерьмо, шинигами!»
Гриммджо плохо помнит лица прежних Espada, место которых заняли рождённые с помощью Хо Гиоку, в несколько раз более могущественные. Из первой Десятки за столом сейчас лишь Халибел да Ноитора.
Но то, как арранкар с рыжими, похожими на паклю волосами, с левого подреберья которого Айзен неспешно выжигал татуированную шестёрку, орал, пока не начал хрипеть, а потом ползал у Владыки в ногах и умолял не отвергать его служение и не отсылать далеко, врезалось в память Гриммджо очень чётко. Хотя ему нынешнему тогда была всего пара недель от роду.
Айзен в обычной приторно-мерзкой манере помог тому ничтожеству подняться и пообещал, что никуда его не прогонит. Рыжий поверил.
Через пару дней он бесследно сгинул в коридорах Las Noches.
Открыв глаза, Гриммджо понимает, что его ожидание подошло к концу.
- Доброе утро, мои дорогие Espada. – Теперь по другую сторону стола стоит сам Айзен, а черноволосый сопляк – поодаль, в тени Владыки. – Гриммджо, похоже, мне ничего не нужно объяснять тебе. Ты хочешь что-нибудь сказать?
Двое товарищей рыжего, памятуя о его судьбе, бросились в ноги Айзену прежде, чем стали Privado.
- Чего тянете? Ждёте, что на пол перед вами упаду?
- Прости. Я знаю, тебе тяжело оставаться на ногах, - голос проклятого шинигами остаётся медовым и мягким и тогда, когда его рейацу плёнкой охватывает Гриммджо. Духовная сила Владыки похожа на прозрачную воду, что близка сейчас к точке кипения.
Горит выжигаемая со спины татуировка, горит и пульсирует болью обрубок руки, горит исполосованная во вчерашней стычке грудь. Ноги подкашиваются, он утыкается носом в холодный пол, клыки впиваются в губы. Только бы не заорать.
Водяная плёнка наконец испаряется, и боль ничтожна по сравнению с прежней. Просто подпалена спина, с кем не бывало. Только ноги совсем не держат. Гриммджо достаточно хорошо изучил возможности своего тела и замирает на коленях после первой неудачной попытки встать.
Направленный на малявку-арранкара свет из ладоней Айзена заливает ползала и заставляет слезиться глаза. Мальчишка оглаживает украшенный шестёркой бок и произносит слова Клятвы, благоговейно всматриваясь в лицо Владыки.
- Добро пожаловать в ряды Espada, Люппи.
- Приве-ет, - сопляк тянет слова, ещё раз оглядывая собравшихся. – Я Люппи, Sexto Espada. Приятно познакомиться… А ты что ещё тут делаешь, Privado? Айзен-сама, вы разве не хотите убрать мусор насовсем? Я помогу-у…
- Люппи, - глуховатый негромкий голос едва слышен с порога зала, но он заставляет новоиспечённого Espada заткнуться, как по команде. – Сегодня у Владыки много дел, которые ему необходимо обсудить с нами. – Держа руки в карманах, Улькиорра неторопливо приближается. Два фрассьона, точно тени, следуют за ним. – Прошу прощения, Айзен-сама. Дела в мире живых задержали меня. Хайери, Илиас, проводите Гриммджо. Он не дойдёт сам.
******
Чёртов Cuatro оказывается, как обычно, прав.
Гриммджо не помнит обратной дороги. Пойди он один, она закончилась бы в одном из коридоров. Сознание отключается почти мгновенно, стоит голове коснуться подушки.
Это не сон, просто чёрная дыра без видений, бездонная, как глотка Пустого.
Он приходит в себя сутки или двое спустя, а может, и больше. Время уже не имеет такого значения, как раньше, когда Айзен мог вызвать его на собрание Десятки чуть ли не каждый день.
Кровать в этих комнатах узкая, чужая, и вся обстановка – тоже. В покоях Sexto Espada хозяйничает малявка.
Если он уже никогда не сможет порвать этой твари горло, жить не имеет смысла. Тело сполна использовало предоставленную передышку: плечо почти не болит, голова не кружится, сердце бьётся ровно.
Гриммджо презирает тех, кто опускает руки и отправляется подыхать, проиграв бой или пережив крушение надежд. Но влачащим жалкое существование без надежды подняться выше и прячущимся от сильного врага лучше, конечно, умереть.
К счастью, есть прекрасный способ проверить, как обстоит дело с ним самим. Не нападая пока на Люппи – его придётся убивать с одного броска, ошибиться в расчётах нельзя.
В крыле Las Noches, где обитают арранкары, не допущенные в Десятку, всегда многолюдно. Пока Гриммджо пробирается к выходу, они высовываются из комнат, перешёптываются, жмутся по стенам, столкнувшись с ним глазами.
Он не стыдился бы увечий, полученных в бою, даже будь вынужден ползать по этим коридорам с перебитыми ногами. Сейчас же мучительно хочется прижаться левым боком к стене, чтобы никто не видел обрубка, да закрыть забинтованную спину с выжженным клеймом Privado одеждой, подобно тому, как некоторые арранкары прячут оставшиеся от холлоу-формы дыры в плоти.
Грёбаные идиоты. Как будто прикосновение Хо Гиоку, разбив маску, превратило их в шинигами.
Один из фрассьонов – бывших, у Privado их не бывает, – окликает его уже у галереи:
- Гриммджо-сама… Мы получили сообщение от Айзена-сама: снаружи активизировались Пустые. Он попросил нас не выходить за пределы дворца, чтобы никто не пострадал.
- С каких это пор… - Он с наслаждением вонзает пальцы в горло арранкара, ломая слабенькое Hierro, - Пустой должен опасаться Пустого? Плевать я хотел на слова твоего Владыки – забыл?!
- Гриммджо… сама… - Этого фрассьона нелегко прикончить: другой бы не выжил рядом с прежним Sexto Espada долго.
- Ищи себе другую стаю или сдохни. – Он отшвыривает обмякшее тело к ближайшей стене и, не оглядываясь, идёт на галерею.
Небо над Уэко Мундо сотни лет не меняет цвета, но появившиеся шинигами установили здесь некоторое подобие распорядка. Утро, день, вечер, ночь – всё как в мире живых. Сейчас, видимо, вечер перетекает в ночь, и никто больше не встречается ему по дороге.
Снаружи ночь не заканчивается никогда.
Гриммджо спрыгивает на холодный белый песок прямо с галереи, чуть жёстче, чем обычно. Привычный баланс тела нарушен, и он понимает, что это сослужит плохую службу в бою.
*****
По Уэко Мундо можно бродить столетиями, и не будет ни смены ландшафта, ни изменения фона рейацу.
Впрочем, если ищешь необычное, то рано или поздно найдёшь, а может, и другие Пустые подскажут, куда идти. Как правило, с целью подкараулить тебя там со стаей и сожрать.
Когда Гриммджо с неохотой признал тот факт, что Ди Рой, Шаолонг и остальные стали его стаей, он привёл их в Чёрное Ущелье. Весёленькое местечко для дюжины не самых сильных тогда адьюкасов. Сам он решил, что станет вастар-лордом или сдохнет, а что думала стая, его не интересовало. Пустые, как и шинигами или люди, становятся тупее, сбиваясь в стаи.
Лес Меносов тоже был неплохим местечком, но для слабаков. Слабые склоняются перед врагом, сильные стискивают зубы и стоят до конца, и потому, когда в Las Noches объявился Владыка, вожди обитателей Леса – паршивые адьюкасы – тут же легли под него. А вот в Ущелье Айзен до сих пор не решается соваться в одиночку, и недаром: в Лесу адьюкасы помыкают тупыми гиллианами и который десяток лет не могут прикончить одного шинигами, в Ущелье же пришельцы не живут дольше пары часов, которые занимает хорошая бойня. В нём разваливаются и собираются снова стаи, Адьюкасы жрут друг друга и иногда – вастар-лордов.
Уэко Мундо живёт по странным законам. Объём рейацу, отпущенной его обитателям, как будто ограничен сверху, и стать вастар-лордом адьюкас может, только уничтожив его. Для этого в стаи сбиваются сильнейшие, но и полусотни на одного часто не хватает.
Айзен и Гин поймали Гриммджо Джаггерджека вскоре после того, как его и его новой, сильной стаи – не чета Ди Рою и прочей швали! - охота на вастар-лорда завершилась успехом. К счастью, он был единственным выжившим, из стаи пришлось добивать немногих. Охота потребовала слишком много сил. Его раны не закрывались полностью, а тело совершало трансформацию чудовищно медленно – всё потому, что вокруг было слишком много охотников сожрать, в свою очередь, его.
Вастар-лорды человекоподобны, но, когда его ловили, звериные рефлексы прочно сидели в ослабленном преображением теле. Гриммджо располосовал Гину руки до костей и едва не вцепился в глотку самозваному Владыке.
Вастар-лордом он так и не стал и занял только шестое место среди Espada, но Пантеру увидел уже на вторую ночь после перерождения. Это было странно: заснуть с огромным серебристым зверем в обнимку и чувствовать, что отныне вы – разделены, а проснувшись, найти под боком только катану с тёмно-синей рукоятью.
Сейчас обнажённое лезвие занпакто лишь чуть мерцает голубым: освещать себе дорогу нет нужды. В этих скалах черно, ноги по лодыжки проваливаются в вязкую тёмную глину, но он и в человеческом обличье видит как кошка. А вот позволить себе потратить лишнюю пару секунд на то, чтобы вырвать меч из ножен, нельзя.
На него бросаются около дюжины Пустых разом. Гриммджо рассёкает тушу первого от плеча до пояса, блокирует удар второго, а дальше хохочет не переставая, до хрипа в груди: рубить нападавших и одновременно жечь их Cero, собирая в стискивающей меч ладони рейацу, так заманчиво легко. Пустые двигаются быстро, это не самые слабые адьюкасы, но до его Sonido тварям далеко.
Наконец-то всё на своих местах.
…По левому боку стекает кровь, он приканчивает последних двоих из той стаи, и только намертво вбитое в подсознание в том же Чёрном Ущелье чувство опасности заставляет его поднять глаза, чтобы сблокировать чудовищной силы Cero ответной атакой.
Ударная волна не сбивает – сносит его с ног, и Гриммджо катится по острым камням, шипя от боли в забинтованном плече.
Высокая фигура в рогатом шлеме возвышается на скальном уступе, точно неживая. Это вастар-лорд, человекоподобный без всякого Хо Гиоку.
У адьюкаса-одиночки не было бы против такого противника ни единого шанса, Sexto Espada вышел бы из боя потрёпанным, но победителем. Для него нынешнего это прекрасный повод проверить, стоит ли жить дальше.
- Иммада, - цедит он сквозь зубы, сплёвывая на камни кровь. Старый знакомый: когда Гриммджо и его стая пришли в Ущелье, этот Пустой уже был вастар-лордом.
- Ты вернулся, Гриммджо Джаггерджек. Где же твоя прежняя стая? Они ушли во дворец к шинигами прежде тебя, - голос Иммады рокотом разносится по скалам, и те адьюкасы, что послабее, верно, прячутся на самое дно ущелья. – Почему ты допустил, чтобы шинигами послали их на смерть?
Восприятие вастар-лордов большей частью сверхчувственное, и нечего удивляться, что Иммада знает о гибели его стаи. Славно. Он ведь того и хотел: нарваться, и чтобы по полной, чтобы бой насмерть, без лазеек и переговоров.
- Шинигами никуда не посылали их. Они пошли в мир живых за мной и умерли по моему приказу. – И умерли хорошо, от руки превосходящего их силой и выучкой противника, в истинной, не слабой человеческой, форме. В решающей битве Шаолонг, Иль Форте и остальные всё равно были бы бесполезны: слишком слабы. Они умерли хорошо, и Гриммджо не чувствует за собой вины. Это он сказал слепому кроту, это повторил перед Айзеном, это говорит сейчас – потому что если задуматься, оступиться, его попросту задавят рейацу. – И это была неплохая смерть.
- Ты глуп, если не защитил тех, кто пошёл за тобой. – Вастар-лорды, как и все Пустые, которых не касался Хо Гиоку, не имеют занпакто. Но и собирающегося в ладони Иммады Cero хватит, чтобы ничего не оставить от тела, какое бы сильное Hierro ни защищало его. – Ты слаб, если позволил не самому сильному шинигами искалечить себя. Ты умрёшь, Гриммджо Джаггерджек.
- Ты научился чертовски много болтать, Иммада.
Больше они не тратят времени и дыхания на слова.
…Всё оружие вастар-лорда – Cero и почти неуязвимое тело, на котором даже Пантера оставляет едва различимые царапины. Иммада мощнее, быстрее, у него не сочится из культи, несмотря на тугую повязку, кровь. Там, где Гриммджо удалось зацепить его, кровь не алая, а серо-зелёная, как у всех Пустых.
Сам он всё ближе к грани, на которой не уклониться от очередной атаки, не сблокировать выпада, который, если не остановить ладонь Иммады вовремя, пробьёт насквозь грудную клетку. Гриммджо не высвобождает занпакто, не хочет знать, что сделал Тоусен с его истинной формой. Калека-арранкар может сражаться и душить насмерть незадачливых слабаков, осмелившихся встать у него на дороге, Пантера без одной лапы беспомощна.
Он снова лицом на камнях, отлёживается лишние пару секунд, надо дать передышку лёгким и сердцу, – и вскакивает как раз вовремя, чтобы рука вастар-лорда вонзилась вместо его спины в скалу.
Куртка разорвана, бинты намокли и ослабли, хакама заляпаны кровью, его собственной, алой. Если он не снесёт Иммаде голову в ближайшую четверть часа, то выдохнется и проиграет наверняка.
Если поторопится, то умрёт почти мгновенно.
Кошки умеют выжидать – и Гриммджо ждёт, кружится в сбивающем дыхание танце ещё минут пять, прежде чем броситься на подставившего бок Иммаду.
Он успевает обернуться, поймать большую часть разрушительной силы выпущенного в спину Cero на клинок, оставшееся принимает на себя Hierro.
- Ты не прав. – Нет, это Cero выпустил не Иммада. Боль во всём теле дикая, но в глазах у Гриммджо, к несчастью, не двоится. - Он силён. Ты убиваешь его слишком долго.
Перед лицом двоих вастар-лордов страх остаться в истинной форме калекой смешон.
- Разорви, Пантера!
Гриммджо не успевает толком разглядеть второго: зрение кошки имеет мало общего с человеческим. Высвобожденная форма высших арранкаров может быть ближе или дальше от человеческой в зависимости от желания, и сейчас он не хочет иметь ничего общего с собой прежним, калекой с кровоточащей культёй, катающимся от боли по камням.
У его истинной формы серебристая шерсть и шкура, способная выдержать прямой удар Cero. И четыре сильных лапы с чёрными подушечками и когтями, которые, даже будучи убраны внутрь, царапают камень.
Первый прыжок к горлу Иммады не достигает цели, но это ничего, Гриммджо только смешно, что он боялся дать Пантере волю так долго. Горло кошки не приспособлено для хохота, а жаль.
Его истинной форме почти чуждо ощущение боли. Пантера не уклоняется и не меняет траекторию прыжка, когда рука Иммады вспарывает ей бок, и спустя несколько секунд остервенело грызёт горло поверженного чудовища.
Гриммджо ожидает, что второй Вастар-Лорд мгновенно испепелит его Cero вместе с телом жертвы. Но тот, невредимый, медлит, и время, отпущенное Пантере на её последнюю охоту, истекает.
Его вышвыривает обратно, в слабое человеческое тело. На колени, на камни. Язык ещё ощущает сладкий вкус крови и маслянистой плоти Пустого, но одежда и повязки разорваны в клочья высвобождением истинной формы, и кровь стекает по левому боку непрерывно, уже не встречая преграды.
Вастар-лорд наконец приближается. Костяной панцирь не скрывает мягких изгибов почти человеческого тела. Это женщина, хотя глухая маска так искажает голос, что по нему и не поймёшь.
- Тот, кого вы называете Владыкой, многократно увеличил твои возможности. Но они же убьют тебя.
- С каких пор… Пустые так разговорчивы? Добивай.
- Много чести. Тот, кто склонился перед шинигами, не должен умирать легко.
Дыхание наконец восстановлено, и можно подняться, принять бой. Рукоять занпакто в ладони холодная и чужая: слишком много рейацу потрачено. Ему не призвать Пантеру снова.
- В следующий раз… я приду за твоей жизнью, женщина.
- Ты умрёшь на пути во дворец шинигами. Тебе никогда не подняться до вастар-лорда, адьюкас.
Эфес в ладони горячеет – уж на один стремительный выпад его должно хватить - но серебристо-голубое лезвие рассекает чернильную пустоту.
Женщина исчезает так же стремительно, как появилась.
Хотя ледяной ветер пронизывает обнажённое тело до костей, Гриммджо улыбается. Стаи попрятались по скалам, так что он должен выбраться.
Должен. И верит, что выберется, пока после попытки уйти с помощью Sonido не утыкается, обессилев, лицом в песок. И отлёживается, чувствуя, как песчинки скрипят на зубах, с пару минут – лишь затем, чтобы, пройдя две дюжины шагов, свалиться снова.
…Знай он, что путь окажется таким длинным, ни за что не решился бы идти к Las Noches вот так – падая, откашливая песок, зажимая кровоточащий обрубок ладонью и таща занпакто в зубах. Просто лёг бы на землю и сдох.
В Уэко Мундо нет дня и ночи, луна всё время висит, как приколоченная, на небе. Гриммджо не знал, сколько шёл. Кровь, глина из Ущелья и песок слиплись на теле толстой коркой, и она с каждым шагом твердела на пронизывающем ветру.
…Когда он, теряя равновесие, а вместе с ним - иногда и сознание через каждую полудюжину шагов, вваливается в коридоры Las Noches, немногочисленные арранкары шарахаются врассыпную. Гриммджо не кричит ничего им вдогонку, хотя сдохнуть от потери крови теперь, выиграв бой, нелепо. Sexto Espada мог приказать, чтобы ему немедленно оказали помощь, Privado просить не имеет права, иначе разорвут.
Перед глазами черно, в ушах звенит, но это ничего. Ему бы добраться до своих комнат, свернуться в комок на постели и взвыть наконец от боли, не боясь наглотаться песка или привлечь к себе внимание Пустых. А там – бой без противника, с искалеченным человеческим телом, в которое он заключён по милости Айзена.
Можно подумать, схватка впервой начинается для него так хреново.
Он не встречает никого из Десятки, пробираясь к себе. Точно хранит кто-то. Последний раз валится наземь уже в спальне, заляпав кровью пушистый длинноворсовый ковёр. Сил ещё хватает, чтобы недовольно зашипеть, сетуя на собственную неуклюжесть.
Теперь же - подтянуться, зацепить рукой деревянную спинку, бросить тело на постель. Передохнуть, чтобы пореже мельтешили перед глазами чёрные точки, и перевернуться на спину. Вытянуть вдоль тела руку.
Да. Сейчас хорошо. Под спиной скрипит осыпающийся с кожи песок, на груди он ссохся такой коркой, что не разобьёшь, о том, как выглядит тело ниже пояса, и думать не хочется. Всё равно – хорошо.
Поднять бы ещё с пола занпакто, чтобы не тянуться, если вдруг незваные гости.
А вот и они. Только почему-то не снаружи, а из внутренних покоев. Знаки физического присутствия чужого Гриммджо замечает раньше, чем чувствует рейацу, потому что его собственная духовная сила истрачена почти полностью.
Тонкая тёмная тень падает на лицо. Дальнее окно в спальне приоткрыто, и ветер взмётывает полы плаща пришельца. Точно птица пёстрые чёрно-белые крылья вскидывает.
Чёрная ниточка сжатых губ, белая, похожая на череп маска, омерзение в широко раскрытых от удивления зелёных глазах.
- Улькиорра…
- Разве тебе не известно, что Espada имеет право убить вторгшегося в его комнаты арранкара без каких-либо объяснений?
Гаденькое «Или ты забыл своё место, Privado?» остаётся непроизнесённым. Cuatro не имеет склонности к ненужному многословию.
- Право Espada убивать… безусловно. Почему ты в этих комнатах, а не новый Sexto?
В глазах Улькиорры появляется что-то отдалённо напоминающее искорки смеха.
- Люппи пожаловался, что ему здесь не по себе. Что клеймо неудачника прилипнет и к нему, если он станет спать на этой постели. Мне подобные опасения смешны.
Гадёныш Люппи остёр на язык. Клеймо неудачника – это выжженная вместе с кожей татуировка, метка бывшего, лишённого. Спина впечаталась в одеяло намертво, ткань прилипла к обгорелому мясу, так что на бок не повернуться. Гриммджо не может больше добавлять боли – её и так столько, так сводит судорогой культю, что приходится прихватывать зубами, на которых скрипит песок, одеяло.
Он теряет слишком много крови. Когда Тоусен только искалечил его, её вытекло меньше.
Пуховое одеяло, под которым он любил валяться после сотен лет, проведённых в сырости Чёрного Ущелья, ещё не промокло полностью, но для этого не потребуется много времени.
- Ты ничего… не изменил здесь.
- Я не видел в этом смысла.
На этот раз боль такая, точно Меносы не только отгрызли ему руку, но и по рёбрам прошлись. Глухого низкого рыка не сдержать, даже прокусив насквозь одеяло.
- Тебе не следовало высвобождать истинную форму, Гриммджо. Когда человеческая искалечена, баланс энергии при обратной трансформации нарушается. Рейацу утекает из твоего тела, как из дырявого сосуда, а ранения слишком серьёзны, чтобы организм мог справиться с ними, будучи лишённым духовной силы.
Судорога наконец отпускает, и Гриммджо пытается облизнуть пересохшие губы. Без толку – язык тоже распух, а песок никак не откашлять, только вместе с кровью.
- Что же…ты? Добивай.
Молчание.
- Не хочешь… руки марать?
Сам Гриммджо побрезговал бы даже жечь то грязное, едва дышащее ничтожество, что сейчас из себя представлял.
- Если Айзен-сама счёл нужным оставить тебя в живых, я не пойду против его воли.
Айзен просто тоже побрезговал, чудак ты отмороженный.
- Через пять минут я должен быть на галерее рядом с кабинетом Айзена-сама. Если ты можешь двигаться, отправляйся к себе. Если нет – останешься здесь до моего возвращения. Не пытайся выходить за пределы этой комнаты. Магические ловушки перекодированы так, что без ущерба пропускают только меня.
Cuatro Espada оборачивается, чтобы уйти. Ветер стих, и полы плаща свисают за его спиной до колен.
- Улькиорра.
- Тебе нужно что-то ещё?
Это не стыдно: арранкары лишены способности испытывать это чувство вкупе со многими другими. Скорее смешно, особенно учитывая то, что он почти ничего не видит: потеряно слишком много крови, чтобы организм растрачивал её на такую роскошь, как полноценное зрение. Ему бы сейчас двойную дозу анальгетиков и коагулянтов, а можно и тройную, – но это не простое «добей», Privado об этом не просят.
Кошки не любят воду: она слепляет шерсть и создаёт ощущение противной зябкости во всём теле, нарушает привычную пластику и баланс. Вода попадает в ноздри и заставляет отфыркиваться, когда ты совсем не хочешь выглядеть смешным. Кошки чистоплотны – запах страха, крови и испражнений врага не должен оставаться на теле не дольше нескольких десятков минут после боя. В крайнем случае - часов, если бой проигран и нужно уходить от погони.
У кошек гибкий шершавый язык, позволяющий сохранять шерсть в чистоте без соприкосновения с водой. У тех Пустых, кто, достигнув уровня адьюкаса, приобретает облик одного из хищных кошачьих, он такой же.
Прежде, когда у него ещё была стая, Гриммджо не заговаривал с её членами после боя, не приведя в порядок шерсть.
Позже, когда Ди Рой, Шаолонг и остальные затерялись где-то в тенях Ущелья, а его тело начало медленный процесс трансформации в вастар-лорда, это стало проблемой. Несмотря на язык, который был отныне гладким и слабым, как у человека, к воде он по-прежнему относился неприязненно, что обычно как для низших, так и для высших Пустых. Но, несмотря на мучительность происходящих с ним изменений и страх сдохнуть прежде, чем трансформация завершится, ощущение тела уже тогда было слишком сильным, чтобы позволить ему отвратительно выглядеть и пахнуть. Скрипя зубами, Гриммджо смывал с кожи принесенный из пустыни песок и кровь в ледяных протоках Чёрного Ущелья.
Уже пройдя перерождение с помощью Хо Гиоку, он мог часами нежиться в воде – горячей-горячей, чтобы из изгнать из плоти память о чудовищно холодных и мелких ручьях Ущелья, - напустив туда клубы мыльной пены.
И сейчас не хочет, сдохнув, выглядеть и смердеть, как кусок дерьма.
- Вода.
- Вода? - задумчиво переспрашивает Улькиорра. – Можешь воспользоваться ванной… если дойдёшь.
Он исчезает – устремляется на встречу к драгоценному Айзену-сама, – а Гриммджо понимает, что если не попытается дойти сейчас, то не сделает этого никогда. Слишком велик соблазн вытянуться на мокром одеяле и позволить крови вытекать из жил вместе с уходящей рейацу.
Он уже мало что соображает и переворачивается на левый бок, на обрубок. Уши словно ватой забиты, и он не слышит собственного крика.
Ощущение времени тоже потеряно, и Гриммджо не помнит, сколько уже лежит на спине, дыша тяжело и редко, чтобы не тревожить сорванные голосовые связки.
Пожалуй, он больше не сможет. Пожалуй, всё.
У него лихорадка, всё тело горит, и тут ладони касается что-то прохладное и влажное, как будто кто-то мокрым носом тычется.
Вокруг черным-черно, ничего не разглядеть, а большая серебристая кошка смотрит на него с ковра, сверкает исподлобья синими глазами, скалится насмешливо и зло: ну и долго ты будешь вылёживаться, неужели я сдохну вместе с тобой, слабак?!
*****
Для Cuatro Espada нет ничего приятнее тех минут, когда он может высказать свои идеи Владыке. Айзен-сама всегда внимательно выслушает и поправит, даже если Улькиорра ошибается в самых простых предпосылках, и это вовсе не обидно. Сейчас же Ками улыбается, его глаза так и лучатся светом. Он заинтересован женщиной, о которой говорит верный Cuatro, и согласен, что её сила может послужить на благо обитателей Las Noches.
Это уже вторая их беседа о сущности силы Иноуэ Орихиме, и похвалы Улькиорра слышит те же самые. Может быть, оттого и удовольствие от блестяще сформулированного вывода о её способностях неполное, и Айзен-сама замечает тщательно скрываемую тревогу.
- Тебя что-то беспокоит, Улькиорра? Ты опасаешься, что не сможешь выполнить задание безупречно? Не обязательно быть безупречным во всём, поверь. – Владыка сидит в кресле на галерее с неизменной чашкой чая в руке, он выглядит обманчиво-расслабленным, но о том, чтобы обмануть его, и помыслить нельзя.
- Нет. Меня беспокоит Гриммджо.
- Что с ним? – Айзен-сама отставляет чашку. Он тоже встревожен, и в глубине его глаз Улькиорре чудится знакомое по отражению в зеркале сожаление. Такое ощущаешь, когда тот, кого язык никак не поворачивается назвать мусором, бездарно тратит жизненную силу и рейацу.
- Он был в Чёрном Ущелье, Айзен-сама. Сейчас он там, где жил прежде, - в моих комнатах.
- Ты оставил его там живым?
- Он сражался в высвобожденной форме, несмотря на увечье, и потому, вернувшись в человеческую, теряет остатки рейацу. Возможно, сейчас он умирает от потери крови.
- Выпускать что-либо из-под контроля - это не похоже на тебя, Улькиорра. – Это не угроза, но, похоже, Владыка недоволен им. Нужно несколько раз вдохнуть и выдохнуть, подобрать нужные слова, чтобы объяснить:
- Я полагаю большинство арранкаров, не являющихся Espada, бесполезными в бою и, не колеблясь, избавился бы от того из них, кто нарушил бы моё уединение. Я до сих пор не понимаю ваших мотивов, Айзен-сама, но вы действовали исходя из предпосылки, что в нынешнем состоянии он может быть полезен. Я не могу опровергнуть её. Гриммджо вернулся из Ущелья живым. Когда его раны затянутся, он будет сильнейшим из арранкаров за пределами Десятки. Однако если он не сумеет остановить потерю рейацу сейчас, он мусор и не должен оставаться в живых. Особенно, принимая в расчёт причиняемое им вам и другим Espada беспокойство.
Cuatro совсем не ждал, что Владыка станет улыбаться, но это происходит.
- Ты такой забавный, Улькиорра.
- Я неверно истолковал ход вашей мысли и предпринял неоптимальные действия, Айзен-сама? Простите.
- Что ты, нет. Твои умозаключения верны. Ты повторил мои выводы и пошёл дальше, чем я мог бы предположить. Вы – мои дети, Улькиорра, и я не устанавливаю над вами столь жёсткого контроля. Я не распоряжаюсь вашими жизнями, вы делаете это сами. Гриммджо поступает со своей довольно своеобразно.
- Следует ли мне в таком случае прервать его жизнь?
- Решение за тобой. Ни я, ни Гин, ни Канаме не устанавливали запрета на убийства не-Espada. В то же время наказание смертью за вторжение в комнаты Espada – это не обязанность, а право. Ты понимаешь?
- Я постараюсь действовать оптимально, Айзен-сама. – Короткий поклон на сей раз – не знак уважения и признания, а просьба покинуть Владыку: Cuatro нужно многое обдумать. Возможно, у него есть решение, но едва ли оно понравится Гриммджо.
- Ты можешь идти, Улькиорра.
*****
Адьюкасам на нижнем уровне Las Noches, отобранным Владыкой и Гином для трансформации, вздумалось в очередной раз взбунтоваться именно сегодня. Ноитора выразил готовность порубить всех на куски, чтобы раз и навсегда решить проблему, Старк, как всегда, не показывал носу из своих покоев, новый Sexto в ответ на предложение пойти и вместе навести порядок на нижнем уровне капризно сморщил личико. Халибел, едва открыв дверь, окатила Cuatro Espada таким презрением, что Улькиорра не счёл нужным тратить время на переговоры.
В конце концов, никто не знал подземелья Las Noches лучше него: он в своё время не устроил на нижнем уровне банальный бунт, как большинство, а сбежал в самые дальние коридоры и забился настолько глубоко, что Владыка и Ичимару Гин лично провели два дня в поисках.
Охота без права убийства занимает много времени, и в свои покои Улькиорра возвращается только вечером.
В комнатах пахнет кровью – и подсохшей, и свежей, недавно из ран. На полу и в коридоре её достаточно – тёмной, подсохшей, и прозрачно-красной, перемешанной с водой в немалого размера лужицах, покрывающих пол спальни.
Теперь вряд ли можно отрицать, что Айзен-сама с помощью Хо Гиоку создаёт практически совершенных, пусть и порой своенравных созданий. Ни шинигами уровня капитана, ни тем более воин из мира живых с такой кровопотерей не выжил бы.
Cuatro чувствует пульсирование рейацу ещё с порога.
Гриммджо лежит на постели, завернувшись в смятую простыню, как личинка в кокон, - видимо, метался, пытаясь согреться, когда бил озноб. Кожа даже не мелово-белая, как у самого Улькиорры, а сероватая – так бывает, когда в стенках сосудов остаётся очень мало крови. В растрёпанных влажных волосах поблёскивают капли воды и нет ни песчинки или следа крови. Грязное, в крови и ошмётках глины, прокушенное в нескольких местах одеяло сброшено на пол.
Как Гриммджо ухитрился вымыться одной рукой – особенно учитывая то, что засохший песок прохладной водой не отмывается, а горячая усиливает кровотечение – для Улькиорры остаётся загадкой.
Туго перемотать тело, сдавив сосуды культи и почти прекратив кровотечение, оторванным краем простыни у бывшего Sexto ума, по крайней мере, хватило. Должно быть, зубами узлы затягивал. В сообразительности и способности принять правильное решение быстро Улькиорра ему никогда не отказывал. Особенно если дело касалось скоротечного боя.
Обнажённую грудь царапает неприятным холодком. Зябким таким. Выпада Гриммджо Cuatro не отследил – ослабил концентрацию, не чувствуя вокруг даже потенциальных противников. Голубоватое лезвие рассекло куртку и повредило кожу под левым соском. На большее бывшего хозяина этих комнат не хватает: их рейацу слишком несопоставимы сейчас, чтобы Hierro могло внезапно подвести Улькиорру.
Гриммджо в изнеможении опускает руку и, тяжело дыша, откидывает голову на деревянную спинку.
- Спрятать занпакто под телом и выжидать – весьма неплохо, учитывая твоё состояние.
- Какая жалость… что не Люппи… Его Hierro… я бы пробил, - хрипит, а в глаза так и искрятся восторгом. Улькиорра подавляет тяжёлый вздох: будучи не обделён интеллектом, Гриммджо вновь ведёт себя как умалишённый, и свыкнуться с этим абсурдом невозможно.
- Ты знал, кто переступил порог, с самого начала. Твоя рейацу уже достаточно восстановилась для этого.
- Допустим, - голодный насмешливый прищур. Аквамариновая пигментация в уголках глаз особенно ярко выделяется на сероватой коже. – Теперь… прикончишь?
- Ты можешь идти, - Улькиорра отворачивается, пряча тронувшую губы улыбку. Впрочем, когда он улыбался прежде, окружающие, за исключением Айзена-сама, почему-то не замечали, поэтому можно не таиться и на этот раз.
Ответная реакция предсказуема. По правде говоря, Cuatro плохо представляет себе, что стал бы делать, истолкуй Гриммджо это «можешь» в пользу «можешь остаться». Наверно, ушёл бы по ещё каким-нибудь делам – для Cuatro Espada в Las Noches они всегда находились.
Если ступил на один из путей, если выбрал – для себя ли, другого – жизнь, а не смерть, изволь быть последовательным, пока не наберётся увесистая толика аргументов «против» первоначального выбора. Это правило Айзена-сама Улькиорра усвоил очень хорошо.
Бывший Sexto выпрямляется – как лежал, с заляпанной подсохшей кровью простынёй вокруг тела. Арранкарам чужд стыд перед собственной и чужой наготой, но, как подозревает Улькиорра, никакого желания отдирать ткань с едва запекшихся ран и орать в голос перед давним недругом Гриммджо не испытывает.
Хотя потребуй новый хозяин комнат окровавленную тряпку назад, он, конечно, требование выполнит.
- У меня есть предложение, - медленно произносит Улькиорра. Cuatro не по себе, хотя он взвешивал это решение все несколько часов, что охотился на адьюкасов на нижнем уровне, и момент тоже выбрал верный. – Выслушай прежде, чем уйдёшь. У тебя в таком состоянии немного шансов добраться до своих комнат живым.
- Я даже не помню, где они. – Гриммджо держит занпакто не за рукоять – за лезвие, – уперев его эфесом в пол. Ах да, так создаётся более устойчивая конструкция, позволяющая ему держаться на ногах.
- Тем более. У тебя достаточно врагов как среди Espada, так и среди нумеросов. Тебе хорошо известно, что арранкары, не получающие покровительство одного из Десятки, в большинстве своём не живут в Las Noches долго.
- И что с того?
- Стань одним из моих фрассьонов, Гриммджо. Я не стану ограничивать твою свободу, пока это не будет противоречить указаниям Айзена-сама.
Синие глаза раненого арранкара сужаются, и это уже не кураж, не боевой азарт, а готовность драться сейчас и насмерть. Верхняя губа приподнимается, открывая слишком острые для человека клычки. У Улькиорры нет сомнений: ещё слово, и на него бросятся… бросились бы уже, будь сил побольше и крови потеряно меньше.
- Ищи шавок в свою стаю среди гиллианов, Cuatro, - Гриммджо перебрасывает рукоять меча в ладонь и умудряется как-то сохранить равновесие. – Я вернусь в Десятку. - Он ухмыляется, встретив взгляд Улькиорры, и добавляет: - Или сдохну. – И с неожиданным проворством покидает комнату.
Улькиорра выходит следом. Поганого предчувствия беды ещё нет, просто хочется проследить, что ни один из Espada носа не высунет и его незваного гостя не тронет. Такой конец будет для Гриммджо Джаггерджека преждевременным и чересчур простым.
Предчувствие появляется несколькими секундами позже, когда Улькиорра ощущает прикосновение липких холодных щупальцев чужой рейацу, и обретает форму свершившейся неприятности, как только дверь покоев напротив отворяется, и из проёма показывается кукольная мордашка нового Sexto.
Люппи переводит взгляд с Улькиорры на Гриммджо и обратно, и манерным жестом поправляет чёрные локоны.
- Во-о-от почему я не хотел жить в тех комнатах, Улькиорра-ку-у-ун, - тянет он. – Сто-олько беспокойства-а, – щурится, гладит рукоять занпакто. – А ведь ты и так много работаешь на благо Айзена-сама… Давай я избавлю тебя от мусора в комнатах навсегда – так будет лучше, правда? - Он тянет меч из ножен и бросает небрежно, как будто только что заметил беспокойство Улькиорры: – Не волнуйся, твоя дверь не пострадает, мне не потребуется высвобождать Трепадору…
Рейацу Гриммджо буквально вспыхивает – бывший Шестой может быть как угодно измордован, но умение выкладываться досуха в молниеносной стычке остаётся с ним. Он прижимается спиной к стене, губы кривятся, обнажая обе пары клыков, внутри ладони, стискивающей рукоять занпакто, зреет алый шар Cero.
- Я, кажется, не просил тебя вмешиваться, Люппи, - медленно, сквозь зубы говорит Cuatro Espada. Маленькая дрянь воспринимает угрозу вполне недвусмысленно и спадает с лица, зато Гриммджо неблагодарно хрипит ему в спину:
- Улькиорра… не лезь!
- Не знал, что ты так любишь мусор, Улькиорра-ку-у-ун, - тянет так и не вынувший из ножен занпакто Люппи. – Впрочем, дело твоё-о-о, - он подмигивает на прощание и скрывается за своей дверью.
- Падаль… - Гриммджо сплёвывает на пол несколько кровавых сгустков и начинает сползать по стене. Он не теряет сознания, просто даёт телу возможность отдохнуть лишние несколько секунд, - и когда Улькиорра приближается на расстояние пары шагов, он перехватывает занпакто, уперев рукоять в пол, и вскидывает голову.
- Когда ты восстановишься полностью, то сможешь биться с ним на равных. – Короткий кивок на дверь, за которой скрылся Люппи. – И, возможно, выжить. Но это не вернёт тебе место среди Espada.
Улькиорра уверен, что ему нет необходимости вновь озвучивать предложение в явной форме. Он никогда не отказывал Гриммджо в интеллекте.
- Посмотрим, - а вот в благоразумии, определённо, нельзя не отказать. Сейчас ведь пойдёт прочь, цепляясь за стену на каждом шагу.
- У кошки девять жизней. Сколько ты потратил сегодня? – Улькиорра всё же спрашивает, хотя зрачки на синей радужке стали почти вертикальными от боли и бешенства.
- Оставшихся… хватит и на тебя, Cuatro.
Автор: Arienn
Бета: Aerdin
Рейтинг: PG-13
Герои: Айзен, Гриммджо, Улькиорра
Жанр: джен, экшен, ангст
Содержание: о том, что перечисленные герои делали между 122 и 143 сериями аниме (включительно)
Предупреждения:
читать дальше1. АУ. Поскольку АУшной является мотивация действий Айзена, автор не рискнёт утверждать, с какой именно серии/тома манги.
2. Смерти персонажей. Их на одну больше, чем в каноне.
3. Автор понимает, что названия занпакто Espada также следовало приводить в тексте на испанском. В невыполнении этого требования виноват, конечно, Гриммджо: невозможности склонять Пантеру по падежам моск автора не вынес.
4. Поскольку в вопросе анатомии арранкаров автор и бета так и не пришли к окончательному выводу, автором было принято волевое решение, что она сходна с человеческой настолько, насколько это возможно.
5.
.
Дисклеймер:
читать дальше1. Персонажи Bleach и эпизоды с их участием, взятые автором из канона, принадлежат Кубо Тайто.
2. Термин «возгонка души» принадлежит Ауренге, и, если говорить честно, весь фик может считаться большим АУшным накуром по мотивам Camino Directo.
3. Идея о том, что Уэко Мундо является кривым зеркалом Сообщества Душ, высказывалась в фандоме неоднократно, на моск автора она вынесла в формулировке Elaine в комментариях к этой записи
4. Мысль о том, что Espada следовало бы перенумеровать, принадлежит Sabira.
5. Перевод названия на испанский принадлежит бете.
6. Остальное накурено автором.
собственно, текст, продолжение – в комментах
Небо здесь чернильно-чёрное, и хотя коридоры Las Noches круглые сутки залиты мягким сиянием кидо, при выходе на настоящий свет – а он позволяет себе иногда спускаться в мир живых тайком от Гина и Канаме – начинают слезиться глаза.
Тощая луна в небе кажется формой, в которой когда-то отлили солнце, прежде чем забрать его в иной мир, оставив в этом лишь опалённый чудовищным жаром остов.
Уэко Мундо, мир-изнанка.
Обитатели мира живых называют пришельцев из Сейрейтея мёртвыми, и когда-то Айзен, которую сотню лет подряд наблюдая за ежедневным ритуалом опустошения кувшина сакэ, совершаемым Кьораку, или очередным приступом Укитаке на собрании капитанов, был склонен согласиться с ними.
Покинув Сообщество Душ, он понял, что серьёзно заблуждался.
Истинный мир мёртвых – здесь, где луна над пустыней никогда не уступает место солнцу. Он ошибался, предполагая, что Хо Гиоку завершит возгонку душ тех, кого коснётся.
С рождения первых Espada прошло около трёх месяцев, но Айзену кажется, что, по меньшей мере, три сотни лет.
Барраган очень, очень стар, должно быть, ровесник Ямамото. В отличие от Главнокомандующего, ему нечего и некого защищать.
Халибел стремительна в Sonido, как Сой Фонг в Шунпо, её тонкие косицы так же стелются вдоль мускулистой спины. Лицо черноглазой Пчёлки легко меняло выражение, черты единственной женщины среди Espada, наполовину скрытые маской, всегда стылы и смугло-серы.
Старк спит целыми днями и выглядит всё более больным, совсем как Укитаке. Только ему и в голову не придёт ставить свою и лучшего друга жизни на кон ради спасения малознакомой, в сущности, девочки. Даже Лилинетт, его «игрушка» и его единственный фрассьон, не интересуют Старка.
Лилинетт – одна из тех гиллианов, что вышли неожиданно хорошенькими. Айзен долго недоумевал, как из уродливой рыхлой туши способно появиться на свет столь ангельское создание.
Но её красота не имеет здесь значения: Пустые теряют индивидуальность, становясь низшими Меносами – «минусами», как называл их Урахара, – и не способны обрести её вновь, сколько бы собратьев ни пожрали.
Правила арифметики вывернуты здесь наизнанку: минус на минус не даёт плюс.
Среди арранкаров нет стариков, Барраган – исключение, только подтверждающее правило, нет и детей. Мужчин больше, чем женщин, но на тело Лилинетт и ей подобных никто не посягает.
Совершенные боевые машины с остовом вместо цельной личности, порождения Хо Гиоку не способны на привязанность и не испытывают потребности совокупляться.
Тоусен пережил то, что их общие дети – а именно слепой больше всех возился с молодняком, когда родились первые арранкары, - оказались мертворожденными, тяжелее всего. Он давно на пределе, потому и сорвался сегодня.
Канаме приблизил опыт Владыки к развязке. Вскоре Айзен довершит рукотворную возгонку души или уничтожит то, что было её остовом. Наверняка не скажешь, точный расчёт остался прерогативой Урахары, сотворившего Хо Гиоку из бушующих первичных энергий в оборудованной по последнему слову техники лаборатории.
Скорее всё-таки сломает. Айзен не любит бессмысленные убийства и мучительство, но мёртвое не сделать мертвее, а вот живым – вероятно, можно.
Лицо Улькиорры бесстрастно, как у наследника клана Кучики, но, в отличие от Бьякуи, не благодаря сотне лет дрессировки со стороны старших родичей из Великого Клана: поверхностные мышцы Cuatro Espada некротированы с рождения, отсюда цвет его кожи и полная нечувствительность к боли.
Улькиорра, в отличие от Кучики, не полагает молчание золотом, а неумолимое следование правилам – неизбежной линией поведения.
- Ты обеспокоен, Улькиорра.
- Верно. Вам не следует ослаблять Espada, Айзен-сама. Если же вы полаете, что проступок Гриммджо достаточно серьёзен, чтобы пойти на это ослабление, вам следовало казнить его.
- Я просто не успел вмешаться. – И это не ложь. Канаме тренируется каждый день в чернильной пустоте Уэко Мундо, и сегодня он был хорош. – А как полагаешь ты?
- Погибшие фрассьоны были мусором. Они не стоили и пальца одного из Espada.
- Что же. – Cuatro застывает у подлокотника кресла Владыки тонкой белой тенью, и ветер, пришедший из пустыни, треплет полы его плаща. - Время загладить мой промах. Найди мне нового Sexto, Улькиорра.
- Айзен-сама. – Прижатый к шее подбородок, опущенные ресницы, оставляющие в подглазьях густые черные тени. – Насколько он должен быть силён?
- Настолько, чтобы заменить в рядах Espada прежнего Гриммджо Джаггерджека.
Тонкая линия тёмных, почти чёрных губ изгибается в слабом подобии улыбки.
- У меня есть один на примете. Но он погибнет прежде, чем станет новым Sexto. Или, что более вероятно, погибнут оба.
- Нет. Я введу его в Десятку завтра.
- Как пожелаете. – Поклонившись, Cuatro несколько секунд медлит, прежде чем заговорить снова. – Можно отнять руку, можно отнять номер – но не силу Espada.
- Я знаю, Улькиорра. И всегда помню о твоём мнении.
Айзен берёт в ладони остывшую на столике кружку с чаем, арранкар же уходит прочь с Sonido. Улькиорра послушен и не любит тратить время по пустякам.
Он притаскивает малорослого черноволосого парнишку к Владыке, когда на дне кружки ещё плещется пара глотков восхитительно-прохладного чая.
Маленькая тварь бросается подхваченным у Улькиорры словом «мусор» направо и налево и прячет ладошки в длинных рукавах, но глаз перед Айзеном не опускает. Cuatro не допускает ошибок в том, за что берётся: парнишка по имени Люппи силён и остёр на язык, он именно то, что нужно.
*****
- Айзен-сама, разрешите мне казнить его!
- Не горячись, Канаме. Я не разочарован.
- Айзен-сама!
- Я полагаю, Гриммджо просто хотел помочь мне решить проблемы, возникшие у нас в мире живых. Ведь я же не ошибаюсь, Гриммджо?
Короткое «да» - и темнокожий крот побредёт прочь, не смея поднять слепые глаза на своего Владыку.
- Ошибаетесь.
«Чего бы ты ни добивался, прикрывая меня, шинигами, я не служу и не помогаю тебе».
Левое плечо то и дело дёргает боль, пробивающаяся сквозь блокаду анальгетиков, которыми его накачал один из фрассьонов Заэля, но Гриммджо верит, что мгновения растерянности в глазах Владыки – к сожалению, невидимые шинигами-кроту, - по меньшей мере стоят его руки.
Его сознание защищено блокадой куда более мощной. Пустые издыхают или становятся сильнее, третьего не дано. Он жив, а что боль никак не ослабнет – так не впервой.
Его способности прежние. Фрассьон, рьяно желавший остаться в покоях Sexto Espada, чтобы в случае необходимости добавить к анальгетикам целительные заклятья, уже не вернётся к Заэлю. Он упокоился кучкой пепла на полу: хорошее Cero почти не оставляет от тела следов. Правда, выпускать его с правой руки непривычно и неудобно, но это дело тренировки.
Если Зомарри или Заэль станут качать права на ближайшем собрании Десятки, они крупно пожалеют.
Только бы отлежаться, пока рана затянется. Недели Гриммджо должно хватить: его тело стало много слабее после прикосновения Хо Гиоку, но живучесть осталась кошачьей.
Вытянувшись на постели, он почти мгновенно проваливается в сон – лишь затем, чтобы мучительно тяжело вынырнуть в реальность пару часов спустя.
Твердыня Las Noches была возведена Айзеном прежде, чем родился первый арранкар, и от плотной, похожей на воду рейацу здесь не закроешься, особенно если ты один из Десятки.
Владыка созывает своих Espada.
Гриммджо мог бы не идти. Старк нередко просыпал собрания, и Айзен не выказывал недовольства.
Идти нельзя. Рассудок, способный за секунду выстроить схему боя с сильным противником, буквально кричит об этом. Владыка тоже знает, как ведутся такие бои. Врага добивают, когда его раны кровоточат, а всплеск рейацу, вызванный яростью и болью, уже погас.
Он больше не Пустой, чтобы внезапно стать сильнее. Пустой не уцепится за спинку кровати, чтобы удержаться на странно ослабевших ногах, и перед глазами у него не темнеет.
Но он дойдёт. Медленно – кошки не крадутся поспешно. Стараясь держаться как можно ближе к левой стене коридора: пустым рукавом за неё не очень-то уцепишься.
Десятка почти полностью расселась, только кресло напротив того, что обычно занимает Гриммджо, пустует: Улькиорра запропастился куда-то.
А вокруг стола бродит маленький черноволосый арранкар с занпакто в подмышечных ножнах, один из недавно выведенной партии молодняка. И он куда сильнее Зомарри или Заэля.
Гриммджо опирается рукой на подлокотник кресла. Нестерпимо хочется присесть хоть на минутку, но нельзя. Слишком велика вероятность, что он не встанет сам, когда придёт время.
Черноволосый малявка сверкает ярко-фиолетовыми глазами, почти целиком скрываясь за креслом напротив.
- Приве-ет, ой, да ты калека… Теперь понятно, почему я понадобился Айзену-сама столь поспешно. А Улькиорра-кун всё не хотел объясня-ать…
Пока ещё Sexto Espada прикрывает глаза.
«Что же не сразу, а, Айзен?! Подбирал подходящего кандидата на замену? Ты выбрал дерьмо, шинигами!»
Гриммджо плохо помнит лица прежних Espada, место которых заняли рождённые с помощью Хо Гиоку, в несколько раз более могущественные. Из первой Десятки за столом сейчас лишь Халибел да Ноитора.
Но то, как арранкар с рыжими, похожими на паклю волосами, с левого подреберья которого Айзен неспешно выжигал татуированную шестёрку, орал, пока не начал хрипеть, а потом ползал у Владыки в ногах и умолял не отвергать его служение и не отсылать далеко, врезалось в память Гриммджо очень чётко. Хотя ему нынешнему тогда была всего пара недель от роду.
Айзен в обычной приторно-мерзкой манере помог тому ничтожеству подняться и пообещал, что никуда его не прогонит. Рыжий поверил.
Через пару дней он бесследно сгинул в коридорах Las Noches.
Открыв глаза, Гриммджо понимает, что его ожидание подошло к концу.
- Доброе утро, мои дорогие Espada. – Теперь по другую сторону стола стоит сам Айзен, а черноволосый сопляк – поодаль, в тени Владыки. – Гриммджо, похоже, мне ничего не нужно объяснять тебе. Ты хочешь что-нибудь сказать?
Двое товарищей рыжего, памятуя о его судьбе, бросились в ноги Айзену прежде, чем стали Privado.
- Чего тянете? Ждёте, что на пол перед вами упаду?
- Прости. Я знаю, тебе тяжело оставаться на ногах, - голос проклятого шинигами остаётся медовым и мягким и тогда, когда его рейацу плёнкой охватывает Гриммджо. Духовная сила Владыки похожа на прозрачную воду, что близка сейчас к точке кипения.
Горит выжигаемая со спины татуировка, горит и пульсирует болью обрубок руки, горит исполосованная во вчерашней стычке грудь. Ноги подкашиваются, он утыкается носом в холодный пол, клыки впиваются в губы. Только бы не заорать.
Водяная плёнка наконец испаряется, и боль ничтожна по сравнению с прежней. Просто подпалена спина, с кем не бывало. Только ноги совсем не держат. Гриммджо достаточно хорошо изучил возможности своего тела и замирает на коленях после первой неудачной попытки встать.
Направленный на малявку-арранкара свет из ладоней Айзена заливает ползала и заставляет слезиться глаза. Мальчишка оглаживает украшенный шестёркой бок и произносит слова Клятвы, благоговейно всматриваясь в лицо Владыки.
- Добро пожаловать в ряды Espada, Люппи.
- Приве-ет, - сопляк тянет слова, ещё раз оглядывая собравшихся. – Я Люппи, Sexto Espada. Приятно познакомиться… А ты что ещё тут делаешь, Privado? Айзен-сама, вы разве не хотите убрать мусор насовсем? Я помогу-у…
- Люппи, - глуховатый негромкий голос едва слышен с порога зала, но он заставляет новоиспечённого Espada заткнуться, как по команде. – Сегодня у Владыки много дел, которые ему необходимо обсудить с нами. – Держа руки в карманах, Улькиорра неторопливо приближается. Два фрассьона, точно тени, следуют за ним. – Прошу прощения, Айзен-сама. Дела в мире живых задержали меня. Хайери, Илиас, проводите Гриммджо. Он не дойдёт сам.
******
Чёртов Cuatro оказывается, как обычно, прав.
Гриммджо не помнит обратной дороги. Пойди он один, она закончилась бы в одном из коридоров. Сознание отключается почти мгновенно, стоит голове коснуться подушки.
Это не сон, просто чёрная дыра без видений, бездонная, как глотка Пустого.
Он приходит в себя сутки или двое спустя, а может, и больше. Время уже не имеет такого значения, как раньше, когда Айзен мог вызвать его на собрание Десятки чуть ли не каждый день.
Кровать в этих комнатах узкая, чужая, и вся обстановка – тоже. В покоях Sexto Espada хозяйничает малявка.
Если он уже никогда не сможет порвать этой твари горло, жить не имеет смысла. Тело сполна использовало предоставленную передышку: плечо почти не болит, голова не кружится, сердце бьётся ровно.
Гриммджо презирает тех, кто опускает руки и отправляется подыхать, проиграв бой или пережив крушение надежд. Но влачащим жалкое существование без надежды подняться выше и прячущимся от сильного врага лучше, конечно, умереть.
К счастью, есть прекрасный способ проверить, как обстоит дело с ним самим. Не нападая пока на Люппи – его придётся убивать с одного броска, ошибиться в расчётах нельзя.
В крыле Las Noches, где обитают арранкары, не допущенные в Десятку, всегда многолюдно. Пока Гриммджо пробирается к выходу, они высовываются из комнат, перешёптываются, жмутся по стенам, столкнувшись с ним глазами.
Он не стыдился бы увечий, полученных в бою, даже будь вынужден ползать по этим коридорам с перебитыми ногами. Сейчас же мучительно хочется прижаться левым боком к стене, чтобы никто не видел обрубка, да закрыть забинтованную спину с выжженным клеймом Privado одеждой, подобно тому, как некоторые арранкары прячут оставшиеся от холлоу-формы дыры в плоти.
Грёбаные идиоты. Как будто прикосновение Хо Гиоку, разбив маску, превратило их в шинигами.
Один из фрассьонов – бывших, у Privado их не бывает, – окликает его уже у галереи:
- Гриммджо-сама… Мы получили сообщение от Айзена-сама: снаружи активизировались Пустые. Он попросил нас не выходить за пределы дворца, чтобы никто не пострадал.
- С каких это пор… - Он с наслаждением вонзает пальцы в горло арранкара, ломая слабенькое Hierro, - Пустой должен опасаться Пустого? Плевать я хотел на слова твоего Владыки – забыл?!
- Гриммджо… сама… - Этого фрассьона нелегко прикончить: другой бы не выжил рядом с прежним Sexto Espada долго.
- Ищи себе другую стаю или сдохни. – Он отшвыривает обмякшее тело к ближайшей стене и, не оглядываясь, идёт на галерею.
Небо над Уэко Мундо сотни лет не меняет цвета, но появившиеся шинигами установили здесь некоторое подобие распорядка. Утро, день, вечер, ночь – всё как в мире живых. Сейчас, видимо, вечер перетекает в ночь, и никто больше не встречается ему по дороге.
Снаружи ночь не заканчивается никогда.
Гриммджо спрыгивает на холодный белый песок прямо с галереи, чуть жёстче, чем обычно. Привычный баланс тела нарушен, и он понимает, что это сослужит плохую службу в бою.
*****
По Уэко Мундо можно бродить столетиями, и не будет ни смены ландшафта, ни изменения фона рейацу.
Впрочем, если ищешь необычное, то рано или поздно найдёшь, а может, и другие Пустые подскажут, куда идти. Как правило, с целью подкараулить тебя там со стаей и сожрать.
Когда Гриммджо с неохотой признал тот факт, что Ди Рой, Шаолонг и остальные стали его стаей, он привёл их в Чёрное Ущелье. Весёленькое местечко для дюжины не самых сильных тогда адьюкасов. Сам он решил, что станет вастар-лордом или сдохнет, а что думала стая, его не интересовало. Пустые, как и шинигами или люди, становятся тупее, сбиваясь в стаи.
Лес Меносов тоже был неплохим местечком, но для слабаков. Слабые склоняются перед врагом, сильные стискивают зубы и стоят до конца, и потому, когда в Las Noches объявился Владыка, вожди обитателей Леса – паршивые адьюкасы – тут же легли под него. А вот в Ущелье Айзен до сих пор не решается соваться в одиночку, и недаром: в Лесу адьюкасы помыкают тупыми гиллианами и который десяток лет не могут прикончить одного шинигами, в Ущелье же пришельцы не живут дольше пары часов, которые занимает хорошая бойня. В нём разваливаются и собираются снова стаи, Адьюкасы жрут друг друга и иногда – вастар-лордов.
Уэко Мундо живёт по странным законам. Объём рейацу, отпущенной его обитателям, как будто ограничен сверху, и стать вастар-лордом адьюкас может, только уничтожив его. Для этого в стаи сбиваются сильнейшие, но и полусотни на одного часто не хватает.
Айзен и Гин поймали Гриммджо Джаггерджека вскоре после того, как его и его новой, сильной стаи – не чета Ди Рою и прочей швали! - охота на вастар-лорда завершилась успехом. К счастью, он был единственным выжившим, из стаи пришлось добивать немногих. Охота потребовала слишком много сил. Его раны не закрывались полностью, а тело совершало трансформацию чудовищно медленно – всё потому, что вокруг было слишком много охотников сожрать, в свою очередь, его.
Вастар-лорды человекоподобны, но, когда его ловили, звериные рефлексы прочно сидели в ослабленном преображением теле. Гриммджо располосовал Гину руки до костей и едва не вцепился в глотку самозваному Владыке.
Вастар-лордом он так и не стал и занял только шестое место среди Espada, но Пантеру увидел уже на вторую ночь после перерождения. Это было странно: заснуть с огромным серебристым зверем в обнимку и чувствовать, что отныне вы – разделены, а проснувшись, найти под боком только катану с тёмно-синей рукоятью.
Сейчас обнажённое лезвие занпакто лишь чуть мерцает голубым: освещать себе дорогу нет нужды. В этих скалах черно, ноги по лодыжки проваливаются в вязкую тёмную глину, но он и в человеческом обличье видит как кошка. А вот позволить себе потратить лишнюю пару секунд на то, чтобы вырвать меч из ножен, нельзя.
На него бросаются около дюжины Пустых разом. Гриммджо рассёкает тушу первого от плеча до пояса, блокирует удар второго, а дальше хохочет не переставая, до хрипа в груди: рубить нападавших и одновременно жечь их Cero, собирая в стискивающей меч ладони рейацу, так заманчиво легко. Пустые двигаются быстро, это не самые слабые адьюкасы, но до его Sonido тварям далеко.
Наконец-то всё на своих местах.
…По левому боку стекает кровь, он приканчивает последних двоих из той стаи, и только намертво вбитое в подсознание в том же Чёрном Ущелье чувство опасности заставляет его поднять глаза, чтобы сблокировать чудовищной силы Cero ответной атакой.
Ударная волна не сбивает – сносит его с ног, и Гриммджо катится по острым камням, шипя от боли в забинтованном плече.
Высокая фигура в рогатом шлеме возвышается на скальном уступе, точно неживая. Это вастар-лорд, человекоподобный без всякого Хо Гиоку.
У адьюкаса-одиночки не было бы против такого противника ни единого шанса, Sexto Espada вышел бы из боя потрёпанным, но победителем. Для него нынешнего это прекрасный повод проверить, стоит ли жить дальше.
- Иммада, - цедит он сквозь зубы, сплёвывая на камни кровь. Старый знакомый: когда Гриммджо и его стая пришли в Ущелье, этот Пустой уже был вастар-лордом.
- Ты вернулся, Гриммджо Джаггерджек. Где же твоя прежняя стая? Они ушли во дворец к шинигами прежде тебя, - голос Иммады рокотом разносится по скалам, и те адьюкасы, что послабее, верно, прячутся на самое дно ущелья. – Почему ты допустил, чтобы шинигами послали их на смерть?
Восприятие вастар-лордов большей частью сверхчувственное, и нечего удивляться, что Иммада знает о гибели его стаи. Славно. Он ведь того и хотел: нарваться, и чтобы по полной, чтобы бой насмерть, без лазеек и переговоров.
- Шинигами никуда не посылали их. Они пошли в мир живых за мной и умерли по моему приказу. – И умерли хорошо, от руки превосходящего их силой и выучкой противника, в истинной, не слабой человеческой, форме. В решающей битве Шаолонг, Иль Форте и остальные всё равно были бы бесполезны: слишком слабы. Они умерли хорошо, и Гриммджо не чувствует за собой вины. Это он сказал слепому кроту, это повторил перед Айзеном, это говорит сейчас – потому что если задуматься, оступиться, его попросту задавят рейацу. – И это была неплохая смерть.
- Ты глуп, если не защитил тех, кто пошёл за тобой. – Вастар-лорды, как и все Пустые, которых не касался Хо Гиоку, не имеют занпакто. Но и собирающегося в ладони Иммады Cero хватит, чтобы ничего не оставить от тела, какое бы сильное Hierro ни защищало его. – Ты слаб, если позволил не самому сильному шинигами искалечить себя. Ты умрёшь, Гриммджо Джаггерджек.
- Ты научился чертовски много болтать, Иммада.
Больше они не тратят времени и дыхания на слова.
…Всё оружие вастар-лорда – Cero и почти неуязвимое тело, на котором даже Пантера оставляет едва различимые царапины. Иммада мощнее, быстрее, у него не сочится из культи, несмотря на тугую повязку, кровь. Там, где Гриммджо удалось зацепить его, кровь не алая, а серо-зелёная, как у всех Пустых.
Сам он всё ближе к грани, на которой не уклониться от очередной атаки, не сблокировать выпада, который, если не остановить ладонь Иммады вовремя, пробьёт насквозь грудную клетку. Гриммджо не высвобождает занпакто, не хочет знать, что сделал Тоусен с его истинной формой. Калека-арранкар может сражаться и душить насмерть незадачливых слабаков, осмелившихся встать у него на дороге, Пантера без одной лапы беспомощна.
Он снова лицом на камнях, отлёживается лишние пару секунд, надо дать передышку лёгким и сердцу, – и вскакивает как раз вовремя, чтобы рука вастар-лорда вонзилась вместо его спины в скалу.
Куртка разорвана, бинты намокли и ослабли, хакама заляпаны кровью, его собственной, алой. Если он не снесёт Иммаде голову в ближайшую четверть часа, то выдохнется и проиграет наверняка.
Если поторопится, то умрёт почти мгновенно.
Кошки умеют выжидать – и Гриммджо ждёт, кружится в сбивающем дыхание танце ещё минут пять, прежде чем броситься на подставившего бок Иммаду.
Он успевает обернуться, поймать большую часть разрушительной силы выпущенного в спину Cero на клинок, оставшееся принимает на себя Hierro.
- Ты не прав. – Нет, это Cero выпустил не Иммада. Боль во всём теле дикая, но в глазах у Гриммджо, к несчастью, не двоится. - Он силён. Ты убиваешь его слишком долго.
Перед лицом двоих вастар-лордов страх остаться в истинной форме калекой смешон.
- Разорви, Пантера!
Гриммджо не успевает толком разглядеть второго: зрение кошки имеет мало общего с человеческим. Высвобожденная форма высших арранкаров может быть ближе или дальше от человеческой в зависимости от желания, и сейчас он не хочет иметь ничего общего с собой прежним, калекой с кровоточащей культёй, катающимся от боли по камням.
У его истинной формы серебристая шерсть и шкура, способная выдержать прямой удар Cero. И четыре сильных лапы с чёрными подушечками и когтями, которые, даже будучи убраны внутрь, царапают камень.
Первый прыжок к горлу Иммады не достигает цели, но это ничего, Гриммджо только смешно, что он боялся дать Пантере волю так долго. Горло кошки не приспособлено для хохота, а жаль.
Его истинной форме почти чуждо ощущение боли. Пантера не уклоняется и не меняет траекторию прыжка, когда рука Иммады вспарывает ей бок, и спустя несколько секунд остервенело грызёт горло поверженного чудовища.
Гриммджо ожидает, что второй Вастар-Лорд мгновенно испепелит его Cero вместе с телом жертвы. Но тот, невредимый, медлит, и время, отпущенное Пантере на её последнюю охоту, истекает.
Его вышвыривает обратно, в слабое человеческое тело. На колени, на камни. Язык ещё ощущает сладкий вкус крови и маслянистой плоти Пустого, но одежда и повязки разорваны в клочья высвобождением истинной формы, и кровь стекает по левому боку непрерывно, уже не встречая преграды.
Вастар-лорд наконец приближается. Костяной панцирь не скрывает мягких изгибов почти человеческого тела. Это женщина, хотя глухая маска так искажает голос, что по нему и не поймёшь.
- Тот, кого вы называете Владыкой, многократно увеличил твои возможности. Но они же убьют тебя.
- С каких пор… Пустые так разговорчивы? Добивай.
- Много чести. Тот, кто склонился перед шинигами, не должен умирать легко.
Дыхание наконец восстановлено, и можно подняться, принять бой. Рукоять занпакто в ладони холодная и чужая: слишком много рейацу потрачено. Ему не призвать Пантеру снова.
- В следующий раз… я приду за твоей жизнью, женщина.
- Ты умрёшь на пути во дворец шинигами. Тебе никогда не подняться до вастар-лорда, адьюкас.
Эфес в ладони горячеет – уж на один стремительный выпад его должно хватить - но серебристо-голубое лезвие рассекает чернильную пустоту.
Женщина исчезает так же стремительно, как появилась.
Хотя ледяной ветер пронизывает обнажённое тело до костей, Гриммджо улыбается. Стаи попрятались по скалам, так что он должен выбраться.
Должен. И верит, что выберется, пока после попытки уйти с помощью Sonido не утыкается, обессилев, лицом в песок. И отлёживается, чувствуя, как песчинки скрипят на зубах, с пару минут – лишь затем, чтобы, пройдя две дюжины шагов, свалиться снова.
…Знай он, что путь окажется таким длинным, ни за что не решился бы идти к Las Noches вот так – падая, откашливая песок, зажимая кровоточащий обрубок ладонью и таща занпакто в зубах. Просто лёг бы на землю и сдох.
В Уэко Мундо нет дня и ночи, луна всё время висит, как приколоченная, на небе. Гриммджо не знал, сколько шёл. Кровь, глина из Ущелья и песок слиплись на теле толстой коркой, и она с каждым шагом твердела на пронизывающем ветру.
…Когда он, теряя равновесие, а вместе с ним - иногда и сознание через каждую полудюжину шагов, вваливается в коридоры Las Noches, немногочисленные арранкары шарахаются врассыпную. Гриммджо не кричит ничего им вдогонку, хотя сдохнуть от потери крови теперь, выиграв бой, нелепо. Sexto Espada мог приказать, чтобы ему немедленно оказали помощь, Privado просить не имеет права, иначе разорвут.
Перед глазами черно, в ушах звенит, но это ничего. Ему бы добраться до своих комнат, свернуться в комок на постели и взвыть наконец от боли, не боясь наглотаться песка или привлечь к себе внимание Пустых. А там – бой без противника, с искалеченным человеческим телом, в которое он заключён по милости Айзена.
Можно подумать, схватка впервой начинается для него так хреново.
Он не встречает никого из Десятки, пробираясь к себе. Точно хранит кто-то. Последний раз валится наземь уже в спальне, заляпав кровью пушистый длинноворсовый ковёр. Сил ещё хватает, чтобы недовольно зашипеть, сетуя на собственную неуклюжесть.
Теперь же - подтянуться, зацепить рукой деревянную спинку, бросить тело на постель. Передохнуть, чтобы пореже мельтешили перед глазами чёрные точки, и перевернуться на спину. Вытянуть вдоль тела руку.
Да. Сейчас хорошо. Под спиной скрипит осыпающийся с кожи песок, на груди он ссохся такой коркой, что не разобьёшь, о том, как выглядит тело ниже пояса, и думать не хочется. Всё равно – хорошо.
Поднять бы ещё с пола занпакто, чтобы не тянуться, если вдруг незваные гости.
А вот и они. Только почему-то не снаружи, а из внутренних покоев. Знаки физического присутствия чужого Гриммджо замечает раньше, чем чувствует рейацу, потому что его собственная духовная сила истрачена почти полностью.
Тонкая тёмная тень падает на лицо. Дальнее окно в спальне приоткрыто, и ветер взмётывает полы плаща пришельца. Точно птица пёстрые чёрно-белые крылья вскидывает.
Чёрная ниточка сжатых губ, белая, похожая на череп маска, омерзение в широко раскрытых от удивления зелёных глазах.
- Улькиорра…
- Разве тебе не известно, что Espada имеет право убить вторгшегося в его комнаты арранкара без каких-либо объяснений?
Гаденькое «Или ты забыл своё место, Privado?» остаётся непроизнесённым. Cuatro не имеет склонности к ненужному многословию.
- Право Espada убивать… безусловно. Почему ты в этих комнатах, а не новый Sexto?
В глазах Улькиорры появляется что-то отдалённо напоминающее искорки смеха.
- Люппи пожаловался, что ему здесь не по себе. Что клеймо неудачника прилипнет и к нему, если он станет спать на этой постели. Мне подобные опасения смешны.
Гадёныш Люппи остёр на язык. Клеймо неудачника – это выжженная вместе с кожей татуировка, метка бывшего, лишённого. Спина впечаталась в одеяло намертво, ткань прилипла к обгорелому мясу, так что на бок не повернуться. Гриммджо не может больше добавлять боли – её и так столько, так сводит судорогой культю, что приходится прихватывать зубами, на которых скрипит песок, одеяло.
Он теряет слишком много крови. Когда Тоусен только искалечил его, её вытекло меньше.
Пуховое одеяло, под которым он любил валяться после сотен лет, проведённых в сырости Чёрного Ущелья, ещё не промокло полностью, но для этого не потребуется много времени.
- Ты ничего… не изменил здесь.
- Я не видел в этом смысла.
На этот раз боль такая, точно Меносы не только отгрызли ему руку, но и по рёбрам прошлись. Глухого низкого рыка не сдержать, даже прокусив насквозь одеяло.
- Тебе не следовало высвобождать истинную форму, Гриммджо. Когда человеческая искалечена, баланс энергии при обратной трансформации нарушается. Рейацу утекает из твоего тела, как из дырявого сосуда, а ранения слишком серьёзны, чтобы организм мог справиться с ними, будучи лишённым духовной силы.
Судорога наконец отпускает, и Гриммджо пытается облизнуть пересохшие губы. Без толку – язык тоже распух, а песок никак не откашлять, только вместе с кровью.
- Что же…ты? Добивай.
Молчание.
- Не хочешь… руки марать?
Сам Гриммджо побрезговал бы даже жечь то грязное, едва дышащее ничтожество, что сейчас из себя представлял.
- Если Айзен-сама счёл нужным оставить тебя в живых, я не пойду против его воли.
Айзен просто тоже побрезговал, чудак ты отмороженный.
- Через пять минут я должен быть на галерее рядом с кабинетом Айзена-сама. Если ты можешь двигаться, отправляйся к себе. Если нет – останешься здесь до моего возвращения. Не пытайся выходить за пределы этой комнаты. Магические ловушки перекодированы так, что без ущерба пропускают только меня.
Cuatro Espada оборачивается, чтобы уйти. Ветер стих, и полы плаща свисают за его спиной до колен.
- Улькиорра.
- Тебе нужно что-то ещё?
Это не стыдно: арранкары лишены способности испытывать это чувство вкупе со многими другими. Скорее смешно, особенно учитывая то, что он почти ничего не видит: потеряно слишком много крови, чтобы организм растрачивал её на такую роскошь, как полноценное зрение. Ему бы сейчас двойную дозу анальгетиков и коагулянтов, а можно и тройную, – но это не простое «добей», Privado об этом не просят.
Кошки не любят воду: она слепляет шерсть и создаёт ощущение противной зябкости во всём теле, нарушает привычную пластику и баланс. Вода попадает в ноздри и заставляет отфыркиваться, когда ты совсем не хочешь выглядеть смешным. Кошки чистоплотны – запах страха, крови и испражнений врага не должен оставаться на теле не дольше нескольких десятков минут после боя. В крайнем случае - часов, если бой проигран и нужно уходить от погони.
У кошек гибкий шершавый язык, позволяющий сохранять шерсть в чистоте без соприкосновения с водой. У тех Пустых, кто, достигнув уровня адьюкаса, приобретает облик одного из хищных кошачьих, он такой же.
Прежде, когда у него ещё была стая, Гриммджо не заговаривал с её членами после боя, не приведя в порядок шерсть.
Позже, когда Ди Рой, Шаолонг и остальные затерялись где-то в тенях Ущелья, а его тело начало медленный процесс трансформации в вастар-лорда, это стало проблемой. Несмотря на язык, который был отныне гладким и слабым, как у человека, к воде он по-прежнему относился неприязненно, что обычно как для низших, так и для высших Пустых. Но, несмотря на мучительность происходящих с ним изменений и страх сдохнуть прежде, чем трансформация завершится, ощущение тела уже тогда было слишком сильным, чтобы позволить ему отвратительно выглядеть и пахнуть. Скрипя зубами, Гриммджо смывал с кожи принесенный из пустыни песок и кровь в ледяных протоках Чёрного Ущелья.
Уже пройдя перерождение с помощью Хо Гиоку, он мог часами нежиться в воде – горячей-горячей, чтобы из изгнать из плоти память о чудовищно холодных и мелких ручьях Ущелья, - напустив туда клубы мыльной пены.
И сейчас не хочет, сдохнув, выглядеть и смердеть, как кусок дерьма.
- Вода.
- Вода? - задумчиво переспрашивает Улькиорра. – Можешь воспользоваться ванной… если дойдёшь.
Он исчезает – устремляется на встречу к драгоценному Айзену-сама, – а Гриммджо понимает, что если не попытается дойти сейчас, то не сделает этого никогда. Слишком велик соблазн вытянуться на мокром одеяле и позволить крови вытекать из жил вместе с уходящей рейацу.
Он уже мало что соображает и переворачивается на левый бок, на обрубок. Уши словно ватой забиты, и он не слышит собственного крика.
Ощущение времени тоже потеряно, и Гриммджо не помнит, сколько уже лежит на спине, дыша тяжело и редко, чтобы не тревожить сорванные голосовые связки.
Пожалуй, он больше не сможет. Пожалуй, всё.
У него лихорадка, всё тело горит, и тут ладони касается что-то прохладное и влажное, как будто кто-то мокрым носом тычется.
Вокруг черным-черно, ничего не разглядеть, а большая серебристая кошка смотрит на него с ковра, сверкает исподлобья синими глазами, скалится насмешливо и зло: ну и долго ты будешь вылёживаться, неужели я сдохну вместе с тобой, слабак?!
*****
Для Cuatro Espada нет ничего приятнее тех минут, когда он может высказать свои идеи Владыке. Айзен-сама всегда внимательно выслушает и поправит, даже если Улькиорра ошибается в самых простых предпосылках, и это вовсе не обидно. Сейчас же Ками улыбается, его глаза так и лучатся светом. Он заинтересован женщиной, о которой говорит верный Cuatro, и согласен, что её сила может послужить на благо обитателей Las Noches.
Это уже вторая их беседа о сущности силы Иноуэ Орихиме, и похвалы Улькиорра слышит те же самые. Может быть, оттого и удовольствие от блестяще сформулированного вывода о её способностях неполное, и Айзен-сама замечает тщательно скрываемую тревогу.
- Тебя что-то беспокоит, Улькиорра? Ты опасаешься, что не сможешь выполнить задание безупречно? Не обязательно быть безупречным во всём, поверь. – Владыка сидит в кресле на галерее с неизменной чашкой чая в руке, он выглядит обманчиво-расслабленным, но о том, чтобы обмануть его, и помыслить нельзя.
- Нет. Меня беспокоит Гриммджо.
- Что с ним? – Айзен-сама отставляет чашку. Он тоже встревожен, и в глубине его глаз Улькиорре чудится знакомое по отражению в зеркале сожаление. Такое ощущаешь, когда тот, кого язык никак не поворачивается назвать мусором, бездарно тратит жизненную силу и рейацу.
- Он был в Чёрном Ущелье, Айзен-сама. Сейчас он там, где жил прежде, - в моих комнатах.
- Ты оставил его там живым?
- Он сражался в высвобожденной форме, несмотря на увечье, и потому, вернувшись в человеческую, теряет остатки рейацу. Возможно, сейчас он умирает от потери крови.
- Выпускать что-либо из-под контроля - это не похоже на тебя, Улькиорра. – Это не угроза, но, похоже, Владыка недоволен им. Нужно несколько раз вдохнуть и выдохнуть, подобрать нужные слова, чтобы объяснить:
- Я полагаю большинство арранкаров, не являющихся Espada, бесполезными в бою и, не колеблясь, избавился бы от того из них, кто нарушил бы моё уединение. Я до сих пор не понимаю ваших мотивов, Айзен-сама, но вы действовали исходя из предпосылки, что в нынешнем состоянии он может быть полезен. Я не могу опровергнуть её. Гриммджо вернулся из Ущелья живым. Когда его раны затянутся, он будет сильнейшим из арранкаров за пределами Десятки. Однако если он не сумеет остановить потерю рейацу сейчас, он мусор и не должен оставаться в живых. Особенно, принимая в расчёт причиняемое им вам и другим Espada беспокойство.
Cuatro совсем не ждал, что Владыка станет улыбаться, но это происходит.
- Ты такой забавный, Улькиорра.
- Я неверно истолковал ход вашей мысли и предпринял неоптимальные действия, Айзен-сама? Простите.
- Что ты, нет. Твои умозаключения верны. Ты повторил мои выводы и пошёл дальше, чем я мог бы предположить. Вы – мои дети, Улькиорра, и я не устанавливаю над вами столь жёсткого контроля. Я не распоряжаюсь вашими жизнями, вы делаете это сами. Гриммджо поступает со своей довольно своеобразно.
- Следует ли мне в таком случае прервать его жизнь?
- Решение за тобой. Ни я, ни Гин, ни Канаме не устанавливали запрета на убийства не-Espada. В то же время наказание смертью за вторжение в комнаты Espada – это не обязанность, а право. Ты понимаешь?
- Я постараюсь действовать оптимально, Айзен-сама. – Короткий поклон на сей раз – не знак уважения и признания, а просьба покинуть Владыку: Cuatro нужно многое обдумать. Возможно, у него есть решение, но едва ли оно понравится Гриммджо.
- Ты можешь идти, Улькиорра.
*****
Адьюкасам на нижнем уровне Las Noches, отобранным Владыкой и Гином для трансформации, вздумалось в очередной раз взбунтоваться именно сегодня. Ноитора выразил готовность порубить всех на куски, чтобы раз и навсегда решить проблему, Старк, как всегда, не показывал носу из своих покоев, новый Sexto в ответ на предложение пойти и вместе навести порядок на нижнем уровне капризно сморщил личико. Халибел, едва открыв дверь, окатила Cuatro Espada таким презрением, что Улькиорра не счёл нужным тратить время на переговоры.
В конце концов, никто не знал подземелья Las Noches лучше него: он в своё время не устроил на нижнем уровне банальный бунт, как большинство, а сбежал в самые дальние коридоры и забился настолько глубоко, что Владыка и Ичимару Гин лично провели два дня в поисках.
Охота без права убийства занимает много времени, и в свои покои Улькиорра возвращается только вечером.
В комнатах пахнет кровью – и подсохшей, и свежей, недавно из ран. На полу и в коридоре её достаточно – тёмной, подсохшей, и прозрачно-красной, перемешанной с водой в немалого размера лужицах, покрывающих пол спальни.
Теперь вряд ли можно отрицать, что Айзен-сама с помощью Хо Гиоку создаёт практически совершенных, пусть и порой своенравных созданий. Ни шинигами уровня капитана, ни тем более воин из мира живых с такой кровопотерей не выжил бы.
Cuatro чувствует пульсирование рейацу ещё с порога.
Гриммджо лежит на постели, завернувшись в смятую простыню, как личинка в кокон, - видимо, метался, пытаясь согреться, когда бил озноб. Кожа даже не мелово-белая, как у самого Улькиорры, а сероватая – так бывает, когда в стенках сосудов остаётся очень мало крови. В растрёпанных влажных волосах поблёскивают капли воды и нет ни песчинки или следа крови. Грязное, в крови и ошмётках глины, прокушенное в нескольких местах одеяло сброшено на пол.
Как Гриммджо ухитрился вымыться одной рукой – особенно учитывая то, что засохший песок прохладной водой не отмывается, а горячая усиливает кровотечение – для Улькиорры остаётся загадкой.
Туго перемотать тело, сдавив сосуды культи и почти прекратив кровотечение, оторванным краем простыни у бывшего Sexto ума, по крайней мере, хватило. Должно быть, зубами узлы затягивал. В сообразительности и способности принять правильное решение быстро Улькиорра ему никогда не отказывал. Особенно если дело касалось скоротечного боя.
Обнажённую грудь царапает неприятным холодком. Зябким таким. Выпада Гриммджо Cuatro не отследил – ослабил концентрацию, не чувствуя вокруг даже потенциальных противников. Голубоватое лезвие рассекло куртку и повредило кожу под левым соском. На большее бывшего хозяина этих комнат не хватает: их рейацу слишком несопоставимы сейчас, чтобы Hierro могло внезапно подвести Улькиорру.
Гриммджо в изнеможении опускает руку и, тяжело дыша, откидывает голову на деревянную спинку.
- Спрятать занпакто под телом и выжидать – весьма неплохо, учитывая твоё состояние.
- Какая жалость… что не Люппи… Его Hierro… я бы пробил, - хрипит, а в глаза так и искрятся восторгом. Улькиорра подавляет тяжёлый вздох: будучи не обделён интеллектом, Гриммджо вновь ведёт себя как умалишённый, и свыкнуться с этим абсурдом невозможно.
- Ты знал, кто переступил порог, с самого начала. Твоя рейацу уже достаточно восстановилась для этого.
- Допустим, - голодный насмешливый прищур. Аквамариновая пигментация в уголках глаз особенно ярко выделяется на сероватой коже. – Теперь… прикончишь?
- Ты можешь идти, - Улькиорра отворачивается, пряча тронувшую губы улыбку. Впрочем, когда он улыбался прежде, окружающие, за исключением Айзена-сама, почему-то не замечали, поэтому можно не таиться и на этот раз.
Ответная реакция предсказуема. По правде говоря, Cuatro плохо представляет себе, что стал бы делать, истолкуй Гриммджо это «можешь» в пользу «можешь остаться». Наверно, ушёл бы по ещё каким-нибудь делам – для Cuatro Espada в Las Noches они всегда находились.
Если ступил на один из путей, если выбрал – для себя ли, другого – жизнь, а не смерть, изволь быть последовательным, пока не наберётся увесистая толика аргументов «против» первоначального выбора. Это правило Айзена-сама Улькиорра усвоил очень хорошо.
Бывший Sexto выпрямляется – как лежал, с заляпанной подсохшей кровью простынёй вокруг тела. Арранкарам чужд стыд перед собственной и чужой наготой, но, как подозревает Улькиорра, никакого желания отдирать ткань с едва запекшихся ран и орать в голос перед давним недругом Гриммджо не испытывает.
Хотя потребуй новый хозяин комнат окровавленную тряпку назад, он, конечно, требование выполнит.
- У меня есть предложение, - медленно произносит Улькиорра. Cuatro не по себе, хотя он взвешивал это решение все несколько часов, что охотился на адьюкасов на нижнем уровне, и момент тоже выбрал верный. – Выслушай прежде, чем уйдёшь. У тебя в таком состоянии немного шансов добраться до своих комнат живым.
- Я даже не помню, где они. – Гриммджо держит занпакто не за рукоять – за лезвие, – уперев его эфесом в пол. Ах да, так создаётся более устойчивая конструкция, позволяющая ему держаться на ногах.
- Тем более. У тебя достаточно врагов как среди Espada, так и среди нумеросов. Тебе хорошо известно, что арранкары, не получающие покровительство одного из Десятки, в большинстве своём не живут в Las Noches долго.
- И что с того?
- Стань одним из моих фрассьонов, Гриммджо. Я не стану ограничивать твою свободу, пока это не будет противоречить указаниям Айзена-сама.
Синие глаза раненого арранкара сужаются, и это уже не кураж, не боевой азарт, а готовность драться сейчас и насмерть. Верхняя губа приподнимается, открывая слишком острые для человека клычки. У Улькиорры нет сомнений: ещё слово, и на него бросятся… бросились бы уже, будь сил побольше и крови потеряно меньше.
- Ищи шавок в свою стаю среди гиллианов, Cuatro, - Гриммджо перебрасывает рукоять меча в ладонь и умудряется как-то сохранить равновесие. – Я вернусь в Десятку. - Он ухмыляется, встретив взгляд Улькиорры, и добавляет: - Или сдохну. – И с неожиданным проворством покидает комнату.
Улькиорра выходит следом. Поганого предчувствия беды ещё нет, просто хочется проследить, что ни один из Espada носа не высунет и его незваного гостя не тронет. Такой конец будет для Гриммджо Джаггерджека преждевременным и чересчур простым.
Предчувствие появляется несколькими секундами позже, когда Улькиорра ощущает прикосновение липких холодных щупальцев чужой рейацу, и обретает форму свершившейся неприятности, как только дверь покоев напротив отворяется, и из проёма показывается кукольная мордашка нового Sexto.
Люппи переводит взгляд с Улькиорры на Гриммджо и обратно, и манерным жестом поправляет чёрные локоны.
- Во-о-от почему я не хотел жить в тех комнатах, Улькиорра-ку-у-ун, - тянет он. – Сто-олько беспокойства-а, – щурится, гладит рукоять занпакто. – А ведь ты и так много работаешь на благо Айзена-сама… Давай я избавлю тебя от мусора в комнатах навсегда – так будет лучше, правда? - Он тянет меч из ножен и бросает небрежно, как будто только что заметил беспокойство Улькиорры: – Не волнуйся, твоя дверь не пострадает, мне не потребуется высвобождать Трепадору…
Рейацу Гриммджо буквально вспыхивает – бывший Шестой может быть как угодно измордован, но умение выкладываться досуха в молниеносной стычке остаётся с ним. Он прижимается спиной к стене, губы кривятся, обнажая обе пары клыков, внутри ладони, стискивающей рукоять занпакто, зреет алый шар Cero.
- Я, кажется, не просил тебя вмешиваться, Люппи, - медленно, сквозь зубы говорит Cuatro Espada. Маленькая дрянь воспринимает угрозу вполне недвусмысленно и спадает с лица, зато Гриммджо неблагодарно хрипит ему в спину:
- Улькиорра… не лезь!
- Не знал, что ты так любишь мусор, Улькиорра-ку-у-ун, - тянет так и не вынувший из ножен занпакто Люппи. – Впрочем, дело твоё-о-о, - он подмигивает на прощание и скрывается за своей дверью.
- Падаль… - Гриммджо сплёвывает на пол несколько кровавых сгустков и начинает сползать по стене. Он не теряет сознания, просто даёт телу возможность отдохнуть лишние несколько секунд, - и когда Улькиорра приближается на расстояние пары шагов, он перехватывает занпакто, уперев рукоять в пол, и вскидывает голову.
- Когда ты восстановишься полностью, то сможешь биться с ним на равных. – Короткий кивок на дверь, за которой скрылся Люппи. – И, возможно, выжить. Но это не вернёт тебе место среди Espada.
Улькиорра уверен, что ему нет необходимости вновь озвучивать предложение в явной форме. Он никогда не отказывал Гриммджо в интеллекте.
- Посмотрим, - а вот в благоразумии, определённо, нельзя не отказать. Сейчас ведь пойдёт прочь, цепляясь за стену на каждом шагу.
- У кошки девять жизней. Сколько ты потратил сегодня? – Улькиорра всё же спрашивает, хотя зрачки на синей радужке стали почти вертикальными от боли и бешенства.
- Оставшихся… хватит и на тебя, Cuatro.
@темы: Уэко Мундо, Улькиорра, Айзен, Джен, Гриммджо, Фанфики
-
-
14.09.2008 в 19:05Те, кто полагает, что сможет работать с Хо Гиоку и быть правителями Las Noches вместо Владыки, безумны или слепы. До Соуске Айзена им как до небес, и пусть он рождён как шинигами и его рейацу до сих пор имеет мало общего с духовной силой Espada, Улькиорра согласен склониться и перед шинигами.
Ещё будучи Пустым, он сражал и пожирал себе подобных, в глубине души желая найти того, склониться перед кем не будет недостойно. Он выжил, будучи адьюкасом, несмотря на кажущуюся хрупкость тела, пережил трансформацию в вастар-лорда, но не нашёл.
Законам этого смешного мира была угодно, чтобы его Владыкой стал шинигами, и Улькиорра принимает это с благодарностью.
Для Владыки не имеет значения, где вести переговоры и отдавать указания своим детям – в тронном зале ли, на галерее, где гуляет холодный ветер с пустыни, или в зале Хо Гиоку, где новые арранкары рождаются слабыми, покрытыми вязкой слизью и не помнящими речь, которой владели, будучи Пустыми.
Новорождённый, маленький, щуплый и светловолосый, едва ли освоит её когда-нибудь.
- Как твоё имя, наш новый брат? - мягко спрашивает Владыка. В его чертах нет ни следа отвращения или брезгливости.
- Вандервайс… Маджера, - по слогам произносит белокурый арранкар. Недоразумение, а не сын Владыки. И не брат ему, Улькиорре. Айзен-сама понимает это и сам – но в таких вопросах, по мнению Cuatro Espada, Владыка излишне мягок, поэтому придурковатое нечто обречено долго и печально слоняться по коридорам Las Noches.
- Улькиорра. – К нему оборачивается и Владыка, и допущенные в Зал Decimo, Noveno, Sexto, Quinto и Tercera Espada. – Ты помнишь разговор, который состоялся у нас месяц назад?
- Да, Айзен-сама.
- Настало время привести план в действие. – Айзен спокойно окидывает взглядом присутствующих. – Возьми тех, кого считаешь нужным.
Cuatro не по себе: никогда прежде один из Десятки не командовал другими. Улькиорра не испытывает стремления отдавать приказы тем, кто сидит вместе с ним за столом Espada. По его мнению, ни один из стоящих ниже его по силе не способен выполнить указания Айзена-сама оптимально.
Но следует посмотреть правде в лицо: для того, чтобы устроить бойню в мире живых, они вполне подойдут.
Владыка поднимает взгляд.
- Может быть, ты тоже хочешь пойти, Гриммджо?
Люппи вскидывает глаза следом, и маленькие губки растягиваются в улыбке.
Кошки любят наблюдать за происходящим на земле сверху, забравшись на высокий подоконник, шкаф, карниз старого дома или уступ на стене в зале Хо Гиоку. В Каракуре кошек было немало – Улькиорра часто натыкался на них, когда ходил по городу, полностью подавив рейацу, чтобы не обнаружили постоянно находящиеся там шинигами. Кошки могут наблюдать и выжидать часами, могут лениво спускаться с верхотуры и, потягиваясь, делать вид, что не замышляли никакого коварства. Но рано или поздно непременно бросятся на того, кого наметили себе в жертвы или просто для игры.
Улькиорра понимает, что рывок Гриммджо к горлу Люппи – вопрос времени, причём довольно недолгого. Он не изменил своего мнения: что более вероятно, погибнут оба, что менее – один, и это будет нынешний Sexto.
Потому Cuatro так ценит подарок Владыки: право самостоятельно принять решение и остаться – насколько позволяют обстоятельства – последовательным.
- Вандервайс. – Недоразумение, уже давящееся собственными слюнями, поворачивает к нему голову. – Вандервайс Маждера. – Этому ничтожеству ни к чему влачить жалкое существование в коридорах Las Noches. Шинигами прикончат его быстро.
- Ямми. – Decimo – слабейший в Эспаде и её позор. Даже гиллиан Аарониеро намного превосходит его. Улькиорра не против того, чтобы жизнь Ямми оборвал кто-то из шинигами. Decimo есть на кого бросаться с горячей головой, что увеличивает шансы на благоприятный исход.
- Люппи. – Шестой чересчур силён, чтобы погибнуть при выполнении миссии. Но, по мнению Улькиорры, он слишком быстро и скользко просачивается в свои покои, стоит заговорить о деле, которое необходимо выполнить для Айзена-сама. Пусть разомнётся.
Гриммджо приземляется у него за спиной, пружинисто и неслышно: он легко восстановил баланс тела после увечья, как только раны затянулись.
- Так ты хочешь пойти?
- Для этого мне не нужно твоё разрешение, Cuatro.
*****
Улькиорра возвращается даже быстрее, чем думал – женщина, чьи способности превосходят всё, доступное воображению, оказывается ещё более податливой и глупой, чем он и Айзен-сама предполагали.
Владыка Уэко Мундо полудремлет, подперев скулу ладонью. Кажется, что развернувшаяся в мире живых битва нисколько не интересует его.
Порой Улькиорра почти убеждён в том, что Айзен, как и Канаме Тоусен, терпеть не может бесцельные драки и убийства.
- Через десять часов я отправлюсь за женщиной, чтобы привести её к нам. Я дал ей срок в двенадцать часов, но полагаю, что она придёт на место встречи раньше.
- Очень хорошо, Улькиорра. Потери среди Espada нам сейчас не нужны. Выводи их из боя.
Cuatro переводит взгляд на экран, транслируемые на котором события Владыка оставляет без внимания. Там Ямми схватился с Урахарой Кискэ, который, как хочет надеяться Улькиорра, вот-вот порубит его на куски, а Люппи и вовсе превратился в ледяную глыбу, которая неизвестно почему держится в воздухе.
- А среди не-Espada?
Владыка, успевший отойти к окну и заглядеться на высохшую луну мира Пустых, улыбается:
- На твоё усмотрение, Улькиорра.
-
-
14.09.2008 в 19:06Гриммджо хватает мозгов понимать, что проклятый шинигами использует их как боевое мясо, чтобы провернуть на пару с Улькиоррой какой-то фокус.
Но это не имеет значения. Жерло Garganta раскрывается, он шумно втягивает ноздрями запахи чужого мира и впервые радуется, что стал одним из Privado.
«Драгоценный Айзен-сама» любит распивать чай в окружении Espada и очень расстроится, узнав, что одному из них, погибших в бою, придётся искать замену.
Privado же свободен, в том числе – и от уз Владыки, вплоть до права выбирать себе битву и смерть.
Гриммджо отправляется искать сумасшедшего рыжего шинигами со странной рейацу и не прогадывает. Мальчишка стал сильнее за тот месяц, что он выживал в Уэко Мундо с одной рукой. Это славно.
Маска Пустого скрывает лицо рыжего, его атака срывает с кожи Hierro, и Гриммджо орёт от кошмарной боли, ещё более дикой, чем та, что его заставил испытать Тоусен. Но боль отступает, маска осколками осыпается с лица шинигами, и арранкар смеётся, слизывая с губ и щеки щедро струящуюся из рассечённого лба кровь.
Куросаки Ичиго сереет лицом, но не кричит, когда Пантера вонзается в его ладонь, дробя кости.
Черноволосая шинигами оттягивает его гибель на пару минут – именно столько требуется Гриммджо, чтобы разнести большую часть сковавшей его движения ледяной тюрьмы вдребезги.
А потом появляется тонкий белобрысый хмырь, умеющий не только натягивать маску Пустого, но и швыряться Cero, и это уже серьёзно. Гриммджо прикрывает глаза на несколько секунд, за которые ещё можно уйти с линии удара. Его ответное Cero не будет достаточно сильным, чтобы полностью нейтрализовать атаку, но, увиливая, белобрысого не победишь.
На этот раз он только хрипит от боли – с пробитым сломанными рёбрами лёгким не очень-то поорёшь – и выкашливает наземь кровь.
Белобрысый хмырь невредим, и рыжий ещё пытается трепыхаться, силится сжать изуродованной рукой эфес занпакто.
За спиной арранкара, перехватывающего лезвие готовой к высвобождению Пантеры, ветер взвихряет чёрные крылья плаща.
- Улькиорра…
- Миссия завершена. Мы возвращаемся.
«Не удержишь, Cuatro!»
Лицо Улькиорры бело и бесстрастно, но в зелёных глазах плещется насмешка: «Так-то ты продаёшь свою девятую жизнь?..»
У него ещё довольно рейацу, чтобы использовать внутреннее зрение, и оно вовремя подсказывает Гриммджо, что далеко на окраине города Луч Отрицания разносит вдребезги ледяной гроб Люппи. Ямми попадает в спасительный столп света несколькими секундами позже. Охотившийся на него шинигами, похожий на клоуна в полосатой шляпе, направляет рейацу на Вандервайса: этого дебила Улькиорра не считает нужным вытаскивать, и Гриммджо в кои-то веки с ним согласен.
Губы Cuatro подрагивают, со стиснувшей лезвие Пантеры ладони всё сильнее стекает кровь.
Гриммджо кивает – «Идём!» – и первым из двоих ступает в Луч Отрицания, не убирая занпакто в ножны. Хочется не просто свободы драться с любым противником и выбрать себе битву, в которой не жалко сдохнуть. Нестерпимо хочется бунта – не просто отвержения правил, да и что Владыке до того, принимает ли правила его игры какой-то Privado, - но преступления против основ, на которых держится власть в Las Noches.
Убивать рыжего мальчишку позволено, Espada – запрещено. Одно это – достаточный соблазн, чтобы вернуться.
*****
Женщина приходит на место встречи через десять часов. Она труслива и неразумна, раз не воспользовалась возможностью провести с тем, с кем ей разрешено было попрощаться, лишние минуты. Что же, тем легче будет обратить её умения на службу Владыке.
Спустя десять с половиной часов Улькиорра и женщина стоят в зале перед троном Айзена. На ней по-прежнему нелепое форменное платье из мира живых. Владыка настоял, чтобы женщину представили ему немедленно, не дав отдохнуть с дороги и не заставив переодеться.
Улькиорра послушен – он только предпочёл бы, чтобы Люппи и Гриммджо не присутствовали в зале одновременно. Но по приказу Владыки здесь все, кто участвовал в недавней операции, за исключением Вандервайса, чьё нелепое существование прервали шинигами.
- Тебя зовут Иноуэ Орихиме, верно?
- Да. – Женщина опускает глаза и вот-вот лишится чувств, хотя все присутствующие блокируют духовную силу – за исключением Гриммджо, тот прячет рейацу, только если подстерегает в засаде врага. Да и его сила не направлена на женщину, просто привычно искрит.
- Мне не хотелось бы торопить тебя, Орихиме, однако… - голос Владыки мягок, - не могла бы ты продемонстрировать мне свои способности прямо сейчас?
Женщина пытается вымолвить что-то в ответ, но безуспешно: теперь Sexto Espada давит именно её, и даже Улькиорра чувствует прикосновение щупалец его рейацу.
- Кажется, один из присутствующих не одобряет твоего пребывания здесь. Не так ли, Люппи?
- Совершенно верно. – Маленькая мордашка искажена гримасой, но Люппи хватает благоразумия оставить женщину в покое. – То сражение, в которое мы ввязались, было лишь отвлекающим манёвром, чтобы выманить в Las Noches эту девчонку! Подобное я никак не могу одобрить.
Определённо, «шестёрка» - несчастливое число для Айзена-сама.
- Прошу прощения. Я не мог предположить, что вы так сильно пострадаете в битве. Итак, давайте всё-таки сделаем это… - Владыка Las Noches на мгновение задумывается – и продолжает тем же ровным тоном: - Орихиме, пожалуйста, вылечи левую руку Гриммджо.
Женщина поворачивается и идёт. Люппи беснуется у неё за спиной, снова распускает невидимые глазу щупальца, вопит, что невозможно исцелить то, чего не существует, что для этого нужно быть Богом, что дешёвые фокусы не помогут ей сохранить жизнь…
На самом деле – просто боится того, что будет после.
А гостья смотрит на пустой рукав Гриммджо, не дрогнув, – и Улькиорра во второй раз наблюдает, как с её причёски срываются нелепые железные штуки, которыми женщины из мира живых закалывают волосы.
- Souten Kisshun! Я… отрицаю.
По мнению Улькиорры, женщина полностью лишёна рассудка, раз пытается избавить от увечья врага, дважды едва не добившего Куросаки Ичиго – её ближайшего друга.
«Что же ты такое, женщина?.. В книгах, доставленных сюда из ваших библиотек, я читал об умалишённых, волей Бога наделённых невероятными способностями. Так ты одна из них? Но ваш Бог не имеет здесь власти, разве не так?»
Люппи захлёбывается словами на середине фразы, у Ямми попросту отвисает челюсть, Гриммджо ошалелыми глазами обводит пространство зала, сгибая в локте руку, отрубленную и сожжённую в пепел Тоусеном месяц назад.
«Только не наделай глупостей, Privado. Только не наделай…»
- Улькиорра описал её способности как возможность обращать вспять время или структуру событий в пространстве.
- Совершенно верно.
- Это невозможно! – Люппи прерывает его. – Эти способности превосходят всё, что может быть отпущено человеку. Это просто невозможно!
- Верно. – Владыка снова улыбается. – Оба эти объяснения неточны. Её способность к отрицанию – на уровне предметов. Она способна остановить или обратить вспять изменения, произошедшие с определённым объектом. Это больше, чем обратить вспять время или набор взаимосвязей пространства. Она способна отрицать события, произошедшие волей самого Бога. Её способности – из категории того, что прежде почиталось божественным.
-
-
14.09.2008 в 19:07Владыка не приказывает женщине остановиться.
- Гриммджо, ты осознаёшь, что ты делаешь?! – Люппи продолжает вопить и бесноваться, хотя ему бы стоило бежать прочь до самых своих покоев и закрыться там.
«Мне разнять?» - Улькиорра поднимает глаза к трону, и в ответ на лике Владыки появляется ожидаемая улыбка:
«На твоё усмотрение».
Даже прими он решение разнимать, не успел бы.
Гриммджо исчезает в вихре Sonido, точно не ему на глазах Улькиорры несколько часов назад стягивали бинтами и заживляющими заклятьями грудь. Люппи рвётся с места, надеясь уйти с линии броска, - напрасно. Он фатально не успевает, как будто был до перерождения не таким же адьюкасом, как атакующий его Privado, а тупым медлительным гиллианом.
Ямми вздрагивает, когда кровь маленького Espada щедро орошает его хакама.
- Гриммджо… ты ублюдок… - Люппи хрипит и захлёбывается, а дёрнуться не может: левая рука Гриммджо перебила не только дыхательные пути, но и центральные нервные узлы.
Espada, конечно, выживают с такими повреждениями, если их не прикончить.
- Чертовски верно, - это одновременно и оскал клыков, готовых впиться в плоть врага, и улыбка. Алый шар Cero набухает в ладони – неотвратимо и неожиданно быстро для того, кто был только шестым в Эспаде, так быстро, как у самого Улькиорры, – и Cuatro Espada совсем не хочется бросаться под него, спасая мусор, который проиграл свою партию так легко. – До свидания, покойный Sexto.
Ямми благоразумно шарахается в сторону: касание столь мощного Cero даже на излёте может быть чувствительно.
Нижняя половина тела Люппи цела, вместо верхней на пол оседают обрывки белой одежды с кое-где запёкшимися на ткани кусками плоти.
Улькиорра меланхолично думает о том, что «шестёрка» - число однозначно проклятое: двоих Sexto в Эспаде быть не может, но через несколько минут не останется ни одного.
Бывший Шестой, бывший Privado… арранкар, первым убивший одного из Espada, поднимает руки к лицу – на левой густо запеклась кровь – и истерически смеётся, запрокинув голову к высокому потолку:
- Они прежние! Мои способности прежние! Я, Гриммджо Джаггерджек, снова Sexto Espada!
«Они больше. Намного больше, чем прежде, и они могли бы послужить на благо Айзена-сама. Но ты угробил их, ублюдок!»
Обычно Улькиорра заменяет всё разнообразие употребляемых окружающими бранных слов одним - метким и хлёстким «мусор» - но назвать так Гриммджо значит погрешить против здравого смысла.
Ему чудовищно обидно. За изначально неверное решение, за своё упорное нежелание отказаться от него, за Владыку, который после рождения сильного арранкара несколько дней ходит с пепельно-серым лицом и скрывает перчатками руки.
Смех Гриммджо обрывается: он силён, он стал много сильнее за этот месяц, но и его парализует страх перед тем, что будет дальше.
Нельзя позволить Espada убивать друг друга. Это закон – один из немногих, установленных в Las Noches не слепцом Тоусеном, но Владыкой.
- Ты хочешь мне что-то сказать, Улькиорра.
- Владыка, рождение моих новых братьев отнимает у Вас много сил. В то же время большинство из них погибнут в первом серьёзном бою. Неравноценный обмен.
- Ты понимаешь всё слишком буквально. Большинство твоих братьев рождаются не для того, чтобы в решающей битве сойтись насмерть с шинигами.
- Тогда для чего же?
- Чтобы жить – вспомнить или создать заново то многое, чего они были лишены десятки и сотни лет. Чтобы я, Гин и Канаме могли смотреть на них и не прятать улыбки. Возможно, умирать, как все населяющие этот мир существа, - но не потому, что я погоню их на верную гибель.
- Для этого у Вас есть Espada, Айзен-сама.
- Верно. Канаме придумал для вас так много правил… напрасно. Я не хочу, чтобы вы прерывали из небрежности или веселья жизни тех, чьи номера идут после десяти. Но я и не хочу наказывать вас за их гибель. Но если один Espada поднимет руку на другого, он умрёт от моей руки. Твоей, Улькиорра, и других из Десятки, судьбе сложно позавидовать, и я не хочу обрекать на неё других своих детей вместо тех, кто погиб в результате междоусобиц. Espada потеряет двоих, но это будет первый и последний раз: ведь вы рождены из страха, Улькиорра.
…Женщина, чьи способности превосходят отпущенные не только человеку, но и шинигами или арранкару, выходит из оцепенения. Рвётся, сбивая за короткую – пара десятков метров – пробежку дыхание, к тому, что уже сложно назвать телом Люппи.
Она неразумна: не может быть, чтобы её способности позволяли вернуть отошедшую в никуда душу. Даже если она может собрать по кусочкам сожжённую Cero плоть.
Женщина, похоже, понимает это сама: сереет лицом, оседает на пол, не добежав пару шагов до останков Люппи, и прижимает ладонь ко рту.
А потом – недаром, ведь поднимающаяся волна рейацу Владыки накрывает её, беззащитную, первой – выпрямляется и заслоняет собой Гриммджо.
- Отойди, женщина.
Она не труслива: не делает шага в сторону там, где любой фрассьон предпочёл бы провалиться сквозь пол, нежели стоять на дороге.
- Я сказал – отойди!
Не труслива, просто глупа. Гриммджо отшвыривает её, как котёнка, на кучу тряпья и запёкшегося мяса, что была раньше телом Люппи, и идёт к трону Владыки.
Женщину трясёт, и потому Улькиорра хочет помочь ей подняться, но она справляется сама.
Рейацу Айзена теперь плотна и ощутима настолько, что дышать делается непросто.
Женщина бормочет беспомощное: «Сколько же можно… убивать?» - а арранкар с шестёркой на спине в едином рывке Sonido преодолевает оставшееся расстояние и опускается на одно колено перед троном.
У трона нет ступеней, и Айзен срывается сверху в неразличимом броске, используя Шунпо – технику, отличающуюся от Sonido лишь названием.
Ладонь Владыки поправляет выбившуюся на лоб прядь, скользит по рукояти занпакто и замирает, коснувшись серебристо-голубых – ещё более взъерошенных, чем обычно – волос.
- Тому, чьи боевые навыки столь совершенны, не зазорно ли поднимать руку на женщину, Гриммджо? Надо же, я не мог и представить, что найдётся арранкар, который решится выступить против одного из Десятки. Ведь всем должно быть известно, что способности Espada превосходят других многократно. Судьбе Espada сложно позавидовать – но ты выбираешь её сам, верно? - Пальцы на мгновение зарываются глубже в волосы коленопреклонённого арранкара, а потом соскальзывают и легонько щекочут кожу за мочкой его правого уха.
- Айзен, Владыка Las Noches, - Гриммджо говорит тихо и глухо, но отчётливо. – Я не помню своего прошлого и не знаю будущего: наша история ещё не написана. Пока в мире живых, в Сообществе Душ или здесь, среди подобных себе, я не найду то, ради чего стоит жить и умереть, я буду сражаться за вас. Против шинигами, против Пустых, против тех, кто объединил в себе две этих силы. – В конце Клятвы в его голосе вибрируют низкие раскатистые нотки: слишком чувствительна у кошек кожа за ушами, чтобы они сохраняли полный самоконтроль после умелой ласки. – Против других Espada.
Последней фразы не произносил прежде никто из Десятки, включая самого Cuatro. Её попросту не было в Клятве, которую требовал с тех, кто стал его мечом, Владыка.
Когда Sexto выпрямляется, Улькиорра не может сказать наверняка, чего больше во вскинутых на Айзена сумасшедше-пьяных глазах с вертикальными зрачками – ненависти, восхищения, омерзения или страсти. Владыка продолжает улыбаться, и слова падают с его губ лишь тогда, когда сам Улькиорра готов сорваться, а женщина трясётся всем телом, закрыв лицо руками:
- Добро пожаловать обратно, Гриммджо. Я очень беспокоился за тебя. Ты можешь сейчас идти.
Sexto Espada покидает тронный зал обманчиво-расслабленной походкой, а женщина, уронив руки, оцепенело смотрит ему вслед.
«На вашем месте я перенумеровал бы Десятку, Айзен-сама».
Улькиорра никогда не предложит этого вслух. Разве что если Владыка прямо спросит о причинах его беспокойства.
*****
Казалось бы, пора перестать удивляться неизбежному – но Cuatro вздрагивает, выйдя из своих комнат и оказавшись под пронизывающим взглядом Espada, прислонившегося к стене напротив. Люппи подобных встреч старательно избегал, пару раз даже скрывался в своих покоях прямо на глазах Улькиорры
Гриммджо, как всегда, появляется не вовремя. Только что Улькиорра получил указание проследить за доставленной Уэко Мундо женщиной, и как можно скорее, потому что гостья не желает ни снимать идиотский наряд, в котором пришла из мира живых, ни прикасаться к еде.
Он не находит ничего лучше, чем спросить:
- Предлагаешь поменяться комнатами вновь?
- Ну зачем же. – Ленивое пожатие чуть ссутуленных плеч. Гриммджо держит обе руки в карманах куртки и больше не поглядывает украдкой на чудесным образом восстановленную левую. Он прирождённый боец и относится к своему телу как к боевой машине: все части функционируют как надо – прекрасно, и нечего разводить сантименты или ходить с очумелым от счастья видом, а если не все и поломку не исправить… выжил же он месяц в Las Noches калекой. Улькиорра не знает, как, попросту не хочет знать. Но выжил. – Фрассьонов Люппи я уже прикончил. Они так забавно прятались по углам.
- Любишь, когда в твоих комнатах всё заляпано кровью и воняет?
В этот момент Улькиорра жалеет, что его лицевые мышцы неподвижны. От омерзения всё так и переворачивается внутри, а гримасы не скорчить.
- Хорошее Cero не оставляет крови или запаха, Cuatro.
- Что тебе нужно?
- Ты идёшь к женщине, потому что так приказал Айзен. – Гриммджо не добавляет привычного для всех Espada «-сама». Словно не он несколько часов назад, преклонив колени, клялся Владыке в верности. Впрочем, можно ли ждать верности от кошки? – Я иду с тобой.
- Айзен-сама приказал мне позаботиться о женщине. Никто другой из Espada или нумеросов не должен входить к ней без особого приказа.
- Я иду с тобой. Я должен этой женщине, и моё дело – решить, каким образом вернуть долг. Что невозможно, если её станут от меня прятать. Айзен не имеет к моим делам с женщиной никакого отношения.
-
-
14.09.2008 в 19:07Он идёт по коридорам к комнатам женщины, а Гриммджо ленивой, чуть вразвалочку, походкой тащится следом и цедит сквозь зубы:
- Чем ты только слушаешь, Cuatro? Я же сказал, что должен ей.
Женщина сидит на коленях посреди комнаты. Предназначенная для неё одежда аккуратно разложена на диване, на столике давно остыла еда. Две девушки – младшие фрассьоны Халибел – покидают помещение под тяжёлым взглядом Улькиорры и жмутся к стенам коридора, завидев за спиной Cuatro Гриммджо.
- Ты должна переодеться. Твоя одежда здесь неуместна.
Женщина ежится под его взглядом и пытается натянуть на колени короткую юбку.
- Я не хочу. Мне так удобно.
- Мне бы не хотелось применять силу. – Улькиорра протягивает руку и поднимает женщину на ноги за воротник блузки. Ткань трещит под пальцами, достаточно пары движений, чтобы порвать на ней всю одежду разом, но в поставленную Айзеном-сама задачу не входит довести гостью до истерики. – Переоденься.
Иноуэ Орихиме, сила которой превосходит всё, отпущенное шинигами, Пустым или арранкарам, всхлипывает и закрывает лицо ладонями, когда Cuatro разжимает пальцы. Она настолько абсурдно слаба сейчас, что это не укладывается в голове Улькиорры.
- Я всё… сделаю. Хорошо.
- У тебя есть пятнадцать минут. – Он поворачивается и уходит, дабы продемонстрировать гостье, что играет честно. От Айзена-сама ему уже известно, что женщинам из мира живых свойственен страх оказаться увиденными без одежды. На взгляд Улькиорры, он столь же абсурден, как и всё, связанное с этой женщиной, но Владыка приказал не причинять ей ни страха, ни боли.
Он притворяет дверь и приказывает внутренним «часам», которые есть у каждого, наделённого хоть сколько-нибудь заметной рейацу, отсчитать четверть часа. Но не проходит и пары минут, как Гриммджо дёргает за ручку двери и распахивает её прямо у него под носом.
Проклятье!
То-то он не лез поговорить с женщиной и околачивался всё время в коридоре. Кошки отлично умеют усыплять бдительность и выжидать в засаде.
- Я приказал женщине сменить одежду. Туда нельзя.
- Да пошёл ты!
Быстрый и страшный удар в подбородок впечатывает Улькиорру в стену, ему не хватает времени полностью сблокировать атаку с помощью Hierro.
Не-Espada подобный удар попросту снёс бы голову.
Теперь Cuatro не торопится в комнаты женщины. Гриммджо действительно не причинит вреда, раз считает себя обязанным ей, а на наказание – если Владыка в очередной раз не спустит вольности ему с рук – Sexto уже заработал.
Иноуэ Орхиме успела сменить свою нелепую юбку на хакама и стоит, притиснув к груди скомканную блузку. Золотисто-розовая кожа стремительно пунцовеет на скулах, но она не сопротивляется, когда Гриммджо отводит её ладонь от груди и кладёт к себе на плечо, туда, где спущенный к локтю рукав куртки открывает окольцовывающий руку шрам.
- Я должен тебе, женщина. Подумай, как я могу расплатиться. Ты можешь просить, о чём хочешь.
- Я ничего не желаю… для себя. Я ничего… не хочу выторговать. – Иноуэ Орихиме повторяет услышанные от него, Улькиорры, слова, но на него не смотрит.
- Дура. Так нравится себя жалеть?! – слова Гриммджо грубы, но хватку он ослабляет, а женщина, вместо того чтобы отдёрнуть ладонь и убежать, касается бинтов на его груди.
- Больно же. – Её брови хмурятся. – Я сейчас помогу. Потерпи.
- К чёрту! – Женщина вскрикивает, обе её руки перехвачены в запястьях, блузка падает на пол, оставляя тело выше пояса едва прикрытым тонкой полоской белья. – Не люблю накапливать долги.
Улькиорра не успевает вмешаться. Освободившись, женщина подхватывает с пола одежду и убегает в темноту дальней комнаты. Гриммджо небрежно поправляет рукав и смотрит ей вслед, и в глубине потемневших глаз плещется что-то такое, отчего Cuatro делается нехорошо. Не голод, не жажда крови или бунта, не дерзко-сумасшедшая обречённость, поселившаяся в глазах калеки-Privado в последний месяц.
Минуло четыре с половиной месяца с тех пор, как Айзен-сама пришёл в Las Noches с Хо Гиоку в руках, и три с тех пор, как нынешние Cuatro и Sexto Espada родились на свет с интервалом в сутки. Существо нескольких месяцев от роду, как бы ни были высоки его интеллект и боевые возможности, не склонно интересоваться вопросами, с продолжением этого самого рода связанными, - и потому пройдёт ещё десяток, а то и полтора, недель, прежде чем Улькиорра разберётся в происходящем.
Отчего ему станет ещё дурнее, ибо происходящее абсурдно.
- Я стану приходить, когда захочу.
- Только если Айзен-сама позволит это.
- Плевал я на него.
Улькиорра уже не пытается возражать. Ему не нужно идти и пересказывать произошедшее в подробностях Айзену-сама, чтобы, как наяву, увидеть мягкую улыбку Владыки и услышать неизменное: «На твоё усмотрение».
Но конечно, он не оставит проступок Гриммджо без внимания и всё-таки пойдёт.
*****
На балконе северного крыла Las Noches гуляет холодный ветер извне, доносит синхронный полушёпот-полувздох гиллианов из Леса Меносов, вой адьюкасов с просторов пустыни, рокот рейацу вастар-лордов из Чёрного Ущелья, страшный и неотвратимый, как селевой поток.
Троих из них Айзен ввел в ряды Espada, совершив по обоюдному согласию трансформацию с помощью Хо Гиоку. Ещё одна сидела за столом Десятки прежде.
Сегодня вастар-лордов среди Espada стало пятеро.
Сколько же ещё ждут своего часа там, в Чёрном Ущелье?..
Ветер послушен Владыке Las Noches, и он подхватывает насмешливый протяжный голос сразу же, как только Айзен ощущает рейацу его обладателя.
- Канаме ужасно расстроится, что его воспитательные меры не возымели длительного действия. – Ичимару привычно устраивается на подлокотнике кресла и затихает, спрятав кисти в широких рукавах. Так он напоминает взъерошенную птицу. – Как же так, Соуске-кун?..
- Ничто не мешает Канаме придти и высказать мне своё недовольство, Гин.
- Мне тоже есть, что тебе сказать. Со-оуске-е… - Прежний капитан третьего отряда тянет гласные, и так, и эдак ощупывает языком его имя. – Мне будет очень скучно без Люппи. Он частенько приходил со мной поговорить. Такая очаровательная маленькая дрянь. Что же ты такое делаешь, Со-оуске-кун?.. – Гин изгибается так, что его глаза оказываются как раз напротив глаз Владыки.
Откинувшись сильнее на спинку кресла, Айзен не прячет улыбку.
- Я учу Улькиорру принимать решения. Он такой забавный.
- Разве Улькиорра-кун не умеет… решать задачи? Я бы на его месте обиделся в ответ на такое предположение.
- Ты такой невнимательный, - жалуется, не поднимая глаз, Айзен. – Я сказал – принимать решения и отвечать за их последствия. Ни слова про задачи. И, знаешь, Урахара проиграл мне давнишний спор, только вряд ли он об этом скоро узнает, если продолжит отсиживаться в гигае. Как я и доказывал ему, прикосновение Хо Гиоку не останавливает эволюцию Пустого, если он достаточно силён.
- На твоём месте, Соуске-кун… - задрав правый рукав, Гин задумчиво скребёт кончиками ногтей длинный, во всю внутреннюю сторону предплечья шрам, - я бы поостерёгся. Espada и так достаточно опасны.
- Ты не понимаешь. – Улькиорра, навестивший Владыку на балконе за полчаса до появления Гина, тоже пока недоумевает. Надо подсунуть ему вместо книг по квантовой физике и теологии что-нибудь из художественной литературы с Земли. Умница-арранкар прочитает, не поверит, попросит аудиенции и сразу откликнется на вопрос Айзена о том, что его беспокоит. - Живой не станет сражаться против живого бок о бок с мёртвым.
Он и сам пока не может до конца поверить и проверить, что получилось.
- Пфу-у, Соуске-кун, как пафосно. Tercera, Segundo и Primero заметят изменение структуры рейацу нового – или я должен сказать «старого»? - Sexto. Улькиорра-кун тоже заметил, но он такой скрытный…
- Тем интереснее, разве нет, Гин?
Ичимару уходит с помощью Шунпо, не попрощавшись. Владыка прикрывает глаза. Он не станет нарушать заведённый распорядок. Espada будут созваны завтра, и с часа собрания счёт не-жизни Ноиторы Джируги пойдёт на недели, если не дни.
Будет лучше, если Куросаки Ичиго и его друзья подарят Quinto Espada отсрочку, явившись спасать рыжеволосую девочку достаточно быстро.
END
-
-
14.09.2008 в 19:12-
-
14.09.2008 в 19:52-
-
14.09.2008 в 20:05Спасибо, от Вас мне очень приятно слышать подобные слова. Про шинигами я ещё напишу, если Муза меня не покинет.
-
-
14.09.2008 в 21:26Покинув Сообщество Душ, он понял, что серьёзно заблуждался. (нормально?)
Последствие бечения?))
-
-
14.09.2008 в 21:31Оно самое. Чёрт, я думала, что всех блох убрала. Сейчас отредактирую.
-
-
14.09.2008 в 21:33Бывает))
-
-
14.09.2008 в 22:21-
-
14.09.2008 в 22:33Ну, я не настолько хорошо помню канон, чтобы ловить баги в матчасти.
Но оно было... убедительно.
-
-
14.09.2008 в 22:45-
-
14.09.2008 в 22:53-
-
14.09.2008 в 23:30-
-
14.09.2008 в 23:38-
-
15.09.2008 в 01:32Жду-жду) Блиииин, как я люблю логичные сюжетки, кто б знал. И как их мало.
Спасибо-спасибо!
-
-
15.09.2008 в 17:02-
-
15.09.2008 в 18:05а "гиена в сиропе" тебе как? Люблю я его, что ни говори.
-
-
15.09.2008 в 20:58В Уэко мне нравятся, Гриммджо, Улькиорра и Гин. Ещё некоторое количество персонажей просто не вызывает особой неприязни.
-
-
22.09.2008 в 13:49Не оставляет ощущение, что это только часть. Как взгляд на известный канон с другой стороны - интересно именно с точки зрения игры с матчастью, но... я жду самостоятельного сюжета )))))).
Все имхо. Текст хорош. Спасибо ))
-
-
22.09.2008 в 14:02Черт, я не могу отделить твою траву от канона, увы.
Это потому, что ты мангу до конца не читала. В моей траве у Айзена в голове водятся альтернативные тараканы, это главные критерий отделения.)))
Не оставляет ощущение, что это только часть. Как взгляд на известный канон с другой стороны - интересно именно с точки зрения игры с матчастью, но... я жду самостоятельного сюжета )))))).
Ощущение абсолютно верное: это начало длинной АУшной истории с самостоятельным сюжетом. Типа приквел. Поскольку мне представилась возможность выразить пару идей целиком именно в этом (относительно небольшом) тексте, я его от основного фика отделила. Одна нога у истории будет расти именно из уже написанного, другая... ну, в общем, вырастет.
Я ж над матчастью не так просто издевалась, а для стратегических целей)))
-
-
22.09.2008 в 14:30я понимаю, что для стратегических целей, но самостоятельного текста таки жду )), потому что здесь.... имхо, но здесь матчасть почти положила под себя и сюжет, и характеры ))))))))))))
-
-
22.09.2008 в 14:38имхо, но здесь матчасть почти положила под себя и сюжет, и характеры ))))))))))))
Сюжет, само собой, положила, потому что всё поелику возможно вписылось в канон. Должен же быть между каноном и наглым АУ какой-то переход))) Характеры - а отчего такое ощущение? У меня, наоборот, такое чувство, что я с целью написать такими, какими мне хочется, двух своих любимых персонажей, зверски надругалась над матчастью)))
-
-
22.09.2008 в 15:47у меня есть вопросы по регенерации арранкаров.
Гриммджо, с моей имхи, у тебя-таки отражение шизоидности рокубантай-тайчо (да-да, я не могу не пнуть по любимой мозоли )) ). Характеры... не знаю. Пока в сомнениях. С учетом изложенной тобой концепции аморфности личностей Эспады...
-
-
22.09.2008 в 16:02у меня есть вопросы по регенерации арранкаров.
*ликующе* Я знала! Ну наконец-то мой Обоснуй получит слово, а может, и шанс дать мне пинка))) Давай на эту тему либо ко мне в запись с фиком - http://www.diary.ru/~Arienn/p48444623.htm - либо в юмылки. А то мы тут всё зафлудим.
Гриммджо, с моей имхи, у тебя-таки отражение шизоидности рокубантай-тайчо (да-да, я не могу не пнуть по любимой мозоли ))
Моя имха с твоей могут бодаться до бесконечности, так что давай замнём))) Тем более дискуссия будет опять из серии "моя твоя не понимай", потому что я не могу воспринимать любимого персонажа как отражение.
Характеры... не знаю. Пока в сомнениях. С учетом изложенной тобой концепции аморфности личностей Эспады...
С её учётом получается очень широкий простор для курения, да. Я, в принципе, не только Эспада, но и Айзена имела в виду.
-
-
22.09.2008 в 17:47-
-
08.12.2010 в 20:13