sometimes the person who tries to keep everyone happy is the most lonely person
Автор: С_э_т
Бета: Moonlight
Рейтинг: PG
Жанр: спектр, два кроссовера
Герои/пейрнги: Заэль, Маюри/Исида, Гин, Рангику...
читать дальше*
- Заткнись, - шипел сквозь зубы Гриммджо. – Не ори, придурок!
Улькиорра белым глазастым изваянием замер у двери. Если бы Гриммджо больше помнил о своей земной жизни, он бы мог сказать, что лицо Шиффера напоминало в тот момент венецианскую карнавальную маску – эмоцию задумчивости и отрешённости. Но Джаггерджек ничего о своей жизни в общем и о курсах истории искусств в частности не помнил, так что ничего такого не думал.
А Заэль бился в сильных руках Шестого Эспады, мычал, пытаясь укусить жёсткую ладонь, зажимавшую рот, таращил золотистые глаза и вообще вёл себя, как жертва маньяка в дурном фильме ужасов.
- Впрочем, ори сколько влезет, - усмехнулся Гриммджо. Очень клыкасто усмехнулся. – Пусть все прибегут и увидят тебя… вот так.
Заэль тут же замолчал, лупая глазищами, и стремительно покраснел.
- Ага, - удовлетворённо рыкнул Гриммджо, поудобнее перехватил заломленные руки Заэля и рванул с него форму.
Заэль отчётливо взвизгнул. Правда, тихо.
- Эй, Гриммджо, не надо, ну прекрати, осто… Ааа, прекрати!!
- Улькиорра! – рявкнул Джаггерджек изваянию у двери. – Подержи его.
Шиффер в мгновение ока оказался рядом и, не меняя выражения лица, пригнул Заэля к каменному холодному полу.
- Ублюдок, - неразборчиво пробормотал учёный, пытаясь не прогибаться в пояснице, и опять взвизгнул, когда Гриммджо грубо развёл его ягодицы в стороны.
Воцарилось молчание.
- Смазка в шкафу, - обречённо сказал Заэль. – Слышал меня, ублюдок?! Эй, Джаггеджек, очнись! Я, знаешь ли, боль не люблю…
- Нету, - в сильнейшем удивлении сказал Гриммджо. – Слышь, Улькиорра, нету!
- Чего нету?!!
- Что, вообще? – хладнокровно уточнил Улькиорра.
- Да не, обычная дырка есть, а такой нету…
- Вы с ума посходили?! – взвыл Заэль и опять забился. – Какая дырка?!!
- Слышь, розовый, - угрожающе сказал Джаггерджек, дёргая Заэля за волосы. – Где у тебя дырка, а?!
- Ты слепой?! – заорала деморализованная жертва. Гриммджо вздёрнул её – жертвы – голову и ткнул пальцем в дырку между ключиц Улькиорры:
- Вот такая.
- А. – сказал Заэль. И потерял дар речи.
Гриммджо надоело ждать, и он ощутимо шлёпнул жертву по заднице. Жертва подскочила, как укушенная:
- На голове!
- Где? – в голосе Улькиорры обозначился прозрачный намёк на удивление.
- Под волосами, - простонал Заэль. Гриммджо тут же полез вперёд, навалившись на учёного – тот изменился в лице и взбрыкнул филейной частью – и взлохматил тщательно уложенные волосы.
- И правда, - удивлённо констатировал он, увидев маленькие дыры сквозного тоннеля над аккуратными – в данный момент жарко-малиновыми – ушами.
Улькиорра отпустил Заэля и вновь очутился у двери. Гриммджо, в свою очередь, с Заэля слез и вдруг замер, словно поняв какую-то очень странную вещь.
Заэль проворно отполз подальше и уселся на пол, подтянув колени к груди и пристроив на них разорванную форму.
- Ну?! – высоким голосом спросил он.
- Слышь, розовый, - сказал Гриммджо, тараща синие-синие глаза. – А зачем ты в шкафу смазку держишь?..
*
В казармах двенадцатого с некоторых пор невозможно поспать нормально.
А всё потому, что почти каждую ночь один новичок орёт во сне, как резаный. Обычно, заслышав вопли, шинигами начинают тихо ругаться, а ближайший к нему дотягивается и отвешивает несильно оплеуху – чтоб проснулся.
Его не бьют, не вышвыривают на улицу – впрочем, скоро он сам будет уходить спать на крыши казарм в любую погоду – потому что даже у самых матёрых шинигами начинается мелкая дрожь, когда они слышат безумный вой новичка – кажется, что воет не молодой симпатичный парень, а древнее, сошедшее с ума от старости и груза пролетевших столетий существо. И слова в этом вое – услышать такое ночью страшно даже бывалым воякам.
«Убей меня! Убей меня, убей меня, убей меня наконец!!..»
Шинигами гадают, как умер парень – хоть это и не принято, они все пытаются измыслить смерть, после которой можно так повредиться в рассудке. А то, что парень немного того – в этом уверены все. Хоть и умный сверх меры, того и гляди, пойдёт из простого боевика в учёные…
Новичок сам ничего не помнит ни о своей жизни, ни о смерти, одно имя. Только во сне он вспоминает странный голос, словно растянутый на тысячелетия, жуткую пустоту, похожую на ловушку бесконечности, боль и победившее безумие.
Парня зовут Заэль, и он до обморока боится своего капитана.
*
В последнее время слишком часто приходится напоминать себе, что он чудовище, жестокая сволочь и садист. В общем, опасный человек из тех, к которым не надо поворачиваться спиной и которым не надо слишком доверять.
Исида вспоминает лицо того молодого арранкара – красивого, манерного парня с тёпло-янтарными глазами. Он был опасным врагом, он чуть было не прикончил самого стрелка и Ренджи. Исида думает, что он бы с ним, наверное, поладил – сложись всё чуть по-другому. Арранкар умер страшно, слишком страшно. Победить врага – доблесть, обречь врага на муки – подлость, обречь врага на вечные муки – вечная подлость. Так, кажется, писалось в одной книге. Исида помнит его застывшее лицо и глаза – стремительно желтеющие и мутные, как у древнего старика, впадающего в маразм.
Зачем? Разве было необходимо убивать его именно так?
Исида вспоминает своего деда. Вспоминает ночь, опасность и длинный хрип раненой девчонки, когда её с размаху пинают по перерубленным рёбрам. Вспоминает страшную цифру больше двух тысяч и не менее страшные слова об ограничении приёма наркотиков. Вспоминает слухи и сумасшедший оскал.
Все воспоминания, из которых можно составить такой верный и безжалостный вывод, меркнут, когда Исида вот так сидит на кухне и смотрит, как Маюри с тоскливым выражением лица вглядывается в дебри холодильника. Исида поправляет очки и вместо заготовленной реплики, после которой, наверное, не было бы уже ничего того, что бывает только на двоих, говорит:
- Оставь в покое холодильник, я же сказал, лимоны кончились…
*
Его хватают за плечо и грубо разворачивают – он даже не успевает испугаться, только колючий кусок воздуха застревает в горле, закупоривая крик.
- Исида?!
Жёлтые глаза напротив – совершенно дикие, и он ошарашено смотрит в них. В чужих зрачках – короткая опаляющая радость, а потом – разочарование, почему-то похожее на разъедающую всё серную кислоту.
- Ч-чёрт, - говорит человек в чёрной форме шинигами и белой накидке поверх неё, и делает шаг назад. Он всё смотрит пристально, и тёмные тонкие брови сходятся на переносице, а знойное руконгайское солнце светит ему в спину, высвечивая голубоватым ореолом волосы странного синего цвета.
- Тебя как зовут? – наконец сипло спрашивает он. Черноволосый парень в овальных очках раздражённо, высокомерно морщится, пытаясь скрыть короткий позорный приступ паники.
- Отори Кёя, - наконец отвечает он и вскидывает голову. – Я вам кого-то напомнил?..
Вопрос он договаривает, уже глядя в удаляющуюся спину.
*
Гадалка внимательно оглядела двоих детей единственным зрячим глазом – второй закрывало бельмо – и скривила тонкие сморщенные губы в улыбке. За тремя сгнившими зубами чернел зловонный провал рта, напоминавший о дыре глотки мертвеца с отвалившейся в посмертной гримасе челюстью.
Мальчишка скривился и толкнул девчонку себе за спину. Та тут же выскочила с другой стороны и отважно встала рядом.
- Ай-я-а-а-а, - протянул гадалка, разглядывая бледное худое лицо мальчика. – Какие красивые глаза…
- Дай пройти, карга.
- Солнце на закате такого же цвета, знаешь? – хрипло пропела гадалка. – Там, где я родилась и жила… давно, маленький, давно… Ты бы хотел иметь другие глаза? Цвета неба или коры дерева, например?
Мальчишка усмехнулся - тонкие губы растянулись привычно и легко, складываясь во взрослую, опасную гримасу.
- Мои глаза не видно. Какая разница, какого они цвета?
Рыжая девчонка испуганно взглянула на него и нахмурилась.
- Твоя женщина их видит, - старуха склонила голову набок – седые патлы мотнулись, закрывая коричневый сморщенный лоб и щёку. – Видит и не боится. Не боится солнца на закате. Ты знаешь, что больше никогда не встретишь человека, который не испугается заката?
Мальчик промолчал.
- Не знаешь, - кивнула старуха. Теперь её голос звучал невнятно, словно она засыпала или… умирала. Вот прямо в эту секунду, на обожженной солнцем пыльной дороге, перед двумя детьми, в посмертии не увидевших рая.
- А как вы узнали, что у Гина… такие глаза? – вдруг спросила девчонка и вцепилась тонкими пальцами в пыльный рукав кимоно мальчишки. – Он же щурится, не видно.
Гадалка хохотнула и зашлась страшным лающим кашлем. Выпрямилась, тяжело дыша, оперлась о клюку.
- Мы видим закат, девочка, - хрипло сказала она, и вдруг стало видно, что оставшийся глаз у неё – пронзительно-голубой, с белыми крапинками у зрачка. – Ты увидела недавно, а я увидела столько тысяч лет назад, что теперь и не вспомнить уже.
Она помолчала, глядя куда-то вдаль.
- Я видела закат в глазах мужчины, когда он брался за оружие и шёл защищать – меня, наш дом или наш мир. Я его не испугалась, этого заката. Я ищу его, но слишком долго не нахожу, и уже никогда не найду, знаешь? Мне жаль, что я его уже никогда... Он просил меня не оставлять его даже после смерти, и я пообещала…
В этот момент мальчишка по имени Гин схватил ту, которую гадалка назвала «его женщиной», за руку и кинулся вперёд. Они проскочили мимо сгорбившейся старухи, которая всё продолжала что-то говорить, и припустили дальше по дороге. Девочка всё оборачивалась на ходу, спотыкаясь – старуха даже не посмотрела им вслед. Чёрная фигура замерла посреди сухого жаркого дня, в пыльном зное пустынной дороги, и у девочки появилось ощущение, что она уже никуда отсюда не пойдёт.
Старуха, встреченная будущим капитаном Готей-13 Ичимару Гином и будущим лейтенантом десятого отряда Матсумото Рангику, когда-то была замужем за человеком, чьей стихией был огонь. Она так и не нашла его в посмертии, хотя искала несколько тысяч лет.
Она искала в бесконечном Руконгае, потому что в Сейрейтей путь ей был закрыт.
Но никто об этом так и не узнал, не провёл параллелей и не догадался. В конце концов, это уже не имело никакого значения – ни для детей, ни для того, кого так долго искали..
*
Риока врывается в зал совещаний, на бегу стряхивая с себя какого-то ретивого офицера. Вслед за ним в помещение врываются клубы дыма, вихри рейацу и громкие крепкие проклятия. Он несётся через зал – парень с растрёпанной шевелюрой, крайне незапоминающимся, но обаятельным лицом, глазами трудноопределимого цвета, одетый в развевающуюся разноцветную хламиду – подлетает к креслу, в котором восседает Ямамото-со-тайчо, хватает его за бороду и орёт в лицо:
- Джуффин!! Я ни за что – ни за что!! – не пойду в этот твой Готей при таких условиях!!!..
Ввалившиеся в зал капитаны отрядов – потрёпанные и очень, очень злые – видят картину, чуть не отправившую их всех без исключения в глубокий нокаут: со-тайчо, вместо того, чтобы испепелить бродягу в пепел, аккуратно отбирает у него бороду, щёлкает его по носу и сочувственно говорит:
- Макс, Макс, ну что поделать? Ни камру, ни приличный кофе готовить я их так и не научил…
Бета: Moonlight
Рейтинг: PG
Жанр: спектр, два кроссовера
Герои/пейрнги: Заэль, Маюри/Исида, Гин, Рангику...
читать дальше*
- Заткнись, - шипел сквозь зубы Гриммджо. – Не ори, придурок!
Улькиорра белым глазастым изваянием замер у двери. Если бы Гриммджо больше помнил о своей земной жизни, он бы мог сказать, что лицо Шиффера напоминало в тот момент венецианскую карнавальную маску – эмоцию задумчивости и отрешённости. Но Джаггерджек ничего о своей жизни в общем и о курсах истории искусств в частности не помнил, так что ничего такого не думал.
А Заэль бился в сильных руках Шестого Эспады, мычал, пытаясь укусить жёсткую ладонь, зажимавшую рот, таращил золотистые глаза и вообще вёл себя, как жертва маньяка в дурном фильме ужасов.
- Впрочем, ори сколько влезет, - усмехнулся Гриммджо. Очень клыкасто усмехнулся. – Пусть все прибегут и увидят тебя… вот так.
Заэль тут же замолчал, лупая глазищами, и стремительно покраснел.
- Ага, - удовлетворённо рыкнул Гриммджо, поудобнее перехватил заломленные руки Заэля и рванул с него форму.
Заэль отчётливо взвизгнул. Правда, тихо.
- Эй, Гриммджо, не надо, ну прекрати, осто… Ааа, прекрати!!
- Улькиорра! – рявкнул Джаггерджек изваянию у двери. – Подержи его.
Шиффер в мгновение ока оказался рядом и, не меняя выражения лица, пригнул Заэля к каменному холодному полу.
- Ублюдок, - неразборчиво пробормотал учёный, пытаясь не прогибаться в пояснице, и опять взвизгнул, когда Гриммджо грубо развёл его ягодицы в стороны.
Воцарилось молчание.
- Смазка в шкафу, - обречённо сказал Заэль. – Слышал меня, ублюдок?! Эй, Джаггеджек, очнись! Я, знаешь ли, боль не люблю…
- Нету, - в сильнейшем удивлении сказал Гриммджо. – Слышь, Улькиорра, нету!
- Чего нету?!!
- Что, вообще? – хладнокровно уточнил Улькиорра.
- Да не, обычная дырка есть, а такой нету…
- Вы с ума посходили?! – взвыл Заэль и опять забился. – Какая дырка?!!
- Слышь, розовый, - угрожающе сказал Джаггерджек, дёргая Заэля за волосы. – Где у тебя дырка, а?!
- Ты слепой?! – заорала деморализованная жертва. Гриммджо вздёрнул её – жертвы – голову и ткнул пальцем в дырку между ключиц Улькиорры:
- Вот такая.
- А. – сказал Заэль. И потерял дар речи.
Гриммджо надоело ждать, и он ощутимо шлёпнул жертву по заднице. Жертва подскочила, как укушенная:
- На голове!
- Где? – в голосе Улькиорры обозначился прозрачный намёк на удивление.
- Под волосами, - простонал Заэль. Гриммджо тут же полез вперёд, навалившись на учёного – тот изменился в лице и взбрыкнул филейной частью – и взлохматил тщательно уложенные волосы.
- И правда, - удивлённо констатировал он, увидев маленькие дыры сквозного тоннеля над аккуратными – в данный момент жарко-малиновыми – ушами.
Улькиорра отпустил Заэля и вновь очутился у двери. Гриммджо, в свою очередь, с Заэля слез и вдруг замер, словно поняв какую-то очень странную вещь.
Заэль проворно отполз подальше и уселся на пол, подтянув колени к груди и пристроив на них разорванную форму.
- Ну?! – высоким голосом спросил он.
- Слышь, розовый, - сказал Гриммджо, тараща синие-синие глаза. – А зачем ты в шкафу смазку держишь?..
*
В казармах двенадцатого с некоторых пор невозможно поспать нормально.
А всё потому, что почти каждую ночь один новичок орёт во сне, как резаный. Обычно, заслышав вопли, шинигами начинают тихо ругаться, а ближайший к нему дотягивается и отвешивает несильно оплеуху – чтоб проснулся.
Его не бьют, не вышвыривают на улицу – впрочем, скоро он сам будет уходить спать на крыши казарм в любую погоду – потому что даже у самых матёрых шинигами начинается мелкая дрожь, когда они слышат безумный вой новичка – кажется, что воет не молодой симпатичный парень, а древнее, сошедшее с ума от старости и груза пролетевших столетий существо. И слова в этом вое – услышать такое ночью страшно даже бывалым воякам.
«Убей меня! Убей меня, убей меня, убей меня наконец!!..»
Шинигами гадают, как умер парень – хоть это и не принято, они все пытаются измыслить смерть, после которой можно так повредиться в рассудке. А то, что парень немного того – в этом уверены все. Хоть и умный сверх меры, того и гляди, пойдёт из простого боевика в учёные…
Новичок сам ничего не помнит ни о своей жизни, ни о смерти, одно имя. Только во сне он вспоминает странный голос, словно растянутый на тысячелетия, жуткую пустоту, похожую на ловушку бесконечности, боль и победившее безумие.
Парня зовут Заэль, и он до обморока боится своего капитана.
*
В последнее время слишком часто приходится напоминать себе, что он чудовище, жестокая сволочь и садист. В общем, опасный человек из тех, к которым не надо поворачиваться спиной и которым не надо слишком доверять.
Исида вспоминает лицо того молодого арранкара – красивого, манерного парня с тёпло-янтарными глазами. Он был опасным врагом, он чуть было не прикончил самого стрелка и Ренджи. Исида думает, что он бы с ним, наверное, поладил – сложись всё чуть по-другому. Арранкар умер страшно, слишком страшно. Победить врага – доблесть, обречь врага на муки – подлость, обречь врага на вечные муки – вечная подлость. Так, кажется, писалось в одной книге. Исида помнит его застывшее лицо и глаза – стремительно желтеющие и мутные, как у древнего старика, впадающего в маразм.
Зачем? Разве было необходимо убивать его именно так?
Исида вспоминает своего деда. Вспоминает ночь, опасность и длинный хрип раненой девчонки, когда её с размаху пинают по перерубленным рёбрам. Вспоминает страшную цифру больше двух тысяч и не менее страшные слова об ограничении приёма наркотиков. Вспоминает слухи и сумасшедший оскал.
Все воспоминания, из которых можно составить такой верный и безжалостный вывод, меркнут, когда Исида вот так сидит на кухне и смотрит, как Маюри с тоскливым выражением лица вглядывается в дебри холодильника. Исида поправляет очки и вместо заготовленной реплики, после которой, наверное, не было бы уже ничего того, что бывает только на двоих, говорит:
- Оставь в покое холодильник, я же сказал, лимоны кончились…
*
Его хватают за плечо и грубо разворачивают – он даже не успевает испугаться, только колючий кусок воздуха застревает в горле, закупоривая крик.
- Исида?!
Жёлтые глаза напротив – совершенно дикие, и он ошарашено смотрит в них. В чужих зрачках – короткая опаляющая радость, а потом – разочарование, почему-то похожее на разъедающую всё серную кислоту.
- Ч-чёрт, - говорит человек в чёрной форме шинигами и белой накидке поверх неё, и делает шаг назад. Он всё смотрит пристально, и тёмные тонкие брови сходятся на переносице, а знойное руконгайское солнце светит ему в спину, высвечивая голубоватым ореолом волосы странного синего цвета.
- Тебя как зовут? – наконец сипло спрашивает он. Черноволосый парень в овальных очках раздражённо, высокомерно морщится, пытаясь скрыть короткий позорный приступ паники.
- Отори Кёя, - наконец отвечает он и вскидывает голову. – Я вам кого-то напомнил?..
Вопрос он договаривает, уже глядя в удаляющуюся спину.
*
Гадалка внимательно оглядела двоих детей единственным зрячим глазом – второй закрывало бельмо – и скривила тонкие сморщенные губы в улыбке. За тремя сгнившими зубами чернел зловонный провал рта, напоминавший о дыре глотки мертвеца с отвалившейся в посмертной гримасе челюстью.
Мальчишка скривился и толкнул девчонку себе за спину. Та тут же выскочила с другой стороны и отважно встала рядом.
- Ай-я-а-а-а, - протянул гадалка, разглядывая бледное худое лицо мальчика. – Какие красивые глаза…
- Дай пройти, карга.
- Солнце на закате такого же цвета, знаешь? – хрипло пропела гадалка. – Там, где я родилась и жила… давно, маленький, давно… Ты бы хотел иметь другие глаза? Цвета неба или коры дерева, например?
Мальчишка усмехнулся - тонкие губы растянулись привычно и легко, складываясь во взрослую, опасную гримасу.
- Мои глаза не видно. Какая разница, какого они цвета?
Рыжая девчонка испуганно взглянула на него и нахмурилась.
- Твоя женщина их видит, - старуха склонила голову набок – седые патлы мотнулись, закрывая коричневый сморщенный лоб и щёку. – Видит и не боится. Не боится солнца на закате. Ты знаешь, что больше никогда не встретишь человека, который не испугается заката?
Мальчик промолчал.
- Не знаешь, - кивнула старуха. Теперь её голос звучал невнятно, словно она засыпала или… умирала. Вот прямо в эту секунду, на обожженной солнцем пыльной дороге, перед двумя детьми, в посмертии не увидевших рая.
- А как вы узнали, что у Гина… такие глаза? – вдруг спросила девчонка и вцепилась тонкими пальцами в пыльный рукав кимоно мальчишки. – Он же щурится, не видно.
Гадалка хохотнула и зашлась страшным лающим кашлем. Выпрямилась, тяжело дыша, оперлась о клюку.
- Мы видим закат, девочка, - хрипло сказала она, и вдруг стало видно, что оставшийся глаз у неё – пронзительно-голубой, с белыми крапинками у зрачка. – Ты увидела недавно, а я увидела столько тысяч лет назад, что теперь и не вспомнить уже.
Она помолчала, глядя куда-то вдаль.
- Я видела закат в глазах мужчины, когда он брался за оружие и шёл защищать – меня, наш дом или наш мир. Я его не испугалась, этого заката. Я ищу его, но слишком долго не нахожу, и уже никогда не найду, знаешь? Мне жаль, что я его уже никогда... Он просил меня не оставлять его даже после смерти, и я пообещала…
В этот момент мальчишка по имени Гин схватил ту, которую гадалка назвала «его женщиной», за руку и кинулся вперёд. Они проскочили мимо сгорбившейся старухи, которая всё продолжала что-то говорить, и припустили дальше по дороге. Девочка всё оборачивалась на ходу, спотыкаясь – старуха даже не посмотрела им вслед. Чёрная фигура замерла посреди сухого жаркого дня, в пыльном зное пустынной дороги, и у девочки появилось ощущение, что она уже никуда отсюда не пойдёт.
Старуха, встреченная будущим капитаном Готей-13 Ичимару Гином и будущим лейтенантом десятого отряда Матсумото Рангику, когда-то была замужем за человеком, чьей стихией был огонь. Она так и не нашла его в посмертии, хотя искала несколько тысяч лет.
Она искала в бесконечном Руконгае, потому что в Сейрейтей путь ей был закрыт.
Но никто об этом так и не узнал, не провёл параллелей и не догадался. В конце концов, это уже не имело никакого значения – ни для детей, ни для того, кого так долго искали..
*
Риока врывается в зал совещаний, на бегу стряхивая с себя какого-то ретивого офицера. Вслед за ним в помещение врываются клубы дыма, вихри рейацу и громкие крепкие проклятия. Он несётся через зал – парень с растрёпанной шевелюрой, крайне незапоминающимся, но обаятельным лицом, глазами трудноопределимого цвета, одетый в развевающуюся разноцветную хламиду – подлетает к креслу, в котором восседает Ямамото-со-тайчо, хватает его за бороду и орёт в лицо:
- Джуффин!! Я ни за что – ни за что!! – не пойду в этот твой Готей при таких условиях!!!..
Ввалившиеся в зал капитаны отрядов – потрёпанные и очень, очень злые – видят картину, чуть не отправившую их всех без исключения в глубокий нокаут: со-тайчо, вместо того, чтобы испепелить бродягу в пепел, аккуратно отбирает у него бороду, щёлкает его по носу и сочувственно говорит:
- Макс, Макс, ну что поделать? Ни камру, ни приличный кофе готовить я их так и не научил…
@темы: Кроссовер, Улькиорра, Заэль, Маюри, Рангику, Ишида, Драбблы, Гин
-
-
03.02.2009 в 22:40Умер весь
-
-
03.02.2009 в 22:42-
-
03.02.2009 в 22:51-
-
03.02.2009 в 23:17Сильно.
А первое-весело))))
Мне понра)))
Все причем)
«Победить врага – доблесть, обречь врага на муки – подлость, обречь врага на вечные муки – вечная подлость.»- не из "Последнего дозора", случаем? *Задумалась*
-
-
03.02.2009 в 23:18Очень порадовал Маюри/Исида и Гин с Рангику))
Честно говоря, в последнем не хватило Мелифаро.. но это лично мне))
И - огромное спасибо за Кёю))))
-
-
03.02.2009 в 23:21-
-
03.02.2009 в 23:27-
-
03.02.2009 в 23:49прелесть
а почему Заэльку жалко
-
-
03.02.2009 в 23:53Последнее без комментариев) ТАКОЕ приобщение к Фраю мне явно по душе!
-
-
04.02.2009 в 00:47третий - вообще здорово))))
-
-
04.02.2009 в 01:32Сэр Макс - к месту.
Про Гина и Рангику - заставило задуматься. вдохновило на новый фик
Первый про Заэля - продлило жизнь)
Всё в целом и каждый в отдельности - на высоте))
-
-
04.02.2009 в 01:41лимоны опять же... скоро каноном станут))
-
-
04.02.2009 в 01:43А вообще, откуда эти лимоны вообще взялись?
-
-
04.02.2009 в 09:28и серого кардинала приплела
-
-
04.02.2009 в 12:20Моя мечта, ёпт. И шоб Маюри был без маски. А откуды лимоны... хех....
Рико, та, Чиффа, сволочь, такой... даже бороду себе для конспирации отрастил
-
-
04.02.2009 в 12:44Ок, лимоны приняты мной за канон и будут юзаться дальше, продолжая великое дело автора!
-
-
04.02.2009 в 14:15Заэля жалко... Маюри иногда очень жесток все-таки((
Да, за Кею огромное спасибо!) Раньше не замечала, что он похож с Исидой)
За Гин/Рангику тоже отдельное спасибо))
-
-
04.02.2009 в 19:02-
-
04.02.2009 в 19:44-
-
05.02.2009 в 21:04С_э_т
-
-
06.02.2009 в 11:17Здорово, очень понравилось! Спасибо)))
-
-
06.02.2009 в 15:56-
-
09.02.2009 в 01:30прамакса тоже неплохо ))
-
-
27.02.2009 в 12:43