Зажравшаяся пессимистичная умная сучка.
Название: «Цвета и нити». Цикл драбблов.
Автор: Tari-Hikari
Бета: я смеюсь в лицо грамотности)
Фендом: Bleach
Пейринги и персонажи: Хитсугая и Мацумото, Ренджи/Бьякуя, Иккаку/Юмичика, Йоруичи/Сой Фон, Шухей/Кира, Бьякуя/Хисана и Ренджи/Бьякуя, Кенпачи и Ячиру, Маюри/Нему, Шиба Кайен/Рукия, Улькиорра/Орихиме, Гриммджо/Ичиго, Хичиго/Ичиго, Урахара/Йоруичи, Исида, Ннойтора/Заэль, Ннойтора/Тесла, следующий…
Жанр: разные жанры
Размер: 19 драбблов
Рейтинг: от G до R
Предупреждение: отход от канона, ООС, яой, гет, юри (осторожно! страшное троебуквие!)
Дисклеймер: Кубо, что ты сделал с моим мозгом?
Статус: готовы 16 из 19-ти драбблов
Размещение: с моего разрешения
Примечание: критика приветствуется, но я писала это так давно, что ничего не помню, и внятно отреагировать не смогу))
читать, смотреть
"Цвета и нити".
(Всего лишь одна ночь.)
Серебро.-Хитсугая-тайчо, почему вы опять сидите на крыше один? Вы же замерзнете!
Тоусиро полуоборачивается назад, и лунные лучи холодными звездами высвечивают его глаза на темноте и неподвижности неба.
-А, Рангику… Я скоро спущусь. Просто хотел немного подумать.
Мацумото упирает руки в бока, обиженно выпячивая нижнюю губу.
-Но я же беспокоюсь, тайчоооо… Пойдемте вниз, я сделаю вам чай.
Мальчик не отвечает. Серебристые пряди его волос красиво блестят в потоке лунных нитей, завораживают своим сиянием. Рангику хмурится и подходит ближе.
-Хитсугая, пойдем. Этими мыслями ты сжигаешь себя…
Белая голова едва заметно дергается. Голос Тоусиро хрипло шуршит, дергает нервы; кажется, что своей ломкостью он почти царапает черепицу на крыше.
-Рангику, соблюдай субординацию. Я твой капитан.
Девушка улыбается, встряхивая копной медовых волос.
Конечно её. Её хрупкий лед, её Снежок.
Лед так сложно удержать в руках – ведь он не любит тепло. Растает, прохладными ручейками убежит сквозь пальцы. Лед красив когда холоден. Он застыл в своей вечности, и, кажется, уже ничем не разбить этого холодного плена.
Но ведь лед не может быть льдом вечно?
Мацумото присаживается на колени и крепко обхватывает худые плечи Тоусиро; прижимает его к себе, стараясь отдать как можно больше тепла.
-Ты для меня как младший братик, капитан.
Мальчишка ловко выворачивается из её объятий, отскакивает подальше, словно чужие руки обжигают его жарким пламенем.
-Ма-мацумото! Не надо так делать!
Рангику улыбается.
Глупышка. Он никому не позволяет к себе прикасаться.
Но она справится. И Хинамори справится. И все их друзья - они тоже справятся. Они сумеют приручить этого искалеченного звереныша.
В него придется вложить пуды терпения и ласки. Но они будут терпеливы.
Багрянец.Ренджи не может терпеть, не может сдерживаться - находясь на самом крайнем рубеже безумия, он захлебывается страстью; чувствами, уже давно не умещающимися ни в криках, ни в стонах.
Зато все это прекрасно помещается в одно-единственное имя.
-Бьякуя…
Только так – ночью, украдкой, сбивчивым полушепотом он может позволить себе называть его по имени.
Капитан Кучики Бьякуя. Недостижимый идеал, холодный и бесчувственный гордец. И он сейчас так выгибается и бьется в его руках... Не верится.
Пальцы, которые должны быть неимоверно сильными и холодными, в исступлении хватаются за распущенные красным потоком волосы. Кожа, такая тонкая, в свете луны - почти просвечивающая насквозь, горит под жадными губами.
Под его губами, грязного руконгайского оборванца!
Чем он заслужил эту честь? Эту сладкую, не сдерживаемую аристократичными законами нежность, ненасытность, звериный голод во взгляде? Он даже не думал, что его капитан может быть таким… истосковавшимся по теплу…
Собственные руки кажутся Абараю ужасно грубыми, огромными и неловкими на хрупких ключицах Кучики. Капитан протяжно стонет и прикрывает глаза.
А может, Ренджи себе это только придумал? Может, Бьякуя просто приручил его? Пригрел ободранную дворняжку, впустил в свой красивый дом с улицы, чтобы выгнать, когда исчерпается лимит терпения?
Нет… Зачем тогда бы он приходил к нему сам, зачем так прижимался?
Зачем не убил моментально, а ответил на тот – первый, дерзкий поцелуй?
А Ренджи ведь был готов к смерти.
-Люблю тебя… Бьякуя…
Молчит.
Ну и пусть он не отвечает. Лишь бы не прятал взгляд.
Черные как смоль волосы гладким шелком разметались по подушке. Тонкие губы шепчут:
-Еще… Ренджи… еще…
И Абарай с какой-то отчаянностью вбивается в это бледное нежное тело, жадно всматривается в подернутые пленкой болезненной истомы глаза. Так много и так мало – прекрасные глаза.
Он поклялся разбить затаившийся в них лед, растопить своей любовью. Когда-нибудь гордый Кучики скажет ему эти слова.
Пурпур.-А что, Ренджи теперь с Бьякуей? – Аясегава облизывает кончик кисточки и проводит по гладкой, почти залакированной от частого использования, поверхности краски.
-А тебе обязательно надо знать новости обо всех задницах Сейретея, да?
Юмичика шутливо стучит деревянным концом кисточки по голове Иккаку.
-Ты такой мужлан. И чего я с тобой связался? Ладно, не двигайся.
Тонкие длинные пальцы ложатся на щеку Мадараме, и Аясегава увлеченно и сосредоточенно вырисовывает кораллово-розовые лепестки под глазами третьего офицера.
Иккаку замирает на миг, следя, как подрагивают перышки в бровях Юмичики, когда он чуть наклоняет голову и облизывает пересохшие от напряжения губы. Любовно, с вдохновением вырисовывает он яркое пятно под глазом синигами. Даже прикусывает кончик языка, как заигравшийся ребенок.
Сухой запах краски щекочет нос и отсветы масляных желтых фонарей гурьбой ломких игл танцуют в переливах черно-сиреневых волос.
Мадараме нервно сглатывает, дергает головой. Внезапно выбивая кисточку из рук Аясегавы, валит его на татами, прижимая своим телом. Нетерпеливо ищет его губы своими губами, одновременно запуская руку под косоде.
-Юми-тяяян… Давай не пойдем сегодня к Рангику?
-Ай, Иккаку, ты тяжелый. Да будь нежнее, не рычи как зверь! Ками, иногда мне кажется, что я люблю тебя только за эти полосы под глазами. И то, только потому, что сам рисую их… В тебе же нет никакой природной красоты… Грубый мужлан!
Иккаку приподнимается на локтях, заглядывая в лукавые, с примесью сладкого яда, сиреневые глаза.
-Может и грубый… Но зато любимый, правда?
Аметист.Люблю… Просто и ясно. Как логика полета стрекозы. Как день и ночь.
Теплое облако притаилось в животе, набухая и увеличиваясь при каждом мимолетном взгляде, случайном прикосновении.
Говорят, безответная любовь возвышает душу. Но разве это успокаивает? Столько лет, полных робких надежд, полутонов и полунамеков, обреченных ожиданий…
Конечно, многое изменилось. Давно уже нет той наивной девушки, восхищенно смотревшей на наставницу, почти сестру, мать… возлюбленную. Эта девушка исчезла. Свернулась клубочком где-то в глубине души и покорно замолчала.
Потому что капитану специального отряда Готей-13 не пристало думать о таких пустяках. Потому что Сой Фон понимает – теперь она сама - взрослая мудрая женщина.
Пропала детская наивность - улетучилась горьким опытом щелчков по носу в моменты открытости. Но появился свой внутренний стержень, уверенность, такт.
Сегодня она зачем–то решила патрулировать территорию отряда. Вольность капитана? Ностальгия? Мимолетная слабость? Но у неё почти не осталось слабостей.
Ну, разве что… одна.
Ветер мягко колышет листву на верхушках деревьев, шуршит песчинками на дороге. Эти звуки естественны, а значит - безопасны. Значит, всё в полном порядке.
Внезапно чьи-то длинные пальцы пробегаются по затылку капитана, заставляя отпрыгнуть и выкинуть руку в защитном жесте.
-Ой-ой, Сой Фон, да не волнуйся так... Это же просто я.
Йоруичи приглаживает роскошные длинные волосы, поправляя единственную выбившуюся за время бега из хвоста прядку.
-Йоруичи-сан? Что вы здесь…
-Я зашла попрощаться, – глава клана Шихоуин недовольно закатывает красивые кошачьи глаза. - Опять решила прогуляться по миру живых. Пока арранкары еще опасны, нельзя оставлять детишек только на Киске. Он же непутевый…
Тонкая рука ложится на плечо Сой Фон, сминая хаори. Чужое тепло электрическим током пронзает кожу, приятно свербит под лопатками.
-Ну, пока!
Хищный отблеск фосфорицирующих глаз мелькает в темноте, и через секунду дорога уже пуста.
Ветер разметал волосы, и они застилают глаза густым темным туманом. Сой Фон с раздражением отбрасывает с лица жесткие пряди.
Не нужна. Не хочу. Не жалею.
Тогда почему же так больно в груди?
Охра и корица.-Мне просто больно, понимаешь? - Шухей заглядывает в пустую бутылку, словно надеясь, что от этого пристального взгляда в ней снова возникнет саке.
-Понимаю. Не ты один потерял близкого человека, – Кира старается говорить как можно тише – он уже захлебывается воздухом, насквозь пронизанным алкогольными парами, да и голова ужасно болит. В душном помещении после четырех бутылок саке пахнет, как в самом мерзком притоне. Наверно поэтому Рангику ушла уже полчаса назад, оставив их вдвоем с Хисаги запивать свою печаль мутной обжигающей водой.
Шухей роняет бутылку на пол и каким-то отрешенным взглядом смотрит, как она перекатывается по своей оси, узким горлышком задевая стол.
-Да… Вот так получилось. Ты потерял капитана, и я потерял. А разве мы заслужили? Разве мы были плохими лейтенантами? Разве не поддерживали их во всем, даже когда казалось, что их идеи справедливости уж чересчур суровы? – Изуру кажется, что Шухей уже начинает заговариваться. Но какая разница?
По ногам разливается приятное тепло и слабость, и можно хоть ненадолго забыть об обязанностях лейтенанта, о долге, о…
Внезапно Хисаги прожигает его каким-то странным и чересчур трезвым взглядом. Не говоря ни слова, хватает за руки и притягивает к себе, заставляя почти упасть на стол.
-Что? Что ты делаешь? – Изуру удивленно смотрит на друга. Его глаза такие серьезные сейчас. Такие неизмеримо грустные.
И, потом Кира так и не мог вспомнить, кто потянулся навстречу первый. Просто внезапно его пересохшие губы накрыли горячие губы Хисаги. Влажный, чуть шершавый язык скользнул ему в рот; вкус чужой реяцу резанул по рецепторам, как обжигающий алкоголь. И он ответил на поцелуй.
Да только из-за этого Шухей вдруг напрягся, глянул удивленно и отстранился.
Но через секунду, обрадованный донельзя, потянулся обратно.
-Зачем ты целуешь меня, если я никто для тебя? – шепнул Кира в губы темноволосому синигами. Руки Хисаги уже хозяйничали в его хакама под столом, заставляя вздрагивать и поджимать под себя ноги. Вспоминать о прикосновениях другого человека…
Шухей лизнул его нижнюю губу и глянул совершенно трезвыми, колючими глазами.
-Всем когда-то нужно тепло. И тебе, и мне оно сегодня просто жизненно необходимо. Ты ведь не против? Мы никому не скажем. Тихо…
Белизна.Этой ночью в саду поместья Кучики тихо и спокойно. Впрочем, как и всегда.
До недавнего времени Бьякуе казалось, что никто и ничто не сможет разбить уединенность и неприступность этих владений.
Сакура уже отцветает, и снежинки лепестков застилают землю, укутывают белоснежным покрывалом. Затянувшаяся весна горделиво уходит из Сейретея, вновь обрекая мир на новую жизнь, напоминая Кучики о той – последней, выжженной в сердце весне.
Бьякуя неслышно заходит в домик для молебнов – маленький, черный, как изъеденный дождями лист. Опускается на колени перед небольшим каменным возвышением, привычным жестом проверяет масло в чадящей лампадке.
Наверно, давно пора было прекратить эти ночные покаяния. Ренджи остался спать один в его кровати, и если он проснется и не найдет его рядом, он может забеспокоиться.
Капитан кладет усыпанную розовыми бутонами ветку перед блеклым, выцветшим от времени портретом и склоняет голову, рассыпая по плечам не собранные кенсейканом волосы.
-Прости меня. Прости в который раз, что не уберег. Я же видел, как тебе плохо в моем доме. Ты увядала. Прости за то, что я счастлив, в то время как ты…
Тело Кучики от живота до груди словно насквозь прошивают раскаленные прутья, когда теплая рука ложится ему на плечо.
Ренджи опускается на колени рядом с капитаном, но не смотрит на него. Огненные пряди языками пламени лижут землю, когда он склоняется в нижайшем поклоне перед фотографией Хисаны.
-Спасибо вам за то, что делали его счастливым. Я буду изо всех сил стараться делать то же самое.
Бьякуя изумленно приподнимает кончики тонких бровей.
Ренджи мягко улыбается ему, переплетает их пальцы и встает, тянет за собой, заставляя выйти на улицу.
Бесконечное звездное небо обрушивается на двух замерших в нерешительности синигами совместным прозрением.
Кучики понимает - надо что-то сказать, дать понять, как Абарай нужен ему.
-Ренджи, я…
-Не стоит. Она любила тебя. И она велела тебе быть счастливым. Теперь, позволь мне любить тебя… Позволь исполнить её волю.
Бьякуя ничего не отвечает. До краев наполняясь сладкой грустью и надеждой, он вновь подчиняется этим темным уверенным глазам, и горячим рукам, гладящим его по спине, и жадным губам…
Смешно. Он – и подчиняется.
Иногда ему кажется, что жар и любовь Ренджи - необузданная, дикая, просто спалит его дотла… Бушующей волной света поглотит искусственную, как цветок в стекле, застывшую жизнь главы клана Кучики.
Он кладет голову на плечо Абарая и переводит взгляд на луну - безраздельную властительницу их ночей.
Но… Ведь он всё же смог дотянуться до неё?
Ландыш и чертополох.Тени в комнате Юмичики дергаются последний раз – надрывно, судорожно; и мелкими осколками рассыпаются во внезапно нахлынувшую тьму.
-Фонарь он что ли опрокинул? Ну, если устроит среди ночи пожар, ему явно не поздоровится, этому пернатому щеголю.
Зараки задумчиво скребет в затылке, украдкой поглядывая на луну, затаившуюся в оконном лоскуте небес. И чего все в ней нашли? Просто кусок белого камня в небе – ни тепла от него, ни яркого света. То ли дело солнце!
Кенпачи прислоняется к стене, скучающе рассматривая потолок.
Если подумать, он не сразу привык к солнцу, не сразу доверился. Да и как можно доверять тому, что безжалостно высвечивает всё его прошлое?
Когда этот прежний, неизвестный никому Зараки Кенпачи, открыл глаза посреди леса Кусадзиси, солнце жирными пятнами плясало вокруг, терялось и дробилось в густой листве. Воздух пах огнем и смертью. И до тошноты разило кровью. Душный солоноватый смрад словно пропитал все вокруг – и одежду, и меч, и руки, и солнце.
И только маленький ребенок, невесть как оказавшийся в лесу, был невинен и чист. Девочка смотрела на него огромными глазищами - без страха, как несмышленый мышонок на тигра. Улыбалась и пыталась схватить меч.
Уже потом, гораздо позже, Зараки понял, почему не умер после этой встречи; почему боролся, несмотря на раны, цеплялся мутнеющим взглядом за нежное, как нераскрывшийся бутон, яркое пятно перед глазами…
Неподвижность ночи прерывает тихое всхлипывание, рой нескладных шепотков.
Маленькая головка на подушке дергается, ресницы вздрагивают и взлетают вверх стаями черных птиц. Губы девочки двигаются, беззвучно раскрываются и закрываются – во сне Ячиру давится невысказанными словами и криками, отчаянно заглатывая прохладный воздух.
Зараки чуть наклоняется, вслушиваясь.
Она опять зовет их.
Ребенок, потерявший всех близких, не может быть счастлив постоянно. Днем солнце стережет её маленькую душу, насыщая своей силой. Но ночью…
Ячиру бьется под путами белоснежных простыней; маленькие пальчики сминают подушку. Она зовет маму и папу.
Кенпачи осторожно касается розовых волос – едва ощутимо, кончиками пальцев.
Девочка замирает, судорожно вздыхая и, улыбнувшись во сне, успокаивается.
Зараки снова отодвигается к стене.
Пусть другие капитаны смеются над ним – ленивым грубияном, спящим днем и пропускающим тренировки и собрания.
А что поделать, если его ночи занимает это дитя?
Случается, что и солнце устает светить… Что ж, он будет охранять его сон.
Циан. На территории 12-го отряда пустынно и тихо. Маюри не спится.
Горько-сладким запахом фимиама плывет по лаборатории густой пар; белыми змейками убегает в окно, теряясь в сумеречном мареве ночи.
Он ненавидит это время – когда стрелки замирают на без четверти два.
Половина второго – еще терпимо. А вот без четверти два – уже пытка.
К этому времени все дела переделаны, расчеты проведены, новые препараты заправлены в ампулы. Персонал расходится по казармам, протирая саднящие после долгого дня и воздействия токсичных паров глаза.
И становится совершенно нечего делать.
Маюри молча вертит в руках склянку с ядовито-зеленой жидкостью. В голове появляется какая-то странная, словно чужая, мысль: вот сейчас он задумается, прикроет глаза, да и выронит ампулу. И половины Сейретея - как не бывало.
Капитан усмехается своим мыслям.
Безделье – это плохо. Нет, это нерационально. Абсолютно непродуктивно.
Куротсучи не нужен отдых или тишина – спасибо, насиделся. Душный смрад и безвременье хранилища личинок не забывают.
Но в эти проклятые без четверти два ему всегда чего-то не хватает.
Он может создать что угодно своими руками. Хотите умереть – вот вам яды всех мастей и вкусов. Хотите покорить время – и он растянет минуты в тысячи лет. А если вы не такой как все: опасный, странный; и безумие граничит с гениальностью; и никто не может выдержать рядом больше 10 минут - можно ведь создать того, кто полюбит. Того, кто стерпит. Жизнь отдаст.
Недвижимая фигура замерла у двери. Сколько она там стоит, не шелохнувшись? Часа два? Три?
-Нему, иди сюда. Я вижу тебя.
Девушка прямой тенью отделяется от стены и подходит к нему.
-Вам что-то нужно, Маюри-сама?
Куротсучи указывает на стул.
-Не стой как дура. Сядь.
Нему опускается на сиденье – чинно, правильно. Нет ни одного лишнего движения, ни одной ненужной эмоции в её взгляде. Маюри даже любуется ей - плодом своих трудов пару минут.
Потом подходит к девушке и падает перед ней на колени. Кладет голову на ноги, почти не скрытые короткой юбкой.
Нему вздрагивает – как обычно, один только раз; снимает с него странный головной убор и запускает руки в синие волосы. Гладит, ласкает, как мать - плачущего ребенка.
Ядовитая кровь. Ядовитые слова. Ядовитые мысли.
И только один антидот может заглушить эту тюремную тишину в голове.
Индиго.Любой случайно проходивший мимо синигами обязательно залюбовался бы лунными бликами в больших фиалковых глазах девушки, сидящей на подоконнике.
Поздней весной Рукии совсем не хочется спать. Потрепанный пергамент в её руках уже просвечивает, как крыло бабочки, если смахнуть с него пыльцу.
Кайен-доно всегда был неуклюжим. И, когда он пролил чернила на этот ненужный никому, являющийся чистой формальностью приказ, отпечатки его пальцев остались на листе.
Они вместе заворожено следили за черными вязкими каплями, стекающими по его руке, и Кучики думала, что его волосы, его глаза, его странная загадочная душа – сконцентрировались на кончиках пальцев и полились густыми чернилами вниз.
-Ну вот, опять я всё испортил. Говорил же, никудышный из меня лейтенант, – Шиба вздыхает и берет перепачканный листок. - Смотри, пятно похоже на бабочку.
Он переводит взгляд на Рукию, застывшую перед ним в ожидании приказа.
-На, мелкая. Дарю. Оставь на память.
Смешинки плясали в его глазах, а она почему-то послушалась. И оставила.
Шершавая бумага щекочет кожу, когда Рукия прикладывает пальцы к отпечаткам исчезнувшего из её мира много лет назад человека. Тихий голос теряется в шелесте лепестков сакуры, скраденный шаловливым свежим ветерком:
-Прости…
Янтарь.-А потом Рукия сказала, что ей понравился мой бутерброд с бобовой пастой. Братик, я так рада, что смогла порадовать её. Знаешь, она часто грустит в последнее время…
Фотография под стеклом ворохом бликов сверкает в тусклом свете ночника. Занавеска на окне вздрагивает, впуская в комнату едва различимый аромат надвигающейся на город грозы; ломкая темная тень проходит по стене.
Орихиме оборачивается к окну, и тонкий силуэт бледностью свечи отражается в её глазах.
Она рывком поднимается с колен, мимолетно сожалея, что не попрощалась с Сорой, как положено.
-Улькиорра… сан… - Иноуэ проводит рукой по лицу, смахивая первую растерянность. – Проходите, пожалуйста! Хотите чаю с…
Кватро одним шагом пересекает крохотную комнату и прижимает девушку к себе.
Не сильно, нежно. Боясь испугать.
Потому что, если она сейчас оттолкнет его или закричит, отчаянье снова поглотит его душу…
И эта обреченная борьба, и спасение, и нелепая полусмерть – все окажется напрасным. Ночная свежесть и боль в груди, уличные фонари и запах бензина, пенье соловьев и предчувствие близкой воды – всё превратится в завитки и виньетки вокруг совершеннейшей пустоты в выжженной дотла душе.
Орихиме на секунду напрягается, а потом нерешительно обнимает его в ответ, утыкаясь носом в прохладную кожу, не прикрытую курткой. Улькиорра слегка покачивается и удивленно распахивает глаза, как будто, сраженный пулей.
-Ты… Тебе не противно?
Орихиме боязно прижимается к его груди; не поднимая глаз, тихо произносит:
-Я думала, ты никогда не решишься…
Кватро облегченно прикрывает глаза и вплетает руку в пряди длинных рыжих волос; прижимает к себе хрупкое тело, ощущая тепло и свет, которым ему всегда так обреченно хотелось владеть.
Тюремщик больше не будет прятать солнце от мира. Он позволит ему сиять…
И, возможно, однажды, один хрупкий лучик согреет и его.
-Я подумал – если он смог, то почему не смогу я?
Лазурь и подсолнух.-Ну привет, Куррросаки… - арранкар помахивает гибким хвостом, белой нитью выделяющимся на темном полотне неба, заставляя Ичиго следить завороженно за ним, как за маятником.
-Здравствуй, Гриммджо.
Джагерджак хитро скалится, начинает ходить кругами по воздуху, с каждым поворотом подбираясь все ближе к синигами.
-Скучал по мне?
Ичиго возмущенно отмахивается он наглого кошака.
-Отстань, придурок…- коротко глянув в пронзительные синие глаза, он, словно повторяя действия Гриммджо, движется в противоположную сторону. Секста довольно улыбается - симметричность их перемещений вырезает идеально ровный круг на черной ткани неба.
-Гриммджо, скажи… Ты не боишься так часто наведываться в мир живых? Ведь, если Айзен узнает, тебя могут…
Длинный хвост обвивает ноги синигами, а когтистые лапы неразрываемыми оковами соединяются у него за спиной.
-Не переживай. Я не совершу ошибки. Я не хочу потерять всё это…
Горячий шелковистый язык скользит по верхней губе парня. Ичиго нервно вздыхает и обнимает арранкара за плечи.
Наверно, не стоит сегодня вести такие серьезные разговоры – обоим ясно, что они играют с огнем. Что всё может закончиться в любой момент. Поэтому, надо просто жить. И наслаждаться друг другом, пока можно…
Ичиго ухмыляется, цапнув пальцами мохнатое ухо Джагерджака.
-А чего это ты в релизе?
-Захотелось размяться. В Уэко это непозволительная роскошь, – арранкар бархатно мурлычет у самого лица мальчишки, поднимая в его теле волну теплой и опасной дрожи. - Но, не беспокойся, когда мы спустимся в твою комнату, я вернусь в обычную форму. А пока, давай попробуем кое-что…
Ичиго вздрагивает, когда Гриммджо впивается собственническим поцелуем в его раскрытые губы, и не сразу решается отвечать.
Его сердце обливается кровью – и не потому, что черные когти сильнее врезались ему в спину, царапая и разрезая кожу, а потому что, если сейчас Гриммджо закроет рот или двинется не так, то его клыки…
Об этом Ичиго старался не думать.
Но арранкар был осторожен. Требователен, груб – он почти навязывал свой поцелуй; но острые зубы ни разу не порезали губы или язык парня.
У Ичиго даже закружилась голова – так сильно дурманила разум чужая реяцу, так трепетала и искрилась, сливаясь с его собственно силой, хитросплетениями энергии шуршала вокруг.
Внезапно Гриммджо разрывает поцелуй и почти с ненавистью отталкивает раскрасневшегося мальчишку от себя.
Смерив его хитрым взглядом, произносит, срываясь на рычание:
-Хочу тебя, Куррросаки… Давай наперегонки до твоей комнаты? Кто проиграет – тот самый бесполезный синигами во всем мире.
Щелкнув хвостом парню по носу, арранкар срывается в сонидо, белым всполохом разрезая муть ночи.
Антрацит.-Чертов арранкар! Какого хрена он делает?!
Стена ближайшего здания рассыпается мелкой крошкой, паутинки трещин ползут по мутному серому стеклу. Зангетсу молча наблюдает, как белесый паренек с остервенением разносит всё вокруг. Ярость тугими струями реяцу пышет от него в разные стороны, обжигает даже на расстоянии.
-Перестань уничтожать его внутренний мир. Ты же сам вышел, потому что захотел посмотреть на это.
Пустой на мгновенье останавливается, дышит тяжело и прерывисто. Злые желтые глаза устремлены в непривычно ясное, без единого облачка, небо.
-Ты разве не видишь, старик? - черные зрачки презрительно сужаются. - Он счастлив! Вспомни, когда последний раз здесь был дождь? Он там веселится с этим голубоволосым выродком, пока я тухну от безделья в его жалком внутреннем мире! Ненавижу!
Кусок стены отлетает от здания и с грохотом падает вниз.
Зангетсу внимательно следит за метаниями альтер-эго его хозяина.
-Зачем ты врешь себе? Ты ведь… любишь его? Почему тогда пытаешься напугать каждый раз? Ты ведь более сдержан, когда его нет здесь.
Парень поворачивается к фигуре в плаще, прищурив лихорадочно блестящие злые глаза. Такой взгляд может быть только у загнанного в угол, но, пока не желающего поверить в неизбежность смерти зверя.
Зангетсу игнорирует его и продолжает говорить:
-Ичиго подросток. Подростки не могут принять, полюбить себя полностью. И, пока ты не станешь вести себя иначе, ты раз за разом будешь оказываться тем, что он в себе ненавидит.
Пустой иронично хмыкает и отворачивается от него.
-Пошел к черту, старик. Ты ни хрена не понимаешь.
В одном прыжке он взлетает в воздух, и, перескакивая через окна, удаляется на другой небоскреб.
Остановившись на краю серой стены, парень прислушивается к сумятице мыслей и эмоций, надежд и немых проклятий, раздирающих его изнутри; когтями скребущих ноющее сердце.
Он чувствует – его перевернутый мир неровно дышит в ожидании дождя.
Дождь сейчас необходим почти физически; нужна хоть какая-то влага, чтобы унять болезненную сухость глаз. Дождь смыл бы проклятую тоску и бессильную злобу потерявшегося в чужой душе существа.
Какая изысканная пытка – раз за разом позволять ему выбраться в яркий живой мир, чтобы через минуту швырнуть обратно.
В те стены, которые, как обычно – и защита и клетка. Ловушка сознания.
Эти стены видели слезы и восторг, отчаянье и радость, позор своего хозяина.
«Прекратите эту пытку. Не прекращайте эту пытку» - кто это сказал? Кто так думает?
Уж точно не он. Он сильный. Явно - сильнее Ичиго.
«Зачем нас заперли в своих телах, своих чувствах?»
Глаза жжет огнем. Как глупо.
Он, наверно, большой эгоист.
Одиночество одного не сравнится с одиночеством двоих. Боль одного не страшнее боли двоих. Но все же один – это не два.
Мята и черника.Кофе с молоком. Переливающаяся за край нежность и тихий домашний уют.
Белоснежный халат чуть приспущен, открывая смуглую, наверно, очень гладкую на ощупь кожу плеча.
Синигами отводит взгляд от женщины, остановившейся перед ним, заставляя себя сосредоточиться на ворохе счетов, на сухом постукивании попавшей в фонарь ночной бабочки.
Йоруичи прикрывает дверь душевой; ворошит еще влажные волосы и принюхивается, смешно морща нос.
-Ммм… Этот запах… Запах твоего магазина я не спутаю ни с каким другим.
Глаза сидящего на полу с кучей бумаг торговца расширяются в чересчур наивном удивлении.
-Да? И чем же здесь пахнет?
Женщина задумчиво улыбается, прислоняясь бедром к столику.
-Чем? Пылью. Чаем. Книгами. Притворством. Недомолвками. Надеждой. Да много чем. Запахи так смешались… И прячутся один в другом.
Урахара шутливо, словно веером, прикрывает лицо ворохом бумаг.
-Ну, для Вас, Йоруичи-сан, главное, чтобы здесь всегда пахло едой, так?
Уголки губ главы клана Шихоин вздрагивают в легкой ухмылке. Ловко спрыгнув со столика, она подходит к синигами и босой стопой упирается ему в грудь.
-Кискееее… За кого ты меня принимаешь? Может, я прихожу, потому что… просто соскучилась?
Чуть усиливая нажим, она опрокидывает торговца на спину и в одном движении запрыгивает на него, удобнее устраиваясь на широкой груди синигами.
Извечная полосатая панамка слетает с головы Урахары и укатывается в угол комнаты.
Киске покорно раскидывает руки в стороны; серо-зеленые глаза устремлены в потолок.
-Вы же всё-таки кошка, Йоруичи-сан. Приходите, когда хотите. Берёте, что хотите. Я не против этого.
Женщина смотрит на него задумчиво пару минут, а потом слезает и ложится рядом, устраивая голову на животе синигами.
-Кошкам тоже иногда нужно тепло.
Урахара осторожно гладит сиреневые волосы и мечтательно прикрывает глаза.
Сколько лет длится эта игра? Больше чем друзья, но меньше чем любовники – как долго будут они брести по натянутому через пустоту канату? Кто оступится, тот проиграет. Но и выиграет одновременно – потому что решится сделать первый шаг, наконец сдвинувший дело с мертвой точки.
Уруру молча прикрывает дверь в комнату хозяина и грустно опускает ресницы, когда Дзинта шепчет ей на ухо, с таким видом, словно раскрывает величайшую тайну:
-Что, они опять лежат рядом?
Девочка берет его за руку и уводит от двери.
-Оставь их, пожалуйста. Это дело хозяина.
Крыло ворона.Исида застыл у раскрытого настежь окна, не в силах пошевелиться или отвести взгляд. Почувствовав знакомую реяцу, он сразу же поспешил на помощь. А, поняв, куда направляется опасный пришелец, пришел в ужас.
Он так спешил, бежал, боялся опоздать…
И что теперь? Глухая обида отзвуком ударов сердца стучит в висках, не желая перерасти в злость или равнодушие.
Сквозь пелену прозрачных занавесок он видит маленькую комнату, освещенную только тусклым ночником. Посреди комнаты стоят двое.
Исида внутренне содрогается; чувствует, как что-то в нем ломается и умирает, наблюдая, как бледные безжизненные губы арранкара осторожно касаются раскрывшихся в ожидании поцелуя губ Орихиме.
Урюю до красных следов на коже сжимает в руке холодный металл креста квинси.
Ведь, стоит ей хотя бы чуть-чуть отодвинуться, показать свое недовольство, сказать одно-единственное «Нет», и квинси разорвал бы этого проклятого пустого на тысячу кусочков, не смотря на перевес в силе…
Но она сама поднимается на цыпочки, тянется к лицу Шиффера и, неловко и пугливо, целует блаженно прикрытые глаза. Две фигуры словно сплелись в одно существо… Они вместе судорожно вздрагивают, как будто единый поток боли пронесся через их сердца, и замирают, прижавшись друг к другу.
Исида медленно, стараясь не шуметь, спрыгивает на землю. Радуется про себя, что догадался скрыть реяцу.
Что же творится в этом мире? Все его друзья как будто с ума сошли… Они же нарушают все правила!
Сначала сорвался Куросаки. Пусть ненароком – но подыграл шестому арранкару, и теперь он наведывается сюда через каждые три дня.
Странных друзей заводит себе этот недосинигами. Хорошо, если только друзей.
Словно в подтверждении его мыслям, над головой Исиды со смехом проносится огромная белая пантера, ловко уворачиваясь от размахивающего мечом, явно взбешенного Куросаки. Едва различимые фигурки исчезают за вереницей крыш.
Исида выверенным жестом поправляет очки. Что ж. В целом, ему все равно, что за отношения у Ичиго и Гриммджо. Ему все равно, если Орихиме любит Улькиорру.
Теперь он может до конца прочувствовать вкус одиночества.
Человек, потерявший весь свой клан, всех родных. Последний квинси.
Ему придется стать еще сильнее, чтобы оправдать это звание. Проклятая и спасительная гордость – последнее, за что он может уцепиться, зависнув над бездной всепоглощающего одиночества.
Орхидея.Ядовитые испарения, с привкусом сладковатой гнили, окутывают стены и бледные фигуры арранкаров, медленно, очень медленно передвигающихся в облаках токсичного пара.
Джируга криво усмехается и продолжает свой путь среди бесконечных ампул, склянок и пробирок, отыскивая один-единственный нужный ему силуэт.
Удивительно, но он никогда до конца не понимал, что влекло его сюда, раз за разом заставляло сворачивать в узкие коридоры, ведущие к лабораториям Лас Ночес.
Сладким ядом притаилась в душе непонятная, шокирующая, постыдная даже привязанность к розововолосому арранкару – его давнему сообщнику в интригах Эспады.
Когда Джируга долго не видел Заэля, был от него далеко, он злился на себя и недоумевал, как мог связаться с Грантцем. Ведь он всего лишь Восьмой - слабак, не стоящий внимания; странный женоподобный арранкар, до омерзения эгоистичный всезнайка…
Но, стоило Ннойторе оказаться рядом с Октавой, заглянуть в приторно-сладкие желтые глаза, как всё начинало меняться. Заэль словно впитывал его недоумение и злобу, как губка воду, и внезапно расцветал мучительной, сводящей с ума красотой. Ехидной улыбкой он закреплял свою странную власть над ненавидящим подчиняться Квинтой, и тогда Ннойтору вмиг накрывала новая волна ярости, с примесью уже подбирающегося к груди возбуждения.
Джируга не мог понять природу этой зависимости.
Заэль представлялся ему цветком, прекрасным почти до неестественности, с сильным дурманящим запахом. Надышавшись им всласть, начинало казаться, что уже забываешь эти ядовито-сладкие нотки, и жадность просила вдохнуть ещё и ещё... А потом клейкие капли отравы ловили руки, тело и сердце, и ловушка захлопывалась, и даже дергаться уже не хотелось.
Ннойтора даже допускал мысль, что Заэль делает это специально. Может, использует какие-нибудь феромоны или вызывающие зависимость средства… Может, это даже опасно.
Но, несмотря ни на что, сейчас он снова по доброй воле идет за новой порцией этого яда.
Среди густого тумана химических испарений непросто найти стройную белую фигуру. Заэль стоит спиной к Джируге, наклоняясь над какими-то слабо фосфорицирующими ампулами.
Хищно ухмыльнувшись, Ннойтора с силой прижимает Октаву к столу, наваливаясь на него сзади.
-Бросай свои игрушки, я пришел чтобы… - вкрадчивая речь перетекает в едва слышный шепот, из-за которого Заэль дергается и, выворачиваясь, ощутимо ударяет Квинту локтем под дых, заставляя его пошатнуться и отступить на пару шагов.
-Отвали, Джируга, – Грантц изящным движением поправляет выбившиеся из прически пряди. – Мне некогда. Если ты думаешь, что я собираюсь ублажать тебя всякий раз, как тебе этого захочется, то ты ошибаешься. Для меня гораздо важнее сейчас стать совершенным, доказать этому чертовому синигами, что я лучше него… Подумать только, он чуть не убил меня…
-Заткнись! Мне нет дела до твоих проблем. Я хочу тебя. Сейчас, – рвано бросает Ннойтора, вновь приближаясь к Октаве.
Пошарив рукой за своей спиной, Грантц достает шприц, наполненный мерзкой на вид зеленой жидкостью.
-Я сказал – не сейчас. Подойди еще на шаг, и ты сдохнешь, Джируга…
Ннойтора переводит взгляд со злых желтых глаз на вязкие капли, стекающие по игле, и, чертыхаясь, разворачивается на пятках, покидая лабораторию.
-Чертов ублюдок… Я тебе это припомню, слышал, кукла дьявола?!
Довольная ухмылка Октавы тонет и теряется в вязких волнах белоснежного пара.
Песок и кобальт.-Тесла! Тесла, где, менос дери, тебя носит?
Светловолосый арранкар замирает у окна, уже предчувствуя, что его ждет. Голод и ледяная злость во взгляде Джируги молчаливо говорят ему – сейчас будет больно.
-Ннойтора-сама…
Секира Квинты черной молнией мелькает в обреченно расширившихся зрачках. Острые концы меча, как в податливую глину, входят в стену, едва не отрубая фрасьону руки. Пригвожденный к стене, он не сопротивляется, только покорно опускает грустные медовые глаза.
Ннойтора усмехается и вдавливает меч глубже, раскачивая из стороны в сторону. Тесла приглушенно шипит, когда острое лезвие раздирает его одежду и кожу, едва не ломая ребра. Боль ослепительными красными вспышками мелькает под плотно закрытыми веками.
Джируга поддевает тонкими пальцами его подбородок и выдергивает меч из стены.
-На колени.
Тесла покорен. Он падает на пол перед своим господином. Но, конечно, он всё делает неправильно. Слишком медленно?
Рукоять секиры Квинты с хрустом ударяет его по коленям, заставляя на миг задохнуться, жадно глотнуть сухой раскаленный воздух. Прижимаясь к нему сзади, Ннойтора нетерпеливо сдирает окровавленные лоскуты формы фрасьона. Пальцы, неимоверно сильные и цепкие, перехватывают запястья Теслы, заводят руки за спину, когда он старается прикрыть раны на животе.
Джируга с силой дергает притихшего арранкара на себя и входит в него до конца одним грубым движением. Тесла вскрикивает, по опыту зная, что это заводит его хозяина еще больше.
В движениях Ннойторы сейчас нет ни капли любви или нежности, но главное для фрасьона – что он может доставить удовольствие своему господину.
Тонкие пальцы, похожие на больших бледных пауков, выкручивают его руки, сдирают кожу на запястьях.
-Сожмись! Иначе мне придется сделать тебе очень больно, чтобы заставить…
Тесла громко стонет и погружается в холодную вязкую тьму смешавшихся воедино наслаждения и боли.
Калейдоскопом ярких красок проносятся в голове недавние события.
Он вспомнил, как мучительно щипало глаза и комом в горле встала его проклятая слабость, когда он не смог защитить Ннойтору от меча Зараки.
Как, уже умирая, всё же сумел доползти до недвижимого тела Квинты. Его глаза почти остекленели, когда Тесла лег лядом, переплетая их пальцы и тихонько целуя разметавшиеся по песку волосы.
Женщина-синигами с печальными и мудрыми глазами смотрела на них несколько минут, перед тем как вылечить.
Тесла до сих пор не уверен, что же она увидела тогда – мольбу, боль, просьбу убить… или что-то еще?
Робкая надежда отсветом тепла осталась в его сердце – надежда на то, что именно его любовь, которую синигами смогла прочитать в умирающих глазах, спасла Ннойтору.
Когда Джируга наконец оставляет его в покое, Тесла находит в себе силы лишь на то, чтобы подтянуть ноги к животу.
Ннойтора наклоняется над ним и острым языком слизывает слезы, выступившие из медовых глаз.
-Молодец, Тесла…
Фрасьон не двигается.
Он знает - когда-нибудь эта больная любовь убьет его. Когда-нибудь потом…
А сейчас – надо подняться и спросить, не нужно ли что его господину.
@темы: Урахара, Йоруичи, Хисаги, Иккаку, Ренджи, Ичиго, Рукия, Уэко Мундо, Ангст, Орихиме, Улькиорра, Хичиго, Заэль, Флафф, Маюри, Рангику, Зараки, Гет, Кира, Ишида, Драбблы, Хицугая, Каракура, Бьякуя, Юмичика, PG, R, Гриммджо, Слэш, G, Фанфики, Сейрейтей
-
-
19.06.2009 в 21:31-
-
19.06.2009 в 21:32вам спасибо за отзыв
-
-
19.06.2009 в 21:43все остальное тоже очень понравилось
-
-
19.06.2009 в 21:51-
-
19.06.2009 в 21:51Ичигриммы обожаю. В основном их и пишу. Этот цикл - просто желание разбавить рыжие и голубые тона))
спасибо)
-
-
19.06.2009 в 21:52*смущаицоо* спасибо большое... мне очень приятно..
-
-
19.06.2009 в 21:55но нет, Ма-чан был следующим...
про запах магизина - это тррууууууу)))
-
-
19.06.2009 в 21:58"Ландыш и Чертополох" - испугалась =) все же чертополох - цветок 12 отряда XD
Да, я только потом узнала про символы отрядов, и сама испугалась )))
-
-
19.06.2009 в 22:06-
-
19.06.2009 в 22:16ыыыыы... не мой пейринг... хотя может быть.. когда-нибудь...
-
-
19.06.2009 в 22:24Браво!
-
-
19.06.2009 в 22:25-
-
19.06.2009 в 22:29-
-
19.06.2009 в 22:31не-не... я ичигриммы пишу... это так.. баловство..
-
-
19.06.2009 в 22:33-
-
19.06.2009 в 22:37Палево-палево)))
ничё... я официально даже не анимешница-
-
19.06.2009 в 22:41-
-
19.06.2009 в 22:54Конспирация - наше всё))
-
-
19.06.2009 в 22:56-
-
20.06.2009 в 12:06-
-
20.06.2009 в 12:12ыыыыыыы)
-
-
24.06.2009 в 21:30-
-
24.06.2009 в 21:39Спасибо большое)) Мне очень приятно, потому что это и мои любимые моменты)
-
-
29.06.2009 в 20:11Автор, слов нет, Это прекрасно.
У Вас очень хорошо получаются намеки на чувства, легкое очарование романтики.
Пишите)))))
-
-
29.06.2009 в 20:15аняняняня)) спасибо)
-
-
12.07.2009 в 18:44-
-
17.07.2009 в 20:09Аняняня))
-
-
01.10.2009 в 09:09настроение передано так, что просто... веришь.
спасибо огромное, очень люблю когда так коротко и эмоционально.
p.s. *робко* а в шапке написано, что планируется 19 драбликов, так как там остальные?
-
-
01.10.2009 в 09:31омг) я ленивка... на остальные драбблы меня не хватило
спасибо что прочли))