Вопрос по арранкарам

[TsPok]

Арранкары это вроде как бывшие пустые, которые сняли маски. После чего у них появляются улучшенные способности, остаётся часть маски и дырка.
Прошу прощения, с их именами ещё путаюсь.

Так вот - где дырка у "ложки" и является ли его наглазная повязка - частью маски и если нет - где его маска?
Аналогичный вопрос по Заелю Гранцу - где у него маска и где дырка? В аниме показали его полностью топлесс после битвы (мангу на этот момент я не читала), но дырки там не было. Маской с большой натяжкой можно посчитать очки, хотя тоже наврядли.

Так где же?

@темы: Уэко Мундо, Матчасть

---

На джен-фикатон

[just mockingbird]

Название: Друг, который никогда не предаст
Автор:[L]Nekohime[/L]
Бета(*___*):Katesina-sama aka Yukki
Жанр: джен
Рейтинг:PG
Персонажы: Квинси и ко.Х)
Статус: завершён
Предупреждения: даркфик?POV Ишиды, AU.
Сюжет: Квинсевская бы-то-ву-ха.
Дисклаймер: я не я и лошадь не моя.
От автора: Старалась не скатиться в ООС, получилось имхо плохо, тем не менее решать вам. Фактически в фике неизвестно, умер кто либо или остался жив - это решение я оставляю на усмотрение каждого читателя. Что вам будет ближеХ).
Я немного отошла от исходной заявки, тем не менее Uk@r сама мне сказала(цитирую):"пиши всё, что угодно" - я, однако, всё что угодно не стала( просто знаю что у нас она Ишиду любит как попало и в чём попало), но от исходных требований ушлаХ_Х Вот, собственно,

заявка

Жанр: юмор\стёб, либо что-то динамичное (а если вместе - еще лучше!), либо хард-психолоджи, про психов тоже можно (люблю, когда про меня ^^)
Ретинг: низкий\средний, не НЦ, крови сколько угодно, но без лишних жертв =)
Персонажи:
12 отряд - все, кого хотите (только не про Урахару!! ну, или поиздеваться над ним...)
семейство Квинсей - среднее поколение (ака Рюукен) приветствуется слюнями на клаву )) и младшее тоже =)))))))
Уэко Мундо - арранкары + Гин + Айзен = "Счастливы вместе" и все такое =) (о, кста, хорошее название для фика! =) )
Яой по желанию - так и не поняла, можно ли его...
Без спойлеров!! и своё =)
Предупреждение: ненавижу Поливанова!! три раза записала его имя в ДесНоту...

Есть слёзы на чудотворных иконах
Есть слёзы почти как вода
Есть звёзды для декораций в салонах
И те, что на небе всегда

Есть каждый час, исполненный смыслом
Есть нервная суета
И кто-то уйдёт, а кто-то
станет под пули, но не предаст

Есть красота, подвластная времени
И вечная красота
Но нас подведёт наше слабое зрение
А тёмный инстинкт предаст

Есть вспышки, что длятся доли секунды
Есть свет, что будет всегда
Есть просто друг и есть друг, который
Никогда не предаст

Есть счастье лишь на пару мгновений
И горе, что будет всегда
Одно утешение - друг, который
Никогда не предаст

Он в небе широком и вольном
И если случится беда
И станет вдруг нестерпимо больно
Он никогда не предаст (с) Друг, который никогда не предаст, Flёur

Есть весна. Сплошная слякоть под ногами, местами серого, местами непонятно какого цвета, ветви деревьев, тянущиеся к небу: жалостливо, но с надеждой. Весна.
Есть душа. Я совершенно точно знаю, что она есть, я даже знаю, из каких частей она состоит, я знаю, что есть духовная энергия, есть шинигами, мой клан в лице моего отца и соответственно моём, и бла-бла-бла далее по списку. Лучше бы не знал, наверное...
Есть сердце. Комок мышц. Только почему-то именно его сводят порой судороги, когда внеочередной раз этот идиот Куросаки и иже с ним бросаются спасать кого-нибудь от очередного мега-злодея. Ну и я. Вместе с ними. Придумав себе очередное оправдание... Хотя да, я частенько задаюсь вопросом: а, собственно, зачем?.. Вопрос тут же сметается тем самым оправданием, кажущимся в такие периоды оплотом моей независимости, незримой стеной между мною и ними: Орихиме, Куросаки, и Чадом.
Размышления мои были прерваны весьма банально: школьным звонком, выдернувшим класс из лона мирной полудрёмы. Чей-то окрик сзади, по фамилии. Мило очень, хмпф... Когда же уже будете меня звать по имени-то? Хотя, незачем. Слишком близко, так нельзя. Небо за окном серое, и земля тоже. Угнетает...
- Ишида! - грубый окрик Куросаки,воззрившегося на меня. Впрочем, иначе он и не умеет, кажется. Не научили ещё? - Спим на ходу? Или мозги совсем учёбой запарил?
- Зато я не буду ходить летом на занятия, потому что, в отличие от некоторых, не завалил тесты! - хмыкаю я, привычным жестом поправляя очки. Эта фраза для любого другого была бы ниже пояса, но Куросаки, по-моему, абсолютно всё равно... хотя, вроде, учится же. Вдруг я ошибаюсь? А эта рыжая зараза скалиться во все тридцать два доступных. С чего бы? - Что?
- Не-ет, будешь ты ходить на дополнительные летом! - протянул он.
- С чего бы это?...
За злорадно давящегося смешком Ичиго, ответила Орихиме:
- А мы все вместе тогда пропустили очень много... - чуть потупив взор, будто сама в этом виновата.
-Вот чёрт, - а ведь они по ходу дела не шутят. М-да... с кем поведёшься... Но почему... я рад?
Почему?...
**
То, зачем меня тогда окликнул Ичиго, в принципе, к нашим совместным прогулам ввиду экскурсий по Сейритею и Уэко Мундо, никак не относилось. Просто все вместе хотели сходить в кино. А я бы и не прочь... Потом конечно пожалел, что пошёл, ибо фильм тупость, но в целом ощущаю себя довольным аки кот, обожравшийся сметаны. Если такое банальное сравнение подходит для меня.
Впрочем, неважно.
В комнате до ужаса пусто и почему-то холодно. После четырёх часов непрестанного верещания Орихиме, тишина уже начинает казаться чем-то противоестественным.
А раньше я так любил тишину...
И не понять, нравится мне эта перемена в предпочтениях или нет.
Время позднее, а ведь завтра будет тест по математике, к которому я не готовился. Куросаки и иже с ним небось спят сейчас и седьмой сон видят... Сон.
Спать тоже хочется неимоверно, за целый день я устал, от громкого звука в кинотеатре разболелась голова, ноги-руки вроде двигаются (слава изнурительным тренировкам), остальные части тела пока что тоже работоспособны.
С горестным вздохом, я всё-таки решаю сесть за подготовку, прощально-тоскливым взглядом окидывая кровать. Тускло мигнула настольная лампочка, неестественно-электрическим светом осветив лежащие на столе тетради и учебники. Как всегда, в идеальном порядке.
Ну что же... начнём?...

***

Пробуждение вряд ли можно было назвать приятным. Точнее, его вообще было сложно описать цензурными выражениями, коими я обычно пользуюсь. Учитывая моё вчерашнее состояние и количество материала, над которым необходимо было поработать, нетрудно предположить, чем вся эта, в чём-то неблагоразумная идея, закончилась.
С трудом разлепив веки под траурное трещание будильника, я осознал безрадостные последствия ночного спанья на канцтоварах. Лицо представляло собой живой слепок ассортимента ручек, карандашей и ластиков, уткнувшись носом в которые, я вчера ночью (или ранним утром? Вопрос хороший…) заснул, и избавиться от этого не помогли бы никакие косметические средства. Хотя их у меня и не было...
Блин. Ну что, мне и в этот раз сказать, что я упал с лестницы?

***

А по дороге мне попалась Инуэ. Видок у неё был удручающий: то ли тоже всю ночь просидела, пытаясь хоть что-то повторить, то ли ещё что-то. Во всяком случае, она меня даже не заметила поначалу. А заметив, не окатила как прежде волной позитива : вдруг у неё что-то плохое случилось?...
- Инуэ-сан? Что-то случилось?
- А? Нет, Ишида- кун, - подумала и добавила, - только к тесту я плохо подготовилась. Всё-таки идти перед ним на этот фильм было не очень хорошей идеей. Даже если и шёл он последний день. Но он ведь замечательный всё-таки, правда? - О да. Необыкновенно замечательная, сопливая мелодрама, коих выпускается в год десятки... Очень увлекательная история про то, как Она его любила, Он её тоже, но ужасные силы мега-зла разлучили Их... Но не говорить же об этом ей? Не обидится, конечно, но расстроится. Не хватало ей ещё перед тестом...
- Йо, Ишида! - ага, и Куросаки умудрился не проспать? Нынче в Каракуре снег пойдёт.
Всё не как всегда.
Хотя не так давно я задавался вопросом, который мне очень не нравится. Я спрашивал у себя очень часто: "А что будет с нами после...?" - после всего, после того, как последний великий злодей сдохнет-таки в муках, все будут живы и счастливы - что тогда?..
Мы не были друзьями изначально. Столько времени мы были рядом, но объединила нас случайность (а случайность ли?), а до этого - что и говорить. Мы даже не разговаривали друг с другом. Мы не здоровались и не ходили вместе на обед
И уж тем более не спасали вместе мир...
Это было раньше. И я думал, что так и станет, когда всё закончится. Ошибся - в чём?
Просчитался - где?
...странно, но тест я не завалил.


Чего не скажешь об Ичиго. С мрачным лицом получив результаты своих трудов, он, немного посомневавшись внутренне (Нет, мысли я не читаю! Это у него на лице было написано), подошёл ко мне после уроков. Как к единственному не завалившему тест из нашей компании ("Нашей?" "Компании?" - я как-то неправильно думаю в последнее время. Что же, не удивительно. С кем поведёшься...). Хотя я был премного удивлён, когда он попросил меня помочь. Ичиго-то? Просьбы о помощи от него не дождёшься. Зато дождёшься самой помощи, в очень обильных количествах.
И даже когда не просишь. Что, собственно, меня частенько раздражает в этом туповатом парне.
Друге?
...а я всё-таки согласился...


Тупость Ичиго била все рекорды. Я, видимо, глобально его недооценил. Какой ужасный просчёт... а ещё более ужасным просчётом стала уверенность (совершенно беспочвенная), что я могу сквозь это пробиться. Наивным я никогда не был, но тут... долго же я буду проклинать свой альтруизм. Долго, и не очень цензурно.
И ведь у него раньше совсем другие друзья были. И у Орихиме тоже. Да и Рукия... хотя она просто не жила тут с самого начала. А что теперь? Когда мы... с ними он действительно проводит меньше времени. Намного, а ведь они должны быть ближе. По идее. Не понимаю.
Надо спросить.
- Куросаки.
- А?
- А мы ведь друзья?
- Ну да. А почему ты спрашиваешь? - пожимает плечами так, будто это очевидно. А мне вот надо услышать! Квинси, они такие. Гордые и упрямые.
- А те… Кейго, Асумо. Они же тоже друзья?
- Да... причём тут это?!
- Но ты не попросил их помочь с математикой.
- ...ть! Так бы и сказал, что тебе не хочется, или времени нет...- Ичиго рассердился и вскочил на ноги, опрокинув офисное кресло, на котором сидел. Вот же придурок.
- Я не о том, - я вздохнул, терпеливо разъясняя, - Просто ты с ними проводишь очень мало времени теперь, не то, чтобы я беспокоился, вовсе нет, но всё-таки... Они же тоже твои друзья. Я только не понимаю. Мы друзья - они тоже. Так почему?
- Ну... и они и вы... просто разные друзья. - Куросаки хмурится, стараясь сформулировать поточнее, но получилось это у него плохо.
- "Разные"? В чём это проявляется?
Молчит. Что же, отложим этот разговор до лучших времён. Ну или до бесконечности. Может, я потому не понимаю, что всю мою сознательную жизнь у меня практически не было друзей; может, он просто неправильно объясняет, но это неважно. Это - потом.
- Ладно, - я снова вздыхаю, подсаживаясь к нему за письменный стол. Назвался другом - оправдывай теперь сие ответственное звание. - Смотри. Если косинус фи равен...


День не задался с самого утра, поприветствовав меня остывшим кофе, отсутствием горячей воды и плохим настроением классного руководителя, поставившего мне совершенно незаслуженную пару за опоздание, с мстительным удовольствием прямо-таки вдавливая строки в дневник.
Убить хотелось. Потом же стало еще хуже, что, впрочем, и требовалось доказать...
День неожиданностей - с сегодняшнего утра и до самого вечера, когда Урахара собрал нас всех у себя. Знак нехороший, ибо просто так у нас ничего не бывает, это закон жизни. Честно сказать? Я не был удивлён, ведь, собственно, ничего не закончилось. Пустые продолжали появляться, и это, кстати, естественно. Да и Айзен с командой были живы - их вытурили из Уэко, но что это даёт?
Ведь ещё ничегошеньки не закончилось, а так надоело... Так уже хочется спокойной жизни.
Белобрысая сволочь, носящая имя Киске Урахара, тем временем заговорила:
- Судя по данным, перехваченным мной у разведки шнигами, нам скоро ждать явления его высочества Айзена из соседнего измерения, - ну вот, я так и знал. Кажется, с учёбой можно окончательно распрощаться. Сердце сжало злостью: это действительно надоело, ведь неспроста же я так старательно учился! Я хотел сделать хорошую карьеру... способностями квинси, знаете ли, на жизнь не заработать! Урахара же всё говорил и говорил, говорил и говорил, а мне даже слушать не хотелось - да я и не старался.
Всё это бесполезно. Бесполезно, и никому, кроме нас, не нужно... есть шинигами: забота о мире живых, это их дело. А не наше. Так какого, простите ж мне мой французский, хера, в это снова вовлекают нас?! Хочу обычную жизнь. Негатив копился, и ему, вопреки обыкновению, нашёлся выход в течение пятнадцати минут, которые чёртов Урахара трепался о том, что им необходимо сделать.
- Я. В этом. Не. Участвую. - Твёрдо чеканя каждое слово, произнёс я. Под аккомпанемент разрывающей слух тишины, внезапно воцарившейся после моих слов, я встал и вышел.
Никогда не стоит забывать об изначальных целях и отвлекаться на то, что не первостепенно для меня.
Таков мой путь...?


Всё-таки это было несколько опрометчиво. И кто бы мог подумать, что за это недолгое время я отвыкну от тишины?
Теперь она уже не кажется такой спасительной и умиротворяющей, как прежде.
Вздор...
- Вздор. - Повторил я уже вслух, потянувшись за лежавшим на полке учебнике по физике. Учеба обычно успокаивала и приводила мои мысли в порядок.
"Свойства аморфных тел.
У аморфных тел нет строгого порядка в расположении атомов. Только ближайшие атомы - соседи располагаются в относительном порядке..."
Всплеск таких знакомых реяцу - так привычно, и дрожь прошлась по телу, отдавшись нетерпеливым покалываем в кончиках пальцев, ёкнуло сердце и как-то сама собой захлопнулась книга.
Излишне громко хлопнула дверь, яростно щёлкнул замок, а сигаретный дым вдруг защипал глаза и заставил закашляться. На пороге дома стоял отец, схватил меня за руку (когда? Я даже не успел заметить этого...), смотрел пронзительно - тяжело, испытующе.
- Снова собрался действовать вопреки моему запрету? - слова тяжёлые, словно камни, аккуратно опущенные в воду. Бултых. - Что же там такого?
Нет, тебе не понять. Я и сам ещё до конца не понимаю, зачем. Но надо, определённо надо, как можно скорее, пусть воздух будет рвать лёгкие в кровь, с пальцев уже готовы сорваться стрелы цвета летнего неба, уже готов сверкнуть леденящей яростью взгляд...
Тебе - не понять. И плевать, что мне тоже. Я должен, этого достаточно...
- Пусти. Мне надо.
- А мне надо знать, куда в такое время и по какой причине, направляется мой сын. - Вот же прилип...!! Чтоб его... Дёргаю руку, в гневе, и бессознательно выпаливаю:
- К своим друзьям и для того, чтобы спасти их!! - тиски, секунду назад сжимавшие крепко, почти до синяков, разжимаются.
Я даже говорить ничего не хочу. Обойдётся.
"Наверное, человек с огромным светящимся голубым луком, бегущий по улицам, с остервенением надрывая лёгкие и мышцы, выглядит крайне забавно и нелепо". - Это, видимо голос разума.
Я его ещё долго не услышу...


Сказать, что, несмотря на все предупреждения, они всё-таки не были готовы к нападению, значит, просто ничего не сказать - да, их предупреждали, что враги стали сильнее, да, им обо всём этом говорили... Да, приманка. Да, продержаться только лишь до прибытия шинигами…
Но кто же знал, что всё окажется куда как сложнее, чем говорили, предупреждали, уговаривали?
Их смели. Ичиго ещё держался, всецело полагаясь на свою скорость банкая и силу, что давала ему маска Пустого.
И старался не думать о том, что будет, после того, как она разлетится на осколки, звонко постукивая о серый асфальт.
Порой "не думать" - очень полезно.
Раскинулся треугольный щит Орихиме, чтобы тут же распасться на осколки.
Взметнулся ослепительный всполох Тсубаки, чуть поодаль растянулся золотистый эллипс Отражающего щита. Держаться.
Они придут, обязательно придут, Кучики-сан не может допустить, чтобы не пришли...
И не думать о том, что Рукия во всём подчиняется брату...
Чья-то жизнь кровью закапала на асфальт, густая, тёмная, алая, и не понять: своя ли или вражеская; всё смешалось в схватке, да и в голове тоже царит нечто непонятное: разлито какое-то ощущение полной нереальности происходящего; кажется, что скоро кто-то опустит руку на плечо, и окажется что это всё - всего лишь сон, а завтра все они снова встанут по призывному трещанию будильника, заберут в школу свои завтраки (съедобные и не очень), будут шуметь и веселиться, подкалывать друг друга незлобными шутками и смеяться таким же незлобным смехом, после школы пойдут домой, а может, все вместе пойдут в кино, снова забив на то, что завтра - тест...
Так уже было. Не будет больше - хотя бы потому, что Ишида...
Стоп.
Не думать...


Я бежал что было сил, практически летел, и даже, кажется, успел.
По крайней мере, я могу точно сказать, что Ичиго в сознании, даже на ногах стоит - шатается, но стоит, Иноуэ жива однозначно, Чад же хоть и придерживает рваную рану в боку, находится под присмотром фей Иноуэ, и скоро с ним всё будет в порядке.
Я надеюсь на это, по крайней мере.
Небесно-голубые стрелы - я щедро отпускаю их с кончиков пальцев, они уже заждались в нетерпении и потому слетают легко, с едва различимым свистом прорезая тугой от повисшего в нём напряжения воздух...
В глазах их - благодарность, и боязнь. Это так невообразимо греет, придаёт сил, заставляет вставать на ноги снова и снова.
Краем глаза уловил неясную тень, метнувшуюся к Куросаки, остановился, слушая, как замерло сердце, а через секунды легко оттолкнулся от земли, загораживая собой.
Друга...
Что там было про жизнь, которая утекает красным? Сейчас этот эпитет точь-в-точь про меня.
Только я не боюсь смерти, ведь есть то, что сильнее.
Пусть сводит мышцы от острой боли, рвущей тело. Пусть дыхание вырывается неестественным хрипом сквозь сжатые зубы, не дающие выхода позорному крику, а нахальная усмешка врага терзает разум.
Ещё неизвестно, что хуже, но пускай будет так.
Повернув голову, я читаю в глазах рыжеволосого шинигами изумление, ужас. Губы его - окровавленные, в который раз? - произносят:
- Почему?..
И какое же удовольствие, надменно и с усмешкой ответить этому ничегошеньки не понимающему дебилу (жаль только голос тих и срывается):
- Потому что, Куросаки, есть просто друг и друг, который никогда не предаст.

@темы: АУ, Джен-фикатон, Ишида, PG

---

Много:)

[Kashin]

Бьякуя: http://an-na13.diary.ru/?comments&postid=41684262
Ноитора: http://an-na13.diary.ru/?comments&postid=41693804

@темы: Юмор, Фанарт, Ссылки

---

( если не в тему, удаляйте)

[*Manwe*]

Айзен-Гину:
мы в Уэко, как чемпионы на олимпиаде:
Я-золотая голова ( умный типа весь), ты серебряная...и Тоуссен-бронзовая (везде)...
(с)

@темы: Юмор

---

Джен-фикатон

[~BlackStar~]

Название: Отрицание.
Автор: BlackStar
Получатель: Дитрих
Персонажи: Орихиме и другие.
Рейтинг: PG-13, за мат и тяжелое детство.
Жанр: легкий ангст.
Сюжет: Орихиме мечтает о счастливой семье, Айзен мечтает о восстановлении ХоуГёку. В конце концов, каждый получает то, что хочет.
Предупреждения: ООС (просто потому что это мой фик, а не канон).
Отказ: Bleach – Кубо, буквы – алфавита, знаки препинания и те не мои, идея стара как мир: каждый сходит с ума по-своему.

- Ну же, Орихиме-сан, давайте посмотрим с чего все это началось, - тихий, мягкий голос успокаивает, Иноуэ поспешно кивает, соглашаясь – в горле пересохло от волнения и страха, но она знает, что это ее единственный шанс подобраться к ХоуГёку, - не думаю, что не в силах выполнить условия нашей сделки, так что успокойтесь и расслабьтесь…

***

Визгливый высокий голос словно режет темноту, заставляя ребенка съежившегося у ног невысокой женщины зарыдать еще громче:
- Почему?! Почему ты все время плачешь?!
Комната маленькая, грязная, бумага на сёдзе потемневшая от времени, на полу давно не менянные циновки. Воздух влажен и тяжел. На низком столике в углу комнаты стоит зажженная свеча. Женщина хватает ребенка за руку, тянет вверх, заставляя поднять заплаканное лицо, шипит:
- Ты только и умеешь, что ныть. Другие дети спокойны, улыбчивы и милы, а ты… - женщина резко взмахивает свободной рукой, раздраженно отплевываясь от длинных спутанных волос, попавших в рот, - чуть что впадаешь в истерику и рыдаешь!
Лицо матери так близко, что девочка может рассмотреть даже маленький белесый шрам на губе матери, подаренный мужем в очередной пьяной драке.
Девочка крепко зажмуривается, пытаясь заслониться свободной рукой, всхлипывая, шмыгая носом, что приводит ее мать в еще большую ярость:
- Хватит! Прекрати! Слышишь?! – трясет девочку, так что ее голова откидывается назад и мотается из стороны в сторону, как у куклы, - Почему ты не можешь хоть раз улыбнуться маме, что бы она порадовалась? Почему? – женщина бьет девочку ладонью по лицу, дергает на себя, в руке той что-то хрустит, а ребенок заходится в крике.
- Мама, мамочка… - давится всхлипом, закашливаясь, начинает икать от рыданий, - прости меня, прости…
- Заткнись! Ты испортила мне жизнь, как только родилась! Это была ошибка! Ты – моя главная ошибка! Рожать в моем возрасте, - мать задыхается от ярости, но силы на исходе и она с остервенением отталкивает ее к стене, так что девочка ударяется затылком, сползает по ней, прижимает сломанную руку к груди, словно баюкая маленького ребенка. Женщина задыхается, кашляет, смотрит исподлобья на рыдающую дочь с ненавистью и раздражением, вытирает рот.
- Отродье, - бормочет она себе под нос, отводя взгляд от съежившейся фигурки у стены, - мне даже аборт не помог, а ведь повитуха обещала… Отродье, что еще можно сказать.
Держится за живот, сутулясь и громко шаркая, идет в соседнюю комнату, откуда сначала слышна лишь тихая возня и чье-то бормотание, переросшее в крики и звуки борьбы. Девочка, тихонько шмыгая и то и дело вытирая тыльной стороной ладони нос, настороженно вытягивает шею в сторону приоткрытых сёдзи, прислушиваясь, вздрагивает, когда в соседнюю от них стену врезается ее мать. Почти беззвучно, только тихий стон слетает с ее губ, раскинутые руки обнажены по локоть – рукава кимоно сползли - белеют в темноте, словно крылья птиц. Орихиме страшно, но это зрелище ее завораживает, она подносит ладонь к приоткрытому рту, наблюдает, как ее отец входит в комнату, подходит к жене, хватает за грудки и трясет, выплевывая слова:
- Когда ты угомонишься, тварь?
Бьет ее по лицу, сплевывает в сторону, отпускает ее, глядя, как она сползает по стенке. Орихиме глубоко вдыхает и задерживает воздух на секунду в легких, не веря своим глазам, - на щеке ее матери алеет отпечаток руки, но она улыбается, почти безумно и с каким-то затаенным торжеством. Улыбается, глядя в глаза Орихиме. Мужчина прослеживает ее взгляд и с ненавистью смотрит на девочку:
- Дочь шлюхи! – он неожиданно оказывается прямо перед ней, - она лишь на секунду зажмурилась, напуганная угрозой в его голосе, - почему я должен кормить тебя? Ненавижу вас обоих!
Орихиме еле успевает прикрыть голову руками, когда на нее начинают сыпаться удары, ноющая боль в левой руке усиливается, а разбитая губа кровоточит, но Иноуэ больше не издает ни звука, она так сильно жмурится, что перед ее глазами мелькают яркие точки, окружающие ее звуки отходят куда-то на задний план: всхлипы матери, голос соседки, орущей за стенкой, чьи-то приближающиеся шаги, остается только тяжелое дыхание отца, словно вот-вот его хватит удар, каждый раз, когда он замахивается на нее. Она может только тихонько поскуливать и шептать:
- Нет, нет, нет…
Голос Соры отвлекает Орихиме от боли и заставляет, словно вынырнуть на поверхность реальности.
- Брат, - беззвучно шепчет она. Сора отталкивает мужчину в сторону, Орихиме поднимает заплаканное лицо, и он вздрагивает, когда понимает, что она улыбается.

***

После смерти брата даже две комнаты – это слишком много. Поначалу Орихиме пытается бороться с тишиной, рассказывая портрету брата на тумбочке о том, что произошло за день в школе, о новых впечатлениях, уроках, друзьях. Но чем больше она говорит, тем сильнее у нее звенит в ушах от тишины, когда слова кончаются. Ей страшно и одиноко. Брат говорил, что всегда будет рядом, что сможет защитить ее, но он не смог сдержать своего обещания. Каждое утро она зарекается молчать, когда вернется после школы, но тишина давит, стоит ей только переступить порог. Не помогают ни прогулки в парк, ни отдых у реки, ни разговоры по телефону с друзьями, живыми и абсолютно не способными понять Орихиме. Иногда она чувствует, что сама слишком легка и прозрачна, словно тень или приведение. Она не удивилась бы, однажды не обнаружив под подолом платья ног.
Орихиме пытается отвлечься: увлекается готовкой и экспериментами с едой, шьет, рисует и много читает, все чаще погружается в мир фантазий, порой забывая о времени.
Она может часами представлять свою счастливую семью, где ни ее мать, ни отец не пили, где вечерами все они собирались бы за обеденным столиком, желали друг другу приятного аппетита и болтали обо всем на свете.
Орихиме ненавидит часто плакать, но порой не может сдержаться, да и стесняться некого.
В квартире все равно больше никого нет.
Она абсолютно одна.

***

В их первую встречу, когда Иноуэ представляется, почтительно склонившись перед Татсуки, поднимает лицо, улыбаясь, та закидывает портфель за плечо, поджав губы, и прямолинейно заявляет:
- Ты улыбаешься, но тебе не весело.
Иноуэ хочется разрыдаться от обиды, ведь она так старается понравиться всем в первый день.
- Нет, я… - Орихиме пытается улыбнуться, - просто я очень хочу с тобой подружиться.
Это было неправда, Тутсуки видит ее насквозь, и это пугает Орихиме даже сильнее, чем тишина ее квартиры. Она перехватывает ручку портфеля за спиной и кланяется:
- Прости, - когда она поднимает лицо, Татсуки уже далеко.
Только через два месяца их отношения налаживаются. Случайная встреча . Орихиме в одиночестве сидит на берегу реки и смотрит на воду. Время от времени она поднимает подбородок с колен, нащупывает рядом камешек и бросает его, слышится тихий всплеск, и отражение звезд дрожит и расплывается. Как только поверхность становится гладкой и спокойной Орихиме вновь нащупывает пальцами очередной камешек.
- Ты опять грустишь, - Иноуэ вздрагивает от неожиданности, оглядывается, отводя с лица прядь рыжеватых волос. Выражения лица Татсуки не рассмотреть в темноте, но Орихиме почему-то уверена, что та или хмурится, или поджимает губы:
- Я…
Она не знает что ответить. В голову почему-то лезут воспоминания о брате, о том, как его ей не хватает, о том, что он всегда ее защищал. Ей не хочется думать, что он мог оставить ее по своей воле: заключалась бы причина в том, что он устал или просто запутался.
Татсуки опускается рядом на траву, смотрит сначала на воду, а потом на сидящую рядом девушку:
- Я не хотела тебя обидеть.
Орихиме осторожно косится на нее, наблюдает, как она запускает руку в короткие волосы и треплет их:
- Я… - теперь уже Арисава не может подобрать нужных слов, а ей так хочется найти именно те единственно верные. Молчание между ними напряженное и тяготит их обеих, но ни одна не может разрушить его. Где-то поблизости начинает свою печальную песнь цикада.
- Уже поздно, тебе не пора домой? Родные, наверное, будут беспокоиться…
- Я живу одна.
- О, - Татсуки чувствует себя виноватой, так словно ее поймали за подсматриванием в замочную скважину, - тогда я провожу тебя.
- Хорошо.
Они все так же молча и не глядя друг на друга доходят до дома Орихиме, на улицах немноголюдно и темно. Уже у самой двери Иноуэ оборачивается и улыбается Татсуки, печально, но искренне:
- Спасибо.
Та чуть щурится и улыбается в ответ:
- Ну вот, наконец-то, я вижу настоящую Орихиме, - замолкает на секунду, но потом продолжает, - можно я войду?
- Да… Да, конечно! – Орихиме счастлива ее предложению, - заходи, я угощу тебя!
- Чем это? – подозрительно спрашивает Татсуки. Орихиме задумывается на секунду:
- Бутерброды с сыром?
- Просто бутерброды с сыром? - с сомнением переспрашивает Арисава, но на ее губах тонкая улыбка, - что-то не верится, учитывая твои вкусовые пристрастия…
Дверь захлопывается за ее спиной.

***

После нападения Пустых на школу, пробуждения силы Орихиме и прочих странных событий, что сыплются на нее, стоит ей только приблизиться к Куросаки Ичиго, Иноуэ понимает, что привычный мир стремительно меняется. Неизменным остается только одно – вечерами ее ждет лишь пустая квартира. А перед сном ее мучают сотни разных вопросов: почему сила появилась только сейчас? Почему? Можно ли было спасти брата? А если и можно было, то как бы сложилась их жизнь в дальнейшем?
Орихиме терзается вопросами, на которые ни у кого нет ответов.

***

После того как Тоширо и Матсумото переезжают к Орихиме, та за долгое время весела весь день, с энтузиазмом готовит, убирает. Ей нравится их компания: серьезность Хитсугайи, веселость Рангику, их забавные перепалки.
Матсумото одна из немногих, кто понимает, Орихиме. Со стороны может показаться, что общего у них только странные пристрастия в еде, но все куда сложнее. Орихиме осознает это, рыдая на руках у Матсумото, а та терпеливо слушает ее жалобы, ласково гладит ее по голове и со всем пониманием старается отнестись к ее проблемам. Полутемная квартира уже не кажется такой большой и пустой, а девушка, сидящая рядом, - теплая и живая. Орихиме сильнее вжимается в колени Рангику, рыдая, отчаянно цепляясь за тонкую ткань ее юкаты. И в какой-то момент у нее возникает странное, почти дикое ощущение того, что Матсумото - это не Матсумото, а выплакивается она маме. Родной, готовой ее пожалеть и поддержать. И от осознания того, что это всего лишь еще одна иллюзия, рыдания Орихиме только усиливаются. А Рангику продолжает гладить ее по волосам, тихонько, успокаивающе шепча:
- Ну же, Орихиме-тян, не плачь, Ори…

***

- Сделка? – переспрашивает Орихиме, Айзен кивает:
- Да.
На его губах улыбка, но Орихиме давно поняла, что она ничего не значит.
- Я, кажется, нашел способ ускорить восстановление ХоуГёку, надеюсь, ты не откажешься от маленькой сделки?
Орихиме хмурится, но понимает, что в случае отказа выбора ей не оставят. Возможно, она сможет как-нибудь помешать Айзену, поэтому она кивает в знак согласия.
- Другого я и не ожидал.
Орихиме никогда не понимала, как ему удается развалиться на каменном троне с таким комфортом. Сейчас он пребывал в отличном настроении - все его движения пронизаны чувством превосходства, расслабленности, уверенности в собственных силах. Айзен снимает очки, поправляет волосы, улыбается, глядя поверх головы Орихиме, а ее отпускает небрежным взмахом руки.
Она уже чувствует себя проигравшей.

***

-…химе! Химе-тя-ян, ты меня слышишь? – Иноуэ вздрагивает от неожиданности, приоткрывает рот, неслышно охая, нелепо взмахивает руками, теряя равновесие, но Татсуки вовремя удерживает ее от падения.
- Качаться на стуле – так по-детски, - шепчет сидящая сзади подруга.
- Ага, - соглашается с ней Орихиме, крепко вцепившись в столешницу парты, сердце бешено стучит, а дыхание учащено. Но Иноуэ оборачивается, улыбаясь, чуть смущенно и виновато, глядя на Татсуки из-под челки:
- Прости, я задумалась.
Подруга недовольно скрещивает руки на груди:
- Ты уверена, что все в порядке? Ты нормально себя чувствуешь?
Орихиме поспешно кивает:
- Да-да, только проголодалась.
Татсуки все еще хмурится, но эта напряженная складка между бровей… Орихиме чувствует панику и страх, порывисто вздыхает и тараторит:
- Сегодня мама приготовила мне бутерброды со сгущенкой, клубничным джемом и карамельной патокой, я и для тебя, конечно, прихватила, если ты захочешь, а после школы можно пойти к реке и…
Взгляд Татсуки смягчается, уголки губ чуть приподнимаются, Орихиме знает, что теперь можно говорить все, что вздумается, каким бы глупым, наивным или смешным оно не было – самое страшное позади, Татсуки больше не сердится. Не злится. На нее, Орихиме, и даже почти улыбается, а это хороший знак, по-крайней мере, так считает сама Иноуэ.
Но после уроков им приходится задержаться в классе - дежурство, - Татсуки поливает цветы, встав на стул. Орихиме вытирает с доски, а потом, сидя на краю парты и болтая ногами в воздухе, наблюдает за подругой. Лучи заходящего солнца освещают фигуру Арисавы напряженно застывшую на цыпочках, тянущуюся к дальнему горшку, Иноуэ зачарована алыми и золотистыми разводами на ее тонких ногах.
Орихиме устало зевает, прикрывая рот рукой, трет глаза и, подперев щеку, вновь возвращается к наблюдению за подругой. А потом, по пути домой они спускаются к реке и долго-долго рассматривают проплывающие мимо облака, лежа на траве, закинув руки за голову и изредка перебрасываясь короткими почти ничего незначащими фразами. Они всегда понимали друг друга без слов. С самого первого дня в школе. Татсуки протягивает руку Орихиме и та вкладывает в нее свою без колебаний.
У них закрыты глаза.
И они обе улыбаются.

***

Татсуки держит ее за руку и идет рядом. Нога в ногу. До дома Орихиме остается совсем немного, она улыбается Арисаве и крепче сжимает ее ладонь:
- Спасибо.
Татсуки улыбается ей в ответ, кивает и тихонько смеется:
- Насчет цикад ты была права.
Орихиме пожимает плечами и хихикает, отпускает руку подруги и перекладывает в нее портфель, заправляя другой выбившуюся прядь волос за ухо:
- До завтра.
- Пока, - Татсуки машет ей на прощание и сворачивает к своему дому.
Орихиме провожает ее взглядом до очередного поворота, а потом продолжает путь, беззаботно размахивая портфелем и напевая себе под нос какую-то незатейливую песенку. Она замирает на несколько секунд у своего дома, глядя на освещенные окна, словно удивляясь чему-то, но тут же справляется с собой и спешит внутрь.
- Я дома, мама!
- Скоро ужин, милая, поторопись.
Орихиме торопливо снимает обувь и заглядывает на кухню. У плиты стоит немолодая женщина, что-то помешивая в кастрюле. Она отрывается от своего занятия, чтобы посмотреть на дочь, улыбнуться, так что от глаз разбегаются лучики морщин, и становится виден маленький шрам на нижней губе в виде галочки или силуэта птицы. Естественно с такого расстояния его не разглядеть, но Орихиме знает о том, что он там, особенно заметный, когда губы растягиваются в улыбке. Тонкий, бледный шрам. Орихиме часто видела его маленькой, когда еще лежать на коленях у мамы, пока она расчесывает тебе волосы, было не так смущающее и глупо. Сейчас это случалось куда реже, но все же Орихиме так и осталась сущим ребенком. И понимая это, мать не будит ее, когда та, убаюканная теплом, ласковыми прикосновениями и тихим пением матери, засыпает на ее коленях.
Орихиме улыбается матери в ответ и заправляет волосы за уши, чуть наклоняется вперед:
- Папа у себя?
- Да, Химе-тян, он просил не беспокоить его до ужина, - мать хмурится, но тут же складка между ее бровей разглаживается, - ты же знаешь, как много он в последнее время работает.
- Да, - Орихиме вздыхает, - а брат?
- Он еще не вернулся, но обещал прийти к ужину, - женщина вытирает лоб рукой, сдувает с лица волосы и чихает.
- Ой! – Орихиме вздрагивает от неожиданности, заливисто смеется, а потом тараторит, - будь здорова, - взбегает по лестнице, хлопает дверью своей комнаты. Она хочет побыстрее снять школьную форму и помочь матери.
Позже, когда вся семья в сборе за столом, Орихиме болтает о школе. Брат подшучивает над тем, как часто она упоминает Куросаки Ичиго. Орихиме делает вид что дуется и, сложив руки на груди, насупливается, пытаясь придумать достойный ответ, она переводит взгляд на мать…

***

- Айзен-сама, они вернулись, но есть раненные.
- Понятно, нужна помощь Орихиме-сан. Сейчас мы закончим.
Соуске открывает глаза, меж его ладоней светится ХоуГёку, который он держит над Орихиме. Она лежит перед ним с закрытыми глазами, но ресницы подрагивают, а на губах мечтательная улыбка, несколько раз она сжимает руку в кулак, словно хочет что-то поймать или удержать.
Айзен шепчет тихонько:
- Ты обязательно вернешься туда, Орихиме-сан, обязательно…
Он кладет ладонь на лоб девушки, отводит прядь волос в сторону, всматриваясь в ее черты, улыбается.
Ведь он знает, что Орихиме предпочтет отрицание реальности. Айзен отвлекается всего на секунду, что бы найти взглядом Ичимару, как всегда застывшего за его спиной у стены и наблюдающего за происходящим, как слышится резкий вздох. Он оборачивается, хмурясь, пытаясь понять, что же пошло не так.

***

Орихиме в ужасе прижимает руку к губам, задыхаясь от страха и накатившей паники. Лишь на секунду ей показалось, что вместо привычного лица мамы она видит совсем другое – старое, обрюзгшее, злое, с перекошенным от злобы ртом, мешками под глазами, - с трудом она может признать в этой растрепанной, почти обезумевшей женщине свою мать, но…
На ее нижней губе отчетливо виден тонкий белесый шрам галочкой или птичкой, как рисуют их дети. Сомнений нет.
Секунда и все снова возвращается на свои места: брат отпускает очередную незлую шпильку в сторону Куросаки Ичиго, отец лишь снисходительно качает головой, пытаясь скрыть улыбку, кладет палочки на пиалу, тянется к кувшинчику саке, а мама тут же его опережает. Все как обычно, но Орихиме расширенными глазами смотрит на поверхность стола не в силах поднять взгляд, сердце колотится как ненормальное, а левая рука болит, а точнее, ноет, как старые раны или перелом.
Орихиме не может сдержать слез, они жгут глаза, катятся по щекам и еще ниже – за край домашнего кимоно, холодные, крупные. Над столом повисает молчание, все смотрят на нее, непонимающе, удивленно. И тут на Орихиме накатывается вся обида и боль, весь страх и непонимание, что копились долгие годы, она резко вскакивает, переворачивая столик. Сквозь звон посуды прорезается ее тонкий высокий голос:
- Почему, мама?! Почему? – голос Орихиме срывается от рыданий, а потом она с каким-то остервенением шепчет как заведенная, - нет, нет, я отказываюсь… Нет, нет, нет!

***

ХоуГёку раскалывается пополам, заливая весь зал мертвым голубоватым сиянием. Айзен не может понять, когда Орихиме успела прийти в себя, но она уже сидит и протягивает руку к ХоуГёку.
- Нет! – Айзен понимает, что предсказать последствий этой ситуации не может, слишком еще не изучены силы Орихиме и нельзя понять, как повлияет на них ХоуГёку. Но девушка не слышит его, словно все еще находится в забытье. Айзен не может отвести взгляда от ее тонких пальцев, тянущихся к сгустку голубого сияния. Орихиме замирает на секунду, оборачивается и смотрит ему в глаза, а потом улыбается, открыто, доверчиво, успокаивающе:
- Все будет хорошо, - томительная секунда, растянувшаяся, словно на столетие, и ее пальцы, наконец, соприкасаются с тем, что осталось от ХоуГёку.
Комната тонет в голубом сиянии.

@темы: Ангст, Джен-фикатон, Орихиме, PG13, Фанфики

---

Джен-фикатон, orocchan для Гая Юлия & Пенелопы

[aya_me]

Название: Солнечная дорога
Имя автора: [L]orocchan[/L]
Бета: Голден Сфинкс
Рейтинг: PG (на всякий)
Жанр: приключения, зарисовка, драма, юмор, АУ
Персонажи: Зараки, Ячиру, другие по мере сил, есть и оригинальные
Дисклеймер: все к Кубо Тайту
Написано для Гая Юлия & Пенелопы
По заявке Хотим:
1. что-нибудь из юности Кераку и Укитаке, например, первое задание или начало работы на должности капитанов
2. Кенпачи до встречи с Ячиру, Ячиру до встречи с Кенпачи, блуждания во тьме.
3. про дружбу Йоруичи и Урахары. можно про начало дружбы, можно - почему она ушла за ним из Сейретея
4. как Исида дошел до мысли бросить Ичиго вызов
5. про Хисану до встречи с Бьякуей. как она жила, почему оставила сестру и т.п.
6. по лестнице в Сейретее к Башне Раскаяния ползет не ослабевший Исида, а бодрый боевой Ичиго. встреча с Тоусеном. соответственно, АУ
не хотим беспросветного ангста, дарка, морального или физического насилия над персонажами, чистого стеба
рейтинг по желанию автора
к филерам и спойлерам относимся спокойно, но без симпатии
хотим именно авторский фик
Предупреждения: что получилось даже не знаю...

Солнечная дорога

1.

Ячиру нашли спустя три дня после того, как Зараки стал капитаном одиннадцатого отряда. Обнаружил ее десятый офицер, когда мыл полы и выбрасывал мусор, среди которого оказалось изодранное кимоно Зараки Кемпачи. В штопанном-перештопанном рукаве сладко посапывала девчонка.
Кто бы мог подумать, что он таскает с собой вот это?
«Вот этим» сразу же заинтересовалась лейтенант четвертого отряда Котецу Исане, конфисковав малышку, чтобы отмыть, расчесать, переодеть и накормить. Материнский инстинкт – штука зверская, с ним не шутят даже офицеры одиннадцатого.
Уважение к Зараки возросло.С виду свирепый, а ведь подобрал, не дал мелюзге пропасть.
Женщины-шинигами приходили понянчиться с ребенком, потому как детей в Сейрейтее появлялось мало. Приносили конфеты и игрушки. Приходила даже строгая Исэ Нанао с детской книжкой. Ячиру, радуясь подаркам, охотно давалась в руки, позволяла себя наряжать и заплетать тощенькие розовые косички.
Зараки, хотя и смирился с «бабскими причудами», смотрел на подобные развлечения косо.
Однажды Мацумото Рангику из десятого притащила цветные карандаши, и базировавшийся у Исане в госпитале готейский детский сад тут же завалили рисунками. Каракули появились даже на обратной стороне отчетов Уноханы-тайчо.
Вдохновляло Ячиру абсолютно все. Кабинет Исане находился под самой крышей здания, здание стояло на холме, а художник сидел на подоконнике и срисовывал шинигами, которые шли далеко внизу по своим делам.
Так на чистом листе появлялась линия («Это стена» - важно объясняла Ячиру), а возле нее несколько черных точек. За некоторыми точками тянулся хвостик.
- Это – трое из пятого отряда с Момо-торопыжкой, - Ячиру тыкала пальцем в точки, а затем в хвостик. - А это – тень от солнца.
Среди черных точек-шинигами затесался крохотный белый кружок. Им оказался капитан шестого отряда Кучики Бьякуя. Мацумото не поленилась подвести стрелочку и подписать кружок, и с разрешения автора утащила рисунок повеселить знакомых.
В один из летних дней Ячиру самозабвенно срисовывала толстый шприц, когда к ней подсела Мацумото и попросила нарисовать «папу».
- Папу? – отвлеченно переспросила она.
- Ну, Зараки-тайчо? Например, как вы познакомились.
Ячиру с серьезным видом обсосала кончик карандаша. Кивнула и, отодвинув шприц, принялась творить.
Домики, дорога, деревья – Ячиру разукрасила все красным. Затем на красной дороге показалась синяя фигура с торчащими, словно иголки из подушечки, зелеными волосами. В руках-веточках человек держал зазубренную палку, напоминающую пилу. Пила была ярко-желтой, как луч солнца.
Возле меча нарисовалась тянущаяся к желтому лучу розовая клякса. Удовлетворенная получившимся рисунком, Ячиру сунула в рот конфетку и весело поскакала к окну, оставив потрясенную Рангику разглядывать сей шедевр.
Вечером пьяная Рангику рыдала в плечо Ичимару Гину, а он кормил ее сушеной хурмой и посмеивался.
- Ты пойми! У нее первая радость в жизни была меч! Она его желтым нарисовала. Ты же знаешь, что желтый это цвет счастья?
- Да, конечно, - хмыкал он. – Меч же блестит. Девчонок тянет на все блестящее.
- Бедный ребенок! Я тут по пси-хо-ло-гии книгу читала…– Рангику схватила платок и вытерла глаза, оставив разводы туши на щеках.
- Ты тут выпила запас вина за месяц, какая психология, - он потряс бутылку, убедился, что она совершенно пустая, и попытался поставить лейтенанта на ноги, - Пойдем-ка к Котецу, я чувствую, что завтра у тебя ой как голова будет болеть…
Белые стены Сейрейтея, по мнению Кусаджиши Ячиру, были белыми с одной целью – чтобы на них можно было рисовать, чем она и занималась, размалевывая стену у ворот одиннадцатого отряда.
Шинигами с любопытством рассматривали зеленые реки и оранжевых птиц. Нелюбимым цветом Ячиру оставался красный, но она успешно компенсировала его обилием розового.
Черный она использовала тоже крайне редко. На ее рисунках воины Готея щеголяли в фиолетовой, малиновой, темно-синей форме, иногда в цветочек или сердечки.
Одна картина понравилась всем, даже Кучики Бьякуе. Во всяком случае, проходя мимо казарм одиннадцатого, он приостановился и обратил внимание, что уже являлось примечательным само по себе. То ли буйство красок воззвало к его чувству прекрасного, то ли его оскорбила пустая трата времени и расходных материалов – на его лице причины написано не было.
На стене Ячиру изобразила костер всех цветов радуги. Почему костер удостоился такого пестрого воплощения, девочка не говорила. Но руконгайские, особенно во время ночного патруля, проходя мимо стены, улыбались.
У разноцветного костра отчего-то было теплее, особенно в черную пасмурную ночь.

2.

Всю ночь далеко за холмами бушевала гроза. Ветер доносил раскаты грома, и на черном горизонте полыхали зарницы. Тучи навалились на небо, закрыли звезды, наступила кромешная тьма. Но до самого утра ни капли дождя не пролилось на высохшую землю…
Демон из Зараки брел по гребню пологого холма, собирая грязными пятками бурую пыль с дороги. Справа несло запахом тины и сладкой гнили – берега озерка были заболочены, все поросло осокой и камышом, а в мутной воде маслянистым пятном растеклось солнце. На левом склоне ютились несколько хижин – деревенька. Дома пустовали, но не были заброшены, и бродяга догадывался, что это значит: жителей предупредили о его приближении, поэтому они или спрятались, или подкарауливают его где-нибудь с вилами и косами…
Не в первый раз.
Он погладил большим пальцем потрепанную рукоять меча. Скоро будет кровь.
Он жил от одной драки до другой, не задумываясь о том, чем заполнить время между. Брел по первой попавшейся дороге. Ноющая боль от голода в животе почти никогда не стихала, но он привык к ней.
Некоторые деревеньки платили оброк шинигами – выращивали рис и овощи в обмен на покровительство. Иногда удавалось отбирать у селян запасы еды, а пару раз из-за плошки риса пришлось сразиться и с шинигами. Эта же деревенька находилась в такой глуши, что у крестьян не было простой питьевой воды.
В роще стояла мертвая тишина, и даже ветер не шелестел в кронах деревьев. За третьим изгибом тропинки селяне налетели на него со всех сторон. Через несколько минут с ними было покончено.
Он вышел из рощи. Солнце выглянуло из-за облака и слепило глаза. Босые пятки подметали бурую пыль. На лезвии засыхала кровь.
«Они» или «демон из Зараки» - так его прозвали, поскольку другого имени у него не было. Всякий боялся встречи с ним. Он был высок ростом, поэтому особо зоркие замечали его приближение издалека и убирались с дороги, с содроганием вспоминая рассказы о сумасшедшей улыбке, с которой он убивал. Говорили, что черные глаза загорались безумным огнем в драке. Но находились и те, кто бросал вызов чудовищу.
Ночью Они лежал в поле и смотрел на крупные звезды. Над ним колосились высокие сухие травы. У них не было имени. Никто не позаботился назвать горы, за которыми кончалось Общество Душ, или звезды в небесах, или даже тот ручей, что журчал неподалеку в канаве.
Он сорвал сухой колосок и сунул в рот. Погладил холодную рукоять меча. Днем еще душно, но в ветре с гор чувствуется приближение осени. Здесь, на севере, зима наступает быстро. Поле и холмы укроет снег, липкий, корочкой льда застывающий на босых ногах. Заметут метели. Придется сидеть в чьей-нибудь покосившейся хижине, пережидать холода и надеяться, что халупу не разнесет ветром по чистому полю.
Прошлой зимой в деревню пришли шинигами. Они требовали еды и сакэ. Была вьюга, в полу чернели холодные угли очага. Он помнил, что валялся в углу, обернувшись одеялом, и его лихорадило, а шинигами забирали все, что было в доме, – а дальше была теплая кровь на белом снегу, и черные фигуры возле горящей хижины, и холодная стальная рукоять меча в ладони. Так появился демон из Зараки.
Вместе с мечом он обрел и прозвище, а что было в прошлом… Те воспоминания словно бы и не принадлежали ему.
Он исходил пешком весь восьмидесятый район Зараки. Это был северный край Руконгая, и никто не знал (и не горел желанием узнать), что находится за поросшими лесом холмами. Поговаривали, что там мир просто кончается. Пустота.
Это была неправда. Он был за последней грядой гор, стоял на голых отвесных скалах. Там начиналось бесконечное море, уходящее в никуда. Диск солнца скатывался за горизонт, редкие птицы кружили в небе, пронзительно перекрикиваясь, и волны с шумом бились далеко внизу.
Иногда на скалах появлялись огромные существа с дырой в груди. Он убивал их, чтобы не быть убитым самому. Веселое было место.
Однажды, когда солнце только садилось, у обрыва разверзлась дыра, и из черноты полезла очередная тварь – жук-великан с черной, как агат, лоснящейся спиной, перебирающий многочисленными лапами со шпорами-лезвиями. Вместо одного глаза у него была дыра.
Тварь облизнулась и молниеносно ринулась вперед. Они успел отбить выпад, рубанул зазубренным клинком по спине противника, но клинок отскочил, даже не оцарапав… Многорукое чудовище глухо засмеялось и отпрыгнуло, примеряясь для следующей атаки.
… Они сражались всю ночь, и когда первые лучи солнца осветили скалу, оба упали без сил, обливаясь потом и кровью. Лежали, тяжело дыша, и яростно смотрели друг на друга.
Чудовище спросило первым:
- Откуда ты, шинигами?
- Ты умеешь говорить? – кашлянул, струйка крови поползла из уголка рта.
- А что я – животное? Тупица шинигами.
- А я не шинигами, я – тот, кто их убивает. Все зовут меня «демон из Зараки», - он ухмыльнулся. – А тебя как зовут, пустой?
- Нойтора Джируга.
Нойтора облизал одну из сломанных лап:
- Хочешь сказать, ты не из Сейрейтея?
- Это где?
Пустой выругался.
- Да ты вообще неуч! Даже грызуны-пустые в барханах лучше знают! Мать твою, я-то думал, хоть шинигами можно перекусить, а тут такая падаль, хуже слепого меноса!
- Падаль?! Я сильнее всех во всем загробном мире!
- Сильнее? – пустой захохотал, - Скажешь мне это, когда сразишься с капитаном Готея… или хотя бы победишь аджукаса!
Нойтора с усилием поднялся, человек тоже заставил себя встать.
– Если ты утверждаешь, что сильнее тебя нет, - фыркнул пустой, – то я дам тебе имя, которое шинигами дают своему лучшему воину. Я назову тебя Кемпачи. Кемпачи из Зараки, - он хохотнул, словно ему рассказали забавную шутку, - Тогда хоть не стыдно будет тебя убить, - и, одним мощным движением вспоров воздух, Нойтора исчез в черной дыре. Противник хотел прыгнуть следом за ним, чтобы вырвать чей-то больно длинный язык, но раны ему не позволили. Он упал на колени, тяжело дыша.
Вскоре ему пришлось уйти со скалы. Там не было никакой еды, наступила осень, а пустые отчего-то затаились и перестали скрашивать его одиночество.
Он недолго размышлял над подарком врага. Какой толк в имени, если нет никого, кто мог бы его звать?
Демон выплюнул соломинку и поднялся, подхватив огромный меч. Мысли о наступающей зиме гнали его на поиски убежища, и он отправился в путь, сам не зная, куда идет.
Ветер трепал черные спутанные пряди, в которых запутался высохший репей. Кимоно давно превратилось в лохмотья. Демон брел по очередной деревне. Дома пустовали, но не были заброшены. Он догадывался, что жителей предупредили о его приближении, поэтому они или спрятались или подкарауливают его где-нибудь с вилами и косами…
Не в первый раз.
Он погладил большим пальцем потрепанную рукоять меча. За деревней начинался лес. За третьим изгибом тропинки селяне налетели на него со всех сторон. Через несколько минут все было кончено.
Он криво улыбался, когда вышел из леса. Солнце выглянуло из-за облака и слепило глаза. Босые пятки подметали бурую пыль. На лезвии засыхала кровь.
В этот раз он был не один.
Он остановился и покосился на крохотную девочку, повисшую у него на локте.
- Кен-тян! Кен-тян! Кен-тян! – щебетала малявка.
- Чего тебе, Ячиру?
- Куда мы идем?
- А куда ты хочешь?
- Где тепло!
Он оскалился, она довольно оскалилась в ответ:
- На юг, значит, - Кемпачи из Зараки пересадил ее на плечо и пошел навстречу полуденному солнцу. Он взял себе имя, и теперь он знал, куда идет.

3.

Бабка была большая, круглая, словно бы сделана из колобков мягкой глины. Руки у нее были как глиняные лепешки, и на ощупь казались такими же шершавыми. А еще бабка была громкоголосая.
Ячиру проснулась от ее криков, лениво повернула голову и смотрела, как бабка скачет вокруг неподвижно сидящего на полу Кемпачи. Он молчал, стоически снося все оскорбления и сыпавшиеся на него удары лепешек-ладоней.
- Изверг, что сделал с дитем! Бросил бы в канаву подыхать, если не умеешь с малыми! Застудил соплячку. На голую землю, верно, спать клал?! Ладно, хоть догадался донести до деревни, безголовая тварь!
Возле стенки потерянно жались двое ребятишек чуть постарше Ячиру и перепуганными глазами смотрели, как бабка носится вокруг незнакомца, который даже сидя возвышался над ней. И тогда Ячиру заплакала:
- Не бей Кемпачи!
Бабка тут же бросила ругаться, подкатилась к ней и положила руку на лоб.
- Ну слава небесам! Сейчас я тебе травку запарю, супчику попьешь… - она все бормотала, тут же теплыми руками стаскивала тряпку, из которой Кемпачи, как мог, сделал для Ячиру крохотное кимоно без рукавов.
…Сколько Ячиру себя помнила, у нее всегда был мокрый нос, и она постоянно болела. Ее и держали-то при семье только потому, что не капризничала и не путалась под ногами. «Хилая, - качала головой хозяйка дома. - Долго не протянет».
Ячиру сидела в пыли во дворе, счастливо улыбалась, угукала и пыталась встать на ножки, но всегда оказывалась на четвереньках. Впрочем, это ее только радовало, ведь она могла шустро ползать за жуками и птичками. Она взбивала ладошками серую пыль, та поднималась облачком, что несказанно веселило девчушку.
Приходили разбойники, убивали всех в доме. Приходили чужие люди, забирали Ячиру в другое село или новую хижину. Она снова играла в пыли с воробьями. Пока снова не приходили разбойники.
А потом появился демон из Зараки и взял ее с собой.
…Ранней весной Кемпачи и Ячиру добрались до семьдесят второго района. Перед ними лежала широкая река. Другой берег виднелся лишь в туманной дымке, а им нужно было туда, дальше на юг. Ни девчонка, ни он плавать не умели, да и вода была слишком холодной для купания. Кемпачи нашел брошенную кем-то лодку на берегу, соорудил весло из дубовой ветки, и они отправились в плавание. Пару дней их тянуло сильным течением, пока они не потеряли всякое представление, где находятся. Шли дожди, Ячиру простыла сильнее обычного, у нее началась лихорадка. Когда лодка достигла берега, Ячиру не помнила. Кемпачи притащил малявку в деревню. Про демона из Зараки там слышали, и поэтому крестьяне бросились врассыпную, едва завидев его. Он подумал было убить всех со злости, но тут появилась бабка, подхватила ребенка и потащила к себе…
Еще неделю они жили у «круглой бабки», пока Ячиру выздоравливала. Хозяйка же обучала их всяким премудростям. Например, учила Кемпачи зашивать прорехи в одежде. Смешно было видеть, как этот великан старается удержать в пальцах крохотную иголку. Или заставляла их запоминать, как выглядят и пахнут лечебные травы. Ячиру понятливо кивала, но все равно прикладывала к царапинам на ногах Кемпачи лопух, а не подорожник, по тому принципу, что лист лопуха закрывал больше царапин…
По мнению бабки, они были безнадежны, и им еще повезет, если они дотянут до следующей зимы.
Зиму и весну они переждали в соседнем семьдесят первом районе, а когда наступило жаркое лето, двинулись дальше, на юг.
Костер весело трещал, пока Кемпачи рубился с бандитами на опушке леса. Ячиру веточкой ковыряла рис в котелке, пристроенном над костром, и мурлыкала под нос. Здесь, в семидесятом районе Северного Руконгая, им впервые удалось достать мешочек риса. Наконец-то в их орехово-ягодно-рыбной диете появилось какое-то разнообразие! На радостях Кемпачи хотел скормить ей целую горсть прямо так, но Ячиру только плевалась. Вздохнув и выругавшись под нос, Кемпачи пошел делать костер. Посуды у них не было, поэтому пришлось возвращаться в ограбленную деревеньку и одалживать у перепуганных крестьян котелок и плошки. Они сели варить свой первый настоящий ужин прямо в поле, несмотря на то, что на сытный запах костра могли заглянуть бродяги.
Кемпачи сражался с третьей по счету бандой.
Ячиру вынула горячую палку и слизала рисинки.
- Вкусно!!
- Иду! – меч со звоном натолкнулся на копье, послышался треск, вопль, тело упало на землю.
Ячиру с головой залезла в мешок, шаря руками. Нашла глиняную миску, протерла ее быстренько подолом, как бабка учила. К этому времени к костру подошел ухмыляющийся Зараки. Он сел, сложил меч под ноги и протянул руку с лопаточкой (одолженной, как и вся посуда) к котелку. Девчонка стукнула ему по запястью.
- Руки! – тоненьким, но суровым голосом произнесла она и показала худым пальцем в сторону. – Мыть!
Рядом не было и ручейка, а вся вода, что носили с собой, пошла на рис. Кемпачи голодно посмотрел на дымящийся рис, свирепо скосился на малявку, но та бесстрашно смотрела на него.
- Руки надо мыть. А еще нельзя сидеть на голой земле! Будем есть стоя!
Демон зарычал, рывком поднялся, и отошел в сторону, где потер ладонью о ладонь и отряхнул о бедра.
- Все, помыл! – рявкнул он.
- Хороший мальчик, - Ячиру кивнула. Ее не заботило отсутствие воды и мыла. Главное соблюсти правила страшной Гигиены, а иначе они заболеют. Так сказала бабка.
Была в ритуалах какая-то сила или нет, но Ячиру больше не болела. За несколько лет путешественники одолели еще сорок районов, и, наконец, очутились в тридцатом, который казался раем по сравнению с крайним Зараки. Еды здесь можно было достать вдоволь, подраться тоже было с кем.
Кемпачи еще похрапывал в придорожной высохшей канаве, а солнце уже поднялось над верхушками высоких полевых трав и разогрело прелый воздух, и Ячиру выпрыгнула из гнезда, свитого из тряпок на груди Зараки, и помчалась собирать шелковицу, пока солнце совсем не обжарило кусты. Дотянуться до веток Ячиру не могла, поэтому ползала на пыльной дороге возле, собирая опавшие сладкие ягоды.
Пока не услышала гул от земли. Девчонка села на землю и посмотрела вдаль. Дорога вилась по холмистой местности, поэтому что там, за поворотом, не было видно, но Ячиру ждала, перекатывая ягоду во рту.
Наконец, ей навстречу бодро выбежал взвод шинигами. Человек пять в черных одеждах неслись, поднимая пыль соломенными дзори. Каждый левой рукой придерживал катану, чтобы не болталась на боку. Неслись они таким стройным клином, что Ячиру вскочила и радостно захлопала. Ее чудом не затоптали.
Девчонка рассмеялась и помчалась вслед, пытаясь им подражать.
Позади бежал, видимо, командир. Он был упитаннее всех, щеки и лоб блестели от пота, и он задыхающимся голосом выкрикивал команды и иногда пытался дотянуться до крайнего правого, чтобы дать ему подзатыльник.
Ячиру не составило труда догнать процессию, хотя солдаты бежали резво, а у нее ноги были коротки. Она со смехом вцепилась в широкую штанину главного, крикнула звонко «баш!» и обогнала косяк шинигами, подпрыгивая и размахивая руками:
- Догонялки! Догонялки!
Возмущенный произволом, командир завопил «поймать!», и воины бросились вдогонку за улепетывающей малявкой.
Через несколько минут ее поймали. Ячиру весело разглядывала красных разозленных солдат. Толстяк подскочил к ней, выхватывая катану.
- Ты! За неуважительное отношение к офицерам шинигами – на колени! Извиняйся!
Ячиру наклонила голову на бок и счастливо хихикнула. Это еще больше их взбесило.
- Я отрублю твою глупую башку, малявка! – он размахнулся.
Над головой угрожающе просвистело, и половина лезвия от его катаны упала на дорогу.
- Кен-тян! – Ячиру просияла. - Доброе утро!
Шинигами хором исполнили вопль ужаса и дружно отпрыгнули от великана, выросшего за спиной их командира. Каждый старался спрятаться за другими.
- Десятый офицер Мацудайра-доно! – завопил кто-то из рядовых. – Я его знаю, это – демон из Зараки!
Офицер Мацудайра побледнел и медленно повернулся. Под его двойной подбородок ткнулся меч.
- Ну, и что мне с вами делать, шинигами? - ухмыльнулся Зараки, переходя в амплуа грозы всего Северного Руконгая. – Я еще не завтракал.
Ячиру согласно закивала:
- Да! Кен-тян еще не завтракал! А на завтрак он обычно ест целых трех шинигами!! – она ущипнула командира за щиколотку, - Чур, ножку толстячка мне!
Мацудайра тоненько взвыл.
- Не ешьте меня! Я заплачу вам золотом! Я богатый, у моей семьи три поместья в Сейрейтее, капитан восьмого отряда Кьёраку – мой родственник по матери, а мой род издревле служил великому дому Кучики… - жалобный речитатив рассмешил Ячиру.
- Ну что, Ячиру? – живот Зараки голодно проурчал, наполнив шинигами ужасом. – Нам нужны деньги?
- Нет, Кен-тян! Нам не нужны деньги! – девчонка прыгала на одной ноге вокруг пленника, изображая, как он будет передвигаться, когда они расправятся с его конечностью.
- Я… у меня есть рис и вино, я вам отдам все, что вы захотите! Мой дядя держит кабак в этом районе, я скажу, чтобы вас кормили бесплатно и отдавали лучшую комнату!..
- Ячиру, нам нужен кабак? – Кемпачи зевнул и почесал грудь и шею. Солнце уже начало жарить. Летом в полях стояла невыносимая духота.
- Нет, Кен-тян! В кабаках дым и народу много!
Шинигами затрясся.
- Но нам нужно кое-что другое! – важно изрекла Ячиру.
- Все что угодно!
- Хочу сказку!
- Что?!
- Сказку!
- Расскажи про Сейрейтей. И кто там самый сильный, - дополнил Зараки.
- И Кен-тяну нужны тапки и носки. У него мозоли!
Шинигами поспешно бухнулся на землю и принялся дрожащими пальцами разматывать завязки дзори.
- И штаны новые мне нужны, да, Ячиру? В старых одни дыры, - нагло ухмыльнулся Зараки.
Мацудайра чуть не застонал от беспомощности, но послушно принялся развязывать оби и стягивать хакама.
- И не молчи. Говори.
- С-с-сейрейтей… находится дальше на западе…ч-ч-через тридцать районов… Н-н-на развилке направо, п-п-потом налево, п-потом все прямо и до самого первого поста в Д-д-двадцать девятом районе. Т-т-там подскажут…
- Ага. Ну, а кто сильнейший у вас?
- Н-н-наверное… Ямамото-сотайчо… хотя наш Кьёраку-тайчо тоже сильный… Укитаке-тайчо болеет... Из новеньких, может, Кучики-тайчо сильнее… но Ичимару-тайчо точно самый хитрый…
- Ну, этот… Яма-как-его-там, как выглядит?
- Т-т-такой хмурый, на хаори написано «один».
Зараки кивнул, принял от перепуганного Мацудайры штаны и показал ему присоединиться к соратникам на обочине.
- Понял. А теперь все встали гуськом, и отседова до самого Сейрейтея трусцой без остановок – МАРШ!
Ячиру проводила панически удирающих шинигами громким свистом. У нее как раз не хватало переднего зуба, поэтому вышло шикарно.
- Ну, что, Ячиру, - Кемпачи сгреб девчонку с дороги одной рукой и посадил на плечо. – Делать нам в Руконгае больше нечего. Пойдем в Сейрейтей?
- Кен-тян, у нас уже есть там друзья. Я запомнила. МацуМацу-толстяк!
- Да… Он сказал, Яма-что-то-там из первого отряда?
- Из одиннадцатого, Кен-тян! Он сказал «один». Значит, одиннадцатый!
- Ну, из одиннадцатого, так из одиннадцатого… - согласился Зараки.
Солнышко пригревало, огромные бабочки-махаоны порхали у дороги, и в воздухе разливался сладких запах цветов мурасаки. Стояло замечательное руконгайское лето. Можно было не спешить, остановиться у ручья и устроить купание и рыбалку. Дорога им предстоит длинная, но в том, что они доберутся до своей цели, они не сомневались.
Сейрейтей подождет.

@темы: Джен-фикатон, Зараки, Приключения, Юмор, Драма, PG, Фанфики, Сейрейтей

---

Картинки, картинки, картиночки...

[Kashin]

Гриммджоу/Ичиго, Ичиго, Ренджи, Ренджи/Бьякуя, Хичиго
Вот: http://an-na13.diary.ru/?comments&postid=41646927

@темы: Фанарт, Ссылки

---

...АРТ?

[U.G.L.Y.]

...Вроди как "неожиданное и очень быстрое признание влюблфи"... ))) Гримму... за 15 минут, ну очень надо было...

как сумел...

..типерь я почти спакоен)

@темы: Фанарт, Гриммджо, G

---

Джен-фикатон. Aone. Для Ollyy.

[Aone]

Название: В трех действиях.
Имя автора:  Aone
Бета:  k8
Рейтинг: G
Жанр: Преде всего - AU. Надеюсь, не то чтобы сильно страшное.
Персонажи: Гин, Бьякуя
Дисклеймер: Все знакомые и не очень знакомые имена - не мои ни разу)
Написано для  Ollyy

Заказчик хотел

Гин и Бякуя
- по возможности без гета
- время действия любое, люблю АУ и Уэко
- филлеры, спойлеры и манга - люблю все
- авторский фик или перевод, роли не играет
Ограничения: без смертей главных героев
Предупреждение: AU, глючный сюрр и просочившийся-таки нелюбимый лисий штамп.
От автора: Я сыграла в рулетку. Надеюсь, получилось хоть чуть почувствовать этих персонажей и не вывести совсем уж полное ООС. Надеюсь, что заказчику хоть немного, но понравится.

.

Двое сидят за низким столиком и заговорщицки улыбаются друг другу.
Час, два…наверное, уже третий пошел. Сакральный смысл этих посиделок от Синты также ускользал вот уже третий час. Конечно, сначала-то он сильно удивился, но вскоре удивление сменилось испугом, потом непониманием и, наконец, почти равнодушием. Равнодушием – ибо что ж еще с ними делать, с сумасшедшими, чтобы при этом самому целым остаться? Неполным же оно было потому, что Синта еще ни разу не видел на губах Первого (а ведь полгода уже прошло, не меньше!) улыбку. Хоть какую-нибудь, хоть надменную: таким, как он, положено. Такие, как он, и лохмотьями происхождение не скроют. Спина ведь все равно прямая, как палка, глаза холодные, а на поясе – самый, что ни на есть, настоящий меч. Правда, меч Первого не пробудил в мальчике восхищения, а потерянный взгляд – сочувствия, когда он только-только встретил на своем пути странного ронина. А кем бы еще он мог быть? Ронин и есть: хаори потрепанное, тряпка шелковая вокруг шеи, ножны потертые, зато лицо – надменное, будто и не на человека, на пыль смотрит. Знаем таких: гонору много, денег нет. Так в первый раз и случилось.
В первый раз ронин долго выбирал подходящее место для того, чтобы присесть. Смотрел, смотрел...стены ему, что ли, не нравились? Хорошие такие стены. Да и вообще все хорошее: хозяин не скупился на привлечение клиентов. А этот залетный гость, видать, привык к другим комнатам. Но странности на поведении гостя, откровенно унижающего заведение, не закончились. Наконец, устроился, чай заказал – отнюдь не самый дурной; а голос у Первого был тихий-тихий. А как пришло время платить, достал не пойми что. Кажется, серебро – но на правильные серебряные монеты, которые здесь видели, хоть и редко, деньги гостя ничем не походили – форма другая, знака нужного нет… Тут Синта уже не выдержал: работник он или не работник?! Отогнал сестру – опять невовремя ерунду да извинения лепетать начнет, - и решил потише втолковать ронину, что гонор гонором, но платить все-таки надо, раз он теперь человек свободный. То ли объяснить тихо не получилось, то ли кто из посетителей заметил – в тот самый момент, когда со страху показалось, что Первый, глаз холодных с лица не сводя, за мечом потянулся, на мальчишечье плечо легла знакомая ладонь. Неширокая. Сильная. Отойди, мол.
…Они с хозяином долго в гляделки играли. Или не очень долго - Синта не помнил. Только, как выяснилось, ни за каким мечом Первый не тянулся: показалось. Он вообще оказался удивительно вежливым, даже чай похвалил, хоть кое-кто и постарался принести заваренный поплоше. И трактиру похвала досталась: ронин, на самом деле, уже давно тут ходил, все не мог понять, что тут да как, потому что… Конец истории Синта не услышал. Хозяин улыбнулся, веер щелкнул – и замершая было жизнь трактира вернулась в прежнее русло. А Первый с хозяином ушел. «Оружие показывать будет», - решил для себя Синта. Видел он как-то раз, мельком, старый хозяинов меч – видел и загордился, как будто это он когда-то имел право носить оружие… хотел бы и еще посмотреть, но больно дорожил головой. Это с сестры бы сталось сунуться, не подумав, оттого и не рассказывал ей про мечи, да про странный, словно блуждающий взгляд Первого.
А потом он узнал, что Первый остался. С клинком и шелковой тряпкой. Надолго остался. Как оставались, в принципе, многие из таких, как он – те, кто не подался в лихие люди, оседали в веселых кварталах и питейных заведениях: меч, как и прежде, стоил дорого. Синта ронина еще как понимал: честь честью, а пойди не наймись, когда у тебя и денег-то нормальных нет, а за поддельные на первом же разъезде под стражу возьмут. Удивительно, как его не уже…разве что через лес пришел. Очень хотелось спросить. И не только об этом: вообще о том, откуда Первый, странный такой. Но внутренним чутьем догадывался - не стоит. Да и вряд ли скажет. Этот с простолюдином не сразу заговорит, пусть его. Так сказал хозяин и был, как всегда, прав. Большую часть времени Первый молчал. Смотрел перед собой, будто ничего не видел. Даже когда распоясавшихся посетителей на улицу выдворял. И ведь замечал как-то! Выловит, встряхнет, проводит – а глаза все равно смотрят в даль, одному ронину ведомую. Думал и думал, иногда под вечер и сам выпивал. Чай, правда. И всегда платил деньги, хозяйские же. Хозяин улыбался в веер, брал монеты, а потом платил ими же: развлекался, значит. А Первый не замечал. Первый смотрел перед собой. Когда ходил, когда сидел и подносил к губам пиалу. Сначала мальчик решил, что это новый охранник былые сражения вспоминает. Под свет фонариков, под мерный гул посетителей, под унылую флейту где-то там, на фоне. Самое то. Да и шрамы так просто не берутся: а у этого был. Пересекал тонкой полосой бледную руку. Как ни скрывай рукавом – видно.
Но со временем Синте почему-то стало казаться, что смотрел ронин не просто так: горизонт прощупывал, тот или иной. Высматривал… искал? И ведь не спросишь: во-оин. Своя голова дороже. Эх, был бы новый охранничек как хозяин – и хлопот бы не было. Но нет, пока помнит еще, что воин.
Дождались они оба. Не дождливым вечером, как это обычно бывает. Не в канун Праздника Предков, когда кто только в мир ни приходит. Был обычный вечер ранней весны, теплело. Первый опять потягивал чай и смотрел вдаль. Никто не шумел больше положенного, в заведении было на удивление спокойно. Тогда-то и вошел Второй.
Синта его почти сразу заметил: словно белую краску пролили на праздничное кимоно. Вот как белел силуэт нового посетителя на фоне пестрой толпы. Узкий, тонкий, а на губах такая самоуверенная улыбка, что и хозяин позавидовал бы. Как маска. Лисья маска с праздников. Повадками на старого актера похож: довелось как-то пообщаться с таким, хозяйским знакомым. Правда, тот был еще молодой, куда как менее сдержанный. Да и собой откровенно любовался, все перышко птичье у виска поправлял. Этот постарше был, посдержаннее – но жесты были столь же плавны и изящны. Да и наряд был странен: ну ладно, кимоно бледное, с рисунком, больше на дамское похожее – но то, что мелькало под ним, некогда белое, скроено было ну совсем странно. Не по-здешнему. И тут Синта понял еще одно: понял, что сейчас взгляд Первого наконец-то найдет нужную точку. Найдет – и что-то будет.
Не нашел. Второй успел раньше.
Подошел – нет, подплыл прямо к ронину. Опустился рядом. И улыбался, хитрец, улыбался. Только уголки улыбки самую малость опустились: устал, что ли? Или обрадовался так, лицо чуть потерял? Синта думал, он заговорит первым. И опять ошибся.
-Лисоликий, - голос прозвучал тихо, но четко: меч о меч чеканит. А Синта уж и забыл, какой у Первого голос.
Второй, в тон собеседнику, едва слышно фыркнул:
-И вы туда же… и вы туда же, не успев встретить, - пальцы сплели узор на грязно-белых коленях, - А вас, как и раньше, очень просто найти, и нам, «лисоликим», особенно: внимание привлекать со времен Академии не отучились. Думал, пропадете без меня. Неистребима она, благородная показательность. Никакой войной не истребима, а мы ведь так старались…
Недаром говорят, что актеры чудеса творить умеют. Может, Второй, конечно, не актер – но как объяснить то, что лицо Первого начало стремительно светлеть. Даже не светлеть – жизнью наливаться: а то было бледное, аж смотреть жутковато. А тут бледность не исчезла, но приобрела более естественный оттенок. И губы – растянулись губы, заразились от лица напротив. Почти не заметно.
-Слушаю, - медленный кивок.
-Слушаешь…
Будь ронин из снега – Синта решил бы, что он оттаял. Но Синта плохо умел поэтически сравнивать. И стихи по случаю складывать. Это не к нему, это к хозяину. Наверное. Синта же мог своей рыжей башкой только немудреное подумать.
…Сейчас ведь двое сидят рядом. Улыбаются. Улыбаются так, что становится ясно: ни для кого больше, им одним понятно, что внезапное веселье значит. А мальчик понимает лишь, что карму не предугадать. Никогда. И спрашивать Первого раньше надо было: теперь точно не успеет.
А хозяин только хмыкает в свой веер, стоя в дверях: кажется, даже отсюда слышно.

***
Двое бредут по темной улице - несмотря на сумерки, уже освещаемой редкими бумажными фонарями. По не очень хорошей дороге, мимо кое-как сколоченных-перетянутых домов. Рукава шелестят, изредка касаясь друг друга. Тот, что в бледном кимоно с узорами, идет, слегка склонив голову, и вполголоса говорит что-то, понятное только спутнику. Его спутник молчит. Давно. С самого начала квартала.
Один молчит, другой говорит, а Ран за ними наблюдает. Потому как господа, пусть и потрепанные, но явно при деньгах. А деньги ой как нужны: на еду хватает, но вот обновку сменить пора бы, а то сезон скоро…
Женщинам промышлять проще, хоть и принято почему-то считать, что мужчинам больше доверяют. Неправда, неправда: Ран вон еще ни разу накрепко не попалась, хоть однажды и угодила прямо к сегунской инспекции в лапы.
Вырвалась, заговорила. Заулыбала, зашутила. Ушла, шпильку красивую получив. Жаль, продать пришлось: все равно волосы не удержать, разве что шнурком. А одежку приходилось менять часто, на ханами или на любовании кленами господ, что побогаче, в рванье не обчистишь. На дичь поменьше Ран-тян охотилась редко, только в самые голодные годы. Недаром Гинъянотэ «рисковой» прозвал.
Прозвал, да. Вот как настоящее прошедшим стало, и пришлось разборчивость умерить. Ран-тян себе, да и другим таким же, врала: дважды она чуть не попалась. Просто второй раз…ну, не считался он. И вместе с тем, более чем считался. Только наедине с собой. Ее так и не поймали: парнишку беловолосого, сообщника, схватили. Вернее, сам к ним вышел. Пожал плечами и вышел. И не объяснил Ран-тян ничего.
…Она на этих двоих из-за пожатия плечами внимание обратила. А потом и из-за волос будто седых, почти бесцветных. Из-за улыбки, с лица не сходящей. Гинъянотэ говорил, что это он болезнь перенес. Вот, нашла, спустя весен пять, еще одного такого же. Пугающе такого же, даже интонации голоса смутно знакомы.
Ран-тян их тогда забыть предпочла: обиделась сильно. Рисковая, как же – а сам? Сам, что ли, не рисковал? Не рисковал. Сразу и в омут пошел. И никогда не узнаешь, зачем: скучно, что ли, опять стало? Ран-тян сперва долго-долго спрашивала у пустоты, злилась. А потом поняла, что бесполезно, и просто обиделась: слезами делу помочь никогда нельзя, это лишнее. Братец ее только обиду и заслужил, за все годы-то. Ну и пусть не был родным братцем.
И за то, что ей, в грязи подыхающей, засохшую моти кинул. Каменную такую моти.
И за то, что ремеслу учил от души. Чуть из самой Ран-тян душу не вышибая.
И за то, что рвань нашел, на зиму укрываться.
Гребни где-то таскал и дарил…
И за то, что властям не сдал, тоже. За то, что одинокой оставил – какое ж тут слово доброе?
Поэтому Ран сегодня для себя и решила: этот – заплатит. За сходство с братцем Гинъянотэ, да за голос, что-то нехорошее в сердце рождающий. Неправильное. Слабое – а в ремесле слабости не место. Да и навыки пора вспоминать. Не все ж бродить, как в полусне.
Идущий рядом потрепанный, но еще глядящий соколом самурай ее не пугал: они, эти самураи, только на расстоянии горды и неприступны. Рукава облегчить им куда легче, чем торгашам. Особенно таким вот, возвышенным. Главное, легенду сочинить поубедительнее, а уж тут Ран-тян была мастерицей, каких поискать.
Братец научил, да.
Взгляд в землю, да между домов, между домов: даже маленьких двориков нет, голытьба тут живёт, никому не захочется раскошелиться! Кошкой надо стать. Серой. И забыть пока, что рыжая.
Вот двое и идут. А Ран идет следом, кошкой серой. Присматривается, когда бы из тени вынырнуть, и чтобы прямо под ноги… для одного – остаться серой, для другого стать золотистой да веселой…
-Ты выйди, выйди, - молчаливый спутник чуть удивленно смотрит на обладателя бледного кимоно, но тот качает головой: не тебе, - там темно, страшно, а ты ведь красивая такая, Ран-тян… Так ведь зовут, нээ?
И Ран-тян, мастерица-искусница, замирает у стены одного из домов. Пытается с домом слиться. Спрятаться. Нельзя смятение показывать. Страх – тоже нельзя: может, и можно было на жалость того, кто с мечом, надавить, да только – возраст не тот. И уровень мастерства повыше будет. И гордость, в конце концов, тоже есть, да уязвлена.
А Бледный прямо на дом щелками своими уставился. Не поймешь, как смотрит. Вылитый. Особливо в свете фонарей. Вот если бы вырос тогда…
-Иди, - вздох приветливый: заманивает? – Мы тоже не пойми, зачем тут, не пойми, куда идём. Ищем, где бы пожить заново. Что и тебе, кстати, советую: выросла ведь.
Ран не выдерживает, встряхивается. И выходит. Глазки голубые – что лед у Молчаливого во взгляде. Впрочем, сейчас не лед: еле-еле заметное удивление. Правда, Ран не видит: Ран с вызовом смотрит на Бледного. И Бледный внезапно перестает улыбаться. Словно вспоминает что-то. Или пытается что-то разглядеть. Потом лезет в рукав: вот оно! И бежать надо бы, но ноги к земле приросли.
Прибьют, прямо здесь, и не почтенные законники. А Ран-тян, как последняя дурочка, посреди улицы стоит.
Из рукава, меж тем, вылетает блестящий кругляш. Сверкнув, падает в пыль. Прямо под босые ноги. Ноги не двигаются.
-Ты одна промышляешь? – голос, вроде мягкий, но ох как не хочется ответ утаивать. Да что ж за человек такой…
-Пять весен как одна, - Ран говорит хрипло, горло не слушается: пить, жарко вдруг стало, - Раньше с братом была. Потом он за нас в облаву пошел….
Бледный, кажется, и без слов остальное понял.
-Вот потому за нами и увязалась, - глухо: не то обреченно, не то с облегчением, - женщины везде сентиментальны.
Ран возразить хочется. Уж в чем, в чем, а в этом страшном слове ее не обвинишь. Ответить бы, коротко, но метко. А горло все не слушается, пересохло. От неожиданности ли? От цвета его волос? От вида его лица?
Вместо ответа – спрашивает:
-А вы тоже болели?
Сухой смешок:
-Болел? Болею, Ран-тян, болею. И он тоже – кивок в сторону самурая, - болеет. Все мы. А вот ты пока целехонька. И слава ками…Монету-то подбери, - вздохнул и добавил, снова улыбнувшись во все лицо, - Считай, что это я за брата с тобой расплатился. С женщиной не прощаться - не-хо-ро-шшоо…

Как ушли – Ран и не вспомнит. Как монету взяла – тоже. Ступор лишь наутро сойдет, с тяжестью металла в кулачке. Пусть не хрупком, на деле-то, но маленьким, девичьем.

Идет где-то там. И знает. Все знает. Имя тоже – знает. Несмотря на то, что она никогда его не называла вслух. Братцу, разве что.

***
Двое идут по дороге, петляющей среди высокой травы и валунов. В сказаниях, которые эти двое слышали в детстве, именно в таких местах обитали лисы-оборотни. Обитают ли здесь? Кто знает. Впрочем, у одного из спутников есть все основания полагать, что именно в лисью нору его сейчас и ведут. О чем еще думать, когда идешь рука об руку с Лисоликим, как со старым-добрым приятелем?
-Уже обжились, Ичимару-сан? Нашли заброшенную нору? – с полуулыбкой, отнюдь не ехидной, произносит, наконец, вслух тот, что с мечом и шелковой тряпкой на шее.
Собеседник смеется – без тени иронии, и эхо рикошетит от валунов. Кажется, воздух вокруг вибрирует.
-Оскорбили так оскорбили – спасибо хоть за Сенбонзакуру не хватаетесь, - отсмеявшись, ерошит серебристые волосы и неожиданно совсем перестает, - Неужели я так и не изменился? А вот вам куда лучше без этой костяной сбруи…Моложе становитесь. Лет этак на полсотни.
Оставшийся без сбруи хмыкает:
- Это плохо? Мне казалось, в нынешнем положении – могли бы скинуть и побольше.
-Так точно, Бьякуя-са-ан, - Ичимару медленно мотает головой, - Не комплимент. Ни разу. Ведь взял я вас с собой ну совсем не для того, чтобы отпускать утонченные комплименты, как на светских вечерах. Да и что-то не вижу я здесь роскошной залы для приемов, - тянет он чуть растерянно. И не поймешь, издевается снова или и вправду сожалеет о том, что негде погреться: ночь-то холодная. «Бьякуя-са-ан» поправляет шарф:
-Я не помолодел еще и внутренне, чтобы на такое надеяться: ждал бы зал – один бы здесь сейчас был. А так – ухватил с собой спутника. Все так, как и рассказывают легенды, - в темно-синих глазах не то отражается лунный свет, не то вспыхивают искорки любопытства, причем последнее куда невероятнее, - Вот только чего ради?
Лисоликий тоже умеет отражать лунный свет. Серебрятся пряди волос, кожа становится неестественно белой – как будто причудливая маска театра Ноо, только амплуа незнакомо. Особенно хороша в маске кривая ухмылка полумесяцем.
-Ты ничего не заметил, собрат по давнему академическому несчастью? – отбрасывает вежливые формальности, провоцируя, - Имен там, лиц…не заметил? Насчет нескольких сотен ты прав всецело, но вот насчет ме-е-еста, - так благостно он не улыбался даже в трактире, - Никогда не понимал, зачем Двенадцатый отряд так усложняет миропонимание. Сделать нужный шаг, подумать о нужном, прийти куда нужно – что может быть проще в нашем многогранном стеклянном шарике?
«Не всем же быть…» - хочется вслух произнести бывшему капитану и нынешнему ронину. Не произносит. Он и сам не ожидал такого: не верил. А пальцы все равно инстинктивно ложатся на твердую рукоять. А глаза все равно внимательно следят за узкой тенью. И тень отвечает взаимностью. Смотрит, долго, пристально…
Поединок воль заканчивается неожиданно: Лисоликий всхлипывает и подносит ладонь к тонким губам. И еще. И еще раз – и вот уже от тихих смешком трясутся плечи.
-Ну зачем, зачем – как же.. зачем еще?.. – алые щели глаз задорно поблескивают, слова даются с трудом, - Что за вопросы… Бьякуя-сан? Конечно же, для того, чтобы стать истинным Богом! Свесив ноги с шеи в клановом шарфе, перевернуть эту Японию вверх дном, прячась за кое-чью широкую спину, наводнить выжженную землю генетическими уродами, и все твоими, заметь, руками! Ах, да – надо будет еще выдать Рукию-тян замуж за Ичиго, - наконец, он отсмеялся: заканчивает уже нормальным голосом, - Чтобы ты в который раз убедился в том, каким благодарным я умею быть. Нравится сценарий?
Тут уже даже Ронин едва удерживается от фырканья в складки шарфа:
-Предсказуемо, Ичимару. Слишком предсказуемо.
А Лисоликий вместо ответа подставляет лицо внезапно подувшему ветерку. Ласковый, мягкий. Хорошо… Молчит. Долго молчит, словно собираясь с мыслями перед очередной тирадой. Но в итоге камни отражают одно короткое:
-Нет, - и Лисоликий хмыкает победно, едва слышно, - Знаешь, что самое чудесное в этой истории? У меня нет ни-ка-ких мотивов. Ты можешь меня подозревать, как и всегда. Но, когда я брал тебя с собой, я и правда не готовил для тебя никакой роли. Это там у меня были мотивы. Но там был и свой сценарий… захотелось поменять его.
-Я уже и забыл, какой ты болтливый, - Ронин не вздыхает с облегчением и не морщится. Он как будто вообще не удивлен. Он привык. Как привык и – к умению сохранить лицо в любой ситуации. Не без помощи некоторых любителей поболтать и повертеть призрачными серебристыми хвостами, кстати говоря.
-Ты не волнуйся, еще не раз напомню, - еще один оттенок улыбки, многообещающий; и тут голос Лисоликого снова становится неожиданно серьезным, - Я у тебя только об одном, пожалуй, попрошу, раз ты смирился и даже рад… Бьякуя-сан, помоги мне мальчика найти, а?
-И об этом меня нечисть просит…
«Нечисть» горестно вздыхает:
- Дети, они лишь на первый взгляд доверчивы и наивны. Просящую тебя нечисть ребенок сразу почует – оно потом исчезает, конечно… но, мне кажется, у этого еще не исчезло.
Ронин едва заметно морщится:
- Значит, все же не можешь без выгоды. Для чего тебе мальчик теперь?
-Бьякуя-сан, а Бьякуя-сан… тебе понравилась та пьеса? Мне вот что-то не очень, несмотря на крайне интересный второй акт, - седой изучает небо, долго изучает, - Я тоже мыслить умею, Бьякуя-сан. И красоту чувствовать, и прочие аристократические сантименты… А еще я люблю жить. Тепло, с комфортом, и чтобы глаз радовался. И в той жизни оно – не вы-ы-ышло, - казалось, должно прозвучать разочарованно, но звучит скорее с жалостью: вот оно как, не успел-таки, - Шумно оно вышло. Видимо, надо как-то по-другому… Ну так, поможешь мне с воспитанием подрастающего поколения лидеров?
-Изменился ты все-таки, Ичимару Гин.
-Нет, не изменился, - новый порыв ветра лохматит волосы Лисоликого, - Это просто кто-то больше внимания на конспекты обращал. Я-то ни разу не изменился. И поэтому прямо сейчас мы пойдем искать теплое место для любования луной. Подчеркиваю: теплое, а не красивое! – после этого пассажа странный человек (ли?), названный Ичимару, наконец-то, не выдерживает и передергивает плечами.
А Ронин улыбается. Широко. Пока никто не видит.

Пара примечаний - по совету беты, за что ей большое спасибо.

Ронин - буквально "человек-волна". Самурай, по тем или иным причинам лишившийся своего господина, места при нем и жалованья, вследствие чего вынужденный зарабатывать себе на жизнь каким-либо другим способом. Принято считать, что данное значение термин получил в XVII веке, когда, в связи с установлением мира под контролем сёгуната Токугава, многие воины в итоге оказались не у дел и пустились по стране перебиваться случайными заработками.
Двор - важная часть традиционного японского дома. Отсутствие любого двора *перед домом, внутреннего* как факт свидетельствовало о крайне тяжелом финансовом положении хозяина жилища.

@темы: АУ, Джен-фикатон, Бьякуя, Гин, G, Фанфики

---

Джен-фикатон. Для Ollyy. Свободное участие

[Erring]

Название: Начало конца
Автор: Erring
Бета: Котя Хелла
Написано для Ollyy
Герои: Урахара, Ишшин, Ичиго, Масаки
Рейтинг: G
Жанр: ангст
Дисклеймер: Все принадлежит создателям, выгоды не извлекаю.


Точка отсчета.
- Киске, посмотри на него. Мальчик только что победил первого Пустого в своей жизни. Посмотри на него и скажи, что ты видишь, - Ишшин стоял в дверном проеме и смотрел на спящего сына.
- Я? Я вижу силу, огромную силу. Я вижу отвагу и верность. Я вижу наше спасение.
За 15 лет до точки отсчета.
- Поздравляю, - Урахара беззаботно улыбался, передавая Ишшину младенца. – Не уронишь?
- Ты что, с ума сошел? – Куросаки смотрел на ребенка глазами, полными счастья. – Как же я его уроню? Ты не представляешь, как у меня руки трясутся. Первый раз в жизни такое, веришь? – Ишшин вздохнул. – Просто никак не мог успокоиться. Хорошо что это ты роды принимал, контролировал заодно. А то мало ли что… Я уже чувствую его рейацу. А он только родился. Ичи… А Масаки? Она как?
- Отдыхает. Она у тебя молодец. Давай отдадим ей малыша и пойдем, поговорим?
- А если что-нибудь случится?
- Ты не поверишь, - Урахара хмыкнул, - но у меня все под контролем. Пустые сюда на километр не сунутся.
- А потом? Ведь все эти барьеры не будут действовать вечно?
- Ишшин, слушай, - Киске потер переносицу. – Я устал. Ты просто не представляешь, как я устал. У малыша такая рейацу уже сейчас, что у меня до сих пор голова кружится. И да, мы непременно с этим что-нибудь сделаем. Непременно. Но чуть позже.
- Да, да… но мне сейчас обязательно его отдавать? Можно я еще чуть-чуть его подержу?
- Ишшин, нам действительно надо поговорить. А твоему сыну действительно нужен покой, - Урахара покачал головой, все еще улыбаясь. – Он никуда не денется.
- Я знаю, - Куросаки нехотя отдал ребенка подошедшей медсестре.– Но все равно волнуюсь. Хотя, ты же сам все знаешь.
Урахара кивнул и направился к выходу. Конечно, он знал. Помнил. А кто бы ни помнил, ведь прошло всего пять лет.
За 20 лет до точки отсчета.
Урахара в своей жизни видел многое. И, конечно же, он с уверенностью мог утверждать, что напугать его было сложно. Очень-очень сложно.
Но сейчас Киске было страшно до тошноты. Урахара не боялся Пустого, нет-нет. С Пустым Урахара справился за считанные секунды.
Страшно было смотреть на абсолютно бледного Ишшина, который укачивал маленького ребенка. Мертвого ребенка. Страшно было от того, что Урахара понятия не имел, что ему делать. Казалось, Куросаки сошел с ума. Он бормотал что-то себе под нос, а, может быть, напевал колыбельную, стоя на коленях и раскачиваясь взад-вперед.
У Киске мелькнула мысль, что ему повезло: Масаки была у какой-то подруги. Урахара не представлял, чтобы он делал с ними двумя, с Ишшином и его женой. Сейчас же Киске, по крайней мере, мог сосредоточиться на друге.
- Ишшин, Ишшин, ты меня слышишь? – Урахара присел на корточки рядом с Куросаки.
- Киске?
- Ишшин, что ты делаешь?
- Он спит, правда? Он ведь всего лишь спит?
Урахара не мог поверить, что Ишшин, один из сильнейших капитанов, может выглядеть так беспомощно, так жалко.
- Нет. Он не спит.
- Он же не мог… Это ведь не правда? Скажи, что это не правда. Пожалуйста, пусть это будет неправдой?
Урахара сглотнул.
- Ишшин, он умер.
- Сделай что-нибудь? А? Ты же ученый, черт тебя возьми, - Куросаки держал ребенка на руках, и Киске понял, что эта картина еще долго будет преследовать их обоих в кошмарах. – Помоги ему!
- Я не могу, - Урахара сам едва расслышал свой голос.
- Что значит, не могу? Киске, это мой сын. Это мой мальчик. Сделай что-нибудь! Пожалуйста. Пожалуйста, Киске. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Урахара молча смотрел на Ишшина, не зная, как помочь другу.
- Киске… что мне делать? Ведь это мой сын. Как я теперь? Это ведь из-за меня. Это ведь все только из-за меня. Они ведь из-за моей рейацу появились все. Я знаю…
- Нет, не только.
- Я знаю, что виноват. Из-за меня появились. А я даже сделать ничего не смог. Не успел. Совсем ничего.
- Тише.
- А если с Масаки тоже что-нибудь случится? А если из-за меня и с ней что-нибудь случится? Она ведь ничего не знает. Даже кто я не знает . Она ведь Пустого не увидит, не почувствует…
Урахара положил ладонь Ишшину на плечо и замер, не обращая внимания на затекшие ноги, на то, что рейацу Куросаки, пропитанное отчаянием и болью, окружало со всех сторон и почти душило. Киске было трудно дышать, и он даже думать не хотел о том, что испытывает в этот момент Ишшин.
- С ней ничего не случится. Тише, тише.
- Урахара, ты же говорил, что у тебя есть новый гигай, да? Который силу… ну… поглощает?
- Да.
- Дай мне его.
- Ишшин.
- Дай. Мне. Его.
- Хорошо, если хочешь, - Урахара прикрыл глаза, позволяя чужой боли затопить сознание и утянуть себя на дно.
За 15 лет до точки отсчета.
- Но он такой маленький… - Ишшин курил и улыбался. Он понимал, что улыбка у него совершенно идиотская, но ничего не мог поделать.
- Он не маленький. Он довольно крупный, знаешь ли.
- Но он же почти помещается у меня на ладони.
- Просто это у тебя ладони такие огромные.
- Я теперь постоянно буду бояться, ему что-нибудь сломать, - Ишшин затушил сигарету и засунул руки в карманы брюк. – Слушай, а с ним точно все будет в порядке.
- Спокойно, папочка, я все продумал.
- Вот это-то и пугает, - Курорсаки хмыкнул, за что тут же схлопотал веером по макушке. – Шучу. Если ты говоришь, что под контролем, значит, я могу быть спокоен.
- Спасибо за доверие. Только вот, кажется, одна проблемка…
- Проблемка? – Куросаки мгновенно посерьезнел.
- В том смысле, что мы не сможем ограничивать его рейацу очень долго. Я, на самом-то деле, не ожидал даже, что оно будет таким огромным.
- Очень долго? Это сколько?
- Лет пятнадцать – гарантирую. Дальше – не знаю.
- Для человека, между прочим, пятнадцать лет – довольно много, - Ишшин опять улыбался.
- А для шинигами?
- Я теперь не шинигами, - Куросаки дернул плечом.
- Нельзя перестать быть шинигами, - недовольно проворчал Урахара.
- Ничего, за пятнадцать лет мы что-нибудь придумаем, - Ишшин зажмурился и рассмеялся. – Я невероятно счастливый человек.
- Шинигами, - из природной вредности поправил его Киске.
- Ну, шинигами. Без разницы. И у меня впереди – пятнадцать лет безоблачного счастья. Без всяких пустых и шинигами.
-Это ты и обо мне сейчас? - Урахара надвинул панамку пониже на глаза.
- Нет-нет, что ты…
- Ишшин, я все понимаю. Я буду наблюдать за твоим ребенком, но близко к вам не подойду. Только в случае крайней необходимости. Мы же оба не хотим навлекать преждевременную опасность на этого чудесного малыша. А пятнадцать лет для меня – не так уж и много. Я ведь шинигами.
- Спасибо. Я даже не знаю, чтобы я без тебя делал?
- Например, не влип бы в очередную историю, - Урахара кисло улыбнулся.
«Которая только начинается…»
За 11 лет до точки отсчета.
Ичиго шмыгнул носом и закусил губу. Ему было очень больно и очень-очень обидно. Надо же! Упасть на глазах у всей улицы! И мама ушла в магазин, даже не пожалеет никто.
Куросаки поднялся на ноги и посмотрел на ссадины на коленях, затем поморщился и еще раз шмыгнул носом. Мальчик приготовился зареветь, но в этот момент рядом с ним появился какой-то странный мужчина.
- Тише-тише, - мужчина улыбнулся, присел на корточки и поправил свою панамку. – Такой большой, а собираешься плакать?
- Ну и что? – Ичиго надулся. – Мне больно!
- Очень-очень?
- Да.
- Давай-ка я посмотрю? Разве это больно?
- Да!
- Но это же просто ссадины. Смотри, у меня вот пластырь есть. Видишь, раз, два и все. Готово.
- Щиплет, - Ичиго наморщил нос и приподнял край шорт, чтобы те не качались коленей.
- Ну ты же мужчина, ты должен терпеть.
- Почему?
- Потому что мужчина должен быть сильным. И защищать всех.
- А почему?
- А если он не будет, то кто будет?
- Кто? – Ичиго склонил голову на бок.
- Никто.
- И что случится?
- Все умрут.
- Значит, я должен всех защитить?
- Должен, - Урахара кивнул.
- А я не хочу. Я буду только маму защищать.
- Почему?
Ичиго закатил глаза.
- Потому что она моя мама.
- А папу? Не будешь?
- Не буду. Папа – он сам кого хочешь, защитит. Знаешь, какой у меня папа? – Куросаки снисходительно посмотрел на Урахару. – Он сильный-сильный. Всех-всех победит.
- Всех-всех?
- Ага. Даже самого злодея. Даже если злодей будет хитрый. Папу не обманешь. Папа хитрый тоже. Хитрее злодея.
- Правда?
- Да. А я папе помогать буду. И у меня будет большой меч. И я всех чудищ убью.
- Убьешь?
- Ага.
- А больше никого защищать не будешь? А сестренок?
- Сестренок?
- У тебя же будут скоро сестренки, да?
- А ты откуда знаешь? – Ичиго нахмурился.
- А я все знаю.
- Откуда?
- Секрет, - Урахара улыбался.
- Ты тоже ненастоящий?
- Ненастоящий?
- Ага. То есть ты есть, но тебя нет. Вас много. Я сначала боялся. А потом папа сказал, что вы мне ничего сделать не сможете. И я теперь не боюсь.
- Почему не сможем?
- Потому что вас нет.
- И меня нет? Но я же здесь.
- Здесь. Но ненастоящий. Ты не живой. А папа говорит, что неживых не надо бояться.
- А ты веришь всему, что папа говорит?
- Да.
- Почему?
- Ты точно глупый, - Ичиго насмешливо фыркнул. – Это же папа. А папа – не врет.
- Ичи, - Масаки подошла к сыну. – Опять сам с собой разговариваешь? И что у тебя с коленками? Несчастье мое, ни на секунду оставить нельзя.
Куросаки радостно улыбался.
- Упал.
- А пластырь у тебя откуда?
- Дали. И я – счастье.
- Счастье, счастье, - Масаки улыбнулась в ответ. – Пойдем домой?
- Ага, - Ичиго кивнул, затем посмотрел на Урахару и приложил палец к губам. – Мама не знает, что я тебя вижу. Она даже не знает, что ты есть. Так что тссссс. Не будем ее волновать.
- Не будем, - Урахара смотрел в спину удаляющимся Масаки и Ичиго. Он хмыкнул, наблюдая за тем, как идет, приподняв низ шорт и не сгибая колени единственная, но пока еще совсем маленькая надежда, у которой впереди очень долгий путь.
За 10 лет до точки отсчета.
- Я не смог.
Урахаре казалось, что это какой-то кошмар. Второй раз в жизни он видел Ишшина в таком состоянии. И снова, снова, черт побери, не знал что делать.
- Я не смог, понимаешь? Опять не смог.
У Ишшина – стеклянный взгляд и трясутся руки. Он только что вышел из операционной, бледный и раздавленный. И Урахара понимал, что он должен что-то предпринять. Не стоять столбом, главное – не стоять столбом.
- Это не твоя вина.
- Не моя? Киске, ты всегда говоришь, что это не моя вина. А чья тогда? Я не смог защитить свою жену. Свою жену. Более того, я ее даже спасти не смог. Я позволил ей умереть. Умереть, понимаешь?!
- Ишшин, успокойся. Ты сделал все что смог. Это я не сумел сдержать обещание.
Куросаки с Урахарой сидели в коридоре рядом с операционной. Персонал клиники старался обходить Ишшина стороной, с сочувствием поглядывая на мужчину, который что-то бормотал себе под нос. Персонал перешептывался и вздыхал. Их начальник только что потерял молодую жену и остался с тремя детьми на руках. Бедолага.
- Я обещал, что смогу заблокировать рейацу Ичиго, но я не ожидал, что она будет так стремительно расти. Это только моя вина.
- Киске, даже ты не всесилен. Никто не мог предположить, что появится нечто… подобное. Что это было? Это даже не Пустой был.
- Арранкар.
- Какая к черту разница? Главное – моя жена умерла. Да, я знаю, она теперь в Обществе Душ. Но мы же оба понимаем, что шанс найти ее там – один из миллиона. А в моем положении, когда мне в Сейрейтей путь заказан, так вообще никаких шансов, - Ишшин замолчал.
- Тебе надо пойти, отдохнуть, пока есть возможность, - Урахара положил ладонь на плечо Куросаки. – С детьми сейчас побудет Тессай. Он побудет с ними до утра, если хочешь.
- Киске, а потом я что буду делать? Ишшин выглядел так, словно на него сгрузили неподъемную ношу. – Утром? Что я буду делать с детьми? Юзу и Карин еще и года нет. Ичиго – всего пять лет. Киске, им нужна мать, а я не смог ее защитить. Я ничего не смог сделать. От меня одни только несчастья. Что я за шинигами такой? Капитан, ага, как же. Мусор, я, а не капитан.
- Не говори ерунды. Ты не мог ничего сделать, - Урахара смотрел в пол. – У меня есть кое-что… Я не смогу вернуть Масаки. Но я смогу в некотором смысле воскресить ее. В этом случае, по крайней мере, будет кто-то, кто сможет защищать твоих детей.
- Душа плюс? – Ишшин сглотнул. – Но их же… их же уничтожили?
- Не все, как видишь.
- Я согласен.
- Точно?
- Киске, а у меня есть выбор? Детям нужна мать и защита. Я не могу им всего этого дать. Я совершенно бесполезен.
- Еще раз скажешь что-то в этом роде – и я тебя стукну, вот честное слово. Ты чудесный отец, Ишшин. Ичиго тебя почти боготворит. Кстати, ты не думал о том, чтобы начать его тренировать? Или отдать куда-нибудь хотя бы?
- Он еще ребенок.
- Ишшин, не просто ребенок. И ты это знаешь. Ему нужно быть готовым. Нам нужно, чтобы он был готов.
- Я подумаю об этом.
За 8 лет до точки отсчета.
- Опять плачешь?
- Нет, - Ичиго упрямо вздернул подбородок.
- А тебя не учили, что врать не хорошо? – Урахара сел на скамейку рядом с Куросаки.
- Я не вру.
- Да? Но ты плачешь.
- А чего они обзываются?
- Обзываются?
- Да. Я же не виноват, что рыжий.
- А ты обзовись в ответ?
- Они меня побьют. Они старше. И сильнее.
- Расскажи родителям?
- Вот еще. Я не буду волновать маму, - Ичиго насупился.
- Тогда дай им все сдачи?
- Они сильнее.
- Так стань сильнее их, а?
- Я не смогу.
- Но помнишь, ты же хотел защищать маму? И сестренок? Как же ты их будешь защищать ,если такой слабенький? Тебя же даже Тацуки может победить. А она – девочка.
- А откуда ты знаешь?
- Ну я же говорил, что я все-все знаю.
- Совсем все?
- Совсем все. И я знаю, что ты можешь стать сильнее.
- Правда?
- Конечно, - Урахара улыбнулся. – Хочешь конфету?
- А мне мама не разрешает у незнакомых дядек брать конфеты. Но ты же и ненастоящий. Значит не страшный. Но… может у тебя и конфеты ненастоящие?
- У меня? Настоящие. Самые настоящие, какие только могут быть. А уж какие вкусные…
Ичиго покосился на Урахару и протянул руку.
- Давай конфету.
- Держи. А тебе не пора к маме? А то она волноваться будет, куда пропал ее малыш.
- Да, мама всегда за меня волнуется. И… я стану сильным. Очень-очень. Я стану сильнее папы даже. Вот так.
- Конечно, станешь. Только сначала – одолей хотя бы Тацуки.
- Когда-нибудь я обязательно побежу. Вот увидишь, дядька в панамке. А еще, - Ичиго слез со скамейки, - жаль, что ты ненастоящий. Ты бы понравился маме с папой. И тогда ты бы приходил в гости с конфетами.
Урахара грустно улыбнулся.
- Беги уже, сладкоежка.
- Я не сладкоежка. Но у тебя – вкусные конфеты. Только теперь тебя хуже видно.
- Да? Значит, мне пора идти. Еще увидимся.
- Пока, - Куросаки помахал Урахаре рукой, развернулся на пятках и убежал.
За 6 лет до точки отсчета.
Это все было похоже на дешевую мыльную оперу. Если бы Урахара верил в проклятья, то он бы с уверенностью мог сказать, что над семейством Куросаки висит именно проклятье. Но Урахара был шинигами и, конечно же, суеверия были ему просто смешны.
- Киске, это какой-то бред.
- Успокойся, - Урахара поставил перед Куросаки чай.
- Да я спокоен. Но это сумасшествие. Дерьмо. Черт со мной, я уже за эти четыре года смирился. Девочки еще маленькие, не понимают почти ничего. Но Ичиго...
- Истерика?
- Хуже. С истерикой я хотя бы знаю, как справится. А он просто молчит. Даже не плачет, просто молчит. И спать один боится. Три дня прошло, а я его еле укладываю.
- Дальше будет проще.
- Ага, наверное. Потому что если не будет, то я свихнусь.
- Его силу все труднее контролировать, - Урахара снял панамку и устало опустился на пол. – Не знаю, сколько я сумею хоть как-то ее сдерживать. Кажется, это был наш с тобой самый идиотский поступок.
- Нет, Киске. Может быть все не так, как я себе представлял, но у меня есть Ичи и девочки, - Ишшин вздохнул и прикрыл глаза. – И у нас все равно не было другого выхода. Не так ли?
- Выход был, наверное. Только тогда это казалось мне самым оптимальным вариантом. Сейчас, правда, мне уже так не кажется.
- Киске, вот что толку рассуждать? Что сделано, то сделано. Надо теперь как-то с этим жить. И почему я тебя в себя привожу, а не наоборот?
- Потому что ты старше?
- Правда?
- На целых давдцать лет.
- Для нас, Киске, это не срок. И у тебя что, ничего покрепче чая не найдется?
- Предлагаешь напиться?
- Не предлагаю. Настаиваю. Что-то давно я не страдал похмельем. Надо вспомнить ощущения.
- Ишшин, у меня нет столько спиртного!
- Значит, кому-то придется потом идти в магазин? Тессай же еще раз посидит с детьми?
- Конечно.
- А завтра я буду примерным отцом.
- Лучше будь любящим отцом, м?
- В этом можешь не сомневаться.
За 2 года до точки отсчета.
Урахара наблюдал за тем, как Ичиго дерется. Снова. Киске ухмыльнулся: хороший мальчик вырос, бесстрашный. Правда голова дурная-дурная. И никакого инстинкта самосохранения.
«Весь в отца», - Урахара лениво обмахивался веером.
Скоро они не смогут подавлять рейацу Ичиго. С другой стороны, скоро это и не будет необходимо. Урахара почти чувствовал, как с каждым днем воздух становится все тяжелее, совсем как перед грозой. И Киске хотелось, чтобы уже поскорее все началось. Ожидание, конечно, штука хорошая, но утомительная.
«А Айзену, интересно, не надоело ждать?»
За16 лет до точки отсчета.
- Выпьем? – Урахара поставил на стол бутылку саке.
- Давай, - Ишшин пожал плечами.
- Как настроение?
- Отвратительное. Сегодня получил результаты анализов. Лечение не помогло, Масаки не сможет больше иметь детей.
- Жаль.
- А уж нам-то как, - Ишшин скривился.
- Ты уже ей сказал?
- Нет еще. Не могу найти подходящих слов. Ладно, наливай что ли? А у тебя как дела?
- Все так же. А вот у Айзена, кажется, идут в гору.
- Дерьмо.
- Может, мы можем что-нибудь сделать? Предупредить?
- Кого? Ямомото? Во-первых, предатели - это как раз мы с тобой. А Айзен у нас весь в белом. Как думаешь, кому поверят? Тем более, пока будет проходить расследование и прочее, прочее, прочее - пройдут десятки лет. Ты ведь знаешь, там никто никуда не торопится, пока не взорвется все прямо у них на глазах. Нет, я, конечно, ничего против старика Ямомото не имею. Он хороший мужик. Только чересчур, как бы это сказать? Консервативен, вот. Не любит менять устоявшийся порядок. Ну а, во-вторых,… представь, появляемся мы в Сейрейтее. Один шаг – и здравствуй перерождение.
- И мы так и будем сидеть, сложа руки? Нужно что-то придумать, что-то ,что сможет победить Айзена.
- Совершенно оружие?
- Да.
- Я думал об этом.
- И?
- Можно воспитать совершенного солдата. Сильного, бесстрашного. Такого, который будет противостоять Айзену.
- И?
- У меня есть все для этого, кроме того, кто займется этим самым воспитанием. И кроме того, кто, собственно, родит его. Только как-то… сомневаюсь я, что мы найдем таких благородных людей.
- Почему?
- Ну а ты бы сам согласился сначала с любовью растить ребенка, воспитывать его, не спать ночами. А потом – отпустить его на смерть?
Ишшин молча выпил очередную порцию саке. И налил себе еще.
- Согласился бы.
- Не понял, - Урахара моргнул.
- Я сказал, что я хочу попробовать. Ты сможешь же сделать так, чтобы Масаки родила этого ребенка?
- Да, но…
- Тогда – никаких но. Киске, я хочу, чтобы моя жена была счастлива. Я хочу, чтобы она снова улыбалась, чего бы мне это не стоило. К тому же, у нас же все равно нет выхода? Мы же не можем позволить Айзену победить.
- Тогда начнем завтра?
- Да, только одно условие.
- Какое?
- Масаки не должна знать.
- Она не узнает.
Точка отсчета.
- Киске, посмотри на него. Мальчик только что победил первого Пустого в своей жизни. Посмотри на него и скажи, что ты видишь, - Ишшин стоял в дверном проеме и смотрел на спящего Ичиго.
- Я? Я вижу силу, огромную силу. Я вижу отвагу и верность. Я вижу наше спасение.
- А я, Киске, вижу своего сына. И я пойду за ним, я буду защищать его. И я умру за него.
- Знаешь, Ишшин… не ты один, - Урахара улыбнулся. – В конце концов, он и в самом деле чудесный ребенок.

@темы: Урахара, Ичиго, Ангст, Джен-фикатон, Каракура, G, Фанфики

---

[seitoshokan]

Уважаемые участники Джен-фикатона! Напоминаем вам, что срок выкладывания работ заканчивается завтра.
Если кто-то не успевает или вообще не может представить работу на фикатон - пожалуйста, уведомите нас об этом. Хотя бы тут, в комментариях.

@темы: Джен-фикатон

---

Драббл

[Лар аэн]

1. Название: Глядя на солнце
2. Имя автора: Лар'аэн
Бета: Loki Jr.
Вдохновители: Yukisora и дикая мигрень
3. Рейтинг: G
4. Жанр: ни то ни сё - немного AU, немного romance, немного angst
5. Персонажи: Урахара-сама
6. Дисклеймер: права справедливо поделены между Кубо Тайто и моим малкавианским воображением.
7. Размещение: если предупредите и укажете меня, как автора, – где угодно
8. Примечания и благодарности: спасибо тем, кто это прочитает, тем, кто это прокомментирует, в общем, всем вам!

Через тёмные прохладные коридоры он прошел к выходу для персонала и, распахнув двери, стал, прислонившись к косяку.
Так врачи в провинциальных больницах выходят покурить, вырвав минутку из рабочего графика.
Но Урахара не позволял себе курить. Он боялся, что если он начнёт, то уже не сможет остановиться и его окончательно одолеет головная боль.
Эта проклятая головная боль.
Сейчас она проволочной сеточкой охватывала виски и темя, такая же прохладная и такая же колючая. Было в ней что-то от тернового венца и шерстяной шапки одновременно, но скорее даже в обратном порядке - щекочущее чувство, переходящее в настойчивое покалывание.
Щурясь от солнца, Урахара посмотрел на небо, безмятежное, полное белых кучевых облаков. Несколько светлых прядей упали на глаза, и шинигами тряхнул головой, откидывая волосы со лба.
О, как напрасно... Урахара охнул. Ощущение, будто он решил вымыть волосы, а в банке вместо шампуня оказался мелкий гравий, который он и растёр по своей многострадальной голове. На секунду всё перед глазами расплылось, но потом снова обрело чёткие очертания.
Урахара опустил голову, закрываясь ладонью от солнечного света. Ему вдруг захотелось сладкого чая и массажа. Да, почему-то именно массажа и обязательно с каким-нибудь ароматическим маслом. Лучше с сандаловым или апельсиновым.
Неожиданно очень ярко и чётко он представил себе своё идеальное место. Просторный дом, в прохладных комнатах которого всегда светло и пахнет сандалом. Деревянные полы, на которые можно лечь, выпрямившись и растянувшись во весь рост, и смотреть в потолок. Одежда лёгкая, она не сковывает, а мягко облекает, а где-то там, во дворе слышен звонкий женский смех и голоса детей.
Нет, Урахаре не очень хотелось жениться, и уж точно он не собирался заводить детей. Он вообще не чувствовал себя семейным человеком. Нет, это были совершенно посторонние дети и совершенно посторонняя женщина, но, тем не менее, в эту воображаемую картину они вписывались донельзя лучше. С ними всё было как-то правильно.
А ещё, подумалось вдруг Урахаре, обязательно должен быть кто-то, кто будет просто молчать на заднем плане. Потому что Урахаре часто хочется говорить за двоих, но так же часто это бывает... нехорошо. Несолидно, как для главы Исследовательского Института, хотя сам Урахара некоторое время надеялся, что все привычки основателя Института будут по умолчанию солидными.
Кроме курения. Курить неправильно, это вредная привычка и плохой пример для пациентов, Урахара верил в это свято и с сожалением. Поэтому его воображение тут же вписало в образ идеальной жизни длинную трубку с лёгким табаком и неуловимо изменило общую атмосферу.
Кажется, это было не в Сейретее. Может быть, даже на грунте. Там, где Урахара никому и ничего не будет должен и где никто его не найдёт. И где у него будет кошка.
Они очень эффективно нормализуют давление и снимают головную боль. О нет...
Мигрень тут же напомнила себе. Теперь она казалась Урахаре мягкой рукой или лапой, которая гладила, гладила его по голове, ложилась на виски тёплой, чуждой ему тяжестью - и внезапно выпускала когти. Урахара знал, что в такие моменты руки у него холодные, почти ледяные, и он тут же прижал ладони ко лбу и глазам, и так и замер, оглохший от боли, с плавающими под веками огненными кругами.
Чудесная картина божественной жизни рассеялась, оставив лишь лёгкую опьянённость и... надежду. На то, что очень скоро так и будет.
- Урахара-сама!
- Иду-иду! - лёгкая улыбка тронула губы. Его ждали, а он стоял на заднем дворе, пялясь на солнце и прикидывая куда бы отсюда сбежать.
И нисколько об этом не жалел.
Напротив, Урахара твёрдо верил, что его ждёт солнечный свет и простор, смех - и полное отсутствие головной боли.
Говорят, конечно, что перед ней уязвимы даже боги, но...
- Но боги бывают разные, - негромко сказал Урахара и улыбнулся солнцу, прежде чем возвращаться к холодной пустоте институтских коридоров.
Он не прощался.
Солнце дождётся его. Он это знал.

@темы: Урахара, Ангст, АУ, Джен, Романс, G, Фанфики

---

Джен фикатон,Катана сан для NoFace.

[Катана сан]

Герои поневоле.

Автор:Катана сан.
Бета:Folie
Рейтинг-джен.
Жанр:Юмор,приключения.
Предупреждения:филлерный персонаж.
Написано по завке NoFace,которая хотела:

* про подрывную деятельность гина в уэко
* про чувство юмора соотайчо
* айзен сошел с ума или попал под действие своего злонамеренного или расшалившегося меча - поэтому и произвел всем известные странные действия и свалил в уэко.
* вся тонкая политика и прочие странности в сейрейтее - проделки слишком мудрых и скучающих занпакто. подковерная игра, теория заговора, жутики и веселье. любой жанр, от мыльной оперы, стеба или детектива до высокой драмы.
* звериная сущность комамуры - плюсы и минусы из серии "человек - не царь зверей, а только председатель". вариант сюжета - комамура в плену/на заседании/на побегушках женской ассоциации, они используют его как грелку/подушку/половичок/дикого зверя/транспортное средство/предмет обстановки (типа не стесняются ващеникак)/ - каждая - по-своему. чем отвязаннее, тем лучше.
* конфликт шинигами и занпакто, чем смертельнее, тем лучше. персонаж любой, у которого мы знаем имя занпакто.
* анализ мотивов гина - как дошел он до жизни такой, трактовка любая
* рабочие будни 3 отряда (кирагин) - без игр в сильного и слабого, что-нить такое героическое, совместная работа на грани подвига, чтобы дух захватвало
* про трогательную дружбу айзена и тоусена, лучше - пост-первый арк
* айзен с человеческим лицом - стоптанные тапки, кошка на коленях, газета с кругами от пролитого кофе, радости и печали, радикулит и геморрой
* драма про клан шиба и/или куукаку
* куукаку/урахара (вместо урахары можно кеораку или укитаке) - что-нибудь интересное. политика кланов?
* как и почему йоруичи покинула сейрейтей - хочу, чтобы было правдоподобно, и вообще, тема трудная, out bene out nihil.
* ганджу с ханатаро - юмор/стеб можно с героическим элементом. например, сказ про то, как эти двое нечаянно сделали улькиорру. комедия положений.
* улькиорра - character study - очень хочу.

ограничения: это должен быть стилистически качественный текст с сюжетом, не явное оос, не злой тупой стеб типа улькиорры и майонеза, не настроенческая зарисовка.

от автора:Я не увернеа,что получилось самое оно.Джен,как оказалось,абсолютно не моя стихия.Так что я готова к тапкам,и только надеюсь,что заказчик не будет шибко гневаться.

В этот жаркий летний денек Шиба Гандзю с самого утра мучился дурными предчувствиями.
Когда он умывался, на еще не старых гэта лопнул ремешок.
Когда он расчесывался, гребень сломался пополам.
За завтраком он случайно воткнул палочки в рис...
Так что к середине дня он, как минимум, ожидал конца света. Ну, или нового вторжения рёка.
Однако вместо ожидаемых бед к ним явился Ханатаро.
Гандзю обрадовался хлюпику как родному, предложил чай и только потом спросил, зачем тот пожаловал.
- Я был на грунте. Ну, вы знаете, - нервно теребя рукава, объяснял Ханатаро, - меня постоянно туда посылают что-то передать откомандированным, и я почту оттуда ношу и донесения, и вот госпожа Йоруичи попросила передать вашей уважаемой сестре... - он осторожно вытянул из своей торбы хитро перевязанный свиток. - Она ведь дома, да, Гандзю-сан?
- Дома-дома, сейчас позову, - Гандзю поднялся.
- А может, вы ей и передадите? - заискивающее попросил Ханатаро.
Куукаку он побаивался. Впрочем, не он один. Старшая сестра Гандзю ухитрилась внушить должное почтение даже Куросаки Ичиго, а это было кое-что, чего Кучики Бьякуе не удалось даже при помощи банкая.
- Ты шутишь? - Гандзю боязливо покосился на свиток. - Я это возьму, а оно бац, и взорвется.
- А? - Ханатаро удивленно выпучился на него, потом на свиток. - Почему?!
- Потому что от Йоруичи-сама, - доходчиво пояснил Гандзю. – Сиди и жди, сейчас приведу оне-саму.
Ханатаро только понуро вздохнул.

- Привет, мелкий, - Куукаку плюхнулась на подушки, оперлась ладонями о колени. - С чем эта сучка прислала тебя в этот раз?
- Не знаю! - Ханатаро испуганно замигал, - я не заглядывал в свиток, Куукаку-сама!
- Да верю, верю, не дергайся ты так. Это был риторический вопрос, - Куукаку взяла свиток, проигнорировав облегченный выдох медика, дернула за шнурок,развязывая узел,развернула и принялась читать.
Потом шумно выдохнула и уставилась в пространство, почесывая свитком в затылке.
- Куукаку-сама, так я пойду? - рискнул напомнить о своем присутствии Ханатаро.
- Сиди, - буркнула Куукаку, - еще понадобишься.
И неожиданно заорала во весь голос, заставив Ханатаро испуганно съежиться: - Гандзю, бездельник, тащи сюда свою ленивую задницу!
Гандзю появился мгновенно - похоже, ждал за дверями - вытянулся в струнку перед сестрой. Та смерила его недовольным взглядом, процедила, не выпуская из зубов черенок трубки:
- Как следует подготовься - через два часа вы отправляетесь в Уэко Мундо. Я дам тебе кое-что - передашь это рыжему болвану.
- В Уэко Мундо? - Гандзю отчетливо посинел. - Но, оне-сама...
В глазах старшей Шиба появился нехороший блеск.
- Ну, чего?
- Нет... ничего, - Гандзю сглотнул. - Только... кто, "мы"?
- Ты и ушастик, конечно, - Куукаку кивнула на оцепеневшего Ханатаро. - Совершенно незачем посвящать в это дело посторонних. Ну, Йоруичи, я тебе это еще припомню...

- Я не могу отправиться в туда! - верещал Ханатаро, пока Куукаку за шиворот волокла его к кустарному подобию Врат, наспех сооруженному в подвале дома. - Меня там съедят! Я потеряюсь! Меня ждет Унохана-тайчо!!!
- Не волнуйся, я напишу ей, что пригласила тебя погостить, - Куукаку усмехнулась, одной рукой приподняла хилое тельце медика в воздух и плюхнула на плечо Гандзю, потом вручила младшему брату тщательно упакованный сверток.
- Беречь пуще глаз, передать Куросаки, понял?- напутствовала она. - Провалишь дело - домой можешь не возвращаться. Хана, ты там приглядывай за ним...
- Но, Куукаку-сама-аааа!!!!! - вопль Ханатаро трагично оборвался, когда Куукку активировала заклинание и мощным пинком отправила младшего братца вместе с "довеском" за Врата...

Песок был повсюду, насколько хватало глаз.
Белый песок и - Ханатаро поморгал - черное небо.
Он с усилием разжал вцепившиеся в одежду Гандзю пальцы, сел на колени, унимая дрожь.
- Странно, что мы попали сразу в Уэко, минуя туннель, - дрожащим голосом произнес он. - Гандзю-сан?
Тот с кряхтением поднялся, выпростал рубаху из-за пояса, вытряхивая песок.
- Убью этого рыжего придурка, - пробурчал он, - или хотя бы надеру ему задницу.
- Куросаки-сан не сделал ничего плохого, - неуверенно возразил Ханатаро. - Он просто пошел спасать Орихиме-сан...
- Вот-вот, он пошел спасать очередную бабу, а я должен бегать за ним и спасать его задницу, -Гандзю раздраженно хмыкнул. - И чего сестрица с ним так носится?
- Не знаю, - пробормотал Ханатаро, - только насчет того, что вы его все время спасаете, вы немного преувеличиваете, Гандзю-сан. Это было всего один раз, и...
- Заткнись, - Гандзю снова завязал пояс, плюхнулся рядом на песок и принялся копаться в своей огромной сумке.
- Гандзю-сан, так почему все таки мы не проходили через туннель? - Ханатаро снова задал мучавший его вопрос.
- А, это? - Гандзю рассеянно взглянул на него. - Фамильные техники. Сам знаешь, у всех кланов есть фамильные штучки, вроде как боевые техники у Шихоуин. А у нас - кидо. Я, правда, пока мало что умею, сестра говорит, не дорос еще...
- Понятно, - Ханатаро вздохнул, - но все таки, со стороны вашей уважаемой сестры было довольно жестоко отправить меня сюда так неожиданно...
- Да, сестренка, она такая, - Гандзю поежился. - А ведь я с ней живу... мда. Ладно, Хана-тян, не дрейфь. Выпутаемся. Дело-то, в принципе, не сложное - найти этого идиота Куросаки и отдать ему эту штуковину... - он похлопал по сумке в своих объятиях.
Ханатаро тоскливо оглядел беспредельное песчаное пространство. Ни одной относительно живой души в поле зрения не наблюдалось.
Юный шинигами живенько представил, как они с Гандзю бродят по этим бесконечным барханам в поисках Куросаки и компании, и ему резко стало плохо - чуть только не до обморока.
- Эй, ты чего личиком то зазеленел? - Гандзю хлопнул его по плечу так, что бедный Ханатаро чуть не зарылся носом в песок. - Не боись, у меня все схвачено!
Гандю вытащил из сумки небольшой шар, внутри которого плавала какая-то щепка, и гордо сунул под нос Ханатаро.
- Вот, держи. С помощью этого мы быстро его найдем!
- А... что это такое? – Ханатаро удивленно уставился на шар.
- А что, не видно, что компас? Сам делал!
- ЭТО-компас?! - Ханатаро поморгал. Его познания о мире живых были не так уж велики, но компасы в его представлении все таки выглядели насколько иначе.
- Это не обычный компас, дубина, - Гандзю, похоже, немного обиделся, - обычные компасы только север-юг и различают, а этот указывает на источники высокоуровневой рейяцу!
- Неужели... - пробормотал Ханатаро, озадаченно разглядывая щепочку внутри голубой сферы.
- Точно тебе говорю, вещь проверенная! Видишь, там на одном конце мох чуть-чуть?
- Э... - Ханатаро, как следует присмотревшись, действительно различил на одном конце щепки крохотное ярко-зеленое пятнышко, - да, вижу, Гандзю-сан.
- Так вот, куда смотрит этот конец, там и есть источник рейяцу. И более того! - Гандзю важно поднял палец. - Чем ближе мы будем к этому источнику, тем больше станет мха!
- Ого, удивительная штука, - Ханатаро восторженно хлопнул в ладошки. - Я как раз подумал, что блуждать по Уэко Мундо в поисках Куросаки-сана было бы довольно долго... и опасно...

Через какое-то время Ханатро начал всерьез сомневаться, что этот странный компас действительно работает.
Они шли уже довольно долго - из-за отсутствия солнца определять прошедшее время было довольно сложно, и только ноющие мышцы говорили о том, что идут они уже несколько часов.
Ханатаро покосился Гандзю и вздохнул. Судя по насупленному виду и каплям пота на лице, спрашивать, правильно ли они идут, не стоило. И, в конце концов, компас, даже если и не работал, давал хоть какое-то хилое подобие указания направления - пейзаж вокруг разнообразием, мягко говоря, не блистал. Тощенькие угловатые деревца были похожи друг на друга как две капли воды - ориентироваться по ним было не то, что сложно, а практически невозможно.
Впрочем... Ханатаро зацепился взглядом за очередное деревце, замаячившее впереди - оно несколько отличалось от остальных. На одной ветке инертно висел черный лоскуток.
Ханатаро припустил вперед, сдернул лоскут с ветки и сравнил с тканью своего кимоно - сходство было несомненным.
- Здесь были шинигами, причем недавно! - потрясенно выдохнул он.
- Айзен, что ли? - Гандзю уперся руками в колени, переводя дыхание и заинтересованно рассматривая клочок ткани.
- Не думаю... - Ханатаро смущенно потеребил тряпочку, - похоже, она тут совсем недолго висит. Может, это след Куросаки-сана?
- Думаешь? - Гандзю утер со лба пот. - Неплохо было бы. А то наткнулись бы мы вместо Куроски на одного их трех беглых капитанов... - он сделал многозначительное лицо.
Ханатаро отчетливо представил эту встречу, и его затрясло.
- Эй, Хана... - голос у Гандзю был сдавленный.
- Мне просто стало страшно, как представил, Гандзю-сан.
- Опять в облаках витаешь?! Под ноги взгляни, дубина!
Ханатаро последовал совету и удивленно пискнул - оказывается, трясло его вовсе не от страха. Песок под ним мелко вибрировал и осыпался куда-то вниз.
- Ой... - Ханатаро попытался было отпрыгнуть в сторону, но это движение только усугубило ситуацию - песок как-то хлюпнул, разошелся волнами во все стороны, захватывая и заоравшего Гандзю, и оба они полетели вниз.

Сверху был песок. Не слишком много, иначе бы Ханатаро задохнулся, но его тяжесть отчетливо ощущалась. Под ним было что-то мягкое, теплое и мокрое. Ханатаро повозюкал рукой, понял, что лежит на чьем-то теле, и мокрое - это, скорее всего кровь, ее тяжелый металлический запах он ни с чем бы не спутал.
Ханатаро с воплем выпрямился, нащупывая рукоять занпакто.
Песок с недовольным шелестом ссыпался вниз, и Ханатаро дико огляделся.
Неподалеку от него из песка торчали ноги Гандзю в цветастых шароварах. Ноги слегка подергивались, и маленький медик облегченно вздохнул.
Однако в следующее мгновение паника вновь вернулась - Ханатаро уставился на свои испачканные в крови ладони, потом принялся лихорадочно рыться в песке.
- Если ты не заметил, я был вон там, - Гандзю подхромал поближе и слегка ткнул Ханатаро ногой в бедро, -или ты на клад наткнулся?
- Здесь раненый, Ганзю-сан! - Ханатаро даже не обернулся, расчищая от песка чье-то тело.
- Неужто Куросаки? - Гандзю бухнулся рядом и тоже принялся разгребать песок.
Очень скоро ни откопали тело - безусловно, мужское. Но это был не Куроски.
- Что за хмырь? - оторопело пробормотал Ганзю, разглядывая неизвестного шинигами, пока Ханатаро залечивал рваную рану, тянущуюся через грудь и плечо раненого.
- Я его не знаю, но это явно шинигами, - рассеянно отозвался Ханатаро.
- Да вижу я, - с досадой отозвался Гандзю. - Судя по его рейяцу, он должен быть не из последних офицеров, но я его не знаю, - он нагнулся,присматривась,-и шеврона на нем нет.
Они с Ханатаро переглянулись.
- Разведка?.. - неуверенно пробормотал Ханатаро, не прекращая, впрочем, лечения.
- А смысл?! - откликнулся Гандзю. - Но... он странно выглядит.
- Ну... Айясегава-сан тоже не придерживается уставной формы одежды, и Кьераку-тайчо тоже... - Ханатаро задумчиво покосился на старую мохнатую накидку на плечах раненого.
- Да я не об этом, хотя и это тоже... - Гандзю почесал в затылке, - ты что, не видишь, насколько он... обтрепанный? Словно годами одежду не менял...
- Ну, Зараки-тайчо тоже...
Раненый шевельнулся, сел и ухватил Ханатаро за запястье, притягивая его ближе к себе.
Медик испуганно сжался.
- Шинигами?! - хрипло выдохнул незнакомец. - Опять?!
- Кажется, в мире живых это называется "час пик",- Гандзю задумчиво почесал подбородок. - Или "туристический сезон"?
Незнакомец дико глянул на него.
- Ты кто такой? Тоже шинигами?
- Я из Руконгая. Шиба Гандзю, - представился тот. – А вот ты кто такой? Из какого отряда?
- Шиба из Руконгая?! - незнакомец подозрительно сощурился. - С каких это пор Шиба живут в Руконгае?
- Да уже лет сорок, наверно... - Гандзю одадаченно нахмурился,потом выпучил глаза. - Стоп, что значит, с каких это пор?! Хочешь сказать, что сорок лет в Сейрейтее не был?!
- Больше, - шинигами нахмурился, - но мне кажется странным, что за последние два дня я встретил тут такое количество людей оттуда. Сначала девушка из клана Кучики, потом этот странный рыжий... Куросаки, и вот опять - Шиба. У великих домов появился какой-то интерес в Уэко?
- Вы видели Куросаки? - встрепенулся Гандзю, выхватив из речи шинигами главное слово и пропустив мимо ушей все остальное. - Где он?
Шинигами пожал плечами.
- Они особо не распространялись о том, что тут делают. Я понял только, что они хотят спасти своего товарища, и собирался пойти с ними. Но нас разделило обвалом в пещере из-за атаки Меносов.
- И они оставили вас тут одного?! - возмущенно пискнул Ханатаро.
Шинигами огляделся, потом коснулся свежевылеченной раны.
- Вероятность того, что я выжил под камнями, была очень низкая. Задерживаться же для того, чтобы отбиваясь от Меносов откопать труп - нецелесообразно. Я рад, что они пошли дальше.
Гандзю и Ханатаро переглянулись.
- Странный тип, - шепнул Гандзю, нагнувшись к уху медика, - что делать то теперь будем?
- Может, спросим у него, куда дальше идти? - таким же шепотом предложил Ханатаро. - И, главное, как отсюда выбраться?
- А, да, - Гандзю выпрямился и огляделся. - Но я не понял... где мы, а? - он задрал голову, и до него начало доходить. - Это... то, что наверху - это макушки... вот этого?!
- Это изначальное Уэко, - спокойно пояснил шинигами, - истинное место обитания Пустых.
- Пустые? - Ханатаро тревожно огляделся. - Они здесь живут? А я удивлялся, что наверху мы никого не видели...
- На поверхности живут в основном мелкие твари, которым для пропитания хватает воздушных и песчаных духовных частиц, - пояснил шинигами, - по-настоящему опасные живут тут.
- И Меносы? - замирающим голосом уточнил Ханатаро.
- Разумеется.
- Ой...
- Выбираться отсюда надо, - подвел итог Гандзю. - Эй, ты... как тебя, кстати? Есть отсюда выход?
- Выход есть, - шинигами никак не отреагировал на хамоватый тон. - Меня зовут Ашидо. И я выведу вас отсюда.
- Да мы и сами выберемся. Ты только скажи, в какую сторону нам идти, чтобы попасть наверх, а дальше уж мы и сами справимся.
- Вот как? - Ашидо слегка приподнял бровь. - Будете бродить по пустыне в поисках ваших друзей? Вы же наверняка не способны здесь ориентироваться.
- У нас, вообще-то, есть компас... - нерешительно сказал Ханатаро, - благодаря нему мы досюда и дошли.
- Компас? Работающий в Уэко? - искренне удивился Ашидо. - Покажите мне его.
Гандзю нахмурился, но компас дал.
- Смотри, не сломай, - предупредил он.
- Хм... - Ашидо повертел вещь в руках, - улавливает рейяцу, да?
- Ну, да, - буркнул Гандзю, ревниво выхватив компас из чужих рук, - так что Куросаки мы найдем.
- Хн... - Ашидо проводил вещицу задумчивым взглядом, - сомневаюсь.
- Это еще почему?! - взвился младший Шиба.
- Поскольку раз эта вещь не настроена на поиск рейяцу определенного человека, то реагирует на наиболее сильную, так? А самую сильную рейяцу излучают здесь стада меносов и адьюкасы. Не знаю, откуда вы двигались и куда, но недалеко отсюда как раз и находится Лес Меносов.
- Целые... стада Меносов Гранде? - хрипло выдавил Гандзю.
- От них вы, может, и сумеете убежать, - в бесстрастном голосе странного шинигами прозвучали скептические нотки, - но если вы наткнетесь на адьюкасов, шансов выжить у вас нет.
Ханатаро и Гандзю уныло переглянулись. Может, им и хотелось бы сказать, что никаких проблем не будет, но, увы, приходилось трезво учитывать свои силы.
- А-но... Ашидо-сан, вы подскажете нам наиболее безопасный путь? - Ханатаро умоляюще взглянул на другого шинигами. - Мы будем очень благодарны.
- Я уже сказал, что выведу вас наверх. И не нужно благодарностей - вы мне жизнь спасли.

Ханатаро с любопытством оглядывал окрестности, стараясь не отставать от уверенно ведущего их Ашидо.
Сначала он думал, что они угодили в гигантскую пещеру, но чем дальше, тем больше ему казалось, что песок над их головами держится на макушках деревьев - натянут на них, словно паутина. Да и мир под песчанным куполом был не слишком хаотичным - Ханатаро трудно было судить, но чувствовалась в передвижениях иногда возникающих на периферии Пустых и Меносов некая система, какой-то жутковатый внутренний порядок, который скорее угадывался, чем был виден.
Мир вокруг давил на психику, подавлял - тут не было места ничему, кроме силы, и сила была единственной гарантией выживания.
Ханатаро поежился - неожиданная мысль о том, что Сэйритей и Уэко в чем-то похожи, угнетала.
- Ашидо-сан, а сколько времени вы уже тут находитесь? - тихонько поинтересовался он.
- Я прекратил считать после четвертой сотни лет, - Ашидо бросил на него косой взгляд и в свою очередь спросил. - Ты ведь медик, да? А он даже не шинигами. Как вас занесло сюда?
- Ну... эээ... - Хнатаро замялся, - это долгая история, - пробормотал он.
- Ничего, у нас есть время.
- Ну...
- Эй, Хана! - Гандзю ухватил его за рукав, оттащил в сторону на пару шагов, зыркнув на Ашидо недобрым взглядом. - Нашел о чем распространяться! Вдруг он шпион?
- Это очень маловероятно, Гандзю-сан... - вздохнул Ханатаро, - я думаю, что раз он нам помогает, то имеет право знать.
- А вдруг он разболтает?
- Здесь? Кому?!
Гандзю несколько раз взмахнул руками, словно пытаясь этой нелепой пантомимой объяснить медику, почему нельзя доверять первому встречному в таком месте как Уэко, посмотрел в его честные глаза и сник.
- Ладно, делай что хочешь, - пробурчал он.

- Так вот в чем дело... - Ашидо задумчиво коснулся подбородка, когда Ханатаро закончил пересказывать недавние события.Не смотря на то, что он отпустил многие детали, это заняло довольно времени, и в горле у него пересохло.
- Понимаю теперь, почему Адьюкасы и Меносы в последнее время перемещаются и сбиваются все в большие и большие стаи...
Ханатаро отнял от губ фляжку, с любопытством взглянул на Ашидо.
- Это имеет какое-то значение?
- Обычно Адьюкасы живут поодиночке, Меносы же бродят неуправляемыми стадами, - пояснил Ашидо, - но, похоже, они собираются пойти в убежище капитанов-предателей и копят для этого силы.
- Зачем? - встрял Гандзю. - Хотят под его лапу, что ли?
- Они не терпят подчиняться, - Ашидо покачал головой, - нет, я думаю, они хотят разрушить это место. Им безразлично, что капитаны предали Сэйрейтей. Шинигами для них, прежде всего - чужаки, посягнувшие на их территорию. Я не знаю, насколько сильны сбежавшие сюда, но сколько они продержатся, если Меносы и Адьюкасы будут приходить раз за разом? - он покачал головой. - Все это очень странно.
- А уж сам-то насколько странный... - неприязненно буркнул Гандзю, - в штаны-то не наделал?
Ашидо смерил его холодным взглядом, но ничего не ответил.

Через какое-то время Ашидо вывел их к горизонтальной щели, словно прорезанной в скале гигантским клинком.
- Если идти по прямой, то до поверхности совсем недалеко.
- А вы, Ашидо-сан?
- Я... - Ашидо отвернулся. Взгляд его был устремлен куда-то далеко, - я... не думаю, что должен идти с вами.
- Какого хрена! - вспылил Гандзю. Скрестив руки на груди, он вперил недобрый взгляд в Ашидо. - А не прямо ли в ловушку ты нас завел?
- Гандзю-сан! - трагически шепнул Ханатар,чуть не схватившись за гову.Прямолинейная подозрительность его спутника ставила их в неловкое положение.
Ашидо криво усмехнулся.
- Ладно, я понял. Я иду с вами. Тем более, одни вы тут наверняка пропадете.
Он снова бросил взгляд себе за спину, словно с кем-то прощаясь, и первым шагнул в проход.

Идти наверх оказалось неожиданно сложно - поверхность под ногами была скошенной и местами слишком гладкой. Ханатаро чувствовал словно карабкается в гору (да так оно скорее всего и было) - дыхания иногда катастрофически не хватало. Однажды он чуть не съехал вниз, глупо поскользнувшись, но Гандзю вовремя ухватил его за шиворот.
- Что за мерзкое местечко, - пропыхтел он, цепляясь за какой-то выступ и подтягивая за собой медика, - неудивительно, что пустые не лезут наверх - кому охота по такой то "дорожке"...
- Они не лезут потому, что там им нечего есть, - не оборачиваясь, просветил их Ашидо, - а внизу они охотятся друг на друга. Задержись вы там - неизбежно стали бы их добычей.
- А как же вы там выжили, Ашидо-сан?! - Ханатаро на мгновение даже забыл об усталости.
- Хитрость и удача, - коротко ответил Ашидо.
Впереди забрезжил слабый сероватый свет, и они одновременно рванулись вперед.
И замерли, выскочив как раз перед огромным внушительным зданием.
- Это... что за фиговина? - первым обрел дар речи Гандзю.
- Понятия не имею, - Ашидо покачал головой, - раньше этого тут не было, но, может быть, это и есть убежище отступников?
- Не хило так построились... – Гандзю присвистнул, задрав голову и разглядывая стену, - сестренке понравилось бы - такое точно с полпинка не разнесешь.
- И даже с двух, - отстраненно согласился Ашидо, -штурмовать будет сложно.
- Это точно... - Гандзю раздраженно пнул стену ногой, - эх, пару пушек бы сюда...
- Подождите-подождите! - Ханатаро вклинился между ними, испуганно переводя взгляд с одного на другого. - Гандзю-сан, Ашидо-сан! Мы не можем штурмовать это место втроем! Я думаю, нам надо скрыться, спрятаться, пока нас не заметили!
- В песок, что ли закопаться? - хмыкнул Гандзю. - А дальше что?
- Подождем здесь Куросаки-сана, а уже потом будем штурмовать все вместе, - предложил Ханатаро, - Все таки, из нас троих опытным бойцом является только Ашидо-сан...
- А я, по-твоему, не опытный? - Гандзю набычился. - Я кто по твоему? Еще один медик-божий одуванчик?
- Нет-нет, Гандзю-сан, я вовсе не хотел вас обидеть! - Ханатаро замахал рукми.
- В последнее время в Уэко развелось слишком много мусора - сильный, но абсолютно безэмоциональный голос, прозвучавший над их головами, заставил всех отреагировать по-разному. Ашидо схватился за меч, Гандзю выругался и запустил руку в торбу на плече, а Ханатаро с испганным писком подпрыгнул на месте, после чего торопливо спрятался за спину Гандзю.
Сверху над ними в воздухе завис тонкий темноволосый парнишка в белой одежде,с тонкими вертикальными полосками под глазами, и смотрел он на них со странной смесью бесстрастия и брезгливости.
- Это что еще за фрукт?! - ощерился Гандзю, -адьюкас, что ли?
- Нет, те выглядят по-другому, - Ашидо покачал головой.
- Боюсь, это и есть один из созданных Айзеном арранкарров, - простучал зубами Ханатаро, на секунду выглянув из-за спины Ганззю и тут же спрятавшись обратно. - Ой, вот не повезло то...
- Ты угадал, шинигами. Я арраранкар, - согласился юноша. -А вы - мусор. А от мусора надо избавляться, - с этими словами он вытянул руку вперед, на кончиках его пальцев начала стремительно разгораться пронзительно-алая искорка.

Все остальное слилось в восприятии Ханатаро в какой-то яркий шумный поток: возникший перед ними Ашидо, принявший на клинок чудовищный поток энергии; Гандзю, что-то кидающий вверх с невнятным воплем; его собственный испуганный вскрик и удивленно распахнувшиеся, огромные глаза арранкара...
Ханатаро икнул и осел на песок. Гандзю часто-часто моргал, и было заметно, что колени у него подрагивают.
Ашидо валялся в нескольких метрах от них на песке, тяжело дыша и сжимая в руке свой меч.
Ханатаро на четвереньках подобрался к нему, тревожно заглянул в лицо.
- Ашидо-сан, вас не сильно задело?
- Вроде бы... нет... - шинигами кое-как приподнялся, по-собачьи потряс головой, - силен...
- Вы тоже очень сильный, Ашидо-сан, раз смогли ему противостоять, - Ханатаро поднялся на ноги и потянул Ашидо вверх, пытаясь приподнять. Тот взглянул на него с легкой насмешкой, но не оттолкнул, даже слегка оперся на плечо медика.
- Просто повезло. Второго удара я бы не выдержал, скорее всего, - Ашидо потер ладонью правое плечо и ключицу, слегка скривился, - он действительно очень силен, этот арранкар. Кстати... где он?
Ханатаро испуганно моргнул, огляделся, и замер с полуоткрытым ртом, глядя вверх. Ашидо проследил за его взглядом, напрягся, взяв наизготовку меч.
Арранкар по-прежнему стоял в воздухе над ними, только теперь его окружал почти прозрачный нежно-голубой шар. Арранкар касался его внутренней стенки кончиками пальцев одной руки, и в его огромных глазах все более явно проступало недоумение.
Ханатаро бросил панический взгляд на Ашидо, потом оглянулся на Гандзю.
В отличие от них, младший Шиба не испытывал ни малейшего замешательства, совсем наоборот - он смотрел на арранкара с широкой торжествующей ухмылкой.
- Гандзю-сан? - неуверенно протянул Ханатаро.
- Действует... - с ликованием выдохнул Гандзю.
- ??? - Ханатаро еще раз оглянулся на арранкара, - что действует, Гандзю-сан?
- Сестрицына ловушка! - Гандзю сунул под нос Ханатаро ладонь, на которой лежал крохотный круглый красный камешек. - Она разработала! Шар из рейяцу! Ух! - он восторженно потряс в воздухе кулаком. - Она и правда работает!
- Как именно? - подошедший ближе Ашидо подозрительно взглянул на камешек, словно ожидая какой-то пакости.
- Да я и сам не знаю, - признался Гандзю, - сестра сказала: синий бросай, красный держи. Ну и вот. Я бросил. У меня еще несколько припасено, - он похлопал ладонью по сумке.
- И как долго это будет работать? - все так же скептически поинтересовался Ашидо.
-Сеструха сказала - пока держу. И еще, чем больше колотишься изнутри, тем крепче становится.
Внутри шара сверкнула и погасла вспышка церо, но наружу не вышло ни капли энергии. Зато одежда арранкара враз перестала сиять безупречной белизной.
Гандзю довольно ухмыльнулся.
- Здорово! - восхищенно выдохнул Ханатаро.
- Неплохо сделано, - признал Ашидо, - но... он так и будет висеть над нами?
Ответить Гандзю не успел, неподалеку от них кусок стены обвалился, и из пролома высыпала дружная каракурская компания. На плече Ичиго болталась какое-то маленькое глазастое создание, на плече Садо - чье-то тело, чьим знаком отличия были короткие голубые волосы. Исида тянул за собой Орихиме, и всю процессию замыкали Ренджи и Рукия с мечами наголо и еще два каких-то странных создания.
- Йо, Куросаки! - завопил Гандзю. - Так ты уже тут! А мы думали, нам ждать тебя придется!
- Гандзю, какого хрена ты тут делаешь?! - Ичиго притормозил. - А, привет, Ашидо. Здорово, что ты выжил! Рукия очень переживала...
- Заткнись, - маленькая шинигами чувствительно ткнула его локтем под ребра. - Простите, что оставили вас там, Ашидо-сан. Но мы собирались вернуться.
- Вы поступили правильно, - Ашидо покачал головой.
- Гандзю, так что ты тут делаешь? - снова повторил Ичиго. - О, и Хана тут...
- Вот, держи, - Гандзю протянул ему загадочный сверточек, - но это не совсем для тебя.
- Что это? - Ичиго с недоумением повертел в руках массивный, угловатого вида браслет.
- Если я не ошибаюсь, одноразовый портал, - Исида взглянул через его плечо, - для Иноэ-сан,верно?
- Точно, - Гандзю кивнул, - Сестра сказала, что первым делом Орихиме-сан должна покинуть Уэко, а все остальное... как это... второстепенно.
- Ясно, - Ичиго бесцеремонно схватил Орихиме за руку и сунул ей в руки лупающее глазами мелкое существо.
Девочка только и успела что протестующе воскликнуть: "Нет, Куросаки-кун!",а мелкое созданьице-"Не хотю,Ицуго!"- прежде чем исчезнуть в слабой радужной вспышке.
- Ну а теперь мы, да? - Ичиго протянул руку.
Гандзю непонимающе взглянул на него.
- Что - мы?
- Ну, нам тоже... порталы...
- Боюсь, нам придется добираться своим ходом, - Исида поправил очки на носу, - Ичиго, нельзя требовать всего сразу. Уже то, что Орихиме в безопасности - большая удача. Пеше, давай, призывай вашего червяка.
- Это не червяк, это Бурунба-тян! - странного вида существо покачало пальцем.
Исида пожал плечами.
- Да как угодно. Но если ты не поторопишься, нас нагонят разозленные хозяева, и тогда твоей безопасности я не гарантирую...
- Понял-понял. Уже зову!

Ханатаро тихо ойкнул, когда из песка прямо пред ними вынырнул огромный червяк. Определенно, Куросаки обладал удивительной способностью везде находить способных помочь друзей.
Уже когда они на приличной скорости уносились прочь от Лас Ночес, общее уютное молчание и шуршание песка нарушил голос Садо:
- Гандзю-сан, могу я спросить?
- А? – Гандзю взглянул на него через плечо.
- Мне кажется, или вы как-то с ним связаны? - Садо указал пальцем вверх.
Над ними, словно привязанный к руке Гандзю тонкой голубой ниточкой, плыл прозрачный голубой шар со стоически молчащим арранкаром в подпаленной одежде.

конц.

@темы: Джен-фикатон, Приключения, Юмор, G, Фанфики, Сейрейтей

---

Няяяя))

[Kashin]

Ренджи/Ичи, Ичиго/Исида
Сюда: http://diary.ru/~an-na13/?comments&postid=41583022

@темы: Юмор, Фанарт, Ссылки

---

...АРТ?

[U.G.L.Y.]

...*оглянулсо несмело*... мне, если уж совсем честно, дажи стремно немного... не бейти!..

UPD.: я савсем не ЭТО имел ввиду, чесна... как я и сказал - всего лишь "котячая солидарность"... ни-ни...)))

Коты...да.

@темы: Йоруичи, Фанарт, Гриммджо, G

---

...АРТ?

[U.G.L.Y.]

... "шо, апяць?"... дыа-а-а...

Гримммяу...)

@темы: Фанарт, Гриммджо, G

---

Комикс типа :)

[Geni]

Небольшой подарок одному человеку к празднику.
chronosgallery.narod.ru/genischool.jpg

@темы: Юмор, Фанарт, Ссылки

---

Фанфик. Часть 1.

[Ная К.]

Название: "Кукловод" (рабочее)
Автор: Dako Serebro

Фанфик снят с сообщества по просьбе автора

@темы: Фанфики

---

^_^

[Kashin]

Загляните сюда: http://diary.ru/~an-na13/?comments&postid=41433101
Море картинок с Гриммджоу, Ренджи/Бьякуя, и Заэлем.

@темы: Фанарт, Ссылки

---

[Линн Бранст]

Дорогие-любимые, кого-то может заинтересовать челлендж на Зангетсу/Ичиго?

@темы: Опросы