Темный крепдешин ночи окутал жидкое тело океана… (с)
Автор: xelllga
Бета: Uzuki и Inserta
Рейтинг: R
Персонажи: Гин, Рангику, Ямамото и др.
Жанр: джен
Краткое содержание: Ичимару Гин никогда не любил скучать…
Фандом: Bleach
Дисклеймер: …не брала.
Размещение: с разрешения автора.
Предупреждение: Этот фик является переделанным. Изначально он писался на блич-лотерею. В связи с тем что задание была дано на определенный временной отрывок, написать то что хотелось в полном объеме в тех рамках не представлялось возможным. (В общем, осталось только начало, все остальное написано заново)
От автора: Критика способствует творчеству, так что не стесняйтесь.
читать дальшеИчимару Гин лежал на футоне и смотрел в потолок, наблюдая, как маленький паучок деловито суетится, обживая угол комнаты. Тонкие паутинки намечали контуры будущей ловушки. И Гин видел в этом гармонию. Из-за жары мысли текли лениво, нехотя.
«Надо будет проследить, чтобы паутину не трогали, пусть живет… пока», - он улыбнулся, задумавшись, откуда в обществе душ берется живность. - «Паучок в Готее…. Интересно, какая у него реацу? Забавно».
Вообще-то забавно Гину не было. Как и все в Сейретее, он стойко переносил жару, которая разлилась горячим маревом над узкими улочками. Он не просто отдыхал - он, как дикий зверь, копил силы, предчувствуя скорую драку.
«Бог умер».
Паучок продолжал свою работу, трудился изо всех сил: Гин знал, что толкнуть на подобное может только одно – сильный голод.
«Интересно… что он ест… надо будет потом проверить».
На несколько минут Гин закрыл глаза, и ему вновь почудилось, что он лежит ничком на лесной постилке, вдыхая терпкий запах прелых листьев, а стоящие вокруг деревья тянут к нему ветви.
Легкий ветерок играет с листвой и чуть слышно шепчет: «Бог умер… Разве ты не знаешь что бог умер?»
Общество душ всегда состояло из огромного количества совершенно разных существ.
Они появлялись, рассыпались на искры, рождались где-то в другом месте и снова попадали сюда. Для всех это был замкнутый круг: жизнь – смерть, жизнь – смерть…
Гин глубоко вдохнул горячий воздух и улыбнулся – он знал, что скоро в Готее станет очень неспокойно, но его это не волновало: он проделал слишком долгий путь, чтобы сомневаться в успехе.
* Когда-то давно в горах находилось несколько затерянных деревушек. В темном храме люди жгли свечи, курили благовония, возносили молитвы своему богу - Серебристому Лису, чья большая статуя иногда казалась почти живой. Весной жрецы убирали статую цветами и пели песни, а теплыми лунными ночами они танцевали для него.
Серебристый Лис… покровитель этой горстки людей всегда был своенравным богом.
Когда он бывал в хорошем настроении, то мог играючи уничтожить всех врагов своих деревень. А иногда, словно пытаясь выплеснуть клубящуюся в нем ярость, насылал засуху, требуя, чтобы ему приносили в жертву все лучшее, что появлялось в деревне. Самых красивых детей отдавали служить в храм, стараясь снискать его милость.
Ему нравилось поклонение. Он воспринимал его как должное.
Для бога годы летят незаметно. Если долгое время не происходило ничего неожиданного, бог засыпал. Он не любил скуку, и, в отличие от людей, считал, что даже бедствия лучше, чем ничего. Поэтому сон казался вполне подходящим средством дождаться чего-то поинтереснее. Когда людям была нужна помощь, они своими молитвами и дарами пробуждали его ото сна.
Однажды все пошло не так.
Его пробудили не молитвы, а смутная тревога. Землетрясение разрушило заброшенный храм. Серебристая статуя была засыпана землей, а запах старой смерти, казалось, витал вокруг. Лис оглядел свою территорию. Лес… кругом стояла нетронутая природа. Много лет прошло с тех пор, как сожжены были дома и истреблены жители.
Лис прочитал на земле следы былого.
Все произошло быстро. Всего за пару часов все люди были убиты, а деревня разрушена.
Захваченный врасплох народ не успел пробудить своего покровителя. Слишком неожиданно к ним пришла смерть.
Что бывает с богом, чье имя тонкой пленкой покрыло забвение?
Лис остался один. Сперва он не придал этому значения. Людей много. Ему было неуютно на своей территории, где память каждый миг старалась шепнуть о том, чего он лишился, чему позволил произойти. Винил ли он себя? Он не знал этого чувства, но иногда что-то больно ворочалось… что-то, очень похожее на тоску.
Лис скинул мех, приняв человеческий облик. Он много путешествовал, но все не мог найти место, где ему захотелось бы остановиться.
Бог не чувствовал боли, голода, усталости. Когда он встречал кого-то, кто привлекал его внимание, он целовал его, и человек забывал обо всем, бросал родных, дом, любовь - все, лишь бы увидеть белый хвост, мелькнувший в чаще.
Такие игрушки гибли за несколько дней. Что бы ни происходило между ними и Лисом, люди все равно оставались чужими. Они шли с ним против воли, пусть и сами не понимали этого. Серебристый лис потерял покой. Весь его народ ушел из этого мира в одну роковую ночь. Теперь он был забыт всеми.
Повинуясь настроению, он убивал, осыпал дарами, но его действия приписывали другим.
А его будто не существовало.
Люди не могут жить без богов, а боги… могут жить без людей?
Лис скучал. К тому времени он избродил весь мир вдоль и поперек, нигде не оставаясь подолгу. Он не сразу признался себе, что все еще ищет своих людей. Кругом все было чуждо. Его люди… его игрушки… Бог всегда был собственником.
Серебристый лис вернулся в свою нору.
Он был бессмертным. Но что делать, если вокруг все надоело и внушает отвращение?
Года, как дни, проходили, не оставляя следа в памяти, и только воспоминание о свечах перед серебристой статуей приносило облегчение.
Бунтуют ли боги?
Лис часто размышлял о том, что происходящее ему в корне не нравится, но не мог понять, против кого направить ту бурлящую силу, которая заставляла вертеться в норе, потеряв покой. Он хотел, чтобы его имя снова зазвучало в устах смертных.
Лис любил смотреть, как умирают люди. Он мог подолгу, часами наблюдать за агонией. Его пытливый ум пытался понять, как это - умереть.
Однажды в гневе он нанес себе страшные раны, но белый мех волной пробежал по коже - и лишь пятна крови на осенних листьях говорили о том, что раны действительно были.
Он не ощущал боли. Это злило и заставляло причинять боль другим.
Он не мог умереть, хотя и не оставлял попыток. В мире вокруг все было слишком скучно, слишком известно. И забытый бог решил пойти вслед за своим народом.
Бог взбунтовался против своего бессмертия. Посмотреть, куда улетает душа, покидая тело, казалось ему достаточно интересной затеей. Любопытство, старое лисье любопытство побудило его все бросить и искать проход на ту сторону жизни.
Чем труднее задача, тем сильнее жажда добиться победы.
Поэтому для того, чтобы обмануть смерть, лис был готов на что угодно, даже родиться. Обычная деревенская семья: трое маленьких мальчиков, мужчина и женщина, держащие их на руках. Он отказался от всего, что мешало его цели. Лис знал, что сила вернется позже, когда тело, сковывающее душу, исчезнет, и он сможет наконец проскользнуть за темный занавес. Не знал он только, что память уйдет вместе с силой, не знал, что дети рождаются на свет чистые, как неисписанные страницы…
И тогда он еще не знал, как это: чувствовать боль, беспомощность и выкладывать из палочек названия трав, которые знает бабушка Санако… *
Гин открыл глаза, и его улыбка стала еще шире: «Кажется, я чуток задремал».
Паучок в углу к тому времени почти доплел свою паутину. Насекомое очень спешило, но точность его движений завораживала.
Продолжая улыбаться, Гин вызвал адскую бабочку, грациозное создание уселось на подставленный палец и замерло, ожидая распоряжений. Всего нескольких быстрых движений потребовалось, чтобы черные крылья упали на пол. Белые пальцы, покрытые черной пыльцой, ловко зашвырнули бескрылое насекомое в центр паутины. Маленький хищник тут же набросился на еду.
Голод…
* Каким нестерпимым он стал, когда на берегу ручья встретились маленький мальчик и хищный зверь… Дух и память стали едины. Отвергнутая сила нашла, наконец, свое воплощение, когда получила красивое имя – Шинсо.
Оказалось, что жизнь полна иронии. Когда память медленно начала возвращаться к нему, он испытывал страх, славное, ни с чем не сравнимое чувство беспомощности. Валяясь на пыльной Руконгайской дороге, он смеялся до слез, всхлипывая и постанывая от одной мысли о том, как он жил и как его убили. Сын бога, сам бог - какая разница. Он умер от рук кучки недоумков. Умер, захлебываясь от страха. Как чертов мученик. Смешно. Невыносимо смешно: познать страх, боль, беспомощность, а теперь еще и голод. Забавно считать время днями и часами, а не годами и столетиями. У него давно не было столько развлечений. И пусть сквозь слезы в глазах выглядывает безумие и раздражение, пусть, он сдержится. Он зашел так далеко. Сумел сделать невозможное.
Он не спешил притупить голод, с ним он чувствовал себя более живым. Он утратил контроль над событиями вокруг, но разве он не стал от этого чуть свободнее?
Теперь у него было имя. Смех сменился довольной улыбкой. Все вокруг казалось интересным, заслуживающим внимания. Настало время продолжить поиски, и он отправился блуждать.
В тот дом его привел очень вкусный запах. Еда. Смешные люди старались ему помешать, кидали камни. Он убил их все с той же спокойной улыбкой на губах.
Через несколько дней беспокойство, которое, казалось, осталось в глубоком прошлом, вернулось: осень. Он чувствовал холодный диск луны, рвущееся наружу раздражение. Его никто не помнил. Его народа не было здесь. Раздражение, холодное, как ярость, полное, как луна.
Бессонница. Он хорошо помнил ее оскал. Однажды ночью, когда диск луны казался невыносимо белым, он не смог сдержаться. Его руки окрасились кровью. Той ночью он убивал всех, кого встретил, убивал только потому, что они были чужие. В эту ночь он не улыбался. Хотел ли он остановиться? Наверное, нет: он не видел в этом смысла. Тоска, скука и бессонница…
Она танцевала на берегу ручья. Красивая фигура, гибкий стан. Как зачарованный, он замер, не обращая внимания на кровь, капающую с рук.
Она не видела его, но ощутила взгляд: был момент, когда она запнулась, оступилась, зайдя в воду по щиколотку. Если бы она остановилась, наверное, он бы убил и ее, но она только вздрогнула всем телом и продолжила танцевать. В ней была смелость и боль.
Ее танец, пусть он не был похож на те, которые танцевали для него раньше... беспокойство ушло. Пусть не навсегда, он знал, что еще не раз полный белый диск будет толкать его к безумию. Может быть, это было платой. Платой за жизнь и за смерть.
Он не заметил, как заснул. Когда первые солнечные лучи скользнули по лицу, он открыл глаза. Вокруг никого не было. Он подошел к ручью и опустил туда свои руки, а потом заглянул в ставшую чистой воду. Оттуда на него смотрел мальчик, худой и нескладный. Он нашел свое лицо забавным и улыбнулся.
Через несколько недель он опять увидел ее. Она умирала от голода. Принести ей еды было легко, даже легче, чем стереть из ее глаз недоверие, которое появилось, когда она увидела его. Она умела танцевать и могла сдержать его безумие - он оберегал ее. Рангику… такое смешное имя.
Быть рядом с кем-то было тоже забавно. Иногда она в шутку называла его лисом, и он смеялся, подставив лицо ветру.
В тот день было пасмурно, он оставил Рангику в маленькой лачуге на окраине, а сам отправился на поиски еды.
Несколько человек, закутанные в плащи и явно старающиеся сохранить инкогнито, вызвали его любопытство. Проследить за ними до ветхой гостиницы было нетрудно.
- Твои способности заблокированы. Так решил совет. Это большее, что я могу для тебя сделать. – Тихий мужской голос был слышен сквозь тонкую перегородку.
Из гостиницы человек вышел один. Настороженный взгляд продолжал следить за медленно уходящей фигурой незнакомца, когда внезапно черные когти порвали небо.
Он видел чудовище, прорвавшееся из черноты, видел, как ярко запылал посох, превращаясь в меч. Бой был красивым, но очень коротким. Всего несколько ударов - и тварь рассыпалась и растворилась в воздухе.
Человек оглянулся, их глаза встретились, и он тихо засмеялся. Понимание…
«Жизнь полна иронии».
Перед ним был старик, который владел огромной огненной силой, перед ним был старик, который узнал его: пусть морщины избороздили лицо, за этими глазами был все тот же восьмилетний мальчик, который молился серебристой статуе и который погиб последним в далекую роковую ночь, сожженный заживо в родном доме.
В один краткий миг он знал все. Он нашел того, кто знал его настоящее имя. Он видел, что оно почти сорвалось со старых губ. Он смог. Никогда его улыбка не была настолько искренней.
Через пару бесконечных минут, которые они просто смотрели друг на друга, послышался шум: к ним бежали одетые в форму люди.
Он скрылся до того, как его смогли заметить.
Готей. Он быстро узнал все, что было необходимо. К вечеру следующего дня он вернулся в лачугу, неся много еды. Рангику сидела и плакала в углу. Она думала, что он ее бросил. Он смог ее успокоить и накормить: им предстоял неблизкий путь к академии. *
Капитан первого отряда знает, что боги своенравны. Он даже не пытается контролировать или как-то влиять на худого угловатого подростка, который с неизменной улыбкой на губах нарушает все мыслимые и немыслимые правила.
Он наблюдает за учителями, которые пытаются воспитать Ичимару, и улыбается в бороду. Пока все тихо. Но это ненадолго, он помнит легенды, знает, что настроение лиса изменится. Знает, что тот будет действовать так, как решит, и пытаться помешать ему бесполезно, можно лишь раздразнить. В сентябре, когда бледный диск луны взойдет над Готеем, он зажжет палочку с благовониями, произнесет имя забытого бога и беззвучно прошепчет старую молитву. Он знает, что Гин этой ночью в Руконгае, что Рангику танцует перед ним, усыпляя ярость и тоску, а в его алых зрачках пылает огонь, когда-то дотла спаливший маленькую деревню.
О странной дружбе Гина и тихого, неприметного, но вместе с тем старательного Айзена он узнал почти сразу. Узнал, но не понял. Да и дано ли кому-то понять богов?
Сам факт того, что Гин позволяет кому-то быть его покровителем, кажется ужасно нелепым. Ну и пусть. Вера живет в нас с рождения. Пусть его самого теперь называют сотайчо и низко преклоняют голову. У него тоже есть, во что верить.
Верить в нескладного паренька, только что надевшего лейтенантский шеврон. Глупо? Он знал, что у бога тысячи лиц, так зачем гадать, почему его нынешний облик так странен? Ичимару боялись. Боялись неосознанно, а он умело манипулировал людьми.
Как непривычно было увидеть его в капитанской накидке... Непривычно, но вместе с тем правильно. Гин любил капитанские собрания. Он умел в два слова спровоцировать драку, вытащить наружу все то, что другие пытались спрятать, а сотайчо умел смотреть, слушать и понимать.
Боялся ли он его когда-нибудь? Между ними не было этого примитивного чувства. Только старая память, над которой уже ничто не властно: общее прошлое, связывающее воедино. Он знал, что его бог отведет от него любую беду. Знал это не из-за того, что верил в бескорыстность или доброту бога, нет – просто лис всегда был собственником. Когда их взгляды встречались, он всегда безошибочно читал лишь одно слово - "мое". Территория, народ, свобода. Лис никогда не любил делиться. Привычный прищур прятал алый, оценивающий взгляд, сбивал со следа.
Он так и не смог поверить в предательство. Иногда он почти жалел Айзена. Он думал о том, как, должно быть, веселился Гин, слушая чужие мечты стать богом.
Он думал о том, что в Уэко Мундо сплошной песок. Что вновь наступил сентябрь, что Рангику, несмотря ни на что, повинуясь старой, изводящей душу привычке, убежит танцевать под луной. Танцевать, глотая соленые слезы, надеясь почувствовать сквозь окружающую тьму взгляд алых глаз.
Он думал… А сам неспешно зажигал благовония и шептал слова, впитанные, кажется, еще с молоком матери. Он не знал, что будет дальше. Он просто верил. Глупо? Смешно?
Честно.
Гин улыбался. Убивать чужими руками тех аранкаров, в которых ему слышались отголоски чего-то знакомого, было для него интересной игрой. Ему нравилось наблюдать, как эти хищники трепетали от его внимания. Ему доставляло удовольствие, например, внезапно угостить Арониеро извлеченной из личных запасов конфеткой и любоваться на бледное вытянувшееся лицом. В конце концов души ставшие жертвами голодных тварей все еще принадлежали ему - и он о них заботился. По своему. Перерождение поставит все на свои места, и когда придет время, он вернет себе все, что когда-то потерял. Это будет чуть позже, а пока, Гин улыбался, играл с новоявленным владыкой и думал о том что смерть – забавная штука.
Бета: Uzuki и Inserta
Рейтинг: R
Персонажи: Гин, Рангику, Ямамото и др.
Жанр: джен
Краткое содержание: Ичимару Гин никогда не любил скучать…
Фандом: Bleach
Дисклеймер: …не брала.
Размещение: с разрешения автора.
Предупреждение: Этот фик является переделанным. Изначально он писался на блич-лотерею. В связи с тем что задание была дано на определенный временной отрывок, написать то что хотелось в полном объеме в тех рамках не представлялось возможным. (В общем, осталось только начало, все остальное написано заново)
От автора: Критика способствует творчеству, так что не стесняйтесь.
читать дальшеИчимару Гин лежал на футоне и смотрел в потолок, наблюдая, как маленький паучок деловито суетится, обживая угол комнаты. Тонкие паутинки намечали контуры будущей ловушки. И Гин видел в этом гармонию. Из-за жары мысли текли лениво, нехотя.
«Надо будет проследить, чтобы паутину не трогали, пусть живет… пока», - он улыбнулся, задумавшись, откуда в обществе душ берется живность. - «Паучок в Готее…. Интересно, какая у него реацу? Забавно».
Вообще-то забавно Гину не было. Как и все в Сейретее, он стойко переносил жару, которая разлилась горячим маревом над узкими улочками. Он не просто отдыхал - он, как дикий зверь, копил силы, предчувствуя скорую драку.
«Бог умер».
Паучок продолжал свою работу, трудился изо всех сил: Гин знал, что толкнуть на подобное может только одно – сильный голод.
«Интересно… что он ест… надо будет потом проверить».
На несколько минут Гин закрыл глаза, и ему вновь почудилось, что он лежит ничком на лесной постилке, вдыхая терпкий запах прелых листьев, а стоящие вокруг деревья тянут к нему ветви.
Легкий ветерок играет с листвой и чуть слышно шепчет: «Бог умер… Разве ты не знаешь что бог умер?»
Общество душ всегда состояло из огромного количества совершенно разных существ.
Они появлялись, рассыпались на искры, рождались где-то в другом месте и снова попадали сюда. Для всех это был замкнутый круг: жизнь – смерть, жизнь – смерть…
Гин глубоко вдохнул горячий воздух и улыбнулся – он знал, что скоро в Готее станет очень неспокойно, но его это не волновало: он проделал слишком долгий путь, чтобы сомневаться в успехе.
* Когда-то давно в горах находилось несколько затерянных деревушек. В темном храме люди жгли свечи, курили благовония, возносили молитвы своему богу - Серебристому Лису, чья большая статуя иногда казалась почти живой. Весной жрецы убирали статую цветами и пели песни, а теплыми лунными ночами они танцевали для него.
Серебристый Лис… покровитель этой горстки людей всегда был своенравным богом.
Когда он бывал в хорошем настроении, то мог играючи уничтожить всех врагов своих деревень. А иногда, словно пытаясь выплеснуть клубящуюся в нем ярость, насылал засуху, требуя, чтобы ему приносили в жертву все лучшее, что появлялось в деревне. Самых красивых детей отдавали служить в храм, стараясь снискать его милость.
Ему нравилось поклонение. Он воспринимал его как должное.
Для бога годы летят незаметно. Если долгое время не происходило ничего неожиданного, бог засыпал. Он не любил скуку, и, в отличие от людей, считал, что даже бедствия лучше, чем ничего. Поэтому сон казался вполне подходящим средством дождаться чего-то поинтереснее. Когда людям была нужна помощь, они своими молитвами и дарами пробуждали его ото сна.
Однажды все пошло не так.
Его пробудили не молитвы, а смутная тревога. Землетрясение разрушило заброшенный храм. Серебристая статуя была засыпана землей, а запах старой смерти, казалось, витал вокруг. Лис оглядел свою территорию. Лес… кругом стояла нетронутая природа. Много лет прошло с тех пор, как сожжены были дома и истреблены жители.
Лис прочитал на земле следы былого.
Все произошло быстро. Всего за пару часов все люди были убиты, а деревня разрушена.
Захваченный врасплох народ не успел пробудить своего покровителя. Слишком неожиданно к ним пришла смерть.
Что бывает с богом, чье имя тонкой пленкой покрыло забвение?
Лис остался один. Сперва он не придал этому значения. Людей много. Ему было неуютно на своей территории, где память каждый миг старалась шепнуть о том, чего он лишился, чему позволил произойти. Винил ли он себя? Он не знал этого чувства, но иногда что-то больно ворочалось… что-то, очень похожее на тоску.
Лис скинул мех, приняв человеческий облик. Он много путешествовал, но все не мог найти место, где ему захотелось бы остановиться.
Бог не чувствовал боли, голода, усталости. Когда он встречал кого-то, кто привлекал его внимание, он целовал его, и человек забывал обо всем, бросал родных, дом, любовь - все, лишь бы увидеть белый хвост, мелькнувший в чаще.
Такие игрушки гибли за несколько дней. Что бы ни происходило между ними и Лисом, люди все равно оставались чужими. Они шли с ним против воли, пусть и сами не понимали этого. Серебристый лис потерял покой. Весь его народ ушел из этого мира в одну роковую ночь. Теперь он был забыт всеми.
Повинуясь настроению, он убивал, осыпал дарами, но его действия приписывали другим.
А его будто не существовало.
Люди не могут жить без богов, а боги… могут жить без людей?
Лис скучал. К тому времени он избродил весь мир вдоль и поперек, нигде не оставаясь подолгу. Он не сразу признался себе, что все еще ищет своих людей. Кругом все было чуждо. Его люди… его игрушки… Бог всегда был собственником.
Серебристый лис вернулся в свою нору.
Он был бессмертным. Но что делать, если вокруг все надоело и внушает отвращение?
Года, как дни, проходили, не оставляя следа в памяти, и только воспоминание о свечах перед серебристой статуей приносило облегчение.
Бунтуют ли боги?
Лис часто размышлял о том, что происходящее ему в корне не нравится, но не мог понять, против кого направить ту бурлящую силу, которая заставляла вертеться в норе, потеряв покой. Он хотел, чтобы его имя снова зазвучало в устах смертных.
Лис любил смотреть, как умирают люди. Он мог подолгу, часами наблюдать за агонией. Его пытливый ум пытался понять, как это - умереть.
Однажды в гневе он нанес себе страшные раны, но белый мех волной пробежал по коже - и лишь пятна крови на осенних листьях говорили о том, что раны действительно были.
Он не ощущал боли. Это злило и заставляло причинять боль другим.
Он не мог умереть, хотя и не оставлял попыток. В мире вокруг все было слишком скучно, слишком известно. И забытый бог решил пойти вслед за своим народом.
Бог взбунтовался против своего бессмертия. Посмотреть, куда улетает душа, покидая тело, казалось ему достаточно интересной затеей. Любопытство, старое лисье любопытство побудило его все бросить и искать проход на ту сторону жизни.
Чем труднее задача, тем сильнее жажда добиться победы.
Поэтому для того, чтобы обмануть смерть, лис был готов на что угодно, даже родиться. Обычная деревенская семья: трое маленьких мальчиков, мужчина и женщина, держащие их на руках. Он отказался от всего, что мешало его цели. Лис знал, что сила вернется позже, когда тело, сковывающее душу, исчезнет, и он сможет наконец проскользнуть за темный занавес. Не знал он только, что память уйдет вместе с силой, не знал, что дети рождаются на свет чистые, как неисписанные страницы…
И тогда он еще не знал, как это: чувствовать боль, беспомощность и выкладывать из палочек названия трав, которые знает бабушка Санако… *
Гин открыл глаза, и его улыбка стала еще шире: «Кажется, я чуток задремал».
Паучок в углу к тому времени почти доплел свою паутину. Насекомое очень спешило, но точность его движений завораживала.
Продолжая улыбаться, Гин вызвал адскую бабочку, грациозное создание уселось на подставленный палец и замерло, ожидая распоряжений. Всего нескольких быстрых движений потребовалось, чтобы черные крылья упали на пол. Белые пальцы, покрытые черной пыльцой, ловко зашвырнули бескрылое насекомое в центр паутины. Маленький хищник тут же набросился на еду.
Голод…
* Каким нестерпимым он стал, когда на берегу ручья встретились маленький мальчик и хищный зверь… Дух и память стали едины. Отвергнутая сила нашла, наконец, свое воплощение, когда получила красивое имя – Шинсо.
Оказалось, что жизнь полна иронии. Когда память медленно начала возвращаться к нему, он испытывал страх, славное, ни с чем не сравнимое чувство беспомощности. Валяясь на пыльной Руконгайской дороге, он смеялся до слез, всхлипывая и постанывая от одной мысли о том, как он жил и как его убили. Сын бога, сам бог - какая разница. Он умер от рук кучки недоумков. Умер, захлебываясь от страха. Как чертов мученик. Смешно. Невыносимо смешно: познать страх, боль, беспомощность, а теперь еще и голод. Забавно считать время днями и часами, а не годами и столетиями. У него давно не было столько развлечений. И пусть сквозь слезы в глазах выглядывает безумие и раздражение, пусть, он сдержится. Он зашел так далеко. Сумел сделать невозможное.
Он не спешил притупить голод, с ним он чувствовал себя более живым. Он утратил контроль над событиями вокруг, но разве он не стал от этого чуть свободнее?
Теперь у него было имя. Смех сменился довольной улыбкой. Все вокруг казалось интересным, заслуживающим внимания. Настало время продолжить поиски, и он отправился блуждать.
В тот дом его привел очень вкусный запах. Еда. Смешные люди старались ему помешать, кидали камни. Он убил их все с той же спокойной улыбкой на губах.
Через несколько дней беспокойство, которое, казалось, осталось в глубоком прошлом, вернулось: осень. Он чувствовал холодный диск луны, рвущееся наружу раздражение. Его никто не помнил. Его народа не было здесь. Раздражение, холодное, как ярость, полное, как луна.
Бессонница. Он хорошо помнил ее оскал. Однажды ночью, когда диск луны казался невыносимо белым, он не смог сдержаться. Его руки окрасились кровью. Той ночью он убивал всех, кого встретил, убивал только потому, что они были чужие. В эту ночь он не улыбался. Хотел ли он остановиться? Наверное, нет: он не видел в этом смысла. Тоска, скука и бессонница…
Она танцевала на берегу ручья. Красивая фигура, гибкий стан. Как зачарованный, он замер, не обращая внимания на кровь, капающую с рук.
Она не видела его, но ощутила взгляд: был момент, когда она запнулась, оступилась, зайдя в воду по щиколотку. Если бы она остановилась, наверное, он бы убил и ее, но она только вздрогнула всем телом и продолжила танцевать. В ней была смелость и боль.
Ее танец, пусть он не был похож на те, которые танцевали для него раньше... беспокойство ушло. Пусть не навсегда, он знал, что еще не раз полный белый диск будет толкать его к безумию. Может быть, это было платой. Платой за жизнь и за смерть.
Он не заметил, как заснул. Когда первые солнечные лучи скользнули по лицу, он открыл глаза. Вокруг никого не было. Он подошел к ручью и опустил туда свои руки, а потом заглянул в ставшую чистой воду. Оттуда на него смотрел мальчик, худой и нескладный. Он нашел свое лицо забавным и улыбнулся.
Через несколько недель он опять увидел ее. Она умирала от голода. Принести ей еды было легко, даже легче, чем стереть из ее глаз недоверие, которое появилось, когда она увидела его. Она умела танцевать и могла сдержать его безумие - он оберегал ее. Рангику… такое смешное имя.
Быть рядом с кем-то было тоже забавно. Иногда она в шутку называла его лисом, и он смеялся, подставив лицо ветру.
В тот день было пасмурно, он оставил Рангику в маленькой лачуге на окраине, а сам отправился на поиски еды.
Несколько человек, закутанные в плащи и явно старающиеся сохранить инкогнито, вызвали его любопытство. Проследить за ними до ветхой гостиницы было нетрудно.
- Твои способности заблокированы. Так решил совет. Это большее, что я могу для тебя сделать. – Тихий мужской голос был слышен сквозь тонкую перегородку.
Из гостиницы человек вышел один. Настороженный взгляд продолжал следить за медленно уходящей фигурой незнакомца, когда внезапно черные когти порвали небо.
Он видел чудовище, прорвавшееся из черноты, видел, как ярко запылал посох, превращаясь в меч. Бой был красивым, но очень коротким. Всего несколько ударов - и тварь рассыпалась и растворилась в воздухе.
Человек оглянулся, их глаза встретились, и он тихо засмеялся. Понимание…
«Жизнь полна иронии».
Перед ним был старик, который владел огромной огненной силой, перед ним был старик, который узнал его: пусть морщины избороздили лицо, за этими глазами был все тот же восьмилетний мальчик, который молился серебристой статуе и который погиб последним в далекую роковую ночь, сожженный заживо в родном доме.
В один краткий миг он знал все. Он нашел того, кто знал его настоящее имя. Он видел, что оно почти сорвалось со старых губ. Он смог. Никогда его улыбка не была настолько искренней.
Через пару бесконечных минут, которые они просто смотрели друг на друга, послышался шум: к ним бежали одетые в форму люди.
Он скрылся до того, как его смогли заметить.
Готей. Он быстро узнал все, что было необходимо. К вечеру следующего дня он вернулся в лачугу, неся много еды. Рангику сидела и плакала в углу. Она думала, что он ее бросил. Он смог ее успокоить и накормить: им предстоял неблизкий путь к академии. *
Капитан первого отряда знает, что боги своенравны. Он даже не пытается контролировать или как-то влиять на худого угловатого подростка, который с неизменной улыбкой на губах нарушает все мыслимые и немыслимые правила.
Он наблюдает за учителями, которые пытаются воспитать Ичимару, и улыбается в бороду. Пока все тихо. Но это ненадолго, он помнит легенды, знает, что настроение лиса изменится. Знает, что тот будет действовать так, как решит, и пытаться помешать ему бесполезно, можно лишь раздразнить. В сентябре, когда бледный диск луны взойдет над Готеем, он зажжет палочку с благовониями, произнесет имя забытого бога и беззвучно прошепчет старую молитву. Он знает, что Гин этой ночью в Руконгае, что Рангику танцует перед ним, усыпляя ярость и тоску, а в его алых зрачках пылает огонь, когда-то дотла спаливший маленькую деревню.
О странной дружбе Гина и тихого, неприметного, но вместе с тем старательного Айзена он узнал почти сразу. Узнал, но не понял. Да и дано ли кому-то понять богов?
Сам факт того, что Гин позволяет кому-то быть его покровителем, кажется ужасно нелепым. Ну и пусть. Вера живет в нас с рождения. Пусть его самого теперь называют сотайчо и низко преклоняют голову. У него тоже есть, во что верить.
Верить в нескладного паренька, только что надевшего лейтенантский шеврон. Глупо? Он знал, что у бога тысячи лиц, так зачем гадать, почему его нынешний облик так странен? Ичимару боялись. Боялись неосознанно, а он умело манипулировал людьми.
Как непривычно было увидеть его в капитанской накидке... Непривычно, но вместе с тем правильно. Гин любил капитанские собрания. Он умел в два слова спровоцировать драку, вытащить наружу все то, что другие пытались спрятать, а сотайчо умел смотреть, слушать и понимать.
Боялся ли он его когда-нибудь? Между ними не было этого примитивного чувства. Только старая память, над которой уже ничто не властно: общее прошлое, связывающее воедино. Он знал, что его бог отведет от него любую беду. Знал это не из-за того, что верил в бескорыстность или доброту бога, нет – просто лис всегда был собственником. Когда их взгляды встречались, он всегда безошибочно читал лишь одно слово - "мое". Территория, народ, свобода. Лис никогда не любил делиться. Привычный прищур прятал алый, оценивающий взгляд, сбивал со следа.
Он так и не смог поверить в предательство. Иногда он почти жалел Айзена. Он думал о том, как, должно быть, веселился Гин, слушая чужие мечты стать богом.
Он думал о том, что в Уэко Мундо сплошной песок. Что вновь наступил сентябрь, что Рангику, несмотря ни на что, повинуясь старой, изводящей душу привычке, убежит танцевать под луной. Танцевать, глотая соленые слезы, надеясь почувствовать сквозь окружающую тьму взгляд алых глаз.
Он думал… А сам неспешно зажигал благовония и шептал слова, впитанные, кажется, еще с молоком матери. Он не знал, что будет дальше. Он просто верил. Глупо? Смешно?
Честно.
Гин улыбался. Убивать чужими руками тех аранкаров, в которых ему слышались отголоски чего-то знакомого, было для него интересной игрой. Ему нравилось наблюдать, как эти хищники трепетали от его внимания. Ему доставляло удовольствие, например, внезапно угостить Арониеро извлеченной из личных запасов конфеткой и любоваться на бледное вытянувшееся лицом. В конце концов души ставшие жертвами голодных тварей все еще принадлежали ему - и он о них заботился. По своему. Перерождение поставит все на свои места, и когда придет время, он вернет себе все, что когда-то потерял. Это будет чуть позже, а пока, Гин улыбался, играл с новоявленным владыкой и думал о том что смерть – забавная штука.
-
-
27.11.2008 в 11:12-
-
27.11.2008 в 14:12Мой вам низкий поклон!
-
-
27.11.2008 в 15:23ПС только пауки не насекомые
-
-
28.11.2008 в 00:04Ведьма2102
Кромешница
Спасибо за отзывы)
Рада что вам понравилось))
Черт... с пауками я немного промахнулась(