Elevor ubi consumor.
Название: Led astray ***
Автор: AnaisPhoenix
Тип: формально – джен
Персонажи/пейринг: Айзен/Ичиго, намёк на Ичиго/Рукия
Рейтинг: R
Жанр: Dark Angst
Примечание: постканон
Предупреждения: кровь, психодел и dark!Ичиго (не синоним Хичиго)
Размер: мини
Disclaimer: Кубо – кубово, а автору – авторское. Русский алфавит – Кириллу и Мефодию, вдохновение – авторской музе, а фик – читателям.
От автора: Написано по заявке в подарок для Chirsine
Размещение: С разрешения автора и вместе с "шапкой".
Аннотация:
Говорят, что для победы все средства хороши. Говорят, что сила решает всё. Говорят, что враг твоего врага – твой друг.
А ещё говорят, что у всего на свете есть оборотная сторона.
______________
****** to lead astray – вводить в заблуждение, сбивать/сходить с пути истинного (англ.; идиом.)
Читать
Уэко Мундо – странное место. В нём нет жизни, в этом мире мрака, и время над ним не властно, а холодные серые пески в мгновение ока заметают все следы прошлого. Казалось бы, не так давно смерч сильнейших реяцу бушевал в самом сердце этого мира, унося в иную вечность души Пустых и шинигами, оставляя неприступный Лас-Ночес лежать в руинах. Но мир мёртвых быстро зализывает свои раны, и сейчас ничто уже не напоминает о тех страшных событиях. Спекшийся песок скрыт холодными дюнами, рассеялись в прах тела и души, а Лас-Ночес вновь высится под беззвёздными небесами – ещё более огромный, чем раньше, и такой же пустынный. Эспады уж нет – война унесла почти всех их, лучших слуг самозваного ками, но Айзену нет нужды создавать новых. Его новый слуга стоит их всех – и даже больше. Его новый соратник важнее их всех – и не только их.
Шинигами больше не появляются в Уэко Мундо. Зимняя война была проиграна – проиграна в самый последний момент, проиграна неожиданно, целиком и полностью – и остатки Готей-13 с упорством смертников оберегают то, что осталось от некогда цветущего Общества Душ, самоотверженно сражаются с ордами Пустых, наводнивших мир живых после победы Айзена. Им теперь не до Уэко – слишком неравны силы.
Айзен знает, что осталось совсем немного времени до того, как последний шинигами сложит оружие, и Сейрейтей будет полностью уничтожен. Боги смерти, испокон веков безраздельно властвовавшие в мире духов, теперь потеряли слишком многих, потеряли слишком многое для того, чтобы продолжать бороться – они потеряли веру. А ведь именно вера всегда залог победы – уж это-то ками Айзен знает совершенно точно.
Бывший капитан Готей-13 давно уже на пике абсолютной власти: он – владыка обоих миров, нет воинов сильней, чем под его началом, нет силы страшней, чем в его руках. А когда последний шинигами развеется в прах, даже власть над самой судьбой будет принадлежать ему. И этого будет вполне достаточно, усмехаясь, думает Айзен.
В замке Лас-Ночес царит вечный холод, в бесконечных каменных лабиринтах гуляют сквозняки. Сквозняки проникают всюду, заглядывают они и в тронный зал, но тот, кто стоит у высокого резного окна, не чувствует холода. А ветер едва касается белого одеяния, чтобы тут же унестись прочь, словно даже он не в силах терпеть удушающе-тяжелую реяцу, исходящую от второго властелина мира мёртвых. Некоронованного – но детали не меняют сути. Удивительно, как двоевластие, невозможное в любом другом мире, здесь, в Уэко, не стало гибелью для трона.
Он для всех загадка, этот лучший слуга и ближайший соратник Айзена. Не аррканкар, конечно, нет. Хогиоку никогда не касался его, не дарил ему силу, потому что невозможно даровать ему то, что есть у него в избытке. Он не шинигами; его меч давно не похож на занпакто богов смерти – несущий лишь разрушение, он не может очищать; заклеймённый мраком, он не способен вести к свету. И давно уже не человек: слишком часто умирая, он ни разу не возрождался. И погибнув в последний, – умер навеки.
Он ощущает реяцу за многие мили, и уж точно слышит шаги, но не оборачивается, даже когда его плеч касается знакомая рука.
– Айзен.
Он никогда не добавляет “-сама”, но владыка, кажется, совсем не против такой фамильярности.
– Ты снова был в мире живых, – чуть укоряюще констатирует Соске. – И это при том, что я, кажется, говорил…
В подлунном мире не найдется смельчака, кто посмел бы перебивать владыку. Но некоторым позволено невозможное.
В подлунном мире не найдется безумца, рискнувшего бы пойти вопреки воле ками. Но некоторым разрешено всё.
– Мне было скучно, – странный шелестящий смешок эхом отражается от белых каменных стен. – При чём здесь ты? Мне просто было скучно.
– Неужели?
Айзен не выглядит недовольным, не убирает руки и лишь улыбается. Понимающе. Мягко. Так, как способен улыбаться только он один. Но те, кто умеют бояться, знают, что владыка одинаков и тогда, когда выражает одобрение, и тогда, когда убивает – с улыбкой на устах. Тот, кто не знает слова “страх” – лишь усмехается в ответ. Нервно вздрагивают уголки губ, глаза вспыхивают под пологом светлых ресниц. Они разного цвета, эти глаза. Один – живой, янтарно-карий, а другой нечеловеческий, матово-чёрный, мёртвый, с золотой искрой безумия внутри. И искра эта с каждым днём разгорается всё сильней.
– Тебе как всегда не хватает рациональности, Куросаки-кун, – едва ли не разочарованно вздыхает он. – Если было так скучно, мог бы посетить Общество.
Золотая искра ярко вспыхивает, губы изгибаются в широкой усмешке, по залу острыми звонкими осколками рассыпается смех.
– Сладкое лучше оставлять на десерт.
Владыка Лас-Ночес одобрительно улыбается. Свобода, – знает он, – привязывает лучше любого подчинения. Но и с ней нужно быть осторожным. Впрочем, не его учить, как создавать иллюзии.
Холеные руки почти нежно касаются рыжих волос, перебирают длинные пряди.
В зале ни ветерка.
.* * *
Ичиго не помнит своего прошлого – настоящее давно уже интересует его гораздо больше. Но изредка, редкими одинокими ночами, в его сознании рождаются странные бессвязные картины – то ли сны, то ли обрывки воспоминаний из какой-то прошлой жизни. Как давно она была, и была ли вообще, Ичиго не знает.
Сквозь плотный мрак, всегда окружающий его, он слышит женские крики. Женщина зовёт его по имени. Кажется, у неё серые глаза, думает Ичиго, очень грустные глаза, и рыжие волосы – точь-в-точь, как у него самого. Но он не помнит ни её лица, ни имени, да и не думает об этом.
Он видит громадные чёрные крылья и сгустившийся вокруг воздух, и огонь, словно молния, пылающий в чьих-то руках, и чувствует страх, боль и ненависть. И гнев – тёмный гнев – его Ичиго ощущает всегда очень живо, словно и не спит вовсе. Видит слёзы в серых глазах и странный живой свет, и медленно кружащийся пепел, и кровь на мече, и свой ужас. Чего так боится он – он, сейчас не страшащийся ничего, – Ичиго не знает.
А потом остаётся лишь чья-то насмешливая улыбка, и ощущение бесконечной решимости, и боль, и рассыпающийся чёрный полумесяц, остановленный голой рукой. И вновь улыбка – и снова боль – теперь уже в сердце. А потом один и тот же – или уже не один? – голос настойчиво шепчет в его ухо: “Ты не можешь проиграть, Куросаки. Ты ещё можешь победить – со мной. Ты ведь хочешь стать сильнее?..” И Ичиго мечется в плотных объятьях кошмара, снова и снова повторяя, что – да, хочет, хочет. Он должен обрести силу, любой ценой. Любой! И слышит смех – странно знакомый смех, и в нём – победа.
А потом сон прерывается, и Ичиго надолго погружается во мрак, в котором лишь изредка вспыхивают статичные, словно кадры слайд-шоу, картины.
Кровь, растекающаяся по песку.
Песок, спекшийся под ногами в сплошную, похожую на стекло, массу.
Горячий воздух, обжигающий легкие, и ощущение гигантской силы, бурлящей в крови.
И дикая боль, разрывающая тело, туманящая разум. Не безумие ли – смеяться, испытывая такое?..
И вновь в глубинах сознания он замечает ту проклятую улыбку, но не может увидеть всего лица.
Кровь течёт по рукам, по клинку странного чёрного меча – сейчас у меня другой меч, отвлечённо думает Куросаки, – всё кругом окрашивается в красный цвет. В ушах звучат крики, перед глазами встаёт стена пламени – и опадает, когда он, смеясь, вступает в неё...
Но самый мучительный момент всегда наступает, когда из пышущей жаром тьмы, скрывающей горящий город, тьмы, наполненной стонами и криками, выступает тонкое женское лицо. Короткие чёрные волосы на висках слиплись от крови, а в огромных сапфировых глазах стынет страх. Нет, не страх – ужас, перемешанный с болью и отчаянием, – такой мучительный, что Ичиго стонет и утыкается вспотевшим лбом в подушку, но сон не уходит. И он снова и снова обречён видеть обломки белой катаны, хрустящие, как лёд, под его ногами, и тонкую руку, до последнего тянущуюся к нему, и мириады стальных лепестков, летящих в лицо, и слышать, как в их звоне растворяется и тает чьё-то имя. Почему-то Ичиго кажется, что это имя ему знакомо. И он пытается вслушаться, угадать, произнести... Но всегда проваливается во тьму без возврата.
А потом прохладная ладонь касается лба, и Ичиго ощущает, как всё это отступает, расплывается туманом, уплывает – с каждым днём всё дальше и дальше, туда, куда уходят все сны и все забытые воспоминания. И когда на следующее утро он откроет глаза, в нём ещё меньше останется от того человека, что оплакивал во сне дорогую ему женщину.
Айзен невесомо касается его волос, отводит с лица влажные рыжие пряди.
– Это всего лишь кошмар, Куросаки-кун, – мягко произносит он. – Всего лишь кошмар.
А ты сам выбрал его.
Ты был слишком наивен, мальчик.
– Kudakero, Kyouka Suigetsu, – одними губами шепчет он, и улыбается.
Тот, кто не помнит своих ошибок, не может о них и пожалеть.
Тот, кто не сожалеет, никогда не усомнится.
Тот, кто не сомневается, никогда не свернёт со своего пути.
Уж это-то ками Айзен знает совершенно точно.
Автор: AnaisPhoenix
Тип: формально – джен
Персонажи/пейринг: Айзен/Ичиго, намёк на Ичиго/Рукия
Рейтинг: R
Жанр: Dark Angst
Примечание: постканон
Предупреждения: кровь, психодел и dark!Ичиго (не синоним Хичиго)
Размер: мини
Disclaimer: Кубо – кубово, а автору – авторское. Русский алфавит – Кириллу и Мефодию, вдохновение – авторской музе, а фик – читателям.
От автора: Написано по заявке в подарок для Chirsine
Размещение: С разрешения автора и вместе с "шапкой".
Аннотация:
Говорят, что для победы все средства хороши. Говорят, что сила решает всё. Говорят, что враг твоего врага – твой друг.
А ещё говорят, что у всего на свете есть оборотная сторона.
______________
****** to lead astray – вводить в заблуждение, сбивать/сходить с пути истинного (англ.; идиом.)
Читать
Шелк, шелк, лицо мое скрой,
Оставив глаз угольки.
Коллапс восходит чёрной звездой,
И бездны его глубоки.
Я прячу в себе такую же тьму
Под маской желтого шелка,
Лицо собрав себе самому
Из костяных осколков.
С. Аверкин
Помните: страх, гнев и ненависть – всё это ведёт на тёмную сторону силы.
Опасайтесь Тёмной Стороны: стоит лишь раз ступить на неё, и она навсегда поглотит вас.
“Star Wars”
Оставив глаз угольки.
Коллапс восходит чёрной звездой,
И бездны его глубоки.
Я прячу в себе такую же тьму
Под маской желтого шелка,
Лицо собрав себе самому
Из костяных осколков.
С. Аверкин
Помните: страх, гнев и ненависть – всё это ведёт на тёмную сторону силы.
Опасайтесь Тёмной Стороны: стоит лишь раз ступить на неё, и она навсегда поглотит вас.
“Star Wars”
Уэко Мундо – странное место. В нём нет жизни, в этом мире мрака, и время над ним не властно, а холодные серые пески в мгновение ока заметают все следы прошлого. Казалось бы, не так давно смерч сильнейших реяцу бушевал в самом сердце этого мира, унося в иную вечность души Пустых и шинигами, оставляя неприступный Лас-Ночес лежать в руинах. Но мир мёртвых быстро зализывает свои раны, и сейчас ничто уже не напоминает о тех страшных событиях. Спекшийся песок скрыт холодными дюнами, рассеялись в прах тела и души, а Лас-Ночес вновь высится под беззвёздными небесами – ещё более огромный, чем раньше, и такой же пустынный. Эспады уж нет – война унесла почти всех их, лучших слуг самозваного ками, но Айзену нет нужды создавать новых. Его новый слуга стоит их всех – и даже больше. Его новый соратник важнее их всех – и не только их.
Шинигами больше не появляются в Уэко Мундо. Зимняя война была проиграна – проиграна в самый последний момент, проиграна неожиданно, целиком и полностью – и остатки Готей-13 с упорством смертников оберегают то, что осталось от некогда цветущего Общества Душ, самоотверженно сражаются с ордами Пустых, наводнивших мир живых после победы Айзена. Им теперь не до Уэко – слишком неравны силы.
Айзен знает, что осталось совсем немного времени до того, как последний шинигами сложит оружие, и Сейрейтей будет полностью уничтожен. Боги смерти, испокон веков безраздельно властвовавшие в мире духов, теперь потеряли слишком многих, потеряли слишком многое для того, чтобы продолжать бороться – они потеряли веру. А ведь именно вера всегда залог победы – уж это-то ками Айзен знает совершенно точно.
Бывший капитан Готей-13 давно уже на пике абсолютной власти: он – владыка обоих миров, нет воинов сильней, чем под его началом, нет силы страшней, чем в его руках. А когда последний шинигами развеется в прах, даже власть над самой судьбой будет принадлежать ему. И этого будет вполне достаточно, усмехаясь, думает Айзен.
В замке Лас-Ночес царит вечный холод, в бесконечных каменных лабиринтах гуляют сквозняки. Сквозняки проникают всюду, заглядывают они и в тронный зал, но тот, кто стоит у высокого резного окна, не чувствует холода. А ветер едва касается белого одеяния, чтобы тут же унестись прочь, словно даже он не в силах терпеть удушающе-тяжелую реяцу, исходящую от второго властелина мира мёртвых. Некоронованного – но детали не меняют сути. Удивительно, как двоевластие, невозможное в любом другом мире, здесь, в Уэко, не стало гибелью для трона.
Он для всех загадка, этот лучший слуга и ближайший соратник Айзена. Не аррканкар, конечно, нет. Хогиоку никогда не касался его, не дарил ему силу, потому что невозможно даровать ему то, что есть у него в избытке. Он не шинигами; его меч давно не похож на занпакто богов смерти – несущий лишь разрушение, он не может очищать; заклеймённый мраком, он не способен вести к свету. И давно уже не человек: слишком часто умирая, он ни разу не возрождался. И погибнув в последний, – умер навеки.
Он ощущает реяцу за многие мили, и уж точно слышит шаги, но не оборачивается, даже когда его плеч касается знакомая рука.
– Айзен.
Он никогда не добавляет “-сама”, но владыка, кажется, совсем не против такой фамильярности.
– Ты снова был в мире живых, – чуть укоряюще констатирует Соске. – И это при том, что я, кажется, говорил…
В подлунном мире не найдется смельчака, кто посмел бы перебивать владыку. Но некоторым позволено невозможное.
В подлунном мире не найдется безумца, рискнувшего бы пойти вопреки воле ками. Но некоторым разрешено всё.
– Мне было скучно, – странный шелестящий смешок эхом отражается от белых каменных стен. – При чём здесь ты? Мне просто было скучно.
– Неужели?
Айзен не выглядит недовольным, не убирает руки и лишь улыбается. Понимающе. Мягко. Так, как способен улыбаться только он один. Но те, кто умеют бояться, знают, что владыка одинаков и тогда, когда выражает одобрение, и тогда, когда убивает – с улыбкой на устах. Тот, кто не знает слова “страх” – лишь усмехается в ответ. Нервно вздрагивают уголки губ, глаза вспыхивают под пологом светлых ресниц. Они разного цвета, эти глаза. Один – живой, янтарно-карий, а другой нечеловеческий, матово-чёрный, мёртвый, с золотой искрой безумия внутри. И искра эта с каждым днём разгорается всё сильней.
– Тебе как всегда не хватает рациональности, Куросаки-кун, – едва ли не разочарованно вздыхает он. – Если было так скучно, мог бы посетить Общество.
Золотая искра ярко вспыхивает, губы изгибаются в широкой усмешке, по залу острыми звонкими осколками рассыпается смех.
– Сладкое лучше оставлять на десерт.
Владыка Лас-Ночес одобрительно улыбается. Свобода, – знает он, – привязывает лучше любого подчинения. Но и с ней нужно быть осторожным. Впрочем, не его учить, как создавать иллюзии.
Холеные руки почти нежно касаются рыжих волос, перебирают длинные пряди.
В зале ни ветерка.
.* * *
Ичиго не помнит своего прошлого – настоящее давно уже интересует его гораздо больше. Но изредка, редкими одинокими ночами, в его сознании рождаются странные бессвязные картины – то ли сны, то ли обрывки воспоминаний из какой-то прошлой жизни. Как давно она была, и была ли вообще, Ичиго не знает.
Сквозь плотный мрак, всегда окружающий его, он слышит женские крики. Женщина зовёт его по имени. Кажется, у неё серые глаза, думает Ичиго, очень грустные глаза, и рыжие волосы – точь-в-точь, как у него самого. Но он не помнит ни её лица, ни имени, да и не думает об этом.
Он видит громадные чёрные крылья и сгустившийся вокруг воздух, и огонь, словно молния, пылающий в чьих-то руках, и чувствует страх, боль и ненависть. И гнев – тёмный гнев – его Ичиго ощущает всегда очень живо, словно и не спит вовсе. Видит слёзы в серых глазах и странный живой свет, и медленно кружащийся пепел, и кровь на мече, и свой ужас. Чего так боится он – он, сейчас не страшащийся ничего, – Ичиго не знает.
А потом остаётся лишь чья-то насмешливая улыбка, и ощущение бесконечной решимости, и боль, и рассыпающийся чёрный полумесяц, остановленный голой рукой. И вновь улыбка – и снова боль – теперь уже в сердце. А потом один и тот же – или уже не один? – голос настойчиво шепчет в его ухо: “Ты не можешь проиграть, Куросаки. Ты ещё можешь победить – со мной. Ты ведь хочешь стать сильнее?..” И Ичиго мечется в плотных объятьях кошмара, снова и снова повторяя, что – да, хочет, хочет. Он должен обрести силу, любой ценой. Любой! И слышит смех – странно знакомый смех, и в нём – победа.
А потом сон прерывается, и Ичиго надолго погружается во мрак, в котором лишь изредка вспыхивают статичные, словно кадры слайд-шоу, картины.
Кровь, растекающаяся по песку.
Песок, спекшийся под ногами в сплошную, похожую на стекло, массу.
Горячий воздух, обжигающий легкие, и ощущение гигантской силы, бурлящей в крови.
И дикая боль, разрывающая тело, туманящая разум. Не безумие ли – смеяться, испытывая такое?..
И вновь в глубинах сознания он замечает ту проклятую улыбку, но не может увидеть всего лица.
Кровь течёт по рукам, по клинку странного чёрного меча – сейчас у меня другой меч, отвлечённо думает Куросаки, – всё кругом окрашивается в красный цвет. В ушах звучат крики, перед глазами встаёт стена пламени – и опадает, когда он, смеясь, вступает в неё...
Но самый мучительный момент всегда наступает, когда из пышущей жаром тьмы, скрывающей горящий город, тьмы, наполненной стонами и криками, выступает тонкое женское лицо. Короткие чёрные волосы на висках слиплись от крови, а в огромных сапфировых глазах стынет страх. Нет, не страх – ужас, перемешанный с болью и отчаянием, – такой мучительный, что Ичиго стонет и утыкается вспотевшим лбом в подушку, но сон не уходит. И он снова и снова обречён видеть обломки белой катаны, хрустящие, как лёд, под его ногами, и тонкую руку, до последнего тянущуюся к нему, и мириады стальных лепестков, летящих в лицо, и слышать, как в их звоне растворяется и тает чьё-то имя. Почему-то Ичиго кажется, что это имя ему знакомо. И он пытается вслушаться, угадать, произнести... Но всегда проваливается во тьму без возврата.
А потом прохладная ладонь касается лба, и Ичиго ощущает, как всё это отступает, расплывается туманом, уплывает – с каждым днём всё дальше и дальше, туда, куда уходят все сны и все забытые воспоминания. И когда на следующее утро он откроет глаза, в нём ещё меньше останется от того человека, что оплакивал во сне дорогую ему женщину.
Айзен невесомо касается его волос, отводит с лица влажные рыжие пряди.
– Это всего лишь кошмар, Куросаки-кун, – мягко произносит он. – Всего лишь кошмар.
А ты сам выбрал его.
Ты был слишком наивен, мальчик.
– Kudakero, Kyouka Suigetsu, – одними губами шепчет он, и улыбается.
Тот, кто не помнит своих ошибок, не может о них и пожалеть.
Тот, кто не сожалеет, никогда не усомнится.
Тот, кто не сомневается, никогда не свернёт со своего пути.
Уж это-то ками Айзен знает совершенно точно.
-
-
09.01.2010 в 11:24-
-
09.01.2010 в 11:46-
-
09.01.2010 в 12:00-
-
09.01.2010 в 19:46-
-
21.01.2010 в 02:45-
-
24.01.2010 в 22:38-
-
24.01.2010 в 22:55-
-
25.01.2010 в 17:33Princess Mishel, ты как всегда эмоционален, мой сёнен-айный друг! XDD Поздравляю с напечатыванием первых комментариев)))))