Название: "Ливень"
Автор: Daria_Lost
Фендом: Bleach
Бета: Aleore@Gatto
Рейтинг: детский
Пейринг: Укитаке/Бьякуя, намёки на Бьякуя/Хисана
Жанр: страшный ангст, немного слеш
Размер: драббл
Дисклеймер: Мир Кубо, травка из бункера
Статус: закончен
Предупреждения: сильно уж бред.Пафос.
Размещение: с этой шапкой,спросить.
От автора: Нереально.Просто нереально вставило с этой заявки, выполненной мною же Укитаке/Бьякуя, ночь после похорон Хисаны, «Можно, я останусь?» - «Нужно». NH!pay.diary.ru/~bleach-one-string-fest/p97759847.... . Спасибо заказчику, ибо без этого, наверняка, не было бы сего драббла...))
Прочесть
Хрупкая надежда, что появилась в сердце несколькими днями ранее, была растоптана, словно прекрасный цветок под чьими-то неаккуратными ботинками. Мир приобрёл странные краски и очертания, которые изредка в ночном полумраке пыльной комнаты то сливались воедино, то вновь крошились на части, рисуя перед глазами пугающие и в то же время манящие образы. Моросящий дождь за окном не прекращался, медленно, но верно превращая почву под ногами в сплошную грязь, будто нарочно желая досадить. Также этому, казалось, способствовал пронизывающий до костей ветер, от прикосновений которого не спасала даже особая утеплённая форма, сшитая специально для таких неожиданностей, что ране не утомляли ожиданием, исправно приходя по разу или два в определённый месяц года, держась всего пару дней. Холодящие морозы, посылающие толпы мурашек шествовать по всему телу, резко контрастировали со странной духотой, ставшей полноправной хозяйкой в доме аристократа. Было душно, невыносимо душно, настолько, что хотелось немедленно раздвинуть створки, впуская внутрь холодный воздух. Однако, лишь только стоило выполнить сие действие, как тотчас становилось зябко и возникало устойчивое желание закутаться в тёплый шерстяной плед, усевшись в мягкое, продавленное с годами кресло с чашечкой горячего, почти обжигающего чёрного чая. Вот только Кучики сейчас было не до чаёв, на него накатила странная апатия, сменяющаяся гневом, что никак не находил выхода, пылая чёрным огнём глубоко и яростно в душе, которая никак не находила себе места, терзаясь, кажется, с каждой секундою всё больше и сильнее. В нём не осталось абсолютно ничего старого из его прежних черт, всё исказилось, будто Хисана, покинув мужа и этот мрачный дом навеки, забрала с собою всё то, что делало более или менее счастливым самого Бьякую, изменив его отношение ко всему, переменив чувства. Остались лишь их редкие отголоски, постоянное покалывание в груди, да всепоглощающая ярость, появляющаяся с завидной частотой. Отголоски эти, как аристократ не старался, никак не мог распутать и разложить по полочкам, предварительно стерев со вторых пыль. Чувства эти были сродни спутавшемуся клубку змей, где уже не разберёшь, где чья голова, а нахождение хвоста и подавно. Противоречия часто приходили во сне, представая пред растерявшим всю свою спесь Кучики в виде двух враждующих сторон, настолько похожих и одновременно ничем не примечательных. Частенько они просто мило спорили, подначивая друг друга на всякие красивые слова и выражения, реже сердито, с непонятным самому Бьякуе рвением, ругались в зале суда с плотно задёрнутыми холщовыми занавесками, где седой старик с пухлым красным лицом с ожесточением стучал деревянным молоточком по идеально гладкой поверхности стола, усыпанной различными бумагами, по непонятной причине бывшими абсолютно пустыми.
Словом, все эти чувства и ощущения, нахлынувшие разом, повергли аристократа в некое подобие смятения. Разочарование и нежелание что-либо делать стали привычны, вот только с каждым разом как-то притуплялись, поверженные железной силой воли. Казалось, равнодушная маска со дня смерти Хисаны стала более прочной и ещё крепче прилепилась, как пиявка, к лицу Бьякуи, что оставался неизменно холоден. Подчинённые не заметили в нём изменений, лишь стыдливо отводили взгляды, перешёптываясь за спиной; а он на них и не смотрел. Помнится, в самый первый день после её смерти аристократ сидел, смотрел вдаль, на простирающуюся перед взором природу, и молчал, окидывая пустым взглядом всё то, что каким-то днём ранее ещё имело хоть какое-то значение. Сейчас же оно отошло на задний план, оставив лишь сверлящую, выедающую душу боль.
***
Аристократ медленно переставлял ноги, лёгкий ветерок трепал смоляные волосы, откидывая те на глаза, словно пытаясь скрыть мешки под ними. Вот идёшь, идёшь, посмотришь — а будто и не видит тебя вовсе, пройдёт мимо, не обронив ни единого слова, сверля пустым взглядом соседнее дерево, но никоим образом не тебя самого. А иногда кажется, что этот самый взгляд гуляет по твоей спине, словно выжигая сквозь хаори на коже цифру тринадцать. Наставник ни в чём его не винит, лишь изредка, оставшись наедине со своими склянками лекарств, тяжело вздыхает, понимая, что ничем не может помочь. Прошёл почти месяц со дня смерти Хисаны, а Кучики всё ещё никак не может хотя бы немного прийти в себя.
***
Укитаке внимательно разглядывает жирную подпись сотайчо на белом, чуть помятом Кёраку листе, сидя на берегу маленького прудика, скрестив ноги. Задумчиво покусывает нижнюю губу и, приняв решение, коротко чиркает кистью в нужном месте, рядом с печатью. Волосы его выбились из аккуратного хвоста, который капитан сделал несколькими часами ранее, разглядывая себя в зеркало и почему-то презрительно щурясь отражению, которое незамедлительно передразнивало его. Вечер лениво клонился к ночи, солнечный диск вяло опускался за горизонт, отражаясь в колыхающейся воде. Джууширо облегчённо откинул в сторону папку с надоевшими документами в ней, отставил руки назад, опираясь о землю с растущей зеленоватой травой. Юката, казалось, переливалась в лучах заходящего солнца, что делало синий цвет более насыщенным, примешивая в него новые оттенки, делая контуры белых вышитых драконов более изящными и загадочными, почти что живыми. Джусанбантай-тайчо немного поёжился, подумав, что не стоило так легко одеваться, чуть завидев потепление. Резкий порыв ветра заставил вздрогнуть и обернуться на небрежно кинутые на землю документы, которые рисковали быть унесёнными ветром, порывы которого с каждой секундой усиливались, судя по всему, в скором времени собираясь перейти в полноценный ураган. Однако, весь тот шум, что они создали за столь короткое время, заглушил шуршание приближающихся шагов, то замирающих на месте, то практически переходящих в бег.
— Учитель, — хриплый голос в паре метров от тайчо. Полубезумное выражение лица, в глазах так и сквозит безысходное отчаянье и глухая боль. Сердце вот-вот выскочит откуда-то из горла. Съехавший кенсейкан, растрепавшиеся чёрные волосы. Кучики. Это он. — Учитель...
Поначалу Укитаке испугали это осунувшееся лицо и этот взгляд, глядящий прямо в душу, а также нотки в голосе, близкие к истерике. «Бьякуя... — горько думает наставник. — Бьякуя...»
— Учитель, — и вот он ещё ближе, и ещё. Слова даются с превеликим трудом, словно на горле сомкнулась невидимая цепь. Аристократ останавливается совсем близко и тихо-тихо спрашивает, с затаённой надеждой в срывающемся голосе: — Она...правда мертва?
Словно холодной водой окатили… А ветер всё бушует. Укитаке переводит тяжёлый взгляд сначала на почти зашедшее за горизонт солнце, после на небо, спешно обволакиваемое иссиня-чёрными тучами, и, наконец, на замершего ученика, ждущего ответ. Короткий кивок. Быстрые шаги; папка, кинутая на землю, открыта, бумаги беспорядочно разлетаются во все стороны. Объятие. Кучики не сопротивляется, не вырывается, просто стоит, крепко закрыв глаза, обхваченный неожиданно сильными руками учителя. Голова опущена на плечо сенсея, руки безвольно болтаются вдоль туловища, как тряпки. Аристократ весь дрожит и вот ноги, еле держащие его, подкашиваются, он сползает вниз, утыкаясь носом куда-то в живот наставнику, от которого пахнет лекарственными травами.
— Бьякуя... — Укитаке еле сдерживается, чтобы не упасть рядом. Аристократ же крепко обнимает его за талию, прижимаясь сильнее, словно в беззвучной попытке сдержать слёзы. И так больно на сердце, словно ещё не затянувшуюся рану прижигают раскалённым железом. Джууширо, не разрывая объятий, аккуратно приседает рядом, чувствует неровное сбивчивое дыхание, обжигающее шею. Руки Кучики, подрагивая, стягивают синюю ленту с длинных белых волос, зарываются в них. Ветер прекращается, сменяясь дождём, чьи капли беспорядочно падают с неба, барабаня по зелёным листьям и водной глади пруда. Почти что ливень. Укитаке аккуратно выплетает из намокших чёрных волос кенсейкан, кладя его на ледяную землю, немного отводит голову аристократа от своего плеча, касается замерзшими посиневшими губами холодного лба немного выше нахмуренной брови, чуть слышно шепчет: «Бьякуя... Бьякуя... Ну что же ты...» А после продолжает обнимать ученика, плечи которого изредка вздрагивают, а ливень умело заглушает рыдания, сквозь которые пробиваются слова: "Я же запретил ей... Запретил умирать..." И не поймёшь, от дождя ли намокла юката или же от горячих солёных слёз.
Чуть обождав, Джууширо начинает медленно подниматься, потянув за собой вконец продрогшего аристократа.
Джусамбантай-тайчо не помнит, как дотащил Бьякую до своего дома, как, приобняв Кучики, прошёл внутрь. Зато в памяти чётко отпечаталась проглядывающая через пелену дождя полная луна, что одиноко висела на чёрном небе, освещая и без того бледное лицо капитана. Казалось, она вот-вот расплывётся в довольной приторной улыбке и презрительно подмигнёт, увидев истинные чувства Укитаке, чьи глаза говорят красноречивее всяких слов.
Так и уснули, промокшие, рухнув на деревянные доски пола, не разжимая объятий. Сначала Бьякуя, крепко вцепившись в съехавшую синюю юкату с вышитыми драконами на ней, уснул прямо на груди сенсея, там, где часто-часто бьётся сердце. А после и сам наставник, стараясь подавить кашель, что норовил разорвать горло.
***
Джууширо о многом сожалеет. О своей болезни, о смерти близких людей, что не смог предотвратить, наконец о том, что с Бьякуей его ничего не ждёт. Потому что между ними нет такого чувства, как любовь. То чувство, что между ними, сильнее…
Автор: Daria_Lost
Фендом: Bleach
Бета: Aleore@Gatto
Рейтинг: детский
Пейринг: Укитаке/Бьякуя, намёки на Бьякуя/Хисана
Жанр: страшный ангст, немного слеш
Размер: драббл
Дисклеймер: Мир Кубо, травка из бункера
Статус: закончен
Предупреждения: сильно уж бред.Пафос.
Размещение: с этой шапкой,спросить.
От автора: Нереально.Просто нереально вставило с этой заявки, выполненной мною же Укитаке/Бьякуя, ночь после похорон Хисаны, «Можно, я останусь?» - «Нужно». NH!pay.diary.ru/~bleach-one-string-fest/p97759847.... . Спасибо заказчику, ибо без этого, наверняка, не было бы сего драббла...))
Прочесть
Хрупкая надежда, что появилась в сердце несколькими днями ранее, была растоптана, словно прекрасный цветок под чьими-то неаккуратными ботинками. Мир приобрёл странные краски и очертания, которые изредка в ночном полумраке пыльной комнаты то сливались воедино, то вновь крошились на части, рисуя перед глазами пугающие и в то же время манящие образы. Моросящий дождь за окном не прекращался, медленно, но верно превращая почву под ногами в сплошную грязь, будто нарочно желая досадить. Также этому, казалось, способствовал пронизывающий до костей ветер, от прикосновений которого не спасала даже особая утеплённая форма, сшитая специально для таких неожиданностей, что ране не утомляли ожиданием, исправно приходя по разу или два в определённый месяц года, держась всего пару дней. Холодящие морозы, посылающие толпы мурашек шествовать по всему телу, резко контрастировали со странной духотой, ставшей полноправной хозяйкой в доме аристократа. Было душно, невыносимо душно, настолько, что хотелось немедленно раздвинуть створки, впуская внутрь холодный воздух. Однако, лишь только стоило выполнить сие действие, как тотчас становилось зябко и возникало устойчивое желание закутаться в тёплый шерстяной плед, усевшись в мягкое, продавленное с годами кресло с чашечкой горячего, почти обжигающего чёрного чая. Вот только Кучики сейчас было не до чаёв, на него накатила странная апатия, сменяющаяся гневом, что никак не находил выхода, пылая чёрным огнём глубоко и яростно в душе, которая никак не находила себе места, терзаясь, кажется, с каждой секундою всё больше и сильнее. В нём не осталось абсолютно ничего старого из его прежних черт, всё исказилось, будто Хисана, покинув мужа и этот мрачный дом навеки, забрала с собою всё то, что делало более или менее счастливым самого Бьякую, изменив его отношение ко всему, переменив чувства. Остались лишь их редкие отголоски, постоянное покалывание в груди, да всепоглощающая ярость, появляющаяся с завидной частотой. Отголоски эти, как аристократ не старался, никак не мог распутать и разложить по полочкам, предварительно стерев со вторых пыль. Чувства эти были сродни спутавшемуся клубку змей, где уже не разберёшь, где чья голова, а нахождение хвоста и подавно. Противоречия часто приходили во сне, представая пред растерявшим всю свою спесь Кучики в виде двух враждующих сторон, настолько похожих и одновременно ничем не примечательных. Частенько они просто мило спорили, подначивая друг друга на всякие красивые слова и выражения, реже сердито, с непонятным самому Бьякуе рвением, ругались в зале суда с плотно задёрнутыми холщовыми занавесками, где седой старик с пухлым красным лицом с ожесточением стучал деревянным молоточком по идеально гладкой поверхности стола, усыпанной различными бумагами, по непонятной причине бывшими абсолютно пустыми.
Словом, все эти чувства и ощущения, нахлынувшие разом, повергли аристократа в некое подобие смятения. Разочарование и нежелание что-либо делать стали привычны, вот только с каждым разом как-то притуплялись, поверженные железной силой воли. Казалось, равнодушная маска со дня смерти Хисаны стала более прочной и ещё крепче прилепилась, как пиявка, к лицу Бьякуи, что оставался неизменно холоден. Подчинённые не заметили в нём изменений, лишь стыдливо отводили взгляды, перешёптываясь за спиной; а он на них и не смотрел. Помнится, в самый первый день после её смерти аристократ сидел, смотрел вдаль, на простирающуюся перед взором природу, и молчал, окидывая пустым взглядом всё то, что каким-то днём ранее ещё имело хоть какое-то значение. Сейчас же оно отошло на задний план, оставив лишь сверлящую, выедающую душу боль.
***
Аристократ медленно переставлял ноги, лёгкий ветерок трепал смоляные волосы, откидывая те на глаза, словно пытаясь скрыть мешки под ними. Вот идёшь, идёшь, посмотришь — а будто и не видит тебя вовсе, пройдёт мимо, не обронив ни единого слова, сверля пустым взглядом соседнее дерево, но никоим образом не тебя самого. А иногда кажется, что этот самый взгляд гуляет по твоей спине, словно выжигая сквозь хаори на коже цифру тринадцать. Наставник ни в чём его не винит, лишь изредка, оставшись наедине со своими склянками лекарств, тяжело вздыхает, понимая, что ничем не может помочь. Прошёл почти месяц со дня смерти Хисаны, а Кучики всё ещё никак не может хотя бы немного прийти в себя.
***
Укитаке внимательно разглядывает жирную подпись сотайчо на белом, чуть помятом Кёраку листе, сидя на берегу маленького прудика, скрестив ноги. Задумчиво покусывает нижнюю губу и, приняв решение, коротко чиркает кистью в нужном месте, рядом с печатью. Волосы его выбились из аккуратного хвоста, который капитан сделал несколькими часами ранее, разглядывая себя в зеркало и почему-то презрительно щурясь отражению, которое незамедлительно передразнивало его. Вечер лениво клонился к ночи, солнечный диск вяло опускался за горизонт, отражаясь в колыхающейся воде. Джууширо облегчённо откинул в сторону папку с надоевшими документами в ней, отставил руки назад, опираясь о землю с растущей зеленоватой травой. Юката, казалось, переливалась в лучах заходящего солнца, что делало синий цвет более насыщенным, примешивая в него новые оттенки, делая контуры белых вышитых драконов более изящными и загадочными, почти что живыми. Джусанбантай-тайчо немного поёжился, подумав, что не стоило так легко одеваться, чуть завидев потепление. Резкий порыв ветра заставил вздрогнуть и обернуться на небрежно кинутые на землю документы, которые рисковали быть унесёнными ветром, порывы которого с каждой секундой усиливались, судя по всему, в скором времени собираясь перейти в полноценный ураган. Однако, весь тот шум, что они создали за столь короткое время, заглушил шуршание приближающихся шагов, то замирающих на месте, то практически переходящих в бег.
— Учитель, — хриплый голос в паре метров от тайчо. Полубезумное выражение лица, в глазах так и сквозит безысходное отчаянье и глухая боль. Сердце вот-вот выскочит откуда-то из горла. Съехавший кенсейкан, растрепавшиеся чёрные волосы. Кучики. Это он. — Учитель...
Поначалу Укитаке испугали это осунувшееся лицо и этот взгляд, глядящий прямо в душу, а также нотки в голосе, близкие к истерике. «Бьякуя... — горько думает наставник. — Бьякуя...»
— Учитель, — и вот он ещё ближе, и ещё. Слова даются с превеликим трудом, словно на горле сомкнулась невидимая цепь. Аристократ останавливается совсем близко и тихо-тихо спрашивает, с затаённой надеждой в срывающемся голосе: — Она...правда мертва?
Словно холодной водой окатили… А ветер всё бушует. Укитаке переводит тяжёлый взгляд сначала на почти зашедшее за горизонт солнце, после на небо, спешно обволакиваемое иссиня-чёрными тучами, и, наконец, на замершего ученика, ждущего ответ. Короткий кивок. Быстрые шаги; папка, кинутая на землю, открыта, бумаги беспорядочно разлетаются во все стороны. Объятие. Кучики не сопротивляется, не вырывается, просто стоит, крепко закрыв глаза, обхваченный неожиданно сильными руками учителя. Голова опущена на плечо сенсея, руки безвольно болтаются вдоль туловища, как тряпки. Аристократ весь дрожит и вот ноги, еле держащие его, подкашиваются, он сползает вниз, утыкаясь носом куда-то в живот наставнику, от которого пахнет лекарственными травами.
— Бьякуя... — Укитаке еле сдерживается, чтобы не упасть рядом. Аристократ же крепко обнимает его за талию, прижимаясь сильнее, словно в беззвучной попытке сдержать слёзы. И так больно на сердце, словно ещё не затянувшуюся рану прижигают раскалённым железом. Джууширо, не разрывая объятий, аккуратно приседает рядом, чувствует неровное сбивчивое дыхание, обжигающее шею. Руки Кучики, подрагивая, стягивают синюю ленту с длинных белых волос, зарываются в них. Ветер прекращается, сменяясь дождём, чьи капли беспорядочно падают с неба, барабаня по зелёным листьям и водной глади пруда. Почти что ливень. Укитаке аккуратно выплетает из намокших чёрных волос кенсейкан, кладя его на ледяную землю, немного отводит голову аристократа от своего плеча, касается замерзшими посиневшими губами холодного лба немного выше нахмуренной брови, чуть слышно шепчет: «Бьякуя... Бьякуя... Ну что же ты...» А после продолжает обнимать ученика, плечи которого изредка вздрагивают, а ливень умело заглушает рыдания, сквозь которые пробиваются слова: "Я же запретил ей... Запретил умирать..." И не поймёшь, от дождя ли намокла юката или же от горячих солёных слёз.
Чуть обождав, Джууширо начинает медленно подниматься, потянув за собой вконец продрогшего аристократа.
Джусамбантай-тайчо не помнит, как дотащил Бьякую до своего дома, как, приобняв Кучики, прошёл внутрь. Зато в памяти чётко отпечаталась проглядывающая через пелену дождя полная луна, что одиноко висела на чёрном небе, освещая и без того бледное лицо капитана. Казалось, она вот-вот расплывётся в довольной приторной улыбке и презрительно подмигнёт, увидев истинные чувства Укитаке, чьи глаза говорят красноречивее всяких слов.
Так и уснули, промокшие, рухнув на деревянные доски пола, не разжимая объятий. Сначала Бьякуя, крепко вцепившись в съехавшую синюю юкату с вышитыми драконами на ней, уснул прямо на груди сенсея, там, где часто-часто бьётся сердце. А после и сам наставник, стараясь подавить кашель, что норовил разорвать горло.
***
Джууширо о многом сожалеет. О своей болезни, о смерти близких людей, что не смог предотвратить, наконец о том, что с Бьякуей его ничего не ждёт. Потому что между ними нет такого чувства, как любовь. То чувство, что между ними, сильнее…
-
-
01.03.2010 в 21:31в смысле очень-очень понравилось)Жуть как не умею оставлять комментарии.
-
-
01.03.2010 в 22:09Спасибо...))
-
-
01.03.2010 в 22:20-
-
01.03.2010 в 22:23да я уже заметила.
Потому и коммент удалила.
Неудобно получилось.
-
-
01.03.2010 в 22:24