Летний фотосет в юкатах. ГинРан

[KleoSakuratyan]

Эмм. Фотосессия ГинРан ориджинал, ибо в юкатах. Захотели сделать что-то летнее, яркое.
Мы начинающие косплееры, потому не судите строго. +_+
Фотограф - Shion Rat
Ичимару Гин- косплеер Мэй
Матсумото Рангику - косплеер КлеоСакура
Ах, да. Фоточки под катом. Много (превью) +_+, ибо постящий не знает меры. +_+
Заранее извините ^^ Но делали мы его с душой.

@темы: Рангику, Гет, Гин

---

4 моих клипа

[Tarun Tao]

Размер: 19 Мб
формат: WMV
музыка: Канцлер Ги "Рыжий"
персонаж: Ичиго

ни один Ичиго в процессе не пострадал

Размер: 72 Мб
формат: WMV
музыка: Виктор Цой "Звезда по имени Солнце"
персонаж: Ичиго

попытка философии

Размер: 34 Мб
формат: MP4
музыка: Канцлер Ги "Воздушный король"
персонаж: Айзен



Размер: 39 Мб
формат: MP4
музыка: Канцлер Ги "Песня о мёртвой долине"
персонажи: Эспада и их фрасьоны

@темы: Ичиго, Уэко Мундо, Айзен, Арранкары, Клипы

---

"Бойтесь своих желаний"

[Лейтенатор]

Желание первое: любовь

Название: Сакура
Автор: Лейтенатор
Персонажи: Айзен, Хинамори, Гин
Фандом: Блич
Жанр: ангст, АУ
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: размещение только с разрешения автора
Дисклеймер: герои принадлежат Кубo
Примечание: Написано для  Wild_BerrY по этому арту

смотреть

Bleach. Bloody sakura. by ~jen-and-kris on deviantART


- Ты не оставишь нас одних на минуту, Гин?
Тихий смешок — и серая тень отлепляется от стены, исчезает в темноте с протяжным: «Скооолькооо пожелааете, Айзен-тайчоо».
- Нам много не понадобится. Правда, Хинамори-кун?
Она, конечно, не отвечает ему, но Айзен знает, что она согласилась бы с каждым его словом — даже сейчас. Он немного сокрушенно качает головой: ах, какая досада, ведь он и вправду мог попросить об этом девушку, пока ты еще была жива.
Впрочем...
Он садится на пол, изящно скинув и отложив в сторону хаори. Не хватало еще запачкать его, правда? Всё должно быть красиво сейчас. Как хотела его маленькая девочка.
Жизнь еще бьётся в ней, вырываясь наружу пульсирующими толчками. Айзен достает из рукава кисть — словно фокусник — и погружает её в густую, вязкую, горячую жизнь, которая стремительно вытекает из Момо.
Снимает мешающие очки — он наденет их потом опять, ненадолго, раз того требуют правила карнавала. Все в масках — разве он может перечить этой красивой традиции?
На полу расцветает и колышется на ветру сакура. Каждый цветок будто дышит, лепестки раскрываются и смыкаются снова, как губы Хинамори, которая хрипло пытается задержать в легких хоть капельку жизни. Айзен замечает, как она поворачивает к нему голову.
- Смотри, Хинамори-кун. Правда, красиво? Всё, как ты хотела. Ты ведь давно — помнишь, так давно — попросила меня нарисовать тебе сакуру. Ты верила, что человек с такой безупречной каллиграфией наверняка окажется прекрасным художником. Ну как — я тебя не разочаровал?
Глаза Хинамори закрываются. Айзен добавляет пару штрихов, поднимается и набрасывает на плечи хаори. Смотрит на неё ласково.
- Видишь, моя хорошая — я не забыл о твоей просьбе. Я всегда исполняю желания тех, кто меня об этом попросит.

Желание второе: месть

Название: Боль
Автор: Лейтенатор
Персонажи: Гин, Айзен
Фандом: Блич
Жанр: ангст, АУ
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: размещение только с разрешения автора
Дисклеймер: герои принадлежат Кубo
Примечание: Написано для  Glaz* по заявке «Айзен+Гин, Гин вырезает Хогиоку из груди/сердца Айзена. Оба должны при этом испытывать страдания... не только физические, разумеется)»


Вырвать сразу одним махом, как он хотел — не получается. Пальцы вязнут в груди Айзена, словно в болоте, и Гин знает, как тому больно сейчас, даже не поднимая взгляда от Хогиоку в своих пальцах к бледному лицу. Ничего. Потерпишь. Ну же, давай, поддавайся...
- Оно не хочет, - ласково и печально говорит Айзен, но угол его губ дергается, и из него сочится тонкая струйка крови. Ичимару всё же решается посмотреть ему в глаза. - Хогиоку само выбирает себе хозяина, Гин. Оно не хочет перейти в твои руки. Прости.
- Нет, - Гин судорожно стискивает зубы и тянет на себя изо всех сил.
- Нет — не отступишься? Или нет — не простишь?
Ичимару вздрагивает.
- Чем я так обидел тебя, Гин? - голос втекает в уши медовой патокой. Ичимару трясет головой и, не выпуская Хогиоку из цепких пальцев одной руки, другою уже тянется к занпакто. - Скажи мне, и я всё исправлю.
На секунду Гину кажется, что он и вправду может всё исправить по доброй воле — достаточно просто попросить. Но потом он возвращается взглядом к лицу Айзена и понимает: всё это ложь, очередная ложь, иллюзия, от нарочитой красоты и тщательной продуманности которой давно сводит скулы. Из слов «добрая», «воля» и «Айзен» ничего не сложится. Маска нового бога трещит по швам: ему больно так, что видно, как он кусает щеку изнутри, как дрожат его губы и лихорадочно сверкают глаза. Тяжело расставаться с тем, чего так долго жаждал, правда, Айзен? О чём так долго мечтал? Что давно стало частью тебя самого, вплавившись в сердце намертво? Тяжело тебе?
- Мне больно, Гин. Не нужно. Пожалуйста.
Гин лихорадочно соображает. Хогиоку исполняет желания своего владельца, ведь так? Значит, если бы Айзен попросил избавить его от боли и убить Ичимару — Хогиоку бы давно сделало это, да? Выходит, оно просто... В раздумьях. Ну, ничего. Мы ему поможет.
Пальцы давно изрезаны в кровь острыми гранями его мечты. Они соскальзывают с Хогиоку, но Гин упрямей какого-то камня. Он достает из ножен меч и приставляет острие к кромке раны, пузырящейся кровью. Кажется, там, где плоть соприкасается с Хогиоку, она закипает. Наверное, это очень...
- Больно? - Гин смотрит Айзену прямо в глаза. Тот молча кивает. - Мне тоже больно. Все эти годы, каждый проклятый день — мне больно. Поэтому ты потерпишь столько, сколько мне потребуется. Можешь просто смотреть на меня и учиться тому, что нужно делать, когда тебе больно, - хрипло отвечает Гин и наваливается всем телом на рукоять.

Желание третье: забвение

Название: В темноте
Автор: Лейтенатор
Персонажи: Ичиго, Гриммджо, Айзен
Фандом: Блич
Жанр: ангст, АУ
Рейтинг: PG
Размер: драббл
Размещение: только с разрешения автора
Дисклеймер: герои принадлежат Кубo
Примечание: написано по заявке  Crazy Phoenix - "Гримм: "Трудно найти чёрную кошку в темной комнате... Особенно, если её там нет."
Ичиго: "Но ты - белая кошка, Гриммджо. И я найду тебя. Обещаю".



Ичиго вытягивает руки вперед и снова натыкается на воздух. Ему кажется, что он проваливается в пропасть; каждый шаг - это очередной полёт в пустоту. С каждым шагом из памяти стирается что-то важное, пропадают воспоминания о том, что это такое - ощущения, звуки. Прикосновения.
Его ладони касаются жесткие пальцы, сжимают резко и тут же пропадают. Ичиго кидается вперед, но вновь пропарывает всем телом воздух, словно он - клинок. Он и стал клинком в финальной битве. Жаль, это не помогло.
- А чудесную игрушку нам подарил Айзен-сан, а? Как ты считаешь? - Гриммджо хохочет. Ичиго знает, что тот скалится - ему не нужно для этого даже открывать глаза. Он и не может: когда перед ним, поверженным, новый бог и победитель убивал одного за другим всех близких, Ичиго заорал так, что казалось, на шее лопнут от напряжения жилы:"Нет! Хватит! Я не хочу этого видеть!!".
- Как пожелаешь, - ласково ответил Айзен. И исполнил желание.

- Трудно найти чёрную кошку в темной комнате... Особенно, если её там нет, - смеется Джаггержек.
- Но ты - белая кошка, Гриммджо. И я найду тебя. Обещаю.
Ичиго делает глубокий вдох - и шагает вперед.

@темы: Ичиго, Ангст, АУ, Айзен, PG13, Драбблы, Драма, Гин, Гриммджо, Фанфики

---

[Amadeya]

Тема: Bleach, random yaoi
Количество: 24
Размер: 120x120

......

Смотреть

@темы: Ангст, Аватары, Слэш

---

Блич 342 - сравнения

[Наччан]

Рада снова приветствовать вас)) Филлеры окончены, прощание показано, следующая остановка - фуллбрингеры.

всего 8 штучек

Вот и вернулись к тому, на чем закончили)






И да, извините, что теперь всё будет с обменников.

@темы: Коллажи

---

Клип Eye of the tiger

[Sarina_Amazon]

Размер: 25 мб
формат: avi
музыка: Survivor - Eye Of The Tiger
персонаж Куросаки Ичиго, мелькают Гриммджо, Орихиме и Рукия



Тапки сильно не кидать)))

@темы: Ичиго, Рукия, Орихиме, Клипы, Гриммджо

---

Небо в моих руках

[KarrakatitsA]

Автор: Karrakatitsa.
Бета: Abigail.
Персонажи/Пейринг: Гриммджо/Рукия, Ичиго/Орихиме.
Рейтинг: G.
Жанр: романтика, флафф.
Размер: драббл.
Предупреждение: АУ. ООС.
Статус: закончен.
Дисклеймер: Все принадлежит Кубо.
От автора: даю я вам на растерзанье сей скромный фанфик...



Иноуэ была красива как никогда. Белоснежное подвенечное платье, простое и в то же время изящное, безупречно сидело на девушке. Фата, чуть скрывавшая её лицо, идеально обрамляла голову девушки. Безукоризненно белые перчатки еще более подчёркивали грациозность Орихиме. И сейчас даже не верилось, что всего-то три часа назад Иноуэ, поскользнувшись, могла упасть в лужу. Или снести на полном ходу столик с едой. Или путаться в полах платья. Или…

Сейчас в это просто не верилось. Потому что именно сейчас Орихиме была похожа на лебедя… Да, именно на лебедя. Чистого, изящного, прекрасного и грациозного. Кружащегося в танце со своим мужем Ичиго.

Ичиго… Никогда еще девушка не видела Куросаки таким счастливым. Да, конечно, были моменты, когда он улыбался, радовался, смеялся. Но сейчас он был искренне и неудержимо счастлив. Как и Орихиме. Они идеально подходили друг другу.

Такие мысли витали в голове Рукии, когда она смотрела на танец новобрачных. Женщина просто стояла в стороне и улыбалась. Она была рада тому, что её друзья вместе нашли своё счастье…

Из потока мыслей её вывел такой знакомый и родной голос.

- Эй, ты чего стоишь в сторонке, как бедный родственник?

Повернув голову, она увидела Гриммджо, который тоже смотрел на молодоженов. Костюм прекрасно шел ему, делая Джаггерджака еще более желанным. Бокал вина в руке дополнял картину. Даже небесно-голубые волосы не нарушали этот образ.

С трудом отведя от него взгляд, Рукия вновь посмотрела на Ичиго и Орихиме.

- Не хочу танцевать. Тем более я хотела танцевать со своим мужем, а он куда-то испарился, - с обидой произнесла она.

Мужчина усмехнулся, поставил бокал на стоящий рядом столик и подошел к Рукии сзади, обхватив её руками чуть выше живота. Та, откинув голову ему на спину, расслабленно вздохнула.

- Я так рада за них. Они нашли друг друга.

- Ты хочешь сказать, они два сапога пара?

Женщина грозно глянула на ухмыляющегося Гриммджо.

- Нет, не это. Я хотела сказать, что вместе Ичиго и Орихиме будут счастливы. Я это точно знаю.

- Это можно было заметить. Она-то всегда его любила, только этот олух долго этого не замечал, а потом еще тянул кота за хвост с этим предложением.

Рукия насмешливо фыркнула.

- Тебя что ли тянул за хвост?

- Ах ты …

С этими словами он еще крепче сжал её в своих объятьях и начал дуть женщине в ушко. Та сдержанно хихикала, пытаясь вырваться из его хватки. Точнее делала вид, что пытается.

Спустя несколько минут «борьбы» Гриммджо прекратил «пытку».

- Я тоже рад, что теперь они муж и жена. Я боялся, что…

Гриммджо замолк, и Рукии это не понравилось. Она выскользнула из его объятий и, коснувшись пальцами его лица, заставила его посмотреть на себя.

- Гриммджо Джаггерджак, я вас не узнаю. Что это за меланхоличный настрой? Ичиго всегда был мне другом и только другом. Не более.

Несколько мгновений мужчина рассматривал нахмуренное лицо своей жены и затем рассмеялся, прижав к себе Рукию.

- Верно… Теперь ты моя. Это не обсуждается и обжалованию не подлежит.

Женщина засмеялась.

- Собственник…

Внезапно Рукия отстранилась и взглянула на мужа. В её глазах плескалось несоизмеримое счастье.

- Ребёнок толкнулся…

- Правда?

Резко присев, Гриммджо прислонил ухо к животу женщины.

- Точно, толкается. Да еще так сильно. Точно мальчик будет…

Искренняя улыбка осветила лицо мужчины. Рукия, поддавшись порыву, запустила пальцы в яркие, когда-то давно казавшиеся такими ядовитыми, волосы мужа, радостно засмеявшись…

Сегодня Орихиме получила в свои руки целое солнце, в то время как Рукии уже давно принадлежат небеса.

@темы: Ичиго, Рукия, АУ, Орихиме, Флафф, Гет, Драбблы, Гриммджо, G, Фанфики

---

[vena dih]

[16] Bleach

more

@темы: Аватары

---

Осень перед бурей

[Локи 7281]

Название: Осень перед бурей.
Автор:  Локи 7281
Бета: Я сам по себе мальчик, свой собственный
Пейринг | Персонажи: Хирако Шинджи/Унохана Рецу
Жанр: Романс
Рейтинг: PG
Дисклеймер: Не мое.
Саммари: Он влюблен, а ей... две тысячи лет.
Авторские примечания: Меланхолия, местами POV Шинджи.
Размещение: с разрешения автора

Фанфик был написан на Сентябрьский Фестиваль

"Осень вновь напомнила душе о самом главном,
Осень, я опять лишен покоя."
"Что такое осень", ДДТ

Осень в этом году выдалась неприветливая, как скупая хозяйка при виде нежданных гостей. Тяжелое низкое небо, затянутое грязно-серыми, похожими на мокрую пыльную вату облаками, будто бы давит на плечи. Бесконечный моросящий дождь и густые туманы по утрам, в которых, как в болоте, вязнут по самые крыши все окрестные строения. В такую осень здорово сходить с ума или тихо умирать от старости. Я бы предпочел второе, если бы меня спросили.

***

- Добрый вечер, Хирако-тайчо.
Шинджи вздрогнул и обернулся. Он и сам не заметил, как, задумавшись, добрел до казарм Четвертого отряда.
- Кому добрый, Унохана-тайчо, - буркнул Хирако. - А кому и не очень.
Рецу понимающе улыбнулась.
- Вы не любите осень, - она не спрашивала.
- А что в ней хорошего? Сырость? Грязь?
- Она бывает красивой, - возразила Унохана. - И теплой. Просто это другая красота.
Хирако не ответил. Согласиться он не мог, а спорить не хотел. В конце концов, может быть, ей действительно нравится вся это слякоть.
Молчание затягивалось, и Шинджи уже готов был попрощаться и отбыть восвояси, но Унохана, чуть склонив голову набок, произнесла:
- У вас нездоровый вид.
- Спасибо, - уныло протянул Хирако, - за комплимент. Назначите мне какое-нибудь лекарство? Или кидо-терапию?
Шинджи не хотел грубить. Просто нервы были ни к черту. Да и... он действительно ненавидел осень.
- Всего лишь травяной чай. Он успокоит вас.
Хирако нарочито расслабленно оперся плечом о стену казармы. Может, ему и паршиво, но показывать этого он не собирался.
- Почему вы считаете, что мне нужно успокоиться?
- Вы поджимаете губы, - ответила Рецу.
Шинджи удивленно моргнул. Только после ее слов он почувствовал, что мышцы лица будто одеревенели от постоянного напряжения.
- Зайдите в восемь, я попрошу Исане помочь вам, - Унохана улыбнулась на прощание. - До вечера, Хирако-тайчо.

***

Вы удивительно проницательны, Унохана-сан. А может, это я как открытая книга? Жаль, если все же второе.
Знаете, я всегда хотел быть загадочным и туманным, как блуждающие огни на болоте. Хотел быть хитрым и изворотливым, видеть людей насквозь и всегда чувствовать опасность. А что же на самом деле? Скажите, Рецу-сан, удалось ли мне приблизиться к своему идеалу?

Конечно, я не пошел в Четвертый отряд сам, я послал туда Айзена. А потом почему-то об этом пожалел.
Соуске принес маленький бумажный сверток, от которого пахнет лесом и августом. Аромат сушеных трав приводит меня в благодушное настроение, и я сам завариваю чай. Где-то в запасниках у меня еще оставалась баночка кленового сиропа и контрабандный генсейский шоколад.
А я ожидал запаха лекарств и больничной безнадежности. Вы удивили меня, Рецу-сан.

***

- Спасибо за чай, Унохана-тайчо, - искренне поблагодарил Хирако.
- Не за что, - улыбнулась капитан Четвертого отряда. - Ваша бессонница отступила?
Шинджи дернулся, как от пощечины.
- Как вы?.. А впрочем, - Хирако досадливо отмахнулся, - это ваша работа, верно?
Унохана чуть склонила голову, то ли соглашаясь, то ли извиняясь.

***

Как вы безнадежно правы, Рецу-сан! Эта сиплая душная бессонница, что приходит ко мне осенними дождливыми ночами. К рассвету она становится похожа на агонию. А потом вдруг ненадолго отступает, позволяя проваливаться в неглубокий изматывающий сон, пока не наступит позднее осеннее утро, не менее скверное, чем ночь.

Таким серым промозглым утром не хочется вылезать из постели. Сразу чувствуется усталость, и мысли, такие же серые и промозглые, лениво перетекают одна в другую, выстраивая иногда весьма причудливые цепочки ассоциаций.
Мой лейтенант приходит рано, принося мне стопки бесполезной отчетной макулатуры. Айзен отлично знает, как я ненавижу утро, и поэтому старается заходить пораньше. Я уверен, он делает это специально!
Меня тошнит от одного его вида: от уродливых очков на классически правильном лице, от приторности его голоса, от неторопливых движений, когда он перебирает листы бумаг, от его всегда безупречно чистых рук, в то время как я вымазываюсь в чернилах по локоть, едва беру в руки кисть. Есть во всем этом какая-то фальшь, какая-то червоточина.
Моя реяцу лимонного цвета и сильно кислит. Реяцу Айзена холодная и липкая, как осенний туман. Готов поспорить, что родился он в ноябре.

***

- Эй, Айзен! - окликнул лейтенанта Хирако, когда тот уже был в дверях.
Соуске обернулся. Он стоял, чуть ссутулив плечи, будто всегда готовый кланяться, и прижимал к груди стопку отчетов. Вся его поза, от легкой улыбки на губах до полуприкрытых глаз за толстыми стеклами очков, выражала тихое смирение с судьбой, пославшей ему сумасбродного начальника.
Айзен прекрасно знал, как это бесит Хирако, но не мог отказать себе в удовольствии лишний раз позлить и без того раздражительного от бессонницы капитана.
Шинджи скрипнул зубами, но сдержался.
- Какого числа у тебя день рождения?
- Простите? - Соуске удивленно вскинул брови.
Хирако прикрыл глаза и мысленно сосчитал до десяти. Он терпеть не мог попадать в глупые ситуации, а сейчас чувствовал себя полным идиотом.
- Какого числа, - повторил Шинджи, намеренно делая между словами паузы, - у тебя день рождения?
- Двадцать девятого мая.
Хирако тихо выругался. Весной! На самой границе с летом!
- Что ж, значит, и в мае бывают хреновые дни, да? - пробормотал Шинджи себе под нос, и уже громче, обращаясь к Айзену, бросил: - Свободен.

***

Что скажете, Унохана-сан? Я предвзят?

Я грею руки о кружку с чаем, вдыхаю горько-пряный аромат трав и думаю о вас. Сегодня я снова пойду прогуливаться к казармам Четвертого отряда. Быть может, мы снова случайно встретимся.

***

- Холодно сегодня, - поежился Хирако. - Хоть бы закурить, согреть легкие.
Дождя не было, но порывистый ветер то и дело норовил бросить в лицо пригоршни колючей водяной пыли. Шинджи уже порядком промок, и его волосы, напитавшись влаги, неприятно липли к щекам, но уходить он не спешил.
- Осмелюсь сказать банальность: курить вредно, - мягко возразила Унохана.
- И отлично, - отмахнулся Хирако. - Может, хоть это угробит мой бессмертный организм.
- Вам скучно, - покачала головой Рецу. - Только и всего. Я вас уверяю, смерть едва ли вас развлечет.
- А что развлечет?
- Жизнь.
- Здесь не живут. Здесь служат, - буркнул Хирако. - На благо Сейрейтея.
Унохана улыбнулась ничего не значащей улыбкой, может быть, соглашаясь, а может быть, просто не желая спорить.

***

Эта осень лениво обгладывает мои эмоции. Я вижу сны наяву, потому что не могу спать по-настоящему. Я смотрю своего лейтенанта, как пьеску в театре но: Айзен пронзает мне спину мечом, Айзен поджигает казармы, Айзен крадет онигири в столовой.
А иногда я вижу вас, Рецу-сан. Ваши волосы мокрые от дождя, и одна выбившаяся из косы прядка прилипла к виску. Как чернильный развод на белой бумаге.

Я болен, Унохана-тайчо. Болен бессонницей, паранойей и манией преследования. Болен кленовым сиропом, моросящим дождем и джазовой музыкой по вечерам. Я болен травяным чаем, что вы мне прописали, нашими полуслучайными встречами и полуслучайными разговорами. Я болен вами, Рецу-сан.

***

- Вам нужен соперник, Хирако-тайчо. Вы ищете его во всех, кто вас окружает, и находите в тех, кто не способен стать вашим другом. В вас слишком много жизненной энергии для мира мертвых, и вы не успеваете ее растрачивать. Поэтому вы потеряли сон, поэтому не доверяете своему лейтенанту. Вам нужно дать выход энергии, Хирако-тайчо. Вам нужен враг.
- Мне нравится ваш диагноз, Унохана-тайчо, - лениво усмехнулся Шинджи. - Но будь вы правы, мне бы не помог травяной чай.
- Едва ли он в силах спасти вас, - возразила Рецу, чуть нахмурившись, отчего между бровей пролегла морщинка. - Вы ведь по-прежнему плохо спите?
- Если когда-нибудь ваша теория подтвердится, я клянусь, я отрежу волосы и принесу их в жертву вашей проницательности. - Хирако склонился в легком шутливом поклоне. - Вы великий доктор, Унохана-тайчо, но я... просто болен этой осенью. Я приду в себя, когда выпадет первый снег.

***

Вы много улыбаетесь, Унохана-сан. И много хмуритесь. В ваших глазах больше жизни, чем во всем Сейрейтее, вместе взятом.
Я вновь случайно оказался у казарм Четвертого отряда, хотя погода не балует теплотой. Холодный ветер, моросящий дождь и испещренная мелкими оспинами дождевых капель поверхность луж - вот и все декорации на сегодня. Воздух тяжелый, прелый от опавшей листвы, и ему тесно в легких. Паршиво.
Такие дни люди проводят дома, закутавшись в одеяло и слушая шум дождя, который, говорят, усыпляет. А я в своей комнате, как в тюрьме. За ночь я успеваю пересчитать стада овец, выучить каждую трещину на потолке и, по крайней мере, сотню раз подумать о вас. Под утро стены уже, кажется, готовы задавить меня, и я едва способен дышать. У меня клаустрофобия на ранней стадии, боязнь собственной комнаты и туман в голове. Допишите это в мой диагноз, Унохана-сан.
Желто-красная листва под ногами, и кажется, что это части мозаики рассыпаны по земле, и если постараться, можно собрать горячий летний закат во все небо. Жаль, у меня не хватит терпения.
Эта осень меня убьет, Рецу-сан. В ней слишком много безнадежности и сырости. Я проржавею, как старый клинок.
Однажды вы сказали, что меня спасет жизнь. Взвесьте мне триста грамм, пожалуйста, и заверните в бумажную упаковку. Вечером мой лейтенант заберет ее вместе с чаем.

***

- Вам очень идет коса, Унохана-тайчо. Научите меня плести такую же?
Рецу улыбнулась одними глазами. Для Хирако осталось загадкой, поняла ли она его настроение или приняла сказанное за насмешку.
- Ваш травяной чай, должно быть, кончился. Я оставлю новую порцию у Исане.

***

На этот раз я сам отправился в Четвертый отряд. Не все же Айзена гонять, каким бы подозрительным гадом он мне ни казался!
На сердце у меня был туман похлеще, чем над Руконгаем по утру в ноябре. То мне хотелось идти быстрее, то, наоборот, повернуть домой. Я одновременно желал и боялся вас встретить: почему-то не отпускала мысль, что вы обижены на меня за мои слова. Черт возьми, как же я не люблю чувствовать себя идиотом!
На пороге меня встретила Исане и с улыбкой вручила небольшой бумажный сверток. И все.
Мне едва ли хватило бы мужества извиниться перед вами открыто, так что прошу прощения сейчас. Я не хотел вас обидеть, я просто... не умею быть обаятельным.
У меня есть должность капитана, банкай и еще три или четыре достоинства. Выходите за меня замуж, Рецу-сан.

Я... Кажется, я научился чувствовать ту осеннюю красоту, о которой вы мне говорили.

Я влюблен, Унохана-тайчо. Влюблен в свою бессонницу, в кленовый сироп и моросящий дождь. Я влюблен в джаз, травяной чай, что вы мне прописали, и в наши полуслучайные встречи. Я влюблен...

@темы: Гет, PG, Романс, Фанфики

---

Инвентаризация.

[Собирающая]

Название: Инвентаризация
Автор: Собирающая
Бета: нет
Рейтинг: ну...не знаю, дотягивает ли это до РG
Пейринг: очень легкий намек на Гриммджо/Улькиорра
Размер: мини
Жанр: юмор, стеб.
Дисклеймер: поиграюсь и положу на место.



Айзен-ками-сама пребывал не в самом лучшем расположении духа. С самого утра его осаждали жалобами обитатели Лас Ночес. То приходил повар, жалуясь на недостаток продуктов и испорченную бытовую технику, то Тоусен, в очередной раз лишившийся по милости Гриммджо своего любимого шарфика. Когда к нему пришел хмурый Улькиорра и пожаловался на недостаток комплектов постельного белья - все тот же Гриммджо любил по утрам слегка "почесать когти" - Айзен не выдержал.
- Так! Чтобы твердо знать, что у нас есть, а чего не хватает, необходимо провести тщательную инвентаризацию. - Айзен выпрямился на троне и посмотрел на невозмутимого Улькиорру. - Я поручаю это тебе как наиболее ответственному и организованному из всех. Результаты предоставишь завтра утром. Вопросы есть?
- Нет, Айзен-ками-сама. - Прочесть что-то по лицу Улькиорры было невозможно, но в этот раз на нем виднелась совершенно очевидная растерянность.
- Хорошо. Тогда можешь быть свободен.
Улькиорра вышел, предварительно поклонившись. Выйдя в коридор, он застыл возле стены с выражением глубокой озадаченности на лице.
- О чем задумался, Улькиорра-кун? - Незаметно подошедший Гин с интересом смотрел на арранкара.
- Айзен-ками-сама поручил мне провести инвентаризацию. А я не знаю, что это означает.
- О, нет ничего проще, - обрадовался Гин. - Я с удовольствием помогу тебе. Только нам понадобится, пожалуй... Подожди, я сейчас.
Гин умчался по коридору. Улькиорра проводил его равнодушным взглядом. Через несколько минут Гин вернулся, держа в руках несколько предметов.
- Инвентаризация, Улькиорра-кун, - начал Гин свою лекцию, - это перепись всего имеющегося в наличии. На каждый объект нужно поставить специальный инвентарный номер, а затем записать его в специальный список.
Он сунул в руки арранкару толстую тетрадь и ручку.
- Вот. Сюда будешь записывать. А это, - он покрутил в руках странного вида приборчик, - генератор случайных номеров. Смотри, нажимаешь этот рычажок и цифры с буквами меняются. Затем им же ставишь печать. Как видишь, все просто.
Гин продемонстрировал Улькиорре принцип действия прибора, несколько раз нажав на рычаг, а затем торжественно вручил устройство арранкару.
- Все понятно?
- Да, Ичимару-сама, за исключением одного момента. Вы сказали "объект". Следует ли понимать это так, что все, проживающие на территории Лас Ночес, тоже должны быть инвентаризированы?
На лице Гина появилась какая-то особо пакостная улыбочка.
- Разумеется, Улькиорра-кун. Разве я не сказал это? Забыл, видимо. Эх, старость-старость...
Улькиорра где-то с минуту обдумывал полученную информацию.
- В таком случае, мне, видимо, следует начинать с Айзена-ками-самы. - Пришел к выводу он.
- Нет-нет, - Гин испугался, что шутка может закончиться слишком быстро, - потренируйся для начала на ком-то другом. Ведь инвентаризировать Айзена-саму дело серьезное. Будет очень нехорошо, если ты что-то сделаешь не так.
Улькиорра кивнул, принимая доводы экс-капитана.
- В таком случае позвольте мне начать с вас, Ичимару-сама. Поскольку вы сами рассказали мне, как я должен действовать, то вы сможете поправить меня, если я в чем-то ошибусь.
От удивления Гин даже приоткрыл глаза. Совсем немного, но случайно проходивший мимо мелкий арранкар из чье-то фракции поспешил убраться подальше, хватаясь за то место, где обычно бывает сердце.
- А почему бы и нет. - Задумчиво протянул Гин. - Давай. Я хочу номер вот сюда.
Гин закатал рукав и вытянул руку к Улькиорре. Тот нажал на рычаг, дождался, пока комбинация сменится, и поставил печать на предплечье Гина. Затем переписал получившийся номер в тетрадь.
- Я все делаю правильно, Ичимару-сама?
- Да, молодец. Иди работай. - Гин разглядывал доставшийся ему номер.
Улькиорра поклонился и пошел выполнять ответственное задание. А Гин еще несколько минут разглядывал надпись ЛИС-3339 на своей руке.
Поскольку до покоев Примеро Эспады было ближе всего, Улькиорра направился туда. Инвентаризировать предметы обстановки и Лилинет удалось без труда. Со Старком же возникла небольшая проблема. Тот так глубоко зарылся в одеяла, что поставить номер не представлялось возможным. В конце-концов выход был найден. И Старк получил номер СОН-0101 на единственную часть тела, до которой удалось докопаться.
Дальнейшая инвентаризация прошла легко и быстро. Лишь Заэль немного повозмущался на тему того, что номер уродует его безупречное тело, но и он быстро сдался, получив в итоге печать ОНО-9999.
И вот наконец Улькиорра подошел к дверям тронного зала. Предстояла самая ответственная часть задания - инвентаризация Айзена-ками самы. Улькиорра вошел в зал и поклонился.
- Айзен-ками-сама...
- Что, уже закончил?- Айзен оторвался от своих размышлений и посмотрел на склонившегося перед ним арранкара.
- Почти, Айзен-ками-сама. Теперь я должен инвентаризировать вас. - Улькиорра выпрямился и направился к трону.
Немало ошарашенный таким поступком Айзен все же успел применить шикай и спрятаться за иллюзией. А через несколько минут будущий повелитель мира внимательно разглядывал номер БОГ-0000, отпечатавшийся на груди иллюзорного двойника.
Улькиорра шел по коридору, листая тетрадь и прикидывая, не пропустил ли он что-либо. Внезапно до него донесся голос Гриммджо, который распевал очередную вариацию полюбившейся песенки.
- Я свободен, словно кошка по весне... Я свободен, я летаю на соснееее... - Старательно выводил Секста.
Улькиорра поморщился. Пристрастие Гриммджо к валерьянке делало и без того не вполне вменяемого арранкара и вовсе невыносимым. Кварта подумал, что стоит отложить инвентаризацию этого объекта, но посмотрел на почти заполненную тетрадь, где оставалось место всего для двух записей и решил, что стоит закончить сегодня. Поэтому Улькиорра решительно направился на звук песни. Найдя искомый объект, он внимательно осмотрел Гриммджо и, сочтя, что тот еще вполне вменяем подошел ближе.
- По приказу Айзена-ками-самы я провожу инвентаризацию всего в Лас Ночес. - Холодно начал Улькиорра. - Я уже инвентаризировал все, в том числе и Айзена-ками-саму. Теперь твоя очередь.
- Чего? - Находившийся под валерьянкой Гриммджо с некоторой задержкой воспринимал слова Кварты. - А это что за хрень?
Гриммджо кивнул на приборчик.
- Это специальное устройство, предназначенное для присвоения инвентарных номеров. - За прошедшие часы Улькиорра столько раз повторял эту фразу, что она успела ему порядком надоесть. - Так ты подчинишься приказу?..
- Куда ж я денусь? - Гриммджо еще больше распахнул и так не застегивающуюся куртку. - Давай, ставь это свой дурацкий номер. Пусть напротив шестерки будет.
Улькиорра проделал необходимые манипуляции, в результате чего торс Гриммджо украсился надписью КИС-6666.
- А ничего так получилось. - Гриммджо потрогал новоприобретенный номер. Затем заглянул через плечо Улькиорре, читая записи в тетради. - Слышь, а тут чего-то не хватает. Ты себя-то инвентаризировал?
Улькиорра смутился, ибо совсем позабыл про это.
- Ну вот, - довольно усмехнулся Гриммджо, - сейчас мы это исправим.
Он ловко выхватил из рук Кварты приборчик, несколько мгновений разглядывал, стараясь понять принцип действия, а затем быстро поставил печать на ладони арранкара.
- Ты смотри, как интересно получилось. - Хмыкнул Гриммджо, разглядывая надпись ЕДА-4848. - А ну-ка, проверим.
Он наклонился к опешившему Улькиорре и лизнул его в щеку.
- А ведь и правда, неплохо... - Довольно протянул Гриммджо.
Затем сунул в руки все еще пребывающему в прострации Улькиорре прибор, и направился по коридору, на ходу придумывая очередную вариацию своей песенки.
Инвентаризация в Лас Ночес была окончена.
Гриммджо Джаггерджака ожидал очень серьезный разговор.

@темы: Стеб, Юмор, Арранкары, Гин, Гриммджо, Фанфики

---

Чего хотят женщины

[Rudaxena]

Автор:  Rudaxena
Бета: сама себе бета
Название: Чего хотят женщины
Персонажи: Хирако, Киске, Йоруичи, Хиёри, остальные по мелочи.
Рейтинг: PG-13
Жанр: джен
Дисклеймер: Кубо-тайчо, всё ваше навеки, и я тоже.
Саммари: таинственные исчезновения неповторимой женской половины.
Авторские примечания: действие происходит в Каракуре.
Размещение: с разрешения автора
Примечание: фанфик был написан на Сентябрьский фестиваль

Киске всегда вставал поздно. Сначала он просыпался на рассвете, потом утыкался носом в длинные блестящие волосы, разметавшиеся по подушке, и снова засыпал, и разбудить его могли только трубы страшного суда или истеричные вопли Джинты, в очередной раз получавшего нагоняй от Тессая. Второе на веку Киске случалось гораздо чаще.
И в этот раз ничто не предвещало беды.
Киске проснулся, едва только первые лучи солнца по-хозяйски принялись обшаривать комнату. Урахаре нравилось наблюдать за ними и вспоминать, как однажды Йоруичи случайно (Джинта ещё долго на допросе у Тессая уверял, что случайно) напилась валерьянки и потом долго металась из угла в угол, сойдясь в неравном бою с маленькими бойцами солнечного фронта. Возвращаться в человеческое обличье она категорически отказывалась и списывала заплетающиеся лапы на происки хитроумных врагов, которых немедленно нужно истребить.
Киске захихикал и, блаженно прикрыв глаза, перевернулся на другой бок и уткнулся носом в пустую подушку.
- ААААПЧХИ!!! – на подушке лежал оставленный кем-то щедрый комок кошачьей шерсти.
Урахара удивился. Так удивился, что снова перевернулся на бок, поудобнее укутался в одеяло и захрапел, несмотря на отчаянный солнечный луч, дерзко бивший великолепному бывшему капитану прямо в глаз.

Джинта вопил так, что поднял бы и мёртвого из могилы.
Урахара проснулся.
Тессай ещё долго думал, что же такое взорвалось у него прямо перед носом и как ему и мелюзге удалось спастись бегством от гнева начальника. «Мастерство не пропьёшь», - в конце концов справедливо решил он и отважно пошёл на кухню готовить ромашковый чай. Впрочем, Киске видел, как здоровяк старательно готовит пути отступления на задний двор.
Скука.
Солнце светило слишком ярко, небо было слишком синим, любимая дыра в панаме была возмутительно большой, и даже Тессай был чересчур услужливым.
Киске разворчался и зыркнул глазом на помощников, которые в ужасе от перемен в поведении босса не нашли ничего лучше, как тут же испариться до лучших времён и прихватить с собой нетронутое блюдце с молоком, дабы избежать ненужных ассоциаций у вставшего не с той ноги Урахары.
Куда ушла?
Почему ничего не сказала?
Ох уж эти вредные кошки!
Ну и ладно. Ему и одному хорошо сидеть на любимой веранде и цедить ромашковый чай.
А небо сегодня всё-таки ничего. Красотааа!..

Йоруичи не было уже три дня.
Тессай задумчиво поковырял пальцем оставленную Джинтой жвачку. Маленький кратер от взрыва на переднем дворе был лишь началом: с каждым днём Урахара становился всё раздражительнее. Позавчера захлопнул дверь перед носом у Нахлебника, отчитал Куросаки за «неблагонадёжность и несовершеннолетие», нечаянно уронил коробку с новыми с «Супер-памагаюшыми-жилудочными-пелюлями-от-Тессая» и старательно растоптал содержимое – тоже нечаянно. А вчера начал клацать зубами не хуже Пустого. Может, стоит подмешать ему успокоительного в чай, как раз одна пилюлька совершенно случайно завалялась в кармане с незапамятных времён…
- Тессай!
- Да!
- Я ушёл. Магазин на тебе.
В окне мелькнула сердитая полосатая панамка, сердитые волосы, сердитая щетина и сердитый Урахара.
Киске шёл по следу. Может, что-то случилось?
Вечно Сой Фонг бежит к Йоруичи со своими проблемами!
Но она всегда говорила, куда идёт и зачем.
Не стоило выставлять Абарая, надо было аккуратно расспросить его о делах в Сейретее…
Киске остановился. Загнанный ветром в пыльный и грязный угол, на него сиротливо взирал большой комок чёрной шерсти. Рядом валялась кепка.
Слишком знакомая кепка.

***
Хирако всегда вставал рано. Впрочем, «вставал» - громко сказано. Обычно его стаскивали за волосы на пол, поливая при этом ледяной водой и отборной бранью по поводу того, что он сделал или не сделал накануне. Шинджи вопил как зарезанный, пытался отбиваться, но в итоге получал подзатыльников и позорно скрывался от них в ванной.
Там он долго сидел перед зеркалом, придумывал кровавый план мщения и мечтал побриться налысо.
И в этот раз ничто не предвещало счастливого спокойного утра.
Хирако лениво разлепил глаза и осознал, что уже самый настоящий полдень, а он лежит под одеялом, блаженно вытянувшись среди кучи подушек, причем не рядом, не под, а в кровати! Всё это было чертовски подозрительно. Шинджи осторожно ступил на пол. Нет, ничья рука не высунулась из-под кровати и не схватила его за ногу!
За дверью тоже никто не притаился с бейсбольной битой наперевес.
И в ванной. И во дворе.
Хирако занервничал.
Лучше бы с утра получить свою долю, а потом провести несколько часов спокойно, чем вот так каждую секунду ожидать нападения безумного существа в красном спортивном костюме.
Кенсей делал вид, что чертовски занят. Риза сказала, что ещё раз они будут так орать посреди ночи, и она за себя не отвечает. Маширо коварно похихикивала. Как сговорились все!
Хирако развалился в кресле и принялся ковырять старую обшивку, мысленно прокручивая в голове события вчерашнего дня в надежде оценить, какого масштаба катастрофа его поджидает. Всё началось с того, что Хиёри сказала, что вырвет рыжей стерве с соседней улицы все патлы и затолкает ему в рот. А белобрысой выцарапает глаза и засунет на их место теннисные шарики. А крашеной дуре из продуктового переломает ноги, если Хирако ещё раз скажет, что они у неё длинные. А Хирако она оторвёт…
Шинджи гаденько хохотнул.
Всё кончилось тем, что Хирако получил пинок под дых, упал лицом в подушки и счёл лучшим выходом из ситуации уснуть. А маленькая бестия хлопнула дверью, что-то яростно крича про «козлину дикого».
Кстати, одну из особо длинных и острых щепок, оставшихся от двери, Шинджи обнаружил наутро воткнутой в подушку в миллиметре от собственного носа.
Неприятный такой маленький намёк.
Маааааленький.
- Ну нельзя же так! – жалобно сообщил Хирако усевшейся на окно вороне.
Ворона не прониклась.
- Ну и ладно. Наконец-то отдохну!
«Если никто на спину внезапно не набросится».
Неужели никто не шумит, не тягает за волосы, не хлещет тапком по лицу? Красотааа!..

Хиёри не было уже три дня.
Кенсей не уставал удивляться, как за это время успел отъесться и отоспаться Хирако. Сначала Шинджи передвигался перебежками, шарахался от собственной тени и особенно от попадающихся на пути красоток. На второй день он перестал дико озираться по сторонам, нехорошо щуриться и непрестанно скалиться. А вчера заявил, что есть в жизни счастье, где-то шлялся до поздней ночи, был замечен в неприличном месте в неприличное время, слишком громко смеялся, слишком многим девушкам надарил комплиментов, слишком часто и слишком откровенно демонстрировал проходившим мимо прелестницам пирсинг и обещал горы золотые. Словом, развлекался, как хотел.
На вопрос, где Хиёри и почему он её не ищет, отвечал, что жизнь сделала ему подарок, отобрав у него сиё сокровище. И что всё идёт по плану. И радоваться, радоваться надо, товарищи!
- Кенсей!
- А? Что?
- Где Хирако?
- Валяется в кровати и листает журналы, которые вчера приволок. И похохатывает гаденько.
- Нет его там, - Маширо нахмурилась. – На стене нацарапано «Прощай, свобода».
- И какое представление нас ждёт сегодня?..

Хирако озлобленно рыскал по городу. Прохожие испуганно шарахались от сумасшедшего, который сердито скалясь и что-то бубня, совал нос в каждую щель.
Куда делась?
Что за цирк?
Истеричная девица!
Постоянно её где-то черти носят! Но на этот раз как-то неспокойно.
Почему он должен её искать?! Без неё ему вообще лучше всех живётся!
Потому что без неё… скучно.
Шинджи настороженно замер. Конечно, так и есть. Несколько светлых волосков в самом подозрительном закутке города. Что её сюда понесло?
Драка.
На стенах отчётливо виднелись вмятины, в углу валялся клочок чьей-то потрёпанной рубашки. Вообще, право слово, атмосфера царила недружелюбная.
Хирако напрягся. В углу скромно валялась панамка.
Слишком знакомая полосатая панамка.

***
Хирако вовремя присел – знакомая трость с ликующим свистом пронеслась прямо над головой. Даже кепку сбила.
- Какая встреча… - трости не понравилось, что она промахнулась, и новый выпад был более виртуозным и впечатляющим. Хирако увернулся и ринулся в атаку.
И как только Киске удалось избежать крепких объятий со стеной, которые Шинджи ему практически обеспечил секунду назад?
Стоило подстраховаться, чтобы теперь не выть от боли, глядя на безвозвратно утерянный клок волос, зажатый в кулаке Урахары.
- Туууууупой торгаш! Идиот, как больно!
Киске не посочувствовал.
Только напрягся ещё больше, явно собираясь вцепиться в горло новоявленному врагу.
Хирако вообще забыл, когда в последний раз видел его таким сосредоточенным. Что ему, чёрт подери, надо?!
- Где Йоруичи?!
- Гдё Хиёри?!
Повисла неловкая пауза.

- Охо-хо, ну надо же так попасться, - пожаловался Киске, присаживаясь поудобнее в тенёк. – Провели, как младенцев! Сдаём мы с тобою, друг сердечный.
- Ты вообще как с цепи сорвался, - Хирако развязно плюхнулся рядом и от души пихнул Урахару в бок. – Буду теперь как плешивый пёс ходить из-за тебя. Сколько мне волос Хиёри выдрала, но ты её за один раз переплюнул.
Киске глумливо захихикал.
- Ничего-ничего, Тессай опять какое-то средство отыскал, «Животворный бальзам для кудрей», мы тебе быстренько всё залечим, никто и не заметит.
- Чтоб я ещё раз тебя к себе подпустил.
- Ты меня тоже неплохо потрепал.
- А то. Что им вообще в голову взбрело?
- Это женщины, - с театральным вздохом пожал плечами Урахара. – Не поддаются изучению и дрессировке.
- Твою реально дрессировать надо, - хрюкнул Хирако в кулак. – Будет у тебя цирковой кот.
- А твою надо в клетку посадить, чтоб на людей не бросалась. У меня до сих пор шрам остался на весьма интересном месте после того, как мы в первый раз серьёзно повздорили. И ведь никто не верит, что ничего не было!
- Дааааа, она такая, - осклабился Шинджи. – я тоже помню, как Йоруичи мне по спине когтями проехалась.
- Это она умеет, - гордо подтвердил Киске, в доказательство почёсывая поясницу.
Ветер приветливо теребил волосы, откуда-то снизу раздавалась знакомая ретро-музыка, а вид с крыши умиротворял. Странно жить так много лет. Кажется, всё уже знаешь, можешь работать оракулом в местном оккультном салончике, на который давно косо поглядывают представители власти. А всё потому, что изучил этот город вдоль и поперёк, узнал все его тайны, все явки, пароли, квартиры, с закрытыми глазами легко опишешь, что происходит вокруг тебя. Тебе знаком каждый житель, ты можешь рассказать ему то, чего он сам о себе не знает. Ты мудр, ты опытен, тебя сложно удивить…
Если только за это дело не возьмётся женщина.
- Слушай, - протянул Хирако.
- Ммм?
- Я тебя сто лет уже не видел. Пойдем, что ли, выпьем за встречу.
- Не откажусь.

***
- Долго же они соображали, - промурлыкала Йоруичи, вытянувшись на солнышке.
- Я всегда знала, что их умом обделили, - фыркнула Хиёри. – Дубины. Я ещё вправлю Хирако мозги.
- Вправишь, обязательно вправишь. Он наверняка ждёт не дождётся, - захихикала принцесса. – А пока пусть развлекутся немного. А то засиделись на одном месте.
- Ну. Хирако достал уже ныть. Пусть почувствует себя искателем приключений, раз неймётся. Урахара хоть не такой придурок, как некоторые. Пускай с ним дружбу снова водит, я не против.
- Ага, - Йоруичи жмурилась, будто только что съела ведро сметаны. – А Киске хоть жирок растрясёт, - она хохотнула. – А то он уже поднакопил немного. Из магазина лишний раз не выгонишь. Хирако быстро вернёт его в форму.
- Такие ленивые задницы, без нашей помощи никогда бы встретиться не собрались.
- И не говори. Мужчины, мужчины…
- Есть хочу. Пошли куда-нибудь.
- О, я буду молоко. Много-много молока. Отметим удачную операцию!
Две гибкие фигурки неспешно направились в ресторанчик на углу.

Бойтесь женщин с фантазией!

@темы: Урахара, Йоруичи, Вайзарды, PG13, Юмор, Каракура, Фанфики

---

[Лейтенатор]

Название: Стрекоза
Автор: Лейтенатор
Персонажи: Хирако Шинджи, Маширо Куна
Рейтинг: PG
Жанр: драма
Дисклеймер: всё принадлежит Кубо
Саммари: источник самого большого страха всегда не снаружи, а внутри нас
Размещение: с разрешения автора
Примечание: фанфик был написан на Сентябрьский фестиваль


Хирако слышит шум воды и мерзкий звук бьющейся посуды. Он чертыхается сквозь зубы и крадется на кухню, чтобы как следует врезать по затылку белобрысой заразе, но застывает на пороге в изумлении. Вот так сюрприз!
- Хиёри... Хиёри плохо себя чувствует... и я... предложила вымыть посуду за неё...
Сгорбленная над раковиной спина Маширо еле заметно подрагивает.
- Эй, бешеная стрекоза, ты что это удумала? У нас и так десяток щербатых тарелок на всю ораву, а ты тут фейерверки устроила!
Куна молчит. Никакого нытья, никакого пронзительного «Дурааак, ну какой же ты дурааак, Шинджи, еще хуже, чем Кенсей! Вы тут все такие дураки, ужас, ужас!».
Маширо стоит, не оборачиваясь, опирается на раковину, полную частью грязной, частью — битой посуды, и молчит.
Хирако ругается вполголоса и подходит к ней: ну, что сегодня не так с этой занозой, кто не отдал ей свою порцию любимого пирожного? Он опускает руку Куне на плечо, чтобы развернуть к себе и прикрикнуть, что пора перестать валять дурака. Что вода в этой хибарке, которую насилу отыскал им Урахара, не казенная. Что ее глупые девичьи обиды — это чепуха, которой он не собирается забивать себе голову.
Шинджи много чего хочет ей сказать. Пока она сама не поворачивается к нему, и он не видит зареванное лицо с покрасневшим распухшим носом, потекшей тушью — и где она только умудряется доставать эту дрянь, когда им еды не хватает? — дрожащими губами и острым, хлещущим через край отчаянием в глазах. Он слышит звук, с которым горе рвется изнутри неё — и он громче бьющей по осколкам воды. Маширо вздрагивает всем телом, раз, другой, и начинает горько и громко рыдать, вжимаясь в Хирако. Она плачет совсем как ребенок, который не может понять, за что же его наказывают, и Шинджи только крепко прижимает её к себе в ответ. Его рубашка мгновенно становится мокрой — впрочем, это барахло, которое они с Хиёри стащили с балкона в двух кварталах отсюда, недорогого стоит.
- Он... он... - Куна захлебывается слезами и шумно хлюпает носом.
- Ну, глупая какая... Ну, что случилось, а? Хулиганы пристали? Кенсей стукнул?
- Он...! - глаза у Маширо становятся огромными и в них сияет бескрайняя тоска. И ещё — страх. — Он как живой. Он... ворочается там... внутри, и говорит, говорит со мною...всё время... он говорит, что надо всех вокруг убить. Что все злые. Лав, Лиза, Хиёри... Кен... Кенсеееей, - Маширо опять начинает горько плакать. - И даже тыыыы....
Шинджи не знает, что сказать ей. Потому что он чувствует то же. Пустой внутри него живет. Он дышит, он пьет и жрет внутри него. Жрет всё, до чего может дотянуться, а внутри у Хирако много чего найдется: желание бороться до конца и злость, которая поддерживала его все эти дни. Пустой жрет всё, и теперь внутри у Хирако темным-темно. Иногда ему кажется, что там ничего не осталось. Он просыпается утром, смотрит на обшарпанные стены убежища, куда вытащил их Урахара, и хочет сдохнуть — от того, что в его голове теперь всегда сидит голос, который кричит ему прямиком в мозг: «Убей!!». Даже не кричит — это нечеловеческий звук, рёв, от которого хочется проткнуть себе барабанные перепонки, только бы больше не слушать. Киске помог им загнать этого зверя в угол, не дать ему прорваться наружу, но как жить с этим внутри — он не смог научить.
Они сидят в этом полуподвале неделю. Иногда воруют что-то по мелочи: одежду, еду; иногда что-то приносит Киске. На него самого страшно смотреть: в глазах горит отчаянное желание добиться результата любой ценой.
Когда Хирако только пришел в себя, ему тоже казалось — в первые минуты — что он пойдет на всё, чтобы отомстить тому предателю, ублюдку. Потом минуты прошли, и вместе с ними — решимость. А зверь внутри остался.
Урахара говорит, что надо победить его. Надо доказать ему, что только ты можешь дать ему волю. Но Хирако ненавидит до тошноты, до судорожно сжатых крошащихся зубов это чудовище. И оно отвечает ему взаимностью.
Маширо плачет, утирая слезы крепко сжатыми кулачками.
- Я... я так не могу больше! Я же... я же напала на своих, я атаковала не врага, а своих, я хотела убить ребят! Кенсей...Кенсей такоой дурааак! Он... - Куна всхлипывает. - Он уходит каждый раз, когда видит, как я плачу. И бьет стену кулаком. Я видела! Лучше бы... лучше бы меня обнял, дурааак!
Шинджи думает, что стоит поговорить с капитаном... с бывшим капитаном — поправляет он себя. Глупой Маширо, наверное, станет действительно легче, если Кенсей просто возьмет и обнимет ее. Так просто. Надо обязательно сказать ему. А пока что он сам крепко прижимает Куну к себе и молчит. Маширо шмыгает носом и тянет тоскливо:
- А меня...а я...а меня офицер третьего там...там... ждеееооооот...на..на свидание...при..пригласил! - она утыкается лицом в рубашку Хирако и окончательно топит ее в соленых потоках. Шинджи хмыкает и вдруг интересуется язвительно:
- А что, поклонникам нынче нравятся зарёвы, а?
Маширо вскидывает голову и глядит на него возмущенно.
- А вот как мы вернемся обратно, а ты ревела неделю — думаешь, на тебя кто посмотрит? Фьююю, убежит твой поклонник! Ха, да к той же Хиёри! Она-то хоть не ревёт!
Куна распахивает глаза и начинает колотить его кулачками. Шинджи смеется, изгибается кривой дугой, зачерпывает щедрую пригоршню воды из раковины и выливает Маширо за шиворот. Она вопит так громко, что, кажется, сейчас сюда сбежится народ со всего квартала, и их жутко секретное убежище раскроют. От этой мысли Хирако смеется как ненормальный и прижимает ее к себе с безумной, счастливой улыбкой. Куна смотрит на него, разинув рот, и замолкает. Опускает голову и бормочет:
- А он меня правда там ждет?
- Ну конечно, глупая ты заноза в заднице! Как тебя можно не ждать?
Шинджи широко улыбается и вдруг понимает, что не делал этого с тех пор, как открыл глаза и увидел перед собой грязный подвал, Киске с белым как мел лицом и своих товарищей, лежащих на полу сломанными куклами. Хирако прикрывает глаза, делает глубокий вдох и понимает, что пришло время выйти наружу из этого подвала. И из того, что внутри каждого из них — тоже.
Отныне он несет ответственность за всех.
Не потому, что старше. Не потому, что опытнее и мудрее. Не потому, что у него больше сил. Просто потому, что он это должен — самому себе, и он не простит себя никогда в жизни, если не выполнит этот долг.
И с этого момента — странно — жизнь вдруг снова обретает смысл. Выяснить правду, отомстить, помешать злому замыслу предателей — это, конечно, важно и очень, ужасно глобально. И неделю назад, и сейчас эти цели кажутся огромными, неимоверно сложными, почти невыполнимыми. Только теперь Хирако может улыбаться и знает, что в этом его сила. Что с ней он сможет защитить своих товарищей и перегрызет глотку любому, кто посмеет их обидеть.
И — неожиданно — белое чудовище внутри перестает скалиться, смотрит пристально и согласно кивает. И Хирако становится легче.
Он прижимает Маширо к груди и гладит по волосам.
- Ничего, стрекоза... мы вернёмся. Я обещаю.

@темы: Вайзарды, Ангст, Драма, PG, Фанфики

---

[Oriental_Lady]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Зимняя Война. Глава 22

[CrippledSeidhe]

Оригинал здесь
Оглавление перевода здесь
Авторы: incandescens, liralen, sophiap
Переводчик:  CrippledSeidhe
Бета:  answeraquestion
Рейтинг: PG-13
Жанр: Angst, Drama, POV, Character study
Дисклеймер: Мир и герои - куботайтины. Утонченные издевательства над тем и другим - авторов. Перевод, каюсь, мой.
Предупреждения: AU, кровь, убийство в кадре, традиционных два с половиной неприличных слова.
Действующие лица: Хисаги, Айзен, НЖП и другие.

(Глава 21)

Глава 22, где случается трагическое недоразумение, Айзен пьет чай, а Хисаги с тоской размышляет о том, что быть Снейпом хорошо и почетно, но те, кто дочитал седьмую книгу до конца, в курсе, что есть тут некий подвох.

Глава 22, где случается трагическое недоразумение, Айзен пьет чай, а Хисаги с тоской размышляет о том, что быть Снейпом хорошо и почетно, но те, кто дочитал седьмую книгу до конца, в курсе, что есть тут некий подвох.

Хисаги: Коготок увяз - всей птичке пропасть


То, чего он ждет, может случиться в любой момент.

Или не случиться никогда.

Он не знал, какой исход страшит его сильнее.

Шухэй закрыл глаза, отсчитал три вдоха и попытался отделаться от этой мысли; сделанного не воротишь.

Тем не менее, он стоял на внешней стене и ждал. И ничего. Ничего не происходило - так долго, что он едва не забыл, зачем вообще сюда пришел. В конце концов он устал без толку вглядываться в дорогу, ведущую вглубь пустыни и обернулся туда, где возвышался гигантский купол.

Над куполом вставала луна.

С места, где он стоял, луна расположилась точно над главным входом в Лас Ночес, как раз посередине между двумя башнями, отмечая начало лета. Или зимы. А если серьезно, ничего она не отмечала. Здесь луна вставала всегда на одном и том же месте каждую ночь, безразличная к смене сезонов и течению времени.

Сколько же дней уже прошло? Три?

А все пять не хочешь, мудила, отозвался Казешини. С тех пор, как они попали в Уэко Мундо, он говорил все больше и больше, и Шухэй давно уже смирился с тем, что спорить – себе дороже. Мигрень у него достаточно невыносимая и без посторонней помощи (не забыть зайти в лабораторию на обратном пути, только не забыть). И потом, Казешини, скорее всего, прав; чувство времени у Шухэя давно и безвозвратно уехало, то ли из-за мертвящей, парализующей одинаковости этого места, то ли из-за того, что он...

...неважно. Иногда целые дни будто выпадали из восприятия, и в последние несколько -

Семь.

- недель стало только хуже.

Казешини воздержался от дальнейших высказываний по теме.

Точнее, занпакто молчал как рыба до тех пор, пока Шухэй не попытался представить луну в Сообществе душ, у которой, если он правильно посчитал, рога сейчас должны смотреть в другую сторону.

Казешини тут же влез с полной энтузиазма ремаркой о том, до чего же тупой шинигами ему достался. Это у здешней луны рога смотрят "в другую сторону", а в Сообществе она нормальная.

Какой дурак, какой дурак, забыть такую элементарщину, хихикал Казешини. Шухэй некоторое время боролся с соблазном швырнуть меч со стены и оставить его ржаветь в пустыне. Он бы так и сделал, если бы Казешини не был прав и здесь.

Все ускользает, все перепутано, и он начинает забывать.

Он уже забыл.

Пять дней, и ничего – если не считать патрулей, отправленных на поиски пропавшего заключенного. Куроцучи не преминул намекнуть, что Заэль позволил себе некие несанкционированные эксперименты, которые, разумеется, закончились провалом; Заэль ответил симметрично.

О пропавшем Эспаде говорили немного – и, насколько Шухэй мог судить, всех (по крайней мере, всех, чье мнение имело вес) вполне устраивало предположение, что Гриммджо в своем репертуаре и будет соответствующим образом наказан, когда соизволит вернуться. Те, кто выбивался из общей тенденции, гадали, не попался ли он Куросаки или неведомым тварям, оккупировавшим пещеры под фундаментом, но никто и близко не подобрался к истине, не говоря уж о том, чтобы связать оба события.

Три (пять) дней - достаточно для того, чтобы хоть что-то произошло, разве нет? Шухэй развернулся и снова уставился вглубь пустыни - где было отвратительно, раздражающе пусто, - машинально выстукивая неровный ритм костяшками пальцев по парапету. Под лунным светом кристаллические деревья отбрасывали ломаные тени на песок, отчего пустыня делалась немного похожей на разбитую тарелку. Двое беглецов заявились с такой невероятной историей – тот же Иккаку побежал бы как ужаленный. И Иба вместе с ним. С другой стороны, он с легкостью мог представить, как Исэ или Сасакибе призывают к осторожности. Тук-тук. Если хоть кто-то из них из всех уцелел. Может, никого и не осталось. Тук-тук. Сведения слишком обрывочны.

Но хоть что-то же должно произойти в ближайшее время, правда? Если только Садо и Гриммджо не погибли и не лежат сейчас где-то в руконгайских пустошах, так никем и не обнаруженные. Тук-тук-тук. Если только их не обнаружили вовсе не те, кто должен был. Тук, тук, тук-тук-тук. Или если их обнаружили именно те, кто и должен был, и решили, что, пожалуй, побоятся данайцев, дары приносящих. Да нет, Иба не стал бы хвататься за такой шанс наобум, точно не стал бы. И кроме него есть те, кто мог бы... нет. Тук-тук, тук, тук. Или, может быть, они все - попросту кучка трусов, сказал Казешини. Или, может быть, они все попросту мертвы. Тук, тук-тук, ай, блин!

Шухэй подул на содранные костяшки и зашипел от боли.

Довольно. Так он додумается только до того, что свихнется.

Ты и так свихнулся, зевнул Казешини. Будешь еще хныкать или слезки кончились?

Шухэй его проигнорировал, хотя последнее становилось все труднее и труднее. Иногда голос Казешини заглушал его собственные мысли полностью.

Он начал спускаться во внутренний двор. Чувство времени могло ему изменить, но верная мигрень добросовестно напомнила, что пора-таки навестить лабораторию. Нет, сначала поговорить с Лизой, потом в лабораторию, и что, черт возьми, он будет делать с Лизой?

("Я в деле...")

Он помотал головой и был немедленно вознагражден новой вспышкой боли, пронизавшей виски. Лиза так легко его разгадала. Нет, не разгадала – расколола, отыскала трещину и знала, куда надавить, чтобы добраться до того, что внутри...

Это потому, убогий, что ты сам показал ей, где трещина и как тебя колоть. Ты хоть думал головой своей, что будет потом? Казешини фыркнул, и Шухэй без труда представил, как дух его меча сейчас смотрит на него с привычной смесью понимания и неприязни. Помнишь, что было в прошлый раз, когда... эй! Ахтунг! Где твоя сраная бдительность, мудила?!

Шухэй посмотрел вниз. (Казешини затих, бормоча под нос что-то о том, как ему в последнее время приходится все делать самому в то время, как некоторые...) Лестница, ведущая от главных ворот к внутреннему двору, была чертовски длинной, и у него было полно времени, чтобы разглядеть, кто там внизу – точно так же, как у того, кто там внизу, было полно времени, чтобы полюбоваться, как он спускается.

Там стоял арранкар и, что очевидно, поджидал его. Хотя нет, это была арранкарка – юная, худенькая, с сиреневым ирокезом и в форме, на которую ткани ушло вдвое меньше, чем на Лизину (то есть, почти нисколько). Похоже, она хотела придать себе вид одновременно грозный и сексапильный, и ни того, ни другого у нее не вышло. Как только он посмотрел в ее сторону, она отвела взгляд и поклонилась так низко, что ее сложенные руки оказались где-то на уровне коленок.

- Прошу прощения за беспокойство, Хисаги-сама, но Айзен-сама желает видеть вас за чаем нынче вечером, - разговаривала она так, будто у нее простуда.

Такие приглашения были в порядке вещей, но никакой системы в них Шухэй так и не обнаружил. И все равно невольно задумался, почему очередное приглашение поступило именно сейчас.

- Спасибо, эээ... как тебя зовут, фрассьон?

Казешини вполголоса пробурчал, что ее имя никого не интересует, что от нее останется максимум пара мокрых пятен, как только Ямми опять взбесится – и это если Айзен еще раньше не велит "списать ее как излишки".

Шухэй пожалел, что спросил, но уже было поздно, и после минутного замешательства ему ответили.

- Пагалли, господин, - она по-прежнему не смотрела на него.

Даже имя у нее на слух неотличимое от имен еще доброго десятка таких же маленьких, ничем не примечательных арранкарок, с которыми ему доводилось здесь сталкиваться. Это была его собственная мысль, но с тем же успехом она могла быть очередной репликой Казешини.

- Спасибо, Пагалли-сан. Если не затруднит, передайте ему, что я буду... скажем, через полчаса?

Она наконец подняла лицо – фрагмент маски закрывал левую щеку и часть переносицы; все остальное было до того бледным от ужаса, что почти сливалось с маской.

- Он ожидает вас немедленно, господин, - она шмыгнула носом. – Он ставил чайник на огонь, когда я уходила.

Значит, никакой лаборатории. И никак не сообщить Лизе, что поговорить не удастся.

Разумеется, он может сейчас явиться в покои Айзена и обнаружить ее распятой на ближайшей стене, и Садо с Гриммджо вместе с ней.

Даже до той глупой героической выходки он ждал, что Айзен преподнесет ему сюрприз в таком духе, каждый чертов день в течение последних трех -

Четырех.

- месяцев.

Пагалли вела его к покоям Айзена, хотя Шухэй и без нее прекрасно знал дорогу. Она шагала быстро, и ее каблуки цокотали по плиткам пола, словно часы с чересчур тугим заводом. И каждые несколько шагов она оборачивалась на ходу, чтобы убедиться, что он следует за ней; но когда он ускорил шаг, чтобы поравняться с ней, она зашагала еще быстрее.

Высматриваешь, где у нее дырка? – хихикнул Казешини, привлекая внимание Шухэя к почти голой спине арранкарки и вырезу на ее короткой юбке, который полностью повторял изгиб бедра. Ну, ну, кореш, ты и без меня туда смотрел. Я просто констатирую факт.

- А ты не мог бы просто заткнуться? - прошипел он. Пагалли снова обернулась, явно то ли собираясь на всякий случай извиниться, то ли борясь с желанием удрать куда глаза глядят. – Э... не ты. То есть я это не тебе.

Казешини заявил, что с них обоих просто животики надорвать можно, и собирался развить тему дальше, но тут Пагалли затормозила так резко, что Шухэй чуть не налетел на нее с разгона.

- А он что тут делает? – в ее голосе звучала нотка отвращения поверх неприкрытого испуга, но едва попятившись, она замерла на месте; видимо, Шухэя она боялась не меньше.

Спрашивать, что за "он", не было никакой нужды. Айясегава. Его ни с кем не спутаешь, даже если он проходит за пару коридоров от тебя. Особенно когда рядом нет заглушающей его Халлибел.

Его рейацу теперь невозможно было определить как принадлежащую шинигами или Пустому; она вздымалась и отступала, тянула и толкала... словно волна прибоя.

Во всяком случае, у Шухэя от него начиналась натуральная морская болезнь.

Иногда он подозревал, что невидимые волны меньше действовали бы на нервы, если бы не казалось, что они пытаются захлестнуть и утянуть именно его.

"Казалось"? Казешини расхохотался в голос. Тебя, именно тебя и никого другого. Красавчик тогда еще на нас запал. И как по мне, он не прочь повторить.

Тянет и толкает, все ближе и ближе. Пагалли вся сжалась, то ли пытаясь казаться меньше ростом, то ли готовясь к прыжку. Шухэй держал руки по швам, подальше от Казешини. Он совершенно не горел желанием слышать голос меча еще отчетливее.

- Ах, кого я вижу... Давненько ты не показывался, Хисаги-фукутайчо, - Айясегава выплыл из-за угла, непринужденно заложив руки за спину – белоснежные руки в тон к белоснежной униформе, белые перья в тон к меловой бледности лица. Темные волосы теперь стали бесцветно-черными. Одни глаза еще сохраняли цвет, вот только цвет был не тот.

- Я больше не лейтенант Готэя, - тихо возразил Шухэй и стиснул кулаки, чтобы не схватиться за Казешини. – Теперь я служу Айзену-саме.

- Айзен-сама ждет нас, и не потерпит проволочек, - суровый тон бедняжке Пагалли не удался, к тому же фразу увенчало драматическое шмыганье носом.

- Ммм... - Айясегава улыбнулся одними губами. - Интересно, что же ему нужно от двух таких прекрасных созданий?

Он двинулся к ним, и Пагалли прижалась к Шухэю с такой силой, что он ясно ощутил, где именно у нее в спине дыра, скрытая перекрещенными полосами ткани.

- Я приглашен на чай, - Шухэй привычным усилием заставил себя оставаться в рамках приличий и не дать Айясегаве повода устроить драку, которого тот определенно доискивался, это к гадалке не ходи. Этот малый и в лучшие времена сочетал в себе, кто его знает каким образом, манеры записной кокетки и традиционные для Зараки-бантай повадки бешеного волкодава – Шухэй от такого сочетания был не в восторге и в глубине души (примерно в том месте, где располагался Казешини) считал, то, что случилось с Айясегавой, было в какой-то мере вполне заслуженным. - Так что прошу меня извинить, я бы предпочел не опаздывать.

Белая улыбка чуть исказилась, но взгляд оставался блаженно-сонным, каким он теперь был всегда.

- Ах, ну конечно же, мы этого никак не можем допустить. А эта очаровательная малышка тоже с тобой?

Пагалли больше не прижималась к нему. Ее била дрожь.

- А может быть, ты бы хотела пойти со мной? Госпожа моя Халлибел так грустит по своим девочкам-фрассьонам. Не представляю, почему. У нее ведь есть я, - он картинно пожал плечами – изящным, точно выверенным движением.

- Айясегава, прекрати паясничать. Идем, Пагалли, - он положил руку ей на плечо, собираясь подтолкнуть ее вперед для пущей убедительности, но Айясегава загородил им дорогу. – Послушай, не доводи меня, а? Здесь тебе не Сейрейтей.

- Мммм... верно. Здесь совершенно точно не Сейрейтей. Я в курсе, - Айясегава как ни в чем ни бывало погладил Пагалли по щеке. - Видишь, детка, что он за человек. Не хочет, чтобы его "доводили". Он такой злой... Халлибел бы обращалась с тобой куда как лучше. А ну-ка, замри на минуточку...

Он потянулся к ее ирокезу, аккуратно отделил одну прядку и соорудил из нее ниспадающий локон, который лег вдоль края маски, подчеркивая и смягчая резкие контуры. Потом сделал шаг назад и полюбовался результатом своих трудов с другого ракурса. Когда он повернулся, свет упал на его лицо так, что кожа на миг показалась костью – но когда Шухэй попытался присмотреться, иллюзия исчезла.

- Вот, теперь красиво. Тебе так очень идет. Ты точно не хочешь пойти со мной? Уверен, что Хисаги-фукутайчо найдет дорогу к покоям Айзена-самы и без твоей помощи.

- Мне приказано привести его...

- Она никуда с тобой не пойдет, - Шухэй подкрепил свои слова несильным тычком между острых лопаток – Пагалли дернулась, пошатнулась на своих каблуках и рванула вперед с завидной скоростью. Он сухо кивнул Айясегаве вместо прощания и последовал за ней - за спиной у него сокрушенно вздохнули и пробормотали "не хотите – как хотите", но он не стал оборачиваться.

Может, надо было отпустить ее с ним, сказал Казешини.

Нет. Пусть она триста раз арранкар, девчонка смертельно напугана.

Ну знаешь, кореш, ей есть с чего быть напуганной – для разнообразия Казешини звучал так, как будто он не издевается. Шухэй едва сдержался, чтобы не обругать занпакто в голос.

Айясегава и его-то выбивает из равновесия. Каким же он кажется арранкарке? С ним было не так, как с Лизой, у которой между шинигамской половиной и Пустой половиной была проведена совершенно недвусмысленная демаркационная линия – его рейацу плыла, текла, перемешивалась и разделялась и снова перемешивалась, и определить точно ее природу теперь не смог бы никакой ученый. Сегодня был не первый раз, когда Шухэю примерещился фрагмент кости на мордочке Айясегавы (вовсе даже не маска, если одновременно с этим предполагать, что подозрительно круглая тень на шее, прямо под кадыком – вовсе даже не дыра).

- Не бойся, - сказал он, повинуясь неожиданному порыву. - Я бы не позволил ему тебя забрать.

Пагалли повернула к нему застывшее лицо – сейчас оно казалось почти старушечьим.

- Я никогда сюда не хотела. Я хочу обратно в пустыню, - еле слышно прошептала она.

Он хотел поинтересоваться, что бы это могло означать, но они как раз подошли к апартаментам Айзена. Не к личному лабораторному комплексу – туда никому не было позволено входить, и Хисаги предпочитал к нему даже не приближаться, а приблизившись, поскорее убраться подальше, - к комнатам, которые он отвел себе для отдыха и невинных увеселений.

Когда Айзен в первый раз пригласил его на чай, Шухэй был уверен, что ему конец, что он раскрыт, что Айзен каким-то образом узнал о том, как Ямамото-сотайчо и Комамура-тайчо отдали ему приказ самостоятельно внедриться в ряды противника и оставаться там под прикрытием, если дела пойдут совсем плохо.

Ну, дела и пошли совсем плохо. Хуже не бывает. И вот теперь в Сообществе Душ в живых не осталось никого, кто знал бы, зачем он сделал то, что сделал, почему внезапно обнаружил в себе неувядшую верность Тосену после всего, что тот натворил.

В итоге чаепитие оказалось просто чаепитием. Тосен был убит, покалеченный и свихнувшийся Ичимару – отослан с глаз долой; Айзен скучал и нуждался в приятном собеседнике. Кроме того, Айзена чрезвычайно порадовало то, как Шухэй действовал, или точнее, бездействовал, когда у него на глазах убивали того вайзарда. Видя его реакцию, Шухэй не мог не заподозрить, что его... испытывали, что ли, и вся ситуация в целом была подстроена в основном для этого.

Если это и впрямь было испытанием, оно было всего лишь первым из многих.

Насколько Шухэй мог судить, он прошел их все. Вторых попыток здесь не давали, не говоря уж о третьих и четвертых. Здесь нельзя было, как в Академии, пересдавать и пересдавать экзамен, пока тот не сдастся наконец.

Смотри в оба, сказал Казешини, когда из-за двери раздалось "Войдите!". Отставить жевать сопли!

Обнаглевшая железяка мог бы и не утруждаться такими предупреждениями. Шухэй и так делает и будет делать все для того, чтобы пройти очередное испытание успешно, чтобы не выдать себя и все не испортить.

В центре зала был накрыт чайный столик в западном стиле. Столик был довольно маленький, а зал, соответственно, очень большой; и деревянная столешница и изогнутые стулья должны были смотреться несколько неуместно посреди огромного пустого пространства, окруженного гладкими белыми стенами, но почему-то не смотрелись. Возможно, потому, что к ним прилагался сам Айзен.

- А, вот и вы. Я уже начал беспокоиться, что чай остынет, - сказал он, хотя из носика чайника вырывались клубы пара. Встать навстречу Шухэю он не потрудился.

У Айзена заняты руки, и смотрит он в другую сторону. До него всего один шаг шунпо. Он не ждет нападения. Шухэй прошел все его испытания, все его чертовы проверки до единой. Один удар, всего один удар, и Айзенова голова слетит с плеч и его кровь хлынет на этот белоснежный пол и этот кретинский чайный столик...

Шухэй вежливо попросил Казешини нахер заткнуться. Ответом ему была аура оскорбленной и крайне неубедительной невинности.

- Прошу прощения за задержку, Айзен-сама, - он привычно поклонился.

- Не стоит, - Айзен отмахнулся, словно отгоняя от себя саму мысль о том, что он может нуждаться в извинениях. - Я знаю, вы никогда бы не позволили себе задержаться намеренно.

- Разумеется, - Шухэй очень старательно не оборачивался, чтобы посмотреть, осталась ли Пагалли ждать дальнейших распоряжений или смылась, пока была возможность.

- Мне очень жаль, что не все присутствующие относятся к своим обязанностям так же добросовестно, - Айзен сменил интонацию с "снисходительной доброжелательности" на "небрежную суровость" и устремил взгляд куда-то мимо Шухэя. Сзади придушенно пискнули – или всхлипнули - и опять Шухэй заставил себя не обернуться. Вместо этого он положил руку на эфес Казешини и услышал глухое рычание.

- Такая досада – я ведь собирался представить ее Халлибел. Бедняжка столкнулась с немалыми трудностями, пытаясь найти достойную замену фрассьонам, которых она лишилась, - он вздохнул. – Но, если уж на то пошло, для развлечения и компании у нее есть очаровательный Айясегава, а эта юная дама вряд ли отвечает ее высоким стандартам. Халлибел не более меня склонна терпеть подчиненных, неспособных выполнить даже простое поручение.

- Понимаю, - подобные представления разыгрывались в этом зале столько раз, что и считать не было смысла. Шухэй точно знал, что будет дальше. Еще он знал, что не хочет этого делать, и знал, что все равно сделает; он должен поддерживать легенду любой ценой. Один удар, и все будет кончено. Она даже не успеет испугаться. Если ей есть еще куда пугаться сильнее. – Вы хотите, чтобы я занялся этим вопросом?

Айзен наконец посмотрел ему в глаза и расцвел в улыбке:

- Это было бы очень любезно с вашей стороны. Я знал, что могу на вас положиться.

Она... оно – обыкновенный Пустой. Он - шинигами. По всем правилам он должен был бы убить ее в любом случае. И то, что сейчас это будет хладнокровным убийством беззащитного, в общем-то, существа, ничего не меняет. И он сделает это быстро. Эта проверка оказалась совсем простой по сравнению с предыдущими – а он прошел их все, прошел успешно.

И все же он хотел бы, чтобы у него была возможность попросить у девчонки прощения. Сказать ей, что ему правда очень жаль, что ей уже не доведется вернуться в свою пустыню.

Он развернулся, и неприкрытый ужас на личике Пагалли не остановил его руку. Если быть совсем уж точным, Казешини успел покинуть ножны и весь изораться, пытаясь привлечь его внимание, прежде чем до его сознания дошли следующие слова Айзена:

- Я уверен, ваша опека пойдет ей на пользу. Вы так много переняли от бедняги Тосена – так же терпеливы и внимательны к тем, кто всего лишь нуждается в поддержке и направляющей руке, чтобы перебороть свои страхи и окончательно расцвести.

Шухэй не сразу решился пошевелиться, и когда он вернул Казешини в ножны и отвернулся, у него перед глазами все равно стояло лицо Пагалли, на котором уже не был крупными буквами начертан ужас – только покорное отчаяние.

Айзен тихонько расмеялся.

- А ведь когда-то вы бы колебались, даже если бы я отдал прямой приказ зарубить ее. Знаете, я ведь даже порой задумывался, не совершил ли я ошибку, ли вы, были даже случаи, когда я подумал, если я сделал ошибку, приняв вас в наш тесный круг...

Вранье. Айзен скорее удавится, чем признает, что совершил ошибку. Он просто найдет способ обернуть ее в свою пользу.

- Но вы прекрасно зарекомендовали себя, Хисаги-кун, и неоднократно. Я всегда был высокого мнения о вашем потенциале, но должен признать, вы меня приятно удивили.

- Значит, теперь у меня есть собственный фрассьон? – хмуро спросил он – голос его не слушался. Черт, если так, то это только усложнит его положение. На айзеновы комплименты он решил не отвечать (и уж тем более не цитировать то, что предлагал ответить Казешини).

- Считайте, что это награда за инициативу, которую вы продемонстрировали, - Шухэй смотрел в пол, но это не помогало – он слышал улыбку Айзена. – Давно заслуженная награда, Хисаги-кун. С этого момента девушка целиком в вашем распоряжении. Хотя я был бы признателен, если бы вы приказали ей подать нам чай.

Шухэй так и сделал, хотя лично он предпочел бы для начала приказать ей вытереть лицо и высморкаться. Вместо того, чтобы прыгать от радости по случаю нежданного помилования, Пагалли тряслась как заправский эпилептик и выглядела так, словно чайник с заваркой и тарелки с бутербродами вот-вот напрыгнут на нее и укусят.

- Я понимаю ваше состояние, моя дорогая, - Айзен накрыл ее ладонь своей. - У нас ведь, как правило, не принято оставлять провинности без наказания. Я уверен, вы найдете способ должным образом выразить переполняющую вас благодарность, - его очередная улыбка, адресованная Шухэю, была невинной до такой степени, что он мог с тем же успехом сказать простыми словами, что за благодарность он имеет в виду.

И снова Шухэй попросил Казешини держать соблазнительные картины луж крови на чайном столике при себе. И снова Казешини сделал вид, что это был вовсе не он.

- Думаю, сейчас самое время наделить вас более широкими полномочиями, - Айзен как ни в чем ни бывало потягивал чай. – Что греха таить, не хватает мне Тосена... поистине, хорошего человека начинаешь ценить по-настоящему, только потеряв его.

И опять вранье. Айзен плевать хотел на Тосена и держал его при себе в качестве подопытного кролика – пусть тот и вызвался на эту роль добровольно. Шухэю до сих пор становилось дурно при воспоминании о том, во что превратили его капитана (а Казешини до сих пор предавался мечтам о том, как было бы классно нашинковать эту муху-переростка на мушиные бифштексы). Но Комамура одолел Тосена и получил смертельный удар сам, и за те короткие мгновения, пока Шухэй мчался к нему на помощь, обстановка на поле боя переменилась, преимущество противника теперь было яснее некуда и у него оказалось очень мало времени на то, чтобы сделать очень серъезный выбор.

Комамура успел поймать его взгляд, безмолвно умоляя. Шухэю оставалось только молча кивнуть и надеяться, что те, кому нужно, поймут его правильно. Потом он подхватил умирающего Тосена и потащил его к гарганте. Казешини очень удачно почти задел бросившегося вдогонку Ибу – финальный штрих к картине маслом "Хисаги Шухэй, предатель Готэя". Теперь этот предатель надеется спасти то, что еще от Готэя осталось. Если что-то еще осталось.

- Вы все это время так преданно служили мне... признаться, вы превзошли все мои ожидания.

"Я знаю, кому ты служишь". Голос в его голове не принадлежал Казешини, но от того, было не легче, пусть даже этот голос и твердил одно и то же. "Я знаю тебя. Я знаю, что ты затеял".

- Я рад, что смог заслужить ваше доверие, - по крайней мере, чай был хорош, и можно было уткнуться в свою чашку и погрузиться в свои мысли, слыша будто со стороны, как кто-то другой с его голосом обменивается с Айзеном любезностями и даже периодически отпускает шутку-другую. Хорошо, что у него получается вот так вот отключаться. Он вовсе не был уверен, что сможет и дальше удерживать лицо.

Он не смог бы сказать, что было хуже – вероятность, что Айзен разгадает его мысли, или то, что он сам понемногу начинал принимать слова Айзена всерьез. Этот человек был лжецом из лжецов (по крайней мере, так ему говорили), но ложь всегда выглядит более убедительной, чем истина (да и что такое истина, если уж на то пошло?). Как можно надеяться переиграть человека, который даже стихийное бедствие может заставить работать на свой замысел? И то, что он говорил об изъянах Сообщества душ – тех самых, которые толкнули Тосена на измену, - этому было очень трудно не верить. Шухэй знал на собственном опыте, до какой степени это место прогнило на корню. В конце концов, он ведь вырос в Руконгае.

Но он знал и другое – что он может стать тем, в чьих силах все исправить. Это знание когда-то явилось перед ним во плоти. И с тех пор он носил отметку на лице в память об этом.

Иногда он спрашивал себя, что было бы, если бы он не видел эти две цифры на своей щеке в зеркале каждый день – единственное, что не изменилось в его жизни с тех пор, как он попал сюда. Единственное, что до сих пор заставляло его помнить. Хотя, возможно, однажды и этого окажется недостаточно.

Как просто было бы сказать себе, что Айзен уже победил, что друзей уже не спасти, как ни старайся. Его самого уже точно ничто не спасет, так что мешает ему обрубить концы и попытаться просто жить дальше?

Офицерская честь? Ну была у него честь когда-то, да. Теперь от нее только осколки валяются под ногами. В лучшем случае.

Первый удар по ней был нанесен, когда он ничего не сделал, чтобы помешать Ичимару зарезать человека (не человека - вайзарда, мутанта, да и что он мог сделать, и потом, он ведь успел помешать убить и Лизу тоже). И еще один, когда Айзен приказал ему убить строптивого фрассьона (Пустого, чудовище, которое с радостью им закусило бы, и потом, у него не было выбора). И еще одного фрассьона, просто потому, что тот чем-то вызвал у Айзена недовольство, и потому, что Айзену очень нравилось, когда его намеки понимают с полуслова (он не хотел, ему было противно поднимать руку на безоружного, но он должен был любой ценой поддерживать легенду, а это ведь просто арранкар)...

Он поддерживал легенду. Он пользовался полным доверием Айзена. Он был готов нанести удар, как только для этого настанет подходящий момент.

Когда бы тот ни настал.

Три -

Семь.

- недель назад момент совершенно точно был неподходящий. Время было неподходящее. Он ведь так и сказал, вслух, словами.

Тогда было не время. Он сказал именно так, и значит, дал понять, что рано или поздно время придет.

Время.

Время.

("Сейчас не время".)

Он долгое время, сколько мог, избегал бойцов Четвертой дивизии, которых держали в Лас Ночес на правах "гостей" Айзена. Он отдавал себе отчет, что с его физиономией у него нет ни малейшего шанса остаться неузнанным, и не горел желанием выслушивать обвинения, на которые ему было нечего ответить. Ему и косых взглядов хватало с головой. Поначалу каждый такой взгляд вызывал в нем отчаянное желание что-то объяснить и как-то оправдаться, но довольно скоро он приучил себя просто игнорировать их, как игнорировал и то, что внутри у него все переворачивается каждый раз, когда он ставит подпись на очередном запросе от Куроцучи ("перевести еще десять уважаемых гостей из Четвертой на мое попечение...").

Он не уставал напоминать себе, что ничем не может им помочь. Что он не может рисковать своей задачей ради попытки спасти десять человек – попытки, очевидно обреченной на провал, - когда у него на кону намного больше жизней. Они бы все поняли, если бы у него была возможность объясниться. Ведь поняли бы?

Иемура не понял. Он нарушил комендантский час и семнадцать правил внутреннего распорядка, чтобы добраться до Шухэя. Он рисковал лишиться головы в самом буквальном смысле. Шухэй ни разу не видел ошейники в действии, но был в курсе, для чего они предназначены.

- Десятеро моих людей будут подвергнуты такому, что словами не сказать. Ты хоть представляешь, что Куроцучи творит в своих лабораториях?

Шухэй откинулся на спинку стула и с силой сжал пальцами переносицу. Иемура вечно как пристанет, так клещами не отдерешь, недаром его в свое время сделали вице-президентом Ассоциации... непрошеные воспоминания подействовали не слабее удара под дых.

- Ты зря пришел. Правда, зря.

- Я думаю, ты представляешь. Догадаться-то не фокус, верно? Мне говорили, ты видел, что сделали с Тосеном. А про Кучики Рукию уже слышал? Ямада-нанасеки видел ее собственными глазами перед тем, как она была убита, слышал о таком?

О, он слышал. Ему пока еще удавалось заставить себя не думать о том, как умерли Кучики Рукия и Кучики Бьякуя, но не знать об этом было сложнее.

- Тебе лучше уйти.

- А Кира-фукутайчо? Вы же с ним были не разлей вода! - Иемура грохнул кулаком по столу – его рука оказалась в опасной близости от ножен Казешини, и Шухэй на всякий случай подтянул меч к себе. На всякий случай.

- Я ничего не знал, пока его не отослали к Ичимару. А тогда уже было слишком поздно, - а что бы он сделал, если бы знал заранее, что Кира жив, что он в плену? Что бы это изменило?

Он ожидал, что именно этот вопрос услышит следующим, но Иемура его удивил:

- Ты что, считаешь, что с тобой не сотворят то же самое, как только Айзену надоест с тобой забавляться?

- Нет. Не сотворят. Он на это не пойдет.

Я прикончу нас раньше, сказал Казешини, как и всегда, когда всплывала эта тема. Ты и я, перекрученные и сплавленные вместе? Навсегда?

Ну, не совсем навсегда. Смерть вновь разделила Тосена на меч и человека; останки человека Айзену были ни к чему, но Сузумуши он сохранил.

Я нахер убью нас обоих, Шухэй, но не позволю такому случиться. Ясно?

- Хисаги-фукутайчо, я потерял двадцать три человека с тех пор, как мы здесь, - сказал Иемура, как будто это могло служить весомым аргументом.

- Я больше не лейтенант Готэя, - Иемура не имел никакого права вешать на него такие ожидания и требовать им соответствовать.

- Брось, я знаю, что это не так. И ты знаешь. Да я же помню, на что ты был похож после того, как ушел Тосен.

Ну похож. Ну был. Они все – он, Иемура, Иба, Кира и половина рядового состава Ассоциации мужчин-шинигами – как только дела немного устаканились после побега капитанов-предателей, пошли и все вместе напились в тоненькую стелечку. От последующих нескольких дней Шухэй запомнил только адское похмелье.

- Сколько ты еще намерен сидеть и ждать? – очки у Иемуры сползли на сторону, и он раздраженно поправил их, как мог – одна из дужек отсутствовала, и ему в последнее время определенно было не до того, чтобы возиться с починкой. - У тебя есть какой-то план. Не пытайся отрицать, ты все равно не умеешь толком притворяться. Если бы ты действительно решил предать нас, ты бы запросто мог перед этим серьезно нам навредить, но ты же этого не сделал.

- Я не понимаю, о чем ты, - наверно, стоило позвать на помощь, но это наверняка будет стоить Иемуре жизни. Но убрать его отсюда надо, пока не поздно. Не приведи ками, кто-то услышит их разговор, и все усилия по поддержанию легенды пойдут прахом...

- Я знаю, кому ты служишь.

...а этого никак нельзя допустить. Слишком многое уже вложено в результат.

- Ты ничего обо мне не знаешь, - сказал он, и это прозвучало жалко и неубедительно даже для него самого.

Да и что это за результат, в конце концов? Что хорошего он сделал? Что хорошего он сейчас делает?

- Я знаю тебя. Я знаю, что ты затеял. Я в деле.

Шухэй невольно сморгнул, будто пытаясь прогнать галлюцинацию. Но Иемура галлюцинацией не был, он так и стоял прямо перед ним, потрепанный, несчастный - и ухмыляющийся как человек, который только что сделал что-то выдающееся. Что, собственно, было недалеко от истины. Черт бы его побрал.

- В каком еще деле?

- Мы должны остановить это безумие, мать твою! – Иемура потрясал руками в воздухе так, что очки с него все-таки свалились. Поднимать их он не стал. – Это не может больше продолжаться. Ты не можешь продолжать сидеть, сложа руки. Ты знаешь, сколько из нас готовы действовать немедленно?

Нет, но зато он знал, сколько из них носят на себе ошейники, начиненные взрывчаткой. Он потер виски, попытался (безуспешно) уговорить мигрень уйти подобру-поздорову, и бессмысленно уставился на запрос от Куроцучи, который почти терялся в груде бумажек (даже здесь сплошная бюрократия... так нечестно). Он ничем не мог помочь будущим "опытным образцам". Он ничего не мог сделать, имея на своей стороне только кучку деморализованных медиков, превращенных к тому же в ходячие бомбы с дистанционным управлением, он ничего не мог противопоставить человеку, который до сих пор разгадывал, предсказывал, использовал все их ходы и замыслы, он ничего не мог предпринять, не зная, остался ли в живых хоть кто-то, способный прийти к нему на помощь...

Шухэй поднялся из-за стола, прошелся по кабинету, не находя себе места, вернулся к столу...

- Чтоб тебя... почему ты не мог подождать! – рявкнул он. - Сейчас не время, черт тебя дери!

Три -

Семь.

- недель спустя он так и не знал, что тогда заставило его проговориться. Безрассудство, наверное, и усталость.

Или может быть, он просто хотел поговорить хоть с кем-то кроме дурно воспитанного занпакто, а Иемура все-таки был ему приятелем или чем-то вроде.

- "Если не сейчас, то когда?" – это прозвучало как цитата, но Шухэй не мог вспомнить, откуда она. Он и сейчас не вспомнил, но он легко мог вообразить, как эти же слова произносит капитан Унохана. (И посмотрите только, что с ней стало.) Иемура шагнул вперед, заставляя Шухэя пятиться к столу – Шухэй очень живо представил себе, как именно заключенный в ошейнике заряд поразит их обоих с такого расстояния, но Иемура всего-навсего жарко зашептал ему на ухо: - Значит, ты все-таки на нашей стороне. Прости... прости, что я в тебе сомневался. Помоги нам. Пожалуйста.

Он не мог видеть лица Иемуры, но память услужливо подсунула ему другое лицо, принадлежавшее человеку, который мог только смотреть и беззвучно просить.

- Я только начал разрабатывать план, но мы должны действовать и действовать быстро, иначе скоро никого из нас не останется. Если ты будешь с нами, у нас может получиться. Ты можешь пообещать мне, что поможешь? Если только я смогу сказать остальным, что ты на нашей стороне... понимаешь?

Он до сих пор помнил жар дыхания Иемуры на своей щеке. Он до сих пор помнил, как пытался отодвинуться, наткнулся на край стола, протянул руку, ища опору, а нашел кое-что другое.

- Хисаги... Хисаги-фукутайчо... сделай хоть что-нибудь. Ты все это время прохлаждался здесь, сидел под прикрытием и все, что тебе надо было делать – держать рот на замке. Ты не представляешь, что пришлось пережить моим людям. Ты не представляешь...

Он до сих пор помнил теплую кровь Иемуры на своих руках.

Он до сих пор помнил, как отчаянно орал Казешини, пытаясь его остановить.

- Ты не представляешь, что пришлось пережить мне, - его рука, сжимающая эфес Казешини, не дрожала. Лезвие погрузилось в тело до основания, и цуба ярко выделялась на фоне черного косоде. – Что мне приходилось делать. На что мне приходилось стоять и смотреть.

И все, чего ему приходилось не делать.

В какой-нибудь книге за этим последовала бы тщательно выписанная сцена, в которой Иемура бросил бы на него последний взгляд, исполненный потрясения и упрека. Вместо этого тело просто осело ему на руки, головой на плечо, будто Иемура просто задремал после дружеской пирушки.

- Ну сам подумай, Ясочика-сан, - добавил Шухэй по прошествии долгого, очень долгого времени (свободной рукой он поддерживал Иемуру, чтобы тот не заваливался на бок). – Я пытаюсь спасти вас всех. А ты чуть не угробил вас, себя и меня заодно. Разве ты сам не понимаешь? – не то, чтобы ему могли ответить. И не то чтобы ему могли поверить. Сейчас, когда он вспоминал собственные слова, они казались ему очень похожими на правду. Так же похожими на правду, как ложь Айзена.

Казешини, когда его вытаскивали из тела, хранил молчание.

Шухэй плохо представлял, что случилось потом. Он припоминал что-то такое о том, как Айзен предпринял... что-то... чтобы уладить дело. Ну, насколько в таком деле можно вообще что-то уладить. И ему казалось, что он помнит, как объяснял, что прозошло – спокойно и не без мрачноватого юмора (Айзен, кажется, был доволен).

Впрочем, ручаться за свои воспоминания он не мог. У него было такое чувство, что все это произошло с кем-то другим или вообще не взаправду; и потом, было еще и время. Именно тогда время начало дразнить его, шутить с ним и постоянно норовить вообще исчезнуть невесть куда.

А сейчас, например, невесть куда исчезли не только секунды и минуты, но еще и два чайника чаю, целое блюдо бутербродов и пригоршня печеньиц.

Забавно, но он совершенно не мог вспомнить, когда в последний раз ел. (Желудок недвусмысленно дал ему понять, что уж он-то как раз помнит и требует сатисфакции.) Но он отмахнулся от Пагалли, когда та снова протянула ему поднос с печеньем.

Он снова был здесь и сейчас, и Айзен глядел на него с легким интересом.

- Вы плохо себя чувствуете, Хисаги-кун? – интерес даже звучал вполне искренним.

Шухэй протер глаза:

- Просто что-то устал, - черт, надо срочно добраться до лаборатории. Он не хотел засыпать, не хотел видеть сны, но он вымотался так, как будто у него на шее до сих пор висит остывающий труп Иемуры и тянет его вниз. – Плохо спал прошлой ночью.

Айзен кивнул, видимо, удовлетворенный ответом, но от дальнейших проявлений сочувствия воздержался.

- В таком случае советую вам отдохнуть как следует. Я надеялся продолжить нашу беседу, но вы мне нужны бодрым и сосредоточенным.

Шухэй невольно встрепенулся. О чем они тут только что беседовали? Он не помнил ни слова. Где-то на краю его сознания Казешини разразился бранью.

Айзен что-то замышляет, прошипел он. А ты, мудила, нашел время спать.

Он кое-как собрал остатки сил для положенных этикетом "благодарю вас" и "доброй ночи", и старательно глядел в самый дальний угол зала, когда Айзен напомнил Пагалли, что ей следует должным образом позаботиться о Шухэевых нуждах.

Что бы он там ни замышлял или что бы там у него само ни замышлялось, мы можем только надеяться, что помощь, за которой ты послал, скоро явится. Потому что если этого не произойдет, нам всем в некотором роде пиздец. Без шуток.

Он не стал оборачиваться, чтобы посмотреть, последовала ли Пагалли за ним. Цокот ее каблуков был достаточно красноречив. Он хотел было сказать ей "не бойся", но язык не повернулся.

Им всем очень даже есть чего бояться.

Кореш, бояться – это одно, а быть трусом – совсем другое.

Шухэю нечего было на это ответить. Казешини вполне мог подслушать его мысли о том, как он надеется, что помощь не придет и ему не придется опять одному за всех принимать судьбоносные решения.

Когда та девочка, Иноуэ, что-то сделала с Гриммджо, он должен был немедленно доложить об этом Айзену. Наверное, если бы он не знал, что камера, в которой держат Садо, совсем рядом, он бы так и сделал.

Он бы в очередной раз продемонстрировал, что ему можно доверять. Он бы в очередной раз поддержал легенду. Точно так же, как тогда, когда Иемура предложил ему безумный, безнадежный шанс продемонстрировать, что он еще не забыл, для чего он поддерживает эту самую легенду.

Послушай, может, они все-таки придут. Может, мы победим.

У него закружилась голова от страха, который ему внушала сама эта мысль.

Но с другой стороны, возможно, хорошая смерть в хорошем бою – это лучшее, на что он еще может рассчитывать.

Где-то на краю Шухэева сознания Казешини закатил глаза.

Они благополучно добрались до апартаментов Шухэя, и когда он вошел внутрь, цокот каблучков за спиной резко затих. Он обернулся – и имел сомнительное удовольствие наблюдать, как Пагалли пытается наскрести в себе храбрости достаточно, чтобы тоже переступить порог комнаты.

Странное это было чувство, искренне жалеть Пустого.

Он наклонился к ней, чтобы она могла смотреть ему в глаза, не задирая голову. Она отшатнулась, но взгляда не отвела.

- Пагалли, у меня есть для тебя поручение. После ты свободна до утра.

- Вы не хотите, чтобы я в-вошла? – она даже не пыталась скрыть облегчения.

- Нет. Я хочу, чтобы ты сходила в лабораторный комплекс – нет, не в сами лаборатории, - быстро уточнил он, когда ее глаза расширились от ужаса, - всего лишь на склад, и кое-что мне оттуда принесла.

Он объяснил ей, как называются нужные ему таблетки и на какой полке их искать. До сих пор никто их не хватился, но одна из Нему заметила, что он довольно часто наносит визиты в их хозяйство. Он, кто его знает почему, исходил из предположения, что Нему, на которых он там периодически натыкался, были не одной и той же. Хотя, может, они общаются между... собой.

- Я в последнее время слишком сонный, - пояснил он, хотя она и не просила пояснений. Она, кажется, хотела что-то спросить, но раздумала. – И раз ты все равно пойдешь на склад, поищи там что-нибудь для, ну... - он демонстративно пошмыгал носом. - Да, и если увидишь Ядомару Лизу, передай ей, что Айзен-сама пригласил меня на чай. Это все, что ей следует знать.

Пагалли кивнула и опрометью кинулась прочь – он даже не успел произнести до конца "можешь идти".

Если у нее есть голова на плечах, она уберется из этого места до того, как оно навсегда изменит ее. А она вовсе не дурочка, это уже ясно. Хоть она и триста раз арранкар, она с первого взгляда сообразила, кто из них двоих - чудовище.

Шухэй положил ладонь на живот – отчасти пытаясь унять голодное урчание, отчасти – чтобы убедиться, что там пока еще не образовалось характерной круглой дырки.

@темы: Ангст, АУ, Джен, Переводы, Драма, Фанфики

---

[-Ame-]

Название: Глаза – это дверь
Автор: -Ame-
Жанр: дарк, сюр
Рейтинг: R (возможно, рейтинг завышен)
Персонажи: Ичиго, пустой Ичиго, Юзу, Карин мельком
Дисклеймер: Кубо – Кубово
Состояние: закончен
Размер: мини
Саммари: ночные кошмары Ичиго. Или реальность.
Предупреждения: некоторая кровавость
Размещение: с разрешения автора
Примечания: название взято из песни группы Ю-Питер «Глаза»

*****

На кухне было светло-светло – солнце било в самые окна. Бликовала стопка вымытой посуды в раковине. Юзу брала тарелки одну за другой, тщательно вытирала полотенцем и ставила на полку. Ичиго делал то же самое.
Он что-то говорил Юзу и улыбался. Во всяком случае, он чувствовал, что улыбается, и видел свои руки, круговыми движениями протирающие тарелки, чашки, столовые приборы.
Видел так, будто смотрел изнутри своего тела, не принадлежащего ему. Кто-то улыбался за него, двигался за него, говорил и даже дышал. Ичиго не мог прекратить это. Паника накатывала волной, до того, что хотелось орать, но он не мог. Его ладонь потрепала Юзу по макушке, и Юзу возмутилась, но не всерьез, стукнула его половником. Ичиго не почувствовал. Тот, кто был за него, засмеялся, развернулся, и ушел. В коридоре им встретилась Карин.
Ичиго слушал, как некто, занимающий его тело, легко и непринужденно болтает с ней, и пытался остановить, запретить говорить за него - и ничего не получалось.
«Это же не я. Не я. Карин, Юзу… Почему вы не понимаете?»
Когда тот пошел в ванную, Ичиго подумал, что сможет увидеть свое отражение в зеркале, и попытаться понять, кто занял его место. Но на стене висела пустая рама. На светлом кафеле - четкая тень Ичиго. Ему показалось, что у тени есть глаза, но, прежде чем он пригляделся, веки опустились против его воли, и он оказался в темноте.
.................................................................................................................................................................
А у пустого не было лица. Только размытое серое пятно, будто кто-то прошелся мокрой губкой по листу, разрисованному тушью.
- А где?.. – Ичиго не договорил. Пустой показал на свое лицо пальцем с черным ногтем, как бы спрашивая: «Ты про это?». Ичиго осторожно кивнул. Пустой пожал плечами. Подошел ближе, протянул руку и щелкнул по щеке Ичиго. Звук вышел сухой и четкий. Из-за маски на лице Ичиго. Ичиго совершенно не чувствовал ее, но, кажется, она была там.
Пустой протянул руку ладонью вверх. Требовал отдать его лицо, видимо. Ичиго невольно отодвинулся. Ощущение пристального взгляда, несмотря на отсутствие глаз, пугало. Пустой сделал шаг к нему, Ичиго снова отступил назад. И еще раз. Тронул свое лицо, но не нашел маски. Как ее снять, если он ее не чувствует?
Тени на пятне безликого пустого пришли в движение, Ичиго показалось, что пустой нетерпеливо хмурится.
Шунпо или сонидо… Неважно, как пустой приблизился к нему, но это было слишком неожиданно. Схватил за горло, сделал подсечку. Ичиго упал. Пустой, не теряя времени, вонзил ногти ему в щеки.
Маску он сдирал или нет – у Ичиго было ощущение, что с него снимают кожу. Он орал и отдирал руки пустого от своего лица, вцепившись в бледные запястья, но бесполезно. На какое-то время, кажется, потерял сознание, потому что вдруг, будто очнувшись, увидел пустого, стоящего к нему спиной. Пустой, судя по движениям рук, что-то аккуратно расправлял на лице. Пальцами, вымазанными чем-то темным, неприятно-блестящим. Потом пустой повернулся и склонился над шинигами. Ичиго оказался нос к носу с самим собой. «Ичиго» улыбнулся его губами и сказал что-то тихо. Ичиго не расслышал, но догадался.
«Я пошел, коллега».
.................................................................................................................................................................
На кухне было светло-светло – солнце било в самые окна…

@темы: Ичиго, Хичиго, Виньетка, R, Фанфики

---

[Ange-ou-Demon]

Название: Омуты
Автор: Анджей
Персонажи: Хирако, Айзен
Рейтинг: G
Жанр: драма, ангст
Дисклеймер: Bleach © Kubo Tite
Саммари: Иногда единственным желанием оказывается не вспоминать прошлое.
Авторские примечания: возможен ООС.
Автор благодарит Мятного кота за ценные советы, помощь и терпение. Написано на Сентябрьский фестиваль.
Размещение: с разрешения автора.

Память - странная штука. Никогда не знаешь, что запомнится, а что смоется течением времени.

Комната была полна теней. Они переплетались на полу и стенах в причудливые узоры. В участках, пересеченных солнечными лучами, медленно оседала пыль, поднятая его шагами. Вайзард стоял у раскрытого окна и смотрел на залитую вечерним светом Каракуру. Сознание привычно не успело зафиксировать момент, когда он соскользнул в совершенно другой день.

* * *

Пасмурную погоду Хирако Шинджи не любил, а особенно не жаловал мелкую морось, вторую неделю висевшую над Сейрейтеем. Вроде бы и не дождь, а пока дойдешь до расположения отряда после очередного собрания, вся одежда и волосы пропитаются влагой. Он даже позавидовал своему новоиспеченному лейтенанту - сидит себе сейчас, бумажки перебирает, скука смертная, конечно, зато тепло и сухо. Передернув плечами, Хирако ушел в шунпо - мокнуть надоело.
Собственный кабинет встретил его теплом, ароматом свежезаваренного чая и мягкой улыбкой лейтенанта.
- Доброе утро, тайчо, - ровный вежливый голос.
- Че, правда, что ли?
- Прошу прощения, тайчо?
- Правда, что ли, доброе?
- Разумеется, тайчо.
- Соуске, ты зануда!
- Чаю, тайчо?
- И дурень. В такую погоду мог бы чего-нибудь более согревающего предложить. Но раз не додумался, то давай свой чай.
Приняв из рук Соуске пиалу и сделав пару глотков, Хирако одобрительно хмыкнул. Надо отдать должное лейтенанту - улун оказался восхитителен.

И все-таки что-то с этим Айзеном не так.
Чего только стоила демонстрация им шикая на собрании капитанов и лейтенантов. И ладно, если бы там было что-то из ряда вон, так нет, ничего особенного, ну и зачем, спрашивается, было выпендриваться. Чтобы всем стало ясно, что лейтенант пятого отряда - идиот?
- Что, Соуске, так закопался в бумажной работе, что уже шикай за чудо принял?
- О чем вы, тайчо?
- О том, что перед Пустыми шикаем хвастаться будешь.

* * *

Он хотел бы жить сегодняшним днем, как умел раньше. Но для этого нужно было быть прежним. Или надежно запереть куда-нибудь воспоминания о событиях, сделавших группу шинигами изгоями.

"У вас пока что есть шанс извиниться перед друзьями, ведь они здесь умрут из-за того, что я выбрал вас".
Голос бывшего лейтенанта звучал в сознании Хирако так явственно, словно Айзен снова стоял над ним, распластанным на земле, и наслаждался своим триумфом.
Конечно, все сложилось куда лучше, чем могло бы. Они выжили. Но порой, глядя в лица товарищей, вайзард ощущал больше вины, чем облегчения. У них выбора не было - а у него?

Вынырнув из воспоминаний, он посмотрел на небольшую шкатулку у себя в руках, провел кончиками пальцев по крышке из гладкого теплого дерева. Казалось, сейчас это был единственный предмет, который связывал его с реальностью.

* * *

Под конец октября осень вдруг расщедрилась на ясные и неожиданно теплые дни. Улицы, потонувшие в солнечном свете, руки в карманах плаща, шаги в такт неизменным джазовым ритмам... Жизнь вполне хороша, а, Шинджи?

Все произошло одновременно - всплеск знакомой рейацу и появление ее обладателя. Бывший капитан Готея по инерции сделал еще шаг и налетел на своего бывшего лейтенанта. Тот машинально выставил вперед руки, помогая вайзарду удержать равновесие.
- Какая встреча, Хирако Шинджи.
Он прочел это по губам Соуске, прежде чем наушники полетели прочь. Отпрянув назад, Хирако не сводил взгляда с Айзена, в душе поднималась волна ненависти.
- Даже не поприветствуете своего бывшего лейтенанта, тайчо? - Соуске сделал акцент на последнем слове. - А ведь я занял ваше место, Хирако-сан.
Только тут вайзард заметил капитанское хаори.
- Ну и мразь же ты, Соуске. И выглядишь, как полный придурок.
- Посмотрите на себя, тайчо. Кем вы стали? Пустым... местом. Впрочем, вы им и были, вы даже не сумели спасти своих друзей, несмотря на все ваши слова, будто вы видите меня насквозь.
Он не успел ударить. Он даже не понял, когда Айзен вновь умудрился оказаться на расстоянии одного вдоха.
- Вы потеряли даже собственное лицо, - Соуске прикоснулся к неосознанно материализованной вайзардом маске, и она рассыпалась под пальцами мелким крошевом. - А ведь я говорил вам...
- Засунь пафос себе в задницу, Соуске!
- Я говорил, что кость вам к лицу, тайчо...
Айзен еще продолжал говорить, но Хирако не воспринимал слов, падая в память о дне, когда он уже слышал эту фразу.

* * *

- Что это?
Хирако повертел в руках изящную вещицу. Гладкая кость вызывала странное ощущение.
- Гребень для волос, тайчо.
- Я спрашиваю, как это понимать, а, Соуске?
- Это подарок, тайчо.
- А я было понадеялся, что ты додумаешься прихватить из командировки пару новых генсейских пластинок.
- Простите, я совсем не разбираюсь в современной музыке и мог ошибиться с выбором. Вы позволите, тайчо? - Айзен вопросительно посмотрел на гребень в руках капитана.
- Валяй, - пожал плечами тот, передавая гребень лейтенанту и откидываясь на спинку стула.
Встав за спиной капитана, Соуске принялся расчесывать длинные светлые волосы. Делал он это на редкость бережно, почти нежно, так что Хирако начал думать, что подарок не так уж и плох. Закончив с прядями сзади, Айзен переместился, чтобы заняться челкой. На миг он задержал гребень у щеки Шинджи.
- А знаете, кость вам к лицу, тайчо...

* * *

Он с трудом выбрался из очередного омута. Взгляд сфокусировался на резной костяной шкатулке. Хирако даже не удивился перемене ее фактуры. Казалось, еще немного - и он перестанет различать настоящее и прошлое, иллюзии и реальность. Или уже перестал.
Победа над Айзеном, пускай и не его личная, не принесла ожидаемого облегчения. Потому что невозможно было победить собственную память.
И Хирако не выдержал.
Был единственный человек, который уже помог ему однажды.
В полученном от Урахары артефакте можно было запереть любые воспоминания.

Вайзард усмехнулся и захлопнул крышку шкатулки.

@темы: Вайзарды, Айзен, Джен, Фанфики

---

[Лейтенатор]

Название: Время цветения
Автор: Лейтенатор
Персонажи: Кира, Рангику, Гин, НЖП
Фандом: Блич
Жанр: романс
Рейтинг: PG
Размер: драббл
Размещение: только с разрешения автора
Дисклеймер: герои принадлежат Кубо,
Примечание: написано на One String Bleach Fest по заявке "T30-14 Кира, Рангику. "Он ушел, но в этот раз - чтобы вернуться. В мир живых."



- Цветочный магазин?! - восклицают они хором и вздрагивают, поворачиваются друг к другу, обмениваясь недоумёнными взглядами. И вновь переводят их на широкую витрину.
Продавец за стеклом старательно подрезает стебли ирисов и аккуратно заполняет цветами высокие белые вазы. Чуть щурится от яркого полуденного солнца. Наклоняется к охапке роз и цокает языком недовольно.
Кира и Рангику следят за тем, как он ловко подхватывает пышное белое облако, зарываясь в него на секунду острым носом, быстро меняет воду и водворяет букет на место. Как вытирает тонкие пальцы о фартук из грубой ткани, как, насвистывая под нос какую-то веселую мелодию, проводит ревизию среди горшков с фиалками и фикусами, рыхлит и поливает землю.
Часы на площади звонко бьют полдень, солнце скачет бликами по стеклам витрин и окнам кофеен. Колокольчик на двери цветочного магазина то и дело весело звенит, продавец оборачивается навстречу очередному покупателю с улыбкой приветливой и немного лукавой.
- Он всегда питал слабость к садоводству... - тянет рассеянно Кира. - Вот та же хурма...
Рангику кивает и усмехается.
- Садовник. Спорю на что угодно, он выращивает их сам в какой-нибудь оранжерее и трясется над каждым кустом.
- Нет, он, пожалуй, просто очень доходчиво объясняет каждому цветочку, что если он не вырастет, то его ждут бо-о-ольшие неприятности.
Они оба хохочут, привлекая внимание людей. Спохватившись, отходят в сторону.
Рангику вздыхает.
- А может...
- Не стоит, - Кира качает головой. Осторожно сжимает ее пальцы в своей ладони. - Не надо.
У цветочной лавки останавливается весьма потрепанного вида автомобиль и оглушительно сигналит. Продавец вытирает ладони краем фартука и с улыбкой выходит на улицу, раскидывая руки навстречу выскочившим из машины мальчишкам — белобрысым и ехидным, как и он сам.
Кира чувствует, что сжимает хрупкие пальцы в своей руке слишком сильно.
Она совсем не похожа на них — думает он. Даже странно. Короткие черные волосы топорщатся в разные стороны, нос с горбинкой слегка морщится, когда она окидывает снисходительным взглядом букет из растрепанных беловолосых макушек. В руках у неё — бумажный пакет, от которого через всю площадь доносится запах свежей сдобы.
- Обед привезла, - говорит Рангику и кивает сама себе. Кира глядит на неё удивленно: в голосе нет ни тоски, ни боли, только спокойная забота. И совсем немного грусти.
Продавец с шутливым поклоном принимает угощение и жестом фокусника достает практически из воздуха пышную хризантему. Мальчишки восхищенно свистят и улюлюкают, подпрыгивая на месте. Женщина закатывает глаза в притворном возмущении, фыркает, не в силах сдержать улыбки, и целует его в щёку.
Когда его семья ( "Ну, надо же, — думают они, не сговариваясь. - Семья") уезжает, он смотрит им вслед пару минут, и Кира вдруг понимает, чего так не хватало улыбке его капитана все годы службы в Готее. Вот этой мягкости. Он переводит взгляд на Рангику и вздрагивает: она улыбается, но по щекам ее бегут быстрые слёзы. Она быстро смахивает их и смущенно глядит на Изуру:
- Всё в порядке. Правда. Мы с тобой всегда знали, что рано или поздно он уйдет от нас насовсем. Он и ушел, но в этот раз - чтобы вернуться. В мир живых. Пусть будет живым.
- Пусть будет живым, - машинально повторяет вслед за ней Кира и смотрит на букеты за витриной. В воздухе сладко пахнет цветами. Пахнет жизнью.

@темы: Рангику, Кира, Драбблы, Гин, PG, Романс, Фанфики

---

Ахтунг! Бред и, наверное, жуткий ООС!

[ДайСё]

Название: Аббревиатура
Автор: ДайСё
Бета: самобеттинг
Жанр: ПВП, наверное… и еще юморостеб в качестве приправы.
Пейринг: Кира/Гин
Рейтинг: R
Предупреждение: жуткий ООС, Кира-совсем-любимый-ученик-Ичимару-тайчо! АУ – Гин умеет и любит рисовать, пре-канон (фиг-знает-когда, но Рукия уже Кучики). БДСМ, кровь, легкий психодел…
Дискламер: Блич принадлежит Кубо Тайто, «Пособие по прорисовке сцен ближнего взаимодействия в манге» – Ичимару Гину, откормленные, мутированные «тараканы» – Кире Изуру (аристократ, млин!), 10 м черной ленты – ночному магазину швейных принадлежностей (да только кто ж их вернет…). Трава – и та на земле выросла.

я тебя пердупердила! Вот не говори, что не пердуперждала! (с)

Несмотря на то, что капитану с лейтенантом положено работать в разных кабинетах, на самом деле они уже давно сидели вместе. Сначала Гин просто нагло приходил к Кире, садился на окно и наблюдал. Тот по наивности полагал, что капитан таким образом контролирует его работу и не протестовал. Потом Гин переселился с подоконника на стол. Кире ещё оставалось место для работы, и поэтому он не возмущался. А дальше Гин решил поучаствовать в издевательствах над бумагой.
Около пары дней Кира терпел то, что капитан сидит рядом и с неуловимо издевательской улыбкой складывает журавликов из свеженаписанных отчётов. Потом не выдержал:
- Тайчо, если уж вы их всё равно не пишете, то хоть не портьте! – и сам немного испугался собственной наглости: сделать замечание капитану!
- А я, может, тоже хочу поучаствовать? – Гин наклонил голову набок, щурясь на солнце.
- Ну, хотите, вы их будете иллюстрировать? – неуверенно предложил Кира. Гин заинтересованно приоткрыл один глаз. И на всякий случай закрыл его рукой: чтобы не травмировать психику лейтенанта. А то мало ли!
Кира поежился и передвинул стопку чистых листов поближе к капитану.
Предложение оказалось… наверное, продуктивным. Больше Гин над отчётами не измывался. Тихо и смирно сидел рядом и рисовал. Ну, относительно тихо и смирно. Настолько, насколько это для него вообще возможно.
Сначала у капитана не очень-то получалось, и пару раз Кире даже удалось отправить в первый нормальные отчеты. Потом Гин притащил с грунта кучу книжек по теории, и его техника стала потихоньку исправляться. На полке с книгами гордо поселились: «Как рисовать мангу в стиле сёнен», «Манга для чайников», «Как рисовать яой», «Манга для продвинутых чайников», «Чайники: прошлое, настоящее и будущее» (купленная по ошибке, но служившая иногда пособием по срисовке особенно красивых чайников), «История искусств» в 16 томах (Гин прочитал пару страниц из шестого тома, там, где про анатомию человека, и решил, что для шинигами это не очень актуально) и ещё много всего. Например, пособие по каллиграфии. Его подбросил Кира в тщетной надежде исправить капитанский почерк. Эту книгу Гин использовал очень часто: он её подкладывал под листок бумаги, когда рисовал лёжа на диване.
Отдельные произведения Гина были, скажем так, не очень приличны. Или не слишком соответствовали действительности. Такие рисунки Кира потом аккуратно закрашивал чёрной тушью. А Гин пририсовывал сверху беленькое сердечко. Вне зависимости от того, что именно нуждалось в цензуре: слишком большое количество пустых на миссии или причина опоздания на совместную с пятым тренировку двенадцатого и шестого офицеров. Со временем Кира привык и даже начал получать удовольствие от такого нестандартного оформления.
В первом отряде отчётов из третьего ждали, затаив дыхание - за годы практики Гин научился прекрасно рисовать. То спешные наброски, то поражающие своей детальностью сцены (в зависимости от того, насколько важным Гин считал то или иное событие), кое-где серьёзные (ну очень кое-где), кое-где ироничные, кое-где откровенно ехидные (очень часто), кое-где снабжённые комментариями Киры («Тайчо! Мы вовсе не за этим отправились на ту миссию вдвоём!» - «Так я же не утверждаю, что рисую всю правду? И хватит замазывать. Пятый раз уже перерисовываю»)… таких отчётов больше никто не приносил. И первый отряд во главе с Ямамото-сотайчо свято хранил тайну: (и причину того, что третьему приходится писать намного больше остальных). Все знали: проболтайся хоть кто-нибудь – и половина отчётов будет расходиться по рукам почитателей.
Так Ичимару Гин очень пристрастился к рисованию. И никто не знал, к каким последствиям это приведёт в один прекрасный день.

Гин сидел на спинке стула, покачиваясь и изредка поглядывая на пишущего отчёт Киру (потому что его Изу~ру так красиво это делает, тонкие изящные пальцы плавно ведут кисть, чуть подрагивая на изгибах иероглифов, запястье слегка изогнуто и кажется ещё более хрупким и беззащитным… м-м-м…), и читал «Пособие по прорисовке сцен ближнего взаимодействия в манге». Уже около получаса в кабинете царила тишина, нарушаемая только редкими комментариями Гина и шелестом бумаги. Потом Гин захлопнул книгу и невинно поинтересовался:
- Изуру, а что такое БДСМ?
Кира поднял глаза на капитана, пожал плечами:
- Не знаю, тайчо. А что?
- Да тут указано, что этому БДСМу посвящён отдельный том, а я уже весь грунт обегал, не нашёл, - Гин нарочито тяжело вздохнул. И неожиданно попросил: - Изуру, а узнай, что это такое, м-м-м? Интересно же!
- Н-ну… хорошо, тайчо. Вот этот отчёт закончу и попробую выяснить.

Прежде всего Кира перекопал всю библиотеку. Это заняло приличную часть дня, но нужного понятия он не обнаружил. Спросил у библиотекаря – тот тоже не знал. Без помощи более знающих было не обойтись.
Немного поразмыслив, Кира направился в тринадцатый. Укитаке-тайчо – один из старейших капитанов Готея, он много повидал на своём веку, а главное – «в этой могиле можно схоронить любую тайну, и она будет лежать там хоть вечно». Ну и плюс пару отчётов о совместной тренировке туда надо было отнести.
Укитаке встретил его радушно. Забрал отчёты, напоил чаем («Пей, Кира-кун, не стесняйся, у меня много всяких трав»), накормил печеньками («Это Кионе с Сентаро пекли. Соревновались, у кого лучше получается. Рассудишь их?»). Но на заданный вопрос только удивился:
- Не знаю, Кира-кун. Я никогда об этом не слышал. Если хочешь, я попробую узнать.
- Не нужно, - Кира помотал головой, допил чай. – Я и сам справлюсь. Спасибо, Укитаке-тайчо.
После того, как Кира покинул тринадцатый, туда забрёл Кёраку-тайчо. За травками. Ему настойку сделать захотелось. На чём-нибудь. Конечно, тот же зверобой для этого не совсем подойдёт, но вот кое-что из совершенно особого ящичка, того, что на шкафу с отчётами какого-то мохнатозатёртого года… Укитаке, конечно, не отказал старому другу. А взамен спросил его, что такое БДСМ. Ему уже тоже интересно стало. Кёраку, конечно, знал. И ответил. Подробно, с разъяснениями и собственными комментариями. Что было дальше, история умалчивает.
Проверив тринадцатый, Кира отправился в поместье Кучики. Ведь Кучики-тайчо – аристократ, глава благородного клана, а сам Кира – тоже из благородных. Старший не откажет в помощи младшему. Да и библиотека у него замечательная…
Кучики-тайчо не обманул доверия лейтенанта. Напоил чаем (элитный китайский улун), накормил печеньками (самодельными! семейный рецепт!), дал доступ в библиотеку. В итоге из неё Кира выбрался уже под вечер, но ничего нужного так и не нашёл. Сам хозяин поместья ответа тоже не знал:
- Сожалею, Кира-сан. – Кучики, кажется, искренне огорчился. – Я не встречался с этим понятием. Впрочем, я могу узнать по своим каналам связи. Это необходимо?
- Не так чтобы жизненно важно, Кучики-сама, - Кира вздохнул, отставил пиалу. – Вам не стоит беспокоиться по этому поводу. Благодарю за гостеприимство.
Вернувшись в отряд на следующий день, Кучики-тайчо задал заинтересовавший его вечером вопрос одному из немногих людей, которым он полностью доверял – своему лейтенанту Ренджи Абараи. Тот очень удивился. Даже более чем очень удивился. И рассказал. Вкратце и в крайне отцензурированной версии. Кучики кратким пересказом не удовлетворился и потребовал подробных объяснений. Что было дальше, история умалчивает.
Уже под вечер Кира, возвращаясь из поместья, заглянул в четвёртый, к своему бывшему капитану. Он, как и любой бывший целитель, свято верил во всезнание Уноханы-тайчо. Однако вместо неё наткнулся на Исане. Она Кире очень обрадовалась – чаем напоила (успокаивающий сбор с личными модификациями Уноханы-тайчо), печеньками накормила (из диетической муки грубого помола). И объяснила, что Унохана-тайчо отправилась в первый. Отчётность сдавать.
- То есть как? – удивился Кира. – Тайчо – и отчётность? Лично?
- Потому и лично, что тайчо, - объяснила Исане. – Кто из офицеров там бы на неделю завяз, а тайчо за полдня справляется. Ну и плюс… не сочти, Кира-кун, за глупые сплетни… сотайчо ведь скучно пить чай одному. А уж с Уноханой-тайчо им есть о чём поговорить. А что такое? Может быть, я чем-то смогу помочь?
- Да мне спросить надо, - Кира повертел печеньку в пальцах. – Только ты никому не говори, хорошо? Это тайчо меня узнать просил. Что такое БДСМ?
Исане задумалась.
- Понятия не имею, этому нас не учили. Явно какая-то аббревиатура. Может быть, Бабочки Для Связи Миров? Ну, жаргонное название адских бабочек.
- Нет, тайчо это слово в генсейской книжке встретил, - Кира покачал головой.
- Тогда, может, Белый Дикий Свирепый Медведь? Я про таких зверей читала где-то.
- Тайчо говорил, это вроде вид взаимодействия между людьми…
- Тогда не знаю, - Исане пожала плечами. – Ну хочешь, я у отряда поспрашиваю?
- Ну что ты, не стоит, - Кира чуть улыбнулся, поднимаясь. – Я сам найду.
- Ты тогда в двенадцатый сходи, может это какая-то научная аббревиатура.
- Схожу. Но завтра. К ним идти на ночь глядя… в общем, рискованно.
Поздно ночью, когда Унохана-тайчо вернулась из первого, Исане спросила у неё, что такое БДСМ. Унохана-тайчо на неё как-то странно посмотрела и объяснила. А потом спросила, откуда у неё столь необычные интересы. Смущённая Исане призналась, что это Киру его капитан узнать послал. Что было дальше, история умалчивает.

Кира твёрдо решил больше никуда не заходить. Во-первых, потому что уже поздно, а во-вторых, чай с печеньками у него из ушей лился, и четвёртого угощения он очень надеялся не получить.
А по дороге в третий увидел какую-то мелкую девчонку с альбомом для рисования под мышкой. И ринулся к ней в поисках спасения: а вдруг капитан перепутал и БДСМ – это какой-то специфический рисовательный термин?
Кучики Рукия – а это была она – на вопрос сначала очень удивилась. «Очень удивилась», а не «офигела вконец» только потому, что очень старалась хранить невозмутимость, достойную благородных Кучики. «По ночам ходит и узнаёт, что такое БДСМ – может, он маньяк начинающий?». Но объясняла с энтузиазмом:
- Эта аббревиатура расшифровывается с одного гайдзинского языка как «связывание, доминирование, садизм и мазохизм». Ну, связывание – это понятно. Когда кто-то кого-то связывает, но не просто так, а чтобы смотрелось красиво и обнимать было удобно, и не только обнимать…
Кира судорожно покраснел, где-то на середине развёрнутого определения с примерами скомканно поблагодарил и быстро пошёл к себе. Рукия проводила его удивлённым взглядом. «Интересно, на ком фукутайчо-сан планирует применять всё это?»
Вернулся Кира, конечно, к себе – идти к капитану на ночь глядя с ТАКОЙ информацией – это, скажем так, неуместно. До утра вполне подождёт… а может, он вообще забудет, и всё будет хорошо…

Всю ночь Киру мучили кошмары. Один, особо запомнившийся, заключался в том, что капитану для занятий рисованием потребовалось большое количество выпотрошенных трупов, а он должен был его обеспечивать материалом. Утром лейтенант даже удивился, что проснулся целым и невредимым.
Сначала казалось, что слабая надежда Киры на забывчивость капитана оправдалась. Гин собственноручно провёл построение, тренировку и раздачу заданий (ну, почти полностью. Тренировку всю … такие дни шинигами тихо проклинали в укромных уголочках. У кого силы оставались). Но как только большая часть отряда разбежалась по делам, аккуратно взял Киру за запястье и увёл к себе в кабинет, сообщив остолбенелым зрителям, что «Изуру мне очень-очень нужен вотпрямщас».
Там Гин столкнул лейтенанта на диван, сам уселся рядом и вопросительно посмотрел:
- Ну что, Изуру? Ты нашёл? – в его глазах читалась непоколебимая вера в возможности лейтенанта. Впрочем, Кира раньше никогда не обманывал его ожиданий… хотя сейчас искушение было велико.
- Ну, тайчо… это вид взаимоотношений между людьми… - Кира попытался отделаться полумерами.
- М-м-м?
- …в который входят некоторые элементы…
- Изуру? Ты хочешь, чтобы я помер от любопытства? Ай-я-яй, покушение на капитана!
Кира резко покраснел и продолжил:
- …это связывание, доминирование, садизм и мазохизм!!
- Как интересно, Изуру, - промурлыкал Гин. - А поподробнее?
Вдохновение, как и всегда в критической ситуации, снизошло на Киру внезапно.
- Да мы в отряде только этим и занимаемся, тайчо. Связывание на кидо-тренировках отрабатываем, доминирование по сути – субординация, - он набрал побольше воздуха и выпалил: - Садизм – это то, что вы творите с отрядом, а мазохизм – это то, почему они ещё не разбежались!
И перевёл дух. «Вот теперь тайчо точно что-то нехорошее сделает…»
- Они мазохисты? – с интересом спросил Гин. – Буду знать. Впрочем, это их проблемы. Изуру, а раз это такие обычные вещи… почему ты так краснеешь, когда о них рассказываешь? М-м-м?
- Потому что вы, тайчо, даже самые обычные понятия всегда готовы использовать в… в… в очень извращённом смысле! – «Сейчас тайчо отправит меня за дерзости в карцер или на особо опасную миссию, и мне не придётся видеть, как он всё это будет осуществлять… а он будет!»
- Извращённом, значит, - Гин снова почти мурлыкал. – Ах вот оно что… ну, такие откровенные картинки я ещё не рисовал…
«Не отправит. А жаль».
- А знаешь, Изуру… А я знаю, чем мы будем заниматься в ближайшее время! – и Гин триумфально улыбнулся.
- Я тоже, тайчо, - тихо сказал Кира и потерял сознание. В скобках отметим, что он безбожно, но талантливо притворялся.
- Аканна~, ну что за фукутайчо у меня припадочный, чуть что, сразу в обморок, - огорчённо сказал Гин. Помахал рукой перед носом Киры. Подёргал за нос. Нагнулся и за этот же нос укусил – тут только вся Кирина реакция помогла ему не вскочить с воплем. Слегка разочарованный Гин отпустил добычу, задумался. Вспомнил, что раньше применял в таких случаях, заулыбался, уселся сверху и поцеловал.
Кира, в общем-то, был готов к такому повороту событий: в прошлом его поднимали так же. Только сверху не садились. Да и нельзя сказать, чтобы всё это было так уж неприятно… и что тайчо не умеет целоваться… совсем нельзя сказать… Кира резко выбросил все мысли из головы и постарался никак не реагировать. Впрочем, Гин уже заметил еле видное подёргивание и всё понял. И сказал задумчиво:
- А может, мне пока потренироваться на этой бесчувственной тушке?
Кира решил не вводить капитана в искушение и осторожно открыл глаза.
- Я не одобряю подобное поведение, тайчо… и слезьте с меня, пожалуйста!
- Да мне и тут неплохо, - Гин хмыкнул. – А смотри, Изуру, что я тут нашёл, пока ты по отрядам бегал! – и вытянул с полки злосчастный томик. Кира посмотрел на тонкую книжку как на врага народа. – Тут есть много всего, в том числе и теория, и практика, и наиболее интересные позы расписаны и зарисованы…Изуру, а давай сейчас что-нибудь из этого опробуем? М-м-м?
- Тайчо!!! – дальнейшая тирада Киры длилась около трёх минут и могла быть кратко выражена одним словом: «Низззя!»
- …и вообще, мы можем кому-то срочно понадобиться, и нас будут искать! Ваше предложение, тайчо, не только затрагивает вопросы чести и достоинства, но и подрывает трудоспособность и боеготовность Готей-13 в целом и третьего отряда в частности! – закончил пассаж Кира и перевёл дух.
- Ну хорошо, Изуру, - неожиданно согласился Гин. – Я не против.
Кира насторожился. Безоговорочная капитуляция Ичимару Гина была событием необычайным и, как подсказывала интуиция, угрожающим.
- Тогда приходи ко мне в кабинет после отбоя, - почти прошептал Гин с какой-то предвкушающей улыбкой, наклонившись к лицу Киры. – Работать будем. Такая формулировка тебя устраивает, м-м-м?

Весь день Кира проходил задумчивым, а на окрики и обращения вздрагивал и даже краснел. Где-то за час до отбоя он понял, что смутные образы, встающие в его сознании, ему в чём-то нравятся. Правда, что именно его привлекает, он не понял и понимать не хотел. А потом наступил вечер.
Кабинет капитана был погружён в полумрак. Резкие тени стлались по полу и стенам. Гин сидел на столе, с которого явно смахнул все бумажки, и задумчиво играл какими-то верёвочками, сплетая кошачью колыбель. Он уже ухитрился основательно запутать себе руки.
- Вот, тайчо, давайте на этом и остановимся, - быстро предложил Кира.
- Никаких «остановимся»! – Гин легко выскользнул из пут. – Как настроение, Изуру?
- Где-то было, тайчо. Это… Кира-фукутайчо в ваше распоряжение прибыл. Связывайте…
- Изуру? – Гин с интересом посмотрел на лейтенанта. – А кто тебе сказал, что это тебя тут мучить собрались?
Какое-то время Кира обдумывал услышанное, потом чуть ли не взвыл:
- Тайчо!! Но это не положено! И не по субординации! И не по Уставу! И вообще!
- И в частности, - кивнул Гин. – Но про меня и так слухи ходят, что я тебя мучаю, страшно издеваюсь, пытаю, насилую, имею в мозг и прочая, прочая, прочая в зависимости от фантазии рассказчика. Следовать сплетням – это же так скучно и предсказуемо, нэ, Изуру?
- Но, тайчо…
- И вообще, отомсти мне за то, что я, такой нехороший, тебя всячески мучаю. М-м-м?
- И вовсе нет, тайчо. Вы хороший, - решительно сказал Кира. Гин несколько остолбенел. Кира заметил это и перешёл в наступление:
- Вы очень хороший капитан, потому что прекрасно руководите отрядом, проводите замечательные тренировки, отряд вовремя сдаёт всю отчётность, справляется со всеми миссиями, новички превосходно адаптируются, а одиночные миссии особой сложности вы всегда выполняете на высшем уровне, - во время этой тирады Гин медленно отползал подальше. Улыбка так же медленно сползала с его лица. Кира увидел лёгкую тень паники в уже полуоткрытых глазах и замахнулся для добивающего удара: - Кроме того, вы просто прекрасный человек: заботитесь о подчиненных, находите время для внерабочего общения с остальными, создаёте в отряде неповторимую атмосферу сплочённости и взаимопонимания…
- Изуру, замолчи, а то я за себя не отвечаю! Щас будет у тебя и сплочённость, и взаимопонимание, и, главное, внерабочее общение!
- Эм… понял, тайчо. Молчу и подчиняюсь.
- Вот то-то же. А то ишь чего напридумывал.
- Э-э-э… тайчо… а зачем вы косоде снимаете?
- И правда, зачем? Это ведь должен сделать ты.
- Тайчо!
- А ты посмотри на картинки. Там всё указано!
Кира посмотрел на первую картинку. Покраснел. На вторую. Побурел. На третью…
- Тайчо!! Я не буду всё это с вами проделывать!!
- Ну хорошо, Изуру. Можешь пока просто снять с меня косоде.
Кира осторожно, как загипнотизированный, положил руки на воротник. Медленно потянул вниз. Гин в предвкушении облизнулся. Кира судорожно ойкнул и вернул всё на место.
- Куда? А ну продолжай!
- Э-э-э… угу…
«По-моему, у мальчика шок, - весело подумал Гин. – Какое-то «угу» вместо «слушаюсь, тайчо». Это хорошо, это интересно. И то ли ещё будет…»
Кира наконец стащил косоде с Гина. Очень старательно повесил его на стул.
- Эм, тайчо… а почему вы сидите на столе?
- А потому что если я тебя позову в постель, ты точно в обморок хлопнешься. Так что обойдёмся столом. Продолжай, Изуру, - и Гин протянул конец мотка верёвок. Нет, не верёвок – длинной чёрной кожаной ленты. – Ну что ты так на меня смотришь? Где взял, там больше нет.
- А-а нам ленты хватит?
- Хватит, её там метров десять. Может, больше, я не знаю, я не мерил. Ты, Изуру, связывай. Я тебе и книжку открыл на самых показательных страницах. Правда, там представлены разные способы… ничего, будет простор для выбора.
Кира быстро просмотрел нужные страницы, стараясь не покраснеть. Неуверенно взял кожаную ленту, обматывая её вокруг шеи Гина. С трудом подавил желание придушить капитана, а потом сказать, что тот от болевого шока потерял память. Ещё раз подавил всё то же недодавленное желание. Оно скрылось где-то в глубине души, зализывая раны и жалобно пища.
Кира медленно провёл ленту вдоль рук капитана, надавил ладонью ему на грудь, заставляя лечь. Закинул руки Гина за голову, стягивая запястья и локти, примотал ленту к какой-то перекладине под столом. Убрал руки. Ленты оставалось еще много…
- Вот, тайчо. Связал.
- А почему только верхнюю половину тела? Я ж так тебя лягнуть смогу!
- Э-э-э… сейчас, тайчо.
- Да не поверх хакама! Сам посмотри, там, в книжке всё без одежды.
- Тайчо!!... Я не буду вас раздевать!
- А кто говорить про раздевать? Хакама снимай. Так и быть, фундоси можешь оставить.
Кира послушно распутал уже почти затянутые узлы. «Это сон. Я просто не могу творить всё это в реальности. Я просто напился и вижу сон. На самом деле я пошёл не к тайчо в кабинет, а к себе в спальню. И там напился. И вижу сон. Это точно мой сон, а не тайчо, иначе связывали бы меня… ну и ладно». Кира начал медленно распутывать пояс.
- Мрррр.
- Тайчо, не мурлыкайте! Я не могу сосредоточиться! – «Это сон. Это сон. Это сон».
- А ты меня не гладь.
- А я не глажу… ну, я же не могу к вашей коже совсем не прикасаться…
- Вот поэтому я и мурчу.
Наконец Кира закончил с привязыванием и критическим взором осмотрел композицию. В полумраке кабинета почти полностью обнажённый, связанный капитан, перечёркнутый лентами и резкими тенями из-за окна, выглядел… заманчиво. Очень даже. «Это сон… ну сон ведь?»
- Ну что, Изуру, теперь я в полной твоей власти, - Гин облизнулся. – В ящике стола плёточка лежит. Импортная, с грунта. Со вшитой колючей проволокой.
- Да ну эти ваши плёточки в Уэко Мундо, - «Я сплю и вижу сон… и это хороший сон…» – Я лучше вас поглажу. Вот так… - «Как здорово, что все так четко видится. Сны обычно такие туманные…»
Он провёл кончиками пальцев по лицу Гина. По лбу, по глазам, цепляясь за ресницы, по щекам, по губам, медленно спустился на шею, прочертил ключицы…
- Садист, - выдохнул Гин. – Ну ты и садист, Изуру… не подозревал в тебе таких талантов.
- А кто у нас водится в тихом омуте? – Кира наклонился почти к самому уху Гина. Скользнул пальцами по животу. – А знаете, что я с вами сейчас сделаю, м-м-м?
- Замучаешь злобно и нагло?
- Нет, тайчо. Я вас отвяжу от стола, возьму на руки, отнесу в постель, - Кира внимательно следил за меняющимся выражением на лице Гина. В глазах лейтенанта плясало что-то шалое и слегка безумное, - накрою одеялом и пойду спать… а отвязываться вы сами будете.
- Садист, - восхитился Гин. – Со стажем и медалями за выслугу лет.
- Да нет, тайчо, - Кира тихонько засмеялся. – Просто это ведь сон, нэ? А во сне можно не сдерживаться.
- Ну не сдерживайся, - предложил Гин. – Раз уж сон.
- А я что делаю? – Кира снова усмехнулся и провёл пальцами по краю рёбер. – А у вас, наверное, кости хрупкие, тайчо…
- Я проверял. Стенками и пустыми. Иногда не выдерживают.
- А я не проверял, тайчо. А зря, наверное. Фукутайчо же должен хорошо знать своего тайчо, нэ?
- Тебе виднее, Изуру.
- Тогда точно обязан, - Кира чуть надавил на грудь Гина. Повёл пальцы вниз. Вверх-вниз, вверх-вниз… неожиданно резко стукнул, послав каплю реяцу в пальцы. Гин чуть зашипел сквозь зубы.
- Да вы не бойтесь, тайчо, - Кира легко вспрыгнул на стол, усевшись рядом с привязанным капитаном. – Я ведь бывший целитель. Я всё исправлю… потом.
И снова чуть стукнул засветившимися от прилива реяцу пальцами, ломая кости. Гин уже не на шутку удивился и даже начал постепенно пугаться: предлагая весёлую игру, он никак не предполагал, что его смирный, домашний Изуру может превратиться в такое… что-то. Воистину, в тихом омуте Киры водятся.
Опять нежные, ласковые касания пальцев, за которыми не уловить момента, когда мягкие руки целителя ударят силой, и чуть светящиеся глаза. Да, совершенно точно светящиеся.
- Изуру, а почему у тебя глаза в темноте светятся?
- А это признак благородного происхождения, тайчо, - Кира улыбнулся, слегка надавливая на сломанные кости. – Вы бы на Кучики в темноте посмотрели. Фонари отдыхают.
- Изуру, а почему у тебя такие большие зубы? – уже откровенно развеселился Гин.
- Ну, на этот вопрос существует хрестоматийный ответ, тайчо.
Коснулся пальцами губ, поддразнивая.
«Аканна~, абсолютно шалый Изуру. Может, он выпил что-нибудь для храбрости?»
- Тайчо… а зачем у вас в кабинете нож на стенке висит?
- Хурму резать, Изуру!
- Да? Ну хорошо, тайчо. Тогда вы будете хурмой.
Кира снял с гвоздика какой-то гайдзинский кинжал в меховых ножнах, осмотрел. Перехватил за лезвие, как скальпель. Медленно, словно размышляя, провёл черту поперёк груди Гина.
- Вы же всё это затевали из любви к рисованию, тайчо. Так вы не будете против, если я тоже немножко порисую?
- Конечно, Изуру, ты у нас хозяин положения! – улыбка вышла несколько кривоватой.
- Вот и славно…
А взмахи рук с зажатым между пальцев клинком в стекающей из окон темноте – это, оказывается, чертовски красиво. И капли крови, срывающиеся с лезвия – тоже.
- А что ты там рисуешь, м-м-м, Изуру?
- Цветок календулы, тайчо. Три цветка, если быть точным. А в середине центрального – иероглиф «три», - Кира в последний раз провёл ножом – уже по ключице Гина, прочертил линию пальцами. Поднёс к лицу, слизывая кровь. – Это красиво, тайчо. Только вот крови много, нехорошо…
Кисти лейтенанта чуть засветились во тьме. Кира осторожно убрал нож на место, полюбовался на собственные сияющие руки. Провёл языком по пальцам, стирая следы крови. И всё так же нежно коснулся порезов. Синее сияние на миг осветило кабинет.
Гин изогнулся, зашипев: ему показалось, что все начертанные Кирой линии разом обожгло чем-то очень холодным, похожим на сердитого Хицугайю.
- Вот так, тайчо, - голос Киры тихо-тихо шелестел в темноте. – Так вы точно не умрёте от потери крови… да, абсолютно.
Несколько движений, распутывающие узлы. А от Киры видно сейчас только глаза и медленно гаснущие кисти, красиво…
- Вот так. Вы, тайчо, отдохните. А то уже ночь. Ночью спать надо, нэ, тайчо? – негромкий смех и лёгкие шаги, удаляющиеся куда-то за дверь.
«Ну да. Изуру же всегда такой тихий, сдержанный… а теперь я ему помог себя выпустить. А чем яростнее себя подавляешь, тем резче потом всё вырывается наружу… ну и демоны у тебя внутри сидят, Изуру. И как ты с ними не свихнулся?»

Наутро Кира никак не мог понять, приснилось ли ему вчерашнее или нет. Но капитан вроде бы двигался свободно, рёбра не берёг, да и обращался как обычно. Правда, руки у него никак не удавалось как следует разглядеть. На запястьях должны были остаться следы… но их ведь не видно, правда? Значит, точно сон. Просто сумасшедшее видение, навеянное обилием отчётов…
«Хороший был сон», - подумал Кира.
«Хороший был Изуру», - подумал Гин.

@темы: ПВП, Кира, Юмор, Гин, R, Слэш, Фанфики, Сейрейтей

---

Slash is everywhere

[Шнайзель]

Автор коллажа : ·•°Dzenrei(UA)°•· с форума Nedr.net

@темы: Ичиго, Коллажи, Стеб

---

нашлось в архивах дневника.

[gentleman-bastard]

Название: Играя с огнем... /A trop jouer avec le feu…/
Автор: Arakasi
Переводчик: gentleman-bastard (в девичестве Denatrisse)
Бета: Киприана
Оригинал на http://www.fanfiction.net/s/3035042/1/
Жанр: джен, немного ангста, AU
Герои: Урахара, Йоруичи
Рейтинг: PG-13 (за алкоголь=)
Summary: за сто лет до начала сюжета "Блича" Урахара был вынужден как можно скорее покинуть Общество Душ.
Предупреждение от переводчика: Флешбэк-АУ. Фик старый, поэтому причина, по которой Урахара покинул Общество Душ, придумана автором.
Disclaimer: не мое.
Разрешение (и благословение) на перевод получены.

Играя с огнем

«Совет вынес приговор. Предательство.
Беги».

Одиннадцать часов утра.
В небольшом кабинете, расположенном в западном крыле казарм двенадцатого отряда, сидит мужчина и вертит в руках квадрат белой бумаги.
Тонкие пальцы гладят ее, машинально складывают вдвое, затем вчетверо, после чего разворачивают снова. Он перечитывает записку в десятый раз с того момента, как она скользнула под дверь, едва заметно хмурится и запускает пальцы в светлые волосы. Тень разочарованной улыбки проскальзывает на его губах. Потом он продолжает свою игру: вдвое, вчетверо, снова вдвое - и так до бесконечности, пока клочок бумаги не превращается в затертый комочек. Он принимается перебрасывать его из руки в руку. Правая. Левая. Правая. Левая. Правая.
Все это показуха, абсурдное щегольство не перед кем, а может быть и перед самим собой. Один из способов потянуть время и отодвинуть момент, когда ему придется-таки полностью осознать значение нескольких слов, нацарапанных в записке.
Снова показуха, когда он поднимается и бросает через плечо комок этой бумаги. Тот отлетает в другой конец комнаты.
Бутылка саке да рюмка из шкафа – вот и все, что есть в этом кабинете из неположенного, но куда укатится этот мир, если не позволять себе такие вот невинные удовольствия? Он все равно не собирается начинать подчиняться законам после прожитых двухсот лет. Тем более, в такой день и при таких обстоятельствах.
Полная задница.
Светловолосый мужчина помпезно облачается в хаори, кивает сам себе и объявляет священный тост:
- Ваше здоровье, Кисуке Урахара, капитан двенадцатой дивизии! – произносит он и заходится в смехе, добавляя: - Капитан. По крайней мере, еще несколько минут!
Но его смех пропитан горечью, и он с неудовольствием слышит нотки фальши в своем голосе, когда произносит эти слова. Он не только щинигами и офицер, Урахара еще и ученый, и у него никогда не было привычки задумываться о своем настроении или настроении окружающих. Эта, казалось бы, неосмотрительная черта характера вовсе не мешала ему очень внимательно присматриваться к своему окружению. Когда твоим стилем жизни становится циничная ложь и вечные провокации, приходится брать за правило верно судить о собственных знакомых и уметь знать свои рамки.
Кажется, в этот раз он был слишком самоуверен.
Вполне возможно, на деле он оказался не таким уж хорошим аналитиком, как ему нравилось думать.
А может, он просто зашел слишком далеко. Обычно ему удавалось доводить подобные затеи до победного конца с помощью силы своего обаяния, интеллекта и, так сказать, легких прыжков вокруг да около. Балабол. Сказочник. Чародей. Игрок. Трюкач. Настоящая «торговка», как сказала однажды Еруичи. Как много есть областей, в которых он оказался так невероятно одарен.
Но существует урок, который должен усвоить любой воришка и обманщик.
Слишком долго играя с огнем…
Рано или поздно обжигаешься.

Тихий стук.
За его спиной открывается дверь.
Уже?
Не оборачиваясь, Кисуке опускает глаза на зажатую в ладони рюмку, из которой он так и не успел отпить. Вот что получается, когда никак не наиграешься. Он переводит взгляд на занпакто, приставленный к стене. Всего один прыжок, и он сможет им воспользоваться.
Но ему не нужно утруждаться.
- Можно поинтересоваться, чем это ты сейчас занимаешься?
Застигнутый врасплох, он беззастенчиво и развязно поворачивается к сжимающей кулаки смуглокожей девушке, стоящей на пороге. В ее золотистых глазах сверкают молнии. Кисуке выбирает для нее самую чарующую улыбку из своего арсенала:
- Здравствуй! Здравствуй, богиня! Чем я удостоился столь раннего визита? – монотонно и весело произносит он, игнорируя гнев Йоруичи.
Та поднимает взбешенный взгляд к потолку, прежде чем кивнуть на открытое окно, откуда льется солнечный свет.
- Раннего? Уже почти полдень, - замечает она сухо. – Кисуке, у тебя есть хоть какое-нибудь представление о том дерьмище, в которое ты вляпался?
Остается только пожать плечами. Ее друг подносит рюмку к губам. Одновременно с этим он лениво указывает за свою спину большим пальцем: на угол, куда приземлилась потрепанная записка. Краем глаза он наблюдает за тем, как девушка наклоняется за письмом, быстро его читает.
Он видит, как она бледнеет.
для наследницы аристократической семьи Шихоуин достаточно нескольких секунд, чтобы взять себя в руки. Ее реакция не укрылась от наметанного глаза приятеля, но все это сейчас так неважно. Поэтому, когда она вновь поднимает на него лицо, он смотрит на нее с полуулыбкой, загадочной и спокойной.
- Так рано… - кажется, шепчет она, прежде чем убежденно воскликнуть:
- Но что за чертово дерьмо!
- Я даже не просил тебя этого говорить, – с удовлетворением замечает он. – Рюмочку саке?
- Члены совета будут здесь с минуты на минуту. А ты в это время… пьешь?
- Я не пил. Я как раз собирался, когда ты так неожиданно прервала мой порыв, и…
Предупрежденный, правда с легким запозданием, опасными огоньками в глазах мулатки, Урахара примирительно улыбается. С манящим видом вертя в руках бутылку, он продолжает:
- Так вот. И… Вы ведь не откажетесь испить рюмку-другую с несчастным неудачником, которого скоро заарканят, как последнюю тварь? Правда же?
Йоруичи хмурится, словно колеблясь между гневом и смехом, а потом выбирает как альтернативный вариант предложенную Урахарой бутыль. После нескольких глотков прямо из горлышка она снова смотрит на своего друга. Тот уже успел растянуться в единственном кресле кабинета, небрежно закинув ноги на стол, и застыл в молчаливом созерцании своей рюмки.
Если бы кто увидел его сейчас, усмехающегося, расслабленного… Невозможно было поверить в то, что этот мужчина за какие-то пару часов со статуса уважаемого, хоть и не за заслуги, а за эксцентричность, капитана опустился до разыскиваемого преступника. Целая жизнь, перевернутая сверх наголову меньше чем за один день.
В это невозможно было поверить, но ее не обмануть.
Поэтому она замечает излишнюю бледность такого знакомого лица, усталость в его чертах, чуть взлохмоченные волосы, утонувший в радужке и почти незаметный теперь блеск темных глаз. Он просто снова ломает комедию, как делал всегда. Таков уж его талант, все эти годы использованный вдоль и поперек и способный сбить с толку кого угодно. Только не ее.
У него никогда не получалось ее одурачить, но да ведь попытка - не пытка. Видимо, Кисуке тоже так считает.
Йоруичи знает, что ее друг не поражен вынесенным приговором. Тем не менее, несмотря на все его попытки казаться спокойным, слово «предательство» оказалось для него пощечиной настолько сильной, что он все еще оглушен. Для него, для человека, который никогда раньше не зависел от чужого мнения. Он предпочел бы умереть или еще хуже - своими руками уничтожить плоды собственных исследований, чем показать эту свою слабость. Слабость, которую не может скрыть до конца.
Она задается вопросом, спал ли он этой ночью. Спрашивает себя, действительно ли это первая его бутылка саке с рассвета.

И уже чуть более мягким тоном Йоруичи продолжает:
- От кого это письмо? – спрашивает она после короткой паузы.
- А?
Он снова пожимает плечами, не обращая внимания на почти полную рюмку в руке.
- Ну и какого черта я должен это знать? – отвечает Кисуке. - Джуширо или Шунсуй, наверное. Им ведь лучше было не подписываться.
Ниточка горечи проскальзывает в этом отчаянном замечании, которое он отпускает против собственной воли. Немного гнева, который ему быстро удается побороть, немного грусти тоже. Тяжело чувствовать, как старые друзья предусмотрительно отдаляются от тебя, когда ты впадаешь в немилость.
- Надо бы мне от нее избавиться, - размышляет он вслух, после чего добавляет не слишком убежденно: - Я ведь окажу им медвежью услугу, оставив записку валяться здесь. Хмм… Ты тоже думаешь, что надо бы мне от нее избавиться?
Еруичи не утруждает себя ответом, вместо этого запрокидывает назад голову и делает несколько обильных глотков из бутылки. Кисуке молча наблюдает за ней. Рюмка кочует из одной его руки в другую, не проронив ни капли. Правая. Левая. Правая. Левая. Правая.
Он колеблется.
Она не помнит, когда в последний раз видела сомнение в его взгляде. С того момента прошли годы, может даже века. То далекое время, когда они оба были молоды и мечтали показать всем, чего они стоят. Как давно это было.
- Йоруичи, - произносит он словно бы против своей воли.
- Да?
- Настанет время, когда тебе нужно будет уйти. Ты права, они скоро придут за мной. Даже не обсуждается то, что я останусь их дожидаться. И тебе же будет лучше, чтобы тебя здесь не видели.
Девушка не отвечает, и он чувствует, что должен добавить:
- Мне жаль, что я доставляю тебе столько проблем.
- Бред.
Урахара чуть вздрагивает, пристально смотрит на нее из-под полуопущенных век. Йоруичи отвечает ему веселым взглядом: ведь так же давно она не видела его удивленным. Нужно сказать, от этого она чувствует некоторое удовлетворение.
- Бред? – повторяет он.
- Глупости, если тебе так больше нравится.
- Почему?
- Потому что твои речи отверженного смогу вынести одна только я, кретин. Мы уходим, и, заметь, уходим вместе. Подумай, как ты будешь пытаться в одиночку взять штурмом ворота в Общество Душ? Так что выпьем по рюмке и сматываемся отсюда, пока не поздно.
Бледное лицо просветляется.
Происходят едва заметные изменения, которые способен заметить только близкий друг: улыбка становится чуть шире, в глазах опять разгораются веселые огоньки. Да много чего другого, что только она может увидеть. Будто бы с его глаз исчезла завеса отрешенности и беспокойства одновременно.
И смех, который вырывается у Кисуке, звучит задорнее и гораздо веселее, чем тот, которым он смеялся до этого момента. Этот смех заразительный, счастливый, согревающий душу и сердце. И неожиданно для себя Еруичи начинает хохотать вместе с ним.
Все еще веселый, он подносит саке к своим губам, но передумывает отпивать и направляет рюмку в ее направлении.
- Тост, богиня?
- Если ты того желаешь, - улыбается она. – За Кисуке Ураха…
- Нет-нет, красавица! – прерывает он ее возмущенно. – Мне не нужна помощь в этом деле, ты же знаешь.
Подойдя к ней, он склоняется в экстравагантном реверансе:
- За здоровье Йоруичи Шихоуин, богини скорости! Пусть она еще долгое время озаряет лучами своего божественного света нас, простых смертных!
Он опустошает рюмку одним глотком и протягивает ей руку, совмещая этот галантный жест с выразительным кивком в сторону двери. Йоруичи с улыбкой склоняет голову и принимает его руку, позволяя увлечь себя к выходу. Уже на пороге Урахара резко останавливается, хмурится, словно бы его посетила какая-то внезапная идея.
- Подождешь ли ты меня еще мгновение, красавица?
Она наблюдает за тем, как он разворачивается и быстрым шагом направляется к письменному столу, на котором одиноко стоит полупустая бутыль саке. Он с задумчивым видом рассматривает ее. Бывший капитан двенадцатой дивизии снимает с плеча свой блестящий значок, задумчиво трет подбородок. Вдруг на его лице появляется удивительно удовлетворенное выражение, как у семилетнего напакостившего ребенка. Развязный жест, и тонкая металлическая пластинка погружается на дно бутылки. Лицо ее бывшего хозяина озаряется широкой ребяческой улыбкой. Йоруичи начинает смеяться:
- Мальчишка, – произносит она ласково.
Кисуке задорно подмигивает ей, достает перо из кармана и самым красивым и романтичным своим почерком нацарапывает несколько строк прямо на столе. Оценивающе посмотрев на дело рук своих, он возвращается к своей спутнице.
- Знаешь, как это называется? – подытоживает она, поднимая бровь. - Детская задиристость.
Ее друг кивает, под руку сопровождая ее к выходу. Делано удрученная улыбка кривит его губы:
- Я это прекрасно знаю. Я неисправим.
- Мальчишка…
- Йоруичи?
- Что?
- Я рад, что ты пришла. И благодарю тебя за это.
И как бы невероятно это не было, но он готов поклясться, будто увидел, как она покраснела на мгновение.
- Не стоит.

Через пять минут, когда капитаны Канамэ, Укитаке и Комамура, назначенные советом заняться бывшим капитаном Кисуке Урахарой, придут в старый кабинет отступника, они найдут его пустым.
Птичка упорхнула, оставив после себя лишь полупустую бутылку саке, выставленную на всеобщее обозрение на столе, и короткое послание прямо на его поверхности.
Послание, заставившее вздернуть брови капитана Канамэ, осветить бледное, болезненное лицо Укитаке поспешно скрытой улыбкой и разразиться самыми выразительными ругательствами столь флегматичного обычно Комамуру.

«Господа капитаны тринадцати дивизий!
Примите мое искреннее почтение и мои глубочайшие соболезнования об утрате наидрагоценнейшего из ваших членов.
Человек, самый блистательный из всех, чье исчезновение, в этом я не сомневаюсь, создаст невосполнимую пустоту в Обществе Душ,
Кисуке Урахара, бывший капитан двенадцатой дивизии, на данный момент находящийся в отъезде по причине идейных разногласий с местным начальством.

PS : Значок находится где-то на дне бутылки саке. Мой преемник может засунуть его себе туда, куда я думаю, с моего благословения».

@темы: Урахара, Йоруичи, АУ, Джен, PG13, Переводы, Фанфики